!Учебный год 2024 / Кельзе-1

Чистое учение о праве

ведливостью». Задача этой научной трактовки заключается в том, чтобы объективно проанализировать различные нормы, которые люди фактически считают действительными, когда они оценивают нечто как «справедливое». Здесь речь идет о научной работе, а науке не следует решать, что есть справедливость, т.е. предписывать, как должно обращаться с людьми; науке следует описывать то, что фактически оценивается как справедливое, не отождествляя себя ни с одним из этих оценочных суждений. аука может попытаться констатировать общий элемент в различных нормах справедливости, чтобы таким путем прийти к общему понятию справедливости100.

днако это понятие будет, как мы увидим, просто понятием об общей норме, предписывающей определенное обращение с людьми. В нем ничего не будет сообщаться о конкретном содержании такого обращения, т.е. это понятие будет совершенно пустым в содержательном отношении.

9. ожно различить два типа норм справедливости: метафизический и рациональный. Для норм справедливости метафизического типа характерно то, что они истолковываются как (по самой своей сущности) исходящие из трансцендентной инстанции, существующей по ту сторону всякого опытного (т.е. основанного на опыте) человеческого познания, а следовательно, предпосылают веру в существование такого рода трансцендентной инстанции.

ни метафизические не только по своему происхождению, но и по своему содержанию, поскольку они не могут быть поняты человеческим разумом. В справедливость, конституируемую этими нормами, как и в существование инстанции, из которой они исходят, следует верить, но эту справедливость нельзя рационально постичь. Идеал этой справедливости абсолютен, как и инстанция, из которой он исходит. В соответствии со своим имманентным смыслом он принципиально исключает возможность какого-либо другого идеала справедливости. Для норм справедливости того типа, который

100 Перельман дает превосходный анализ «наиболее распространенных» (les plus courantes) понятий справедливости, пытаясь выделить «формальное» или «абстрактное» понятие справедливости, которое содержит в себе все элементы, общие «конкретным» понятиям справедливости. Перельман говорит: «Для того чтобы сделать бесспорный шаг в сторону уяснения значения этой запутанной идеи, логический анализ понятия справедливости должен преуспеть в точном описании того, что есть общего между разными формулами справедливости, и в демонстрации тех моментов, в которых они различаются» (Perelman Ch. De la justice. Р. 22) [Цит. по: Перельман Х. Справедливость. С. 615. — Прим. пер.]. По вопросу определения «формального» понятия справедливости см. ниже п. 24.

441

анс е ен

здесь, в противоположность «метафизическому», назван «рациональным», характерно то, что они по своей сущности не предпосылают веры в существование трансцендентной инстанции. ни могут быть осмыслены как нормы, установленные человеческими актами, совершенными в доступном нашему опыту мире, а следовательно, они могут быть поняты человеческим разумом, т.е. постигнуты рационально. днако это не значит, что такие нормы могут устанавливаться человеческим разумом (в его качестве т.н. «практического» разума), либо могут быть найдены в этом разуме. Это невозможно, хотя именно таково мнение тех, кто допускает, что подобные нормы предпосылают непосредственно очевидный ответ на вопрос: « то есть справедливость?» (ср. ниже п. 39).

равда, и нормы справедливости «рационального» типа могут быть поняты как установленные некоей трансцендентной инстанцией; некоторые из них, например, норма воздаяния, истолковываются как воля божества. о это толкование не касается их сущности, так как по своему содержанию они все равно остаются рациональными, т.е. могут быть поняты человеческим разумом, могут быть постигнуты рационально.

Если при исследовании проблемы справедливости мы исходим из научно-рациональной, неметафизической точки зрения и признаём, что существует очень много разных и противоречащих друг другу идеалов справедливости, из которых ни один не исключает возможности другого, то мы можем признать лишь относительную действительность ценностей справедливости, конституируемых этими идеалами.

аш анализ должен начаться с норм справедливости рационального типа.

