§65. Правила толкования. Эти виды толкования .Имею"" точки соприкосновения и различия. Общие их черты суть:

всякое толкование имеет своим предметом закон, необхо­димо его предполагает. При отсутствии закона не может быть и толкования его; в этом случае возможно лишь судебное попол­нение, т.е. применение закона по аналогии. Под отсутствием же закона следует понимать отсутствие в законодательстве общего правила, данный случай обнимающего. Затем, как уже замече­но выше, суд сам должен знать законы и применять их, не ожидая ссылки сторон и не стесняясь неправильными ссылка­ми; применять он обязан закон в его официальном издании, как он обнародован, а не в изданиях частных, где могут встре­титься более или менее существенные опечатки;

как толкование по точному разуму, так и толкование по общему смыслу имеют своей задачей установить истинную,

¹ Ане только распространения, как полагает Градовский (Начала... T.I. C.90).

174

действительную волю законодателя, в законе выраженную, от которой следует отличать предположения или желания, не вы­разившиеся в законе. В приемах толкования существует большое сходство, относится ли оно к законам и юридиче­ским нормам вообще, с одной стороны, или же к догово­рам— с другой, так как юридические нормы могут быть рассматриваемы как односторонние договоры, устанавли­вающие права и обязанности. Потому при толковании зако­нов полезно руководствоваться гражданско-правовыми пра­вилами, указанными в ст. 1539 ч.1 т.Х Свода законов для уразумения истинной воли договорившихся сторон. Сущест­вует даже особая юридическая дисциплина, специально за­нимающаяся вопросом о толковании договоров и законов; она известна под названием герменевтики и рекомендует следующие главнейшие правила.

Воля законодателя должна быть изъясняема так, как она действительно выразилась в законе; если законодатель выразил совсем не то, что он предполагал и желал выразить, все-таки преимущество должно быть отдаваемо воле, в законе изложен­ной, буде она выражена совершенно ясно, по правилу, что применению подлежит закон, lex, а не ratio legis. Любопытный пример в этом отношении представляет наш закон 18 мая 1882 г. об изменении наказаний за кражу со взломом. Проекти­руя эти изменения, законодательная власть предположила, ме­жду прочим, передать в ведомство мировых судей дела о кра­жах, наказуемых тюрьмой сроком до полутора лет, между тем, по судебным уставам (ст.1 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями; ст.33 УУС), крайний предел их компетен­ции охватывал назначение тюремного заключения сроком лишь до одного года; в ходе законодательных работ имелось в виду это расширение полномочий ввести только для дел о кражах. Но закон 18 мая, перепечатывая ст.1 Устава о наказаниях, на­лагаемых мировыми судьями, и ст.33 УУС, заменил в них го­дичный срок полуторагодичным и оговорил, что примечания к этим статьям остаются в силе. Результатом было совершенно не предвиденное законодателем расширение юрисдикции мировых судей и на иные дела, кроме дел о кражах: так как воля зако­нодателя выражена была совершенно ясно, то предположения, имевшиеся в виду при составлений этого закона и противоре­чащие ему, не имеют никакого значения. Даже опечатки, в официальное издание закона вкравшиеся и изменяющие его смысл, могут быть отменены только в законодательном поряд­ке.

Законодатель предполагается действующим разумно и в со­гласии с самим собой. Поэтому если закон допускает несколько толкований, из которых одно приводит к абсурду, а другое нет, то предпочтение должно быть отдаваемо последнему. Под аб-

175

сурдным понимается и вывод, противоречащий прочим по­становлениям законодательства, ибо законодатель до по­следней крайности не должен быть предполагаем способным; впадать в противоречия, как действующий разумно. Любо­пытный в этом отношении пример представляет ст. 139 УУС, которая постановляет, что обвиняемый в течение двух не­дель со времени вручения копии заочного приговора „имеет! право, явясь к мировому судье, подать отзыв о новом рас­смотрении дела". Подобное же правило содержится и в Ус­таве гражданского судопроизводства относительно ответчика! (ст. 151). Возник вопрос: следует ли понимать эти законы в| смысле требования личной явки именно самого обвиняемого ^; и ответчика или же достаточна и явка лица, ими уполномо­ченного на предъявление отзыва? Так как под явкой закон по делам гражданским и по проступкам частным всюду по­нимает безразлично явку самой стороны или ее уполномо­ченных (ст.90 и 133 УУС; ст.44, 46, 60 УГС), то в этом же широком смысле следовало разъяснить и требование лич­ной явки при постановлении заочных решений и пригово­ров¹.

Как в договорах, так и в законах обязанности не предпола­гаются „по тому уважению², что от противной стороны (их налагающей) зависело определить предмет обязательства с большей точностью" (ст.1539 ч.1 т.Х Свода законов). Это пра­вило имеет обширное применение при толковании законов уго­ловных, где под влиянием его всегда Отдается предпочтение толкованию, мягчайшему для виновного, который относительно карающего его государства представляется стороной обязанной (1868/275): Оно может представиться и при толковании норм судопроизводственных, именно в материальной их части, со­держащей в себе условия приобретения личностью различных прав по отношению к государству.

При толковании законов, как и договоров, следует отли­чать такие их части, которые имеют значение общего правила, от частей, представляющихся изъятиями. Первые подлежат как ограничительному, так и распространительному толкованию, смотря по тому, какое из них наиболее соответствует действи­тельной воле законодателя. Вторые, напротив, всегда должны быть толкуемы ограничительно, в том смысле, что общее пра­вило устраняется ими настолько лишь, насколько это с точно­стью выражено в самом законе. Положение это неоднократно высказывалось и Сенатом, указывавшим, что изъятие из обще-

¹ Циркулярный указ общего собрания кассационных департаментов 25 июля 1876 г. по делу Друта, отменивший противоположное толкова­ние гражданского кассационного департамента.

2 Т.е. учитывая, принимая во внимание. —Прим. ред.

176

го правила не терпит распространительного толкования и пото­му специальный закон не должен быть распространяем на дела, для которых он не установлен (1866/92); что, в частности, правила Сельско-судебного устава как составляющие изъятие из общего порядка судопроизводства не допускают распростра­нительного применения их к случаям, в законе им именно tie подчиненным (1869/595).

Nemo in alterum plus juris transfere potest, quam ipse ha-bet¹. Поэтому при толковании норм производных весьма важно решение предварительного вопроса о праве на их установле­ние. Общее собрание 1-го и кассационных департаментов Сена­та (указ 29 декабря 1877г.) встретилось с вопросом, имеют ли право судебные места входить в обсуждение законности обяза­тельных постановлений городских общественных управлений, не обжалованных обвиняемыми в порядке, определенном горо­довым положением, и разрешило его в утвердительном смысле. Так, в странах конституционных судебные места имеют право входить в рассмотрение вопроса о конституционности и обяза­тельности изданных законов. В нашем законодательстве также установлены различные условия законов и градация их; несом­ненно, что судебные места вправе и обязаны обсуждать во­прос о наличности таких условий и о значении одного закона ввиду существования другого (ст.49, 50, 53, 55, 57—59, 66, 67 Основных законов), т.е. о законности и обязательности самого

закона.

Черты различия между толкованием по точному разуму и толкованием по общему смыслу состоят в том, что первое имеет дело с законом, сомнения не допускающим, второе встречается с сомнениями относительно действительного значения и объема содержащихся в законодательстве правил. Законы гражданские рекомендуют при этом „не ставить в вину, когда в договоре (или в законе) упущено такое слово или выражение, которое обыкновенно употребляется и которое потому само собой разу­меется"; неясные статьи объясняются по тем, кои не сомни­тельны, и по общему смыслу Biero договора; при столкновении законов позднейших с более ранними преимущество должно быть отдаваемо первым из них; наконец, и здесь изъятия должны подлежать ограничительному толкованию.

§ 66. Виды толкования по органам и источникам. Толко­вание законов по органам различали прежде на аутентическое и доктринарное, а последнее, в свою очередь,— на судебное и научное. Но аутентическое разъяснение закона, от законода­тельной власти исходящее, есть собственно издание нового за­кона. Толкование может быть только доктринарным, ни

¹ Никто не может передать другому большего права, чем то, которое имеет сам (лат.). —Здесь и далее перевод ред.

177

для кого не обязательным, исходит ли оно от суда или от науки.