10. аиболее часто употребляемая формула справедливости — это известное suum cuique — «каждому свое». одержание этой нормы сводится к следующему: каждый должен быть наделен тем, что ему подобает, на что он имеет притязание или право. егко заметить, что эта норма не содержит ответа на решающий для ее применения вопрос: что такое «свое», подобающее каждому на основании его права? оскольку каждому подобает то, чем он должен быть наделен, то формула «suum cuique» сводится к тавтологии: каждый должен быть наделен тем, чем он должен быть наделен.

рименение этой нормы справедливости предполагает действительность некоего нормативного порядка, определяющего, что есть

442

Чистое учение о праве

«свое» для «каждого», т.е. что ему подобает, на что он имеет право, так как другие в соответствии с этим порядком имеют корреспондирующую обязанность. А это значит, что всякий такой порядок, какие бы права и обязанности он ни устанавливал, в особенности всякий позитивный правопорядок, соответствует норме справедливости «suum cuique», а поэтому может быть оценен как справедливый. Историческое значение этой нормы и заключается как раз в ее охранительной функции. енность справедливости, которую конституирует эта норма, тождественна ценности или ценностям, конституируемым нормами того порядка (в особенности правопорядка), действительность которого постулируется при применении нормы «suum cuique».

11. ак же обстоит дело и с т.н. «золотым правилом»: « е делай другим того, чего не хочешь, чтобы причиняли тебе». В положительной формулировке оно составляет следующий принцип справедливости: « ы должен обращаться с другими так же, как хочешь, чтобы обращались с тобой». Если мы поймем эту формулу буквально, то тут же выяснится, что их нее следуют выводы, вовсе не имевшиеся в виду теми, кто ею пользуется. Если мы должны обращаться с другими так, как мы хотим, чтобы обращались с нами, то всякое наказание преступника исключается, поскольку никакой преступник не хочет быть наказанным. ем самым исключается важная составная часть позитивного права. икто не хочет, чтобы его укоряли.

онельзя воспитывать человека, если нет возможности прибегать

кукорам. ногие хотят, чтобы им льстили; большинство людей не желают знать неприятную для них истину. ни хотят быть обманутыми. ожет ли из этого следовать, что они обязаны или хотя бы только управомочены льстить другим или обманывать других?

— «Mundus decipi vult». азве не цинично выводить из этого: «ergo decipiatur»101? ечто такое, что должно быть запрещенным с точки зрения морали или права, не представляется для некоторых людей ни желательным, ни нежелательным. аким образом, недостаточно требовать от человека не обращаться с другими так, как он не хочет, чтобы обращались с ним. риведем пример. ораль предписывает не лгать. о может быть, что какой-то человек не возражает против того, чтобы другие обманывали его, так как считает себя достаточно умным, чтобы «раскусить» их ложь, и достаточно сильным, чтобы защитить себя от невыгодных последствий. Если и здесь применить

101 Мир хочет быть обманутым — так пусть его обманут (лат.). — Прим. пер.

443

анс е ен

золотое правило, то посредством его такой человек может обосновать свое право обманывать других, поскольку он готов позволить им обманывать себя. юди по большей части любят жизнь и поэтому хотят, чтобы от них не требовали поведения, подвергающего их жизнь опасности. о если им предъявляется такое нежелательное требование, они все же удовлетворяют его, преодолевая страх. о- гласно золотому правилу (если понимать его буквально), законодатель, не отличающийся от большинства людей особым бесстрашием, не должен был бы устанавливать моральную или правовую норму, обязывающую людей к такого рода нежелательному поведению.

огда золотое правило требует, чтобы каждый обращался с другим так, как он сам субъективно хочет, чтобы другой обращался с ним, то при этом явно предполагается, что и этот другой хочет, чтобы с ним обращались именно так. Это допускается как нечто само собой разумеющееся: ведь каждый хочет, чтобы с ним обращались хорошо. А следовательно, если бы золотое правило соблюдалось, то между людьми существовало бы согласие относительно их взаимного поведения, не возникали бы конфликты, была бы достигнута социальная гармония. днако это лишь иллюзия, поскольку в суждениях о субъективно «хорошем» люди отнюдь не согласны между собой, они хотят разного. о, что один человек субъективно считает хорошим обращением для себя и поэтому, следуя золотому правилу, именно так обращается с другим, может субъективно восприниматься этим другим как дурное обращение. Для одного лесть и обман могут быть желательны, а для другого — нежелательны. о тогда между этими двумя людьми возникает конфликт. Если золотое правило понимается буквально, т.е. если каждый должен обращаться с другими так и только как, как он хочет, чтобы обращались с ним; иными словами, если для оправдания социального порядка решающим оказывается субъективный критерий, то ни мораль, ни правопорядок невозможны. И если золотое правило (по своей внутренней направленности) воспринимается в качестве основной нормы некоего социального порядка, то его следует толковать как норму, согласно которой каждый должен обращаться с другим не так, как он фактически хочет, чтобы другие обращались с ним самим, а так, как он должен хотеть, чтобы с ним обращались. Иначе говоря: так, как с каждым должно обращаться согласно общей норме, применимой не только к нему самому, но ко всем. о как должно обращаться с каждым? аково содержание этой общей нормы? а этот вопрос золотое правило от-

444

Чистое учение о праве

вета не дает, точно так же как и формула «suum cuique» не дает ответа на вопрос, что есть «свое» для «каждого». Золотое правило, как и принцип «suum cuique», предпосылает некий нормативный порядок, в рамках которого принимаются содержательные решения, который предписывает, как должно обращаться с людьми. аким образом, какой угодно социальный порядок, в особенности всякий позитивный правопорядок, соответствует золотому правилу (точно так же, как он соответствует формуле «suum cuique»).

12. атегорический императив анта сродни золотому правилу. В наиболее известной из его разнообразных формулировок он гласит: « оступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом»102. о мысли анта, этот императив — не норма справедливости в собственном смысле слова, а всеобщий и высший принцип морали, включающий и принцип справедливости103.

102Kant. Grundlegung zur Metaphysik der Sitten. Akademie-Ausgabe. Bd. IV. S. 421. Далее сочинения Канта цитируются по этому изданию. [Цит. по: Кант И. Основы метафизики нравов // Кант И. Сочинения: в 6 т. Т. 4. Ч. 1. М., 1965. С. 260. — Прим. пер.].

103В своей этике Кант не занимался специально вопросом о принципе справедливости как особом принципе морали. При случае, в своей «Метафизике нравов» он отметил: «понятие справедливости не нуждается в более точном определении» (Kant. Die Metaphysik der Sitten. Bd. VI. S. 490) [Цит. по: Кант И.

Метафизика нравов в двух частях // Кант И. Сочинения в 6 т. Т. 4. Ч. 2. М., 1965. С. 436]. В «Критике чистого разума» (Bd. 3. S. 372–373) есть выражение, которое может быть интерпретировано в том смысле, что Кант полагает невозможным найти справедливость в эмпирическом мире. Известно, что Кант в своей этике исходит из постулата о том, что моральное вменение возможно, только если человек свободен, что означает — человеческая воля не определяется каузально. Вместе с тем, Кант вынужден признать, что эмпирический человек, — человек в мире чувств, вместе со своей волей, — равно как и все в этом мире, определяется причинной связью; свою свободу человек может спасти только тем, что переносит ее на человека как на вещь в себе, на интеллигибельного человека. Такой человек одновременно является и эмпирическим: за счет этого он становится морально ответственным: его поведение может получить моральную оценку как вина или заслуга. На этом Кант делает особый акцент: «Следовательно, в отношении этого эмпирического характера нет свободы» [Цит. по: Кант И. Критика чистого разума // Кант И. Сочинения: в 6 т. Т. 3. М., 1964. С. 489. — Прим. пер.], но при этом признает: «Поэтому истинная моральность поступков (заслуга и вина) остается для нас совершенно скрытой, даже в нашем собственном поведении. Свою вменяемость мы можем относить только к эмпирическому характеру. Но что в поступках есть чистый результат свободы и что результат одной лишь природы, а также имеющихся не по нашей вине недостатков темперамента или его удачных свойств (merito fortunae) — никто не может раскрыть и потому не может судить об этом со всей справедливостью» [Там же. С. 490 — Прим. пер.]. В заключительном замечании к «Метафизике нравов» (Kant. Die Metaphysik der Sitten. Bd. VI. S. 488 f.) Кант говорит о справедливости, — при-