Толкование может быть или заключено в пределы изъяс­няемого закона, или же обращаться для уразумения его к дру­гим материалам. Толкование, остающееся в пределах изъясняе­мого закона, определяет истинную волю законодателя или из буквального текста закона, или из логического содержания его. Отсюда различие толкования на грамматическое и логическое. Применение их к процессуальным законам подчиняется тем же началам, что и в других областях законодательства.

Но иногда для уразумения истинного смысла закона недос­таточно ограничиться текстом его и необходимо поставить его в связь с другими материалами. Отсюда толкования — историче­ское, систематическое и сравнительное.

Историческое толкование стремится познать истинную во­лю законодателя путем изучения подготовительных работ к ин­терпретируемой норме, сравнения ее с нормами отмененными и уяснения целей, которые преследовались принятием новой нормы. Материалы для исторического толкования судебных уставов суть:

1) прежнее процессуальное законодательство, ими заменен­ное;

2) проекты графа Блудова* и объяснительные к ним за­писки, внесенные в Государственный совет в промежуток вре­мени с 1857г. по 1862г. К сожалению, этот материал не опуб­ликован в полном объеме¹ и труднодоступен;

3) журналы соединенных департаментов законов и граж­данских дел 1862 г. и 1864 г. о преобразовании судебной части и объяснительные записки судебной комиссии 1863г., также оставшиеся неопубликованными², но встречающиеся в некото­рых правительственных и общественных библиотеках; что же касается журналов общего собрания Государственного совета, то нам их удалось получить лишь благодаря особому случаю³;

4) для уяснения позднейших законов, изменявших поста­новления судебных уставов, крайне важны представления о них Министерства юстиции, вносимые в Государственный со­вет, и журналы последнего. Достойно величайшего сожаления, что этот материал у нас не публикуется и некоторые сведения о нем доходят до судебных мест лишь из решений Сената, их до­бывающего. Это важный пробел, существенно затрудняющий задачу нашего судебного толкования.

¹ Выдержки из объяснительных записок графа Блудова приведены! в издании Государственной канцелярии: Судебные уставы 20 ноября! 1864 г. с изложением рассуждений, на коих они основаны. Спб., 1867.

² В извлечении и этот материал приведен в указанном издании.

³ Мы ознакомились с хранящимся в архиве Государственного совета делом № 3711 о преобразовании судебной части в России.

178

Неохотное опубликование подготовительных трудов зако­нодательного учреждения было естественно и понятно при прежнем порядке процесса, когда во избежание „обманчивого непостоянства самопроизвольных толкований" желали свести судебную деятельность в пределы применения закона по его букве. Но оно противоречит новому направлению, провозгла­шенному судебными уставами, и недоступность необходимого материала является прямой причиной известной неудовлетво­рительности нашей судебной практики, при этом условии неиз­бежной. Наши западные соседи находятся в положении не­сравненно более счастливом.

При историческом толковании предположения законодате­ля необходимо строго отличать от воли, в законе воплотившей­ся. Значение юридической нормы имеет только последняя. Не­достатки в ее формулировании могут быть исправляемы путем толкования лишь в смысле пополнения или выяснения выра­женного законом правила, а отнюдь не в смысле установления нового правила, законодателем не преподанного. Всего опаснее увлечение целью закона; нужно помнить, что применению под­лежит закон, а не его мотивы.

Систематическое толкование изъясняет истинный смысл интерпретируемого постановления его местом в системе законо­дательства. Оно имеет главное применение при толковании ко­дификационных памятников. Так, в нашем Уставе уголовного судопроизводства постановления о разбирательстве у мировых судей помещены отдельно от постановлений о разбирательстве в общих местах, из чего вытекает общим образом, что правила, для первого из них установленные и не повторяемые при из­ложении второго, к нему не применяются. Однако место тол­куемого закона в системе законодательства не есть решитель­ный критерий для его уразумения; если из содержания закона, помещенного при изложении отдельной части производства, с несомненностью вытекает, что действительная воля законодате­ля состояла в сообщении ему значения общего правила, то за­кон должен быть истолкован в последнем смысле. Это весьма нередко встречается в Уставе уголовного судопроизводства; его отдел общих положений крайне беден и далеко не исчерпывает всех правил, которым законодатель придавал общее значение, помещая их, однако, при изложении отдельных частей произ­водства.