445

анс е ен

атегорический императив требует определенных действий. н отвечает на вопрос, как я должен действовать, чтобы действовать нравственно хорошо. Этот ответ гласит: ты действуешь нравственно хорошо, если ты действуешь в соответствии с некоей максимой, относительно которой ты можешь хотеть, чтобы она стала всеобщим законом. ри этом «максима» есть правило, в соответствии с которым человек фактически хочет (или берется) действовать, а «всеобщий закон» есть общая норма, в соответствии с которой он должен действовать104. Если и на самом деле, — а такое впечатление создает только что приведенная формула, — все дело заключается в том, можем ли мы хотеть, чтобы то, что мы делаем для себя правилом наших действий, стало всеобщим законом, то категорический императив не вел бы с необходимостью к нравственно хорошему действию. Ведь фактически человек может желать относительно какой угодно максимы, чтобы она стала всеобщим законом. усть в некоторых случаях это дурно (с точки зрения некоей предпосылаемой морали), но это не невозможно. ак полагает ант, можно доказать, что относительно некоторых максим нельзя хотеть, чтобы они стали всеобщим законом. Для этого он старается показать следующее: воля, направленная на то, чтобы возвести во всеобщий закон безнравственную максиму (т.е. максиму, которую ант уже заранее предполагает безнравственной), «противоречила бы сама себе»105, либо такой закон противоречил бы сам себе. н говорит это о максиме « еловек может лишить себя жизни, если она больше грозит несчастьями, чем обещает удовольствия». о мысли анта, человек

чем, только о божественной справедливости, — о которой утверждает, что «она для нас еще более непостижима» [Цит. по: Кант И. Метафизика нравов в двух частях. С. 435. — Прим. пер.]. Применительно к принципу, согласно которому свобода одного должна быть совместима со свободой всех остальных, этот принцип Кант рассматривает не как принцип справедливости, а как принцип права. См. ниже п. 22.

104В «Основах метафизики нравов» Кант говорит: «Максима… есть основоположение, согласно которому субъект действует; закон же есть… основоположение, согласно которому такое существо должно действовать, т.е. императив» [Цит. по: Кант И. Основы метафизики нравов. С. 260. — Прим. пер.]. В «Метафизике нравов» мы читаем: «Но максима — это субъективный принцип действия, который сам субъект делает для себя правилом (как именно намерен он поступать). Основоположение же долга — это то, что разум повелевает субъекту (как он должен поступать) прямо, стало быть объективно» [Цит. по: Кант И. Метафизика нравов. С. 134. — Прим. пер.].

105Kant. Grundlegung zur Metaphysik der Sitten. Bd. IV, S. 424 [Цит. по: Кант И.

Основы метафизики нравов. С. 263. — Прим. пер.].

446

Чистое учение о праве

потому не может желать, чтобы эта максима стала всеобщим законом природы, что «природа, если бы ее законом было уничтожать жизнь посредством того же ощущения, назначение которого — побуждать к поддержанию жизни, противоречила бы самой себе и, следовательно, не могла бы существовать как природа; стало быть, указанная максима не может быть всеобщим законом природы и, следовательно, совершенно противоречит высшему принципу всякого долга»106, т.е. категорическому императиву. днако нельзя всерьез сомневаться в том, что фактически человек способен желать, чтобы максима « еловек может лишь себя жизни, если она для него невыносима» стала всеобщим законом. Если такой закон действителен, то он ограничивает действительность закона, согласно которому должно сохранять жизнь. ежду этими двумя законами нет противоречия. ротиворечие существует лишь между приведенной максимой и постулируемым у анта моральным законом, запрещающим самоубийство при любых обстоятельствах. огласно этому закону, не дóлжно (хотя и возможно) желать, чтобы рассматриваемая максима стала всеобщим законом.

Еще одна максима, которую ант испытывает на совместимость с категорическим императивом, гласит: « ожно дать обещание с намерением не сдержать его». ы быстро заметим, говорит ант, что мы не в состоянии хотеть, чтобы эта максима стала всеобщим законом: «Ведь при наличии такого закона не было бы, собственно говоря, никакого обещания»107. о почему жe дурной человек не в состоянии желать такого положения вещей? Если он желает, чтобы его максима стала всеобщим законом, то его волю можно оценить как дурную (если предпосылать моральную норму, согласно которой должно исполнять обещания), но ее нельзя считать невозможной. от, кто желает не исполнять своих обещаний и согласен с тем, что никто не должен исполнять свои обещания, желает нечто дурное, т.е. нечто, чего он не должен желать; однако он вполне способен желать этого. Его максима, сделавшись всеобщим законом, отнюдь не «разрушила бы самое себя» (как говорит здесь ант) с необходимостью, если под «разрушить самое себя» имеется в виду «противоречить самой себе». Ведь обещать другому вести себя определенным образом, — значит объявить ему свое желание вести себя так в будущем. бщая норма « е должно исполнять обещания»

106Ibid. S. 421–422 [Там же. С. 260–261].

107Ibid. S. 403 [Там же. С. 239].

447

анс е ен

противоречит себе лишь в том случае, если мое обещание вести себя определенным образом значит не только то, что я желаю, но и что я должен вести себя так в будущем; иными словами, если постулируется действительность нормы «Должно исполнять обещания». И ант предпосылает эту норму в качестве самоочевидной, когда он утверждает, что мы не в состоянии желать, чтобы максима « ожно не сдержать обещания» стала всеобщим законом. аким образом, ант здесь может подразумевать лишь следующее: мы не должны

желать, чтобы такая максима стала всеобщим законом.

максиме «Я буду занимать деньги, хотя знаю, что не могу вернуть их» ант говорит следующее: мы не способны желать, чтобы такая максима стала всеобщим законом природы, поскольку, став всеобщим законом, такая максима «с необходимостью противоречила бы себе». Закон, в который бы превратилась такая максима, «сделала бы просто невозможными и это обещание [вернуть взятые взаймы деньги], и цель, которой хотят с помощью его достигнуть».108 Другими словами, не могло бы быть договоров займа. онечно же, желать этого возможно; все дело в том, что этого не должно желать. ротиворечие существовало бы лишь в том случае, если бы вместе с таким законом считался действительным еще один, предписывающий возвращение ссуды. о в этом случае такой закон нежелателен. ант полагает, что рассматриваемая максима «противоречила бы высшему принципу всякой обязанности», т.е. категорическому императиву. о это было бы верно лишь в том случае, если бы из категорического императива можно было вывести норму «займы должны быть возвращены». актически же дело обстоит не так. а самом деле эта норма предполагается антом в качестве самоочевидной. И только на основании этого предположения, а вовсе не на основании категорического императива он приходит к мнению о том, что мы не можем желать указанную максиму (в качестве всеобщего закона), что значит лишь следующее: мы не должны ее желать.

Весьма примечательно то, что ант говорит о максиме человека, который полагает, что «лучше предаваться удовольствиям, чем трудиться над развитием и совершенствованием своих благоприятных природных задатков». еловек «никак не способен желать», чтобы эта максима стала всеобщим законом: «…ведь как разумное существо он с необходимостью желает, чтобы в нем развивались

108 Ibid. S. 422 [Там же. С. 262].

448

Чистое учение о праве

все способности, так как они служат и даны ему для всевозможных целей»109. днако весьма правдоподобно, что человек, предпочитающий удовольствия развитию своих способностей, в состоянии желать, чтобы его максима стала всеобщим законом. чевидно, что «необходимость», с которой человек как разумное существо желает, чтобы в нем развивались все способности, есть не каузальная, но нормативная необходимость. еловек должен развивать свои способности. и максима «Я предпочитаю предаваться удовольствиям», ни закон, в который возводится эта максима, не противоречат себе. о эта максима противоречит моральному закону, согласно которому мы должны развивать все свои способности. аким образом, эта максима становится безнравственной лишь при сопоставлении с этим моральным законом. оследний же предпосылается

антом в качестве самоочевидного.