Сравнительное толкование изъясняет действительный смысл юридической нормы сближением ее с другими нормами. Материалом для сравнительного толкования процессуальных

институтов могут быть:

а) нормы того же процессуального кодекса, постановление которого подлежит толкованию, или законов'той же группы. Институты уголовного судопроизводства тесно и неразрывно

179

связаны между собой. Каждый из них есть лишь член в систе­ме целого, содействующий осуществлению намеченных им за­дач, каждый должен функционировать совместно с другими. Нормы материального уголовного права могут быть изъясняе­мы и порознь, по отношению к нормам судопроизводства это почти невозможно. Оттого-то сближение их с родственными нормами в высшей степени важно, и процессуалист, выясняя значение отдельного института, должен постоянно иметь в виду положение его в системе судебного разбирательства вообще. Истинный смысл предварительного следствия открывается лишь из сопоставления его с преданием суду и судебным раз­бирательством. Меры пресечения обвиняемым способов укло­няться от суда стоят в тесной зависимости от общих задач про­цесса. Способы пересмотра уголовных приговоров определяют­ся организацией суда первой инстанции, принятым в ней порядком производства, системой судебной оценки доказа­тельств. Кассационное разбирательство равным образом не мо­жет быть понято без уразумения всей системы судебного про­изводства. Кассационная практика наша в обширных pas>fepax применяет сравнительное толкование уголовно-процессуальных определений. Так, на основании ст. 87 У УС, мировой судья при наличности законных причин к его отводу передает дело дру­гому судье; но закон молчит, как поступать в случае, если су­дья, несмотря на существование таких причин, вопреки отводу сторон приступит к разбирательству. Сенат (1867/103, Гвоздо-во-Годлевской) совершенно справедливо из сравнения такого действия судьи с общей структурой процесса признал, что оно подлежит обжалованию. Путем того же приема Сенат дал бога­тое содержание ст. 118 УУС, признав обязательными для миро­вых установлений многие правила производства, установленные законом для общих судебных мест. Имея в виду подготови­тельный характер предварительного следствия, Сенат сделал из него совершенно правильный вывод, что в обвинительном акте, равно как и в заменяющем его определении палаты о предании суду, похвалы предварительному следствию неуместны и лицо подозреваемое должно быть называемо обвиняемым, а не пре­ступником (1867/178, Данилова). Непризнание за граждан­ским истцом права отвода присяжных заседателей Сенат рав­ным образом основал не единственно на постановлениях об от­воде присяжных, а на сравнении их с постановлениями, определяющими положение гражданского истца в уголовном деле (1873/449, 1873/971, 1877/68). Весьма полезно для вы­яснения законов общего уголовного судопроизводства ставить их также в соответствие с особенными процессуальными зако­нами; так, например, пределы права мирового судьи на возбу­ждение уголовного преследования выясняются, между прочим, из сближения ст.42 УУС с видоизменяющим ее законом

180

19 февраля 1875 г. о распространении судебной реформы в

Царство Польское;

б) для выяснения законов уголовного судопроизводства полезно сравнение их с нормами процесса гражданского. Эти цве ветви законодательства стоят в близкой связи. Сопоставле­ние Устава уголовного судопроизводства с Уставом судопроиз­водства гражданского способно проливать новый свет на со­держащиеся в них узаконения, указывая черты сходства и раз­личия между ними. Так, сравнение ст. 12 и 13 УУС со ст.9 и 10 У ГС показывает, что суды уголовные не имеют права аналогии преступлений. Понятие устности и гласности по первому уставу дополняются постановлениями о них, содержащимися во вто­ром из названных уставов;

в) наконец, чрезвычайно полезный материал для сравни­тельного толкования представляют родственные нашему ино­странные процессуальные законодательства, как действовавшие при составлении судебных уставов, так и изданные впоследст­вии. Воздерживаясь от прямых подражаний, составители су­дебных уставов не могли, однако, не унаследовать многого из богатого судебного опыта западных народов. Некоторые инсти­туты приняты ими целиком, иногда лишь с небольшими