очно так же обстоит дело и с максимой человека, решившего способствовать лишь собственному благополучию, не заботясь о благополучии других людей. ант утверждает: « екоторые поступки таковы, что их максиму нельзя без противоречий даже мыслить как всеобщий закон природы; еще в меньшей степени мы можем хотеть, чтобы она стала таковым. В других поступках хотя и нет такой внутренней невозможности, тем не менее нельзя хотеть, чтобы их максима достигла всеобщности закона природы, так как такая воля противоречила бы самой себе»110. овершенно ясно, что эгоист может желать всеобщего закона эгоизма и при этом последовательно отказываться от помощи других; поэтому он может, не впадая в противоречие, желать, чтобы его максима стала всеобщим законом. рисутствующее здесь противоречие есть противоречие между этой максимой и предпосылаемым (т.е. самоочевидным для

анта) моральным законом, согласно которому должно способствовать благополучию других. И только из этой предпосылки (а не из категорического императива) следует, что человек «не способен» (что значит: не должен) желать, чтобы принцип эгоизма стал всеобщим законом.

тсюда понятно, что под «способностью желать» в категорическом императиве имеется в виду «долженствование желать», что истинный смысл категорического императива состоит в следующем: «Действуй в соответствии с такой максимой, относительно которой

109Ibid. S. 422 [Там же. С. 263].

110Ibid. S. 423 [Там же. С. 264].

449

анс е ен

ты должен желать, чтобы она стала всеобщим законом». о относительно какой максимы я должен, а относительно какой не дол-

«способность желать» не во все формулировки категорического императива. ак, в « етафизике нравов» мы читаем: « оступай согласно максиме, которая в то же время может иметь силу всеобщего закона!»111. А так как категорический императив не указывает, какая максима может быть действительна в качестве всеобщего закона, то он сводится к следующей формуле: «Действуй в соответствии с всеобщим законом». В сущности, категорический императив требует лишь законосообразности действия, т.е. его соответствия некоей общей норме. Это говорит и сам ант: «В самом деле, так как императив кроме закона содержит в себе только необходимость максимы — быть сообразным с этим законом, закон же не содержит в себе никакого условия, которым он был бы ограничен, то не остается ничего, кроме всеобщности закона вообще, с которым должна быть сообразна максима поступка, и, собственно, одну только эту сообразность императив и представляет необходимой»112. « еобходимость» этой сообразности есть долженствование, которое ведь и составляет смысл всякой нормы. верх этого категорический императив утверждает лишь, что эта норма должна иметь общий характер, т.е. быть всеобщим законом. днако решающий для всякой этики вопрос: « аково содержание всеобщего закона, с которым должна быть сообразна эта максима»? — остается без ответа. Из императива «Должно действовать сообразно с общим законом», содержание которого при этом не указывается, тоже нельзя вывести норму морали, предписывающую определенное поведение.

ем не менее, антово учение о категорическом императиве имеет своей целью такого рода выведение. редваряя свои (проанализированные нами выше) примеры, ант говорит: « аким образом, существует только один категорический императив... Если же все императивы долга могут быть выведены из этого единственного императива как из их принципа, то мы, хотя и оставляем нерешенным вопрос, не пустое ли понятие то, что называют долгом, можем

111Kant. Die Metaphysik der Sitten. Bd. VI. S. 226 [Цит. по: Кант И. Метафизика нравов в двух частях. С. 133].

112Kant. Grundlegung zur Metaphysik der Sitten. Bd. IV, S. 420–421 [Цит. по: Кант И.

Основы метафизики нравов. С. 260. — Прим. пер.].

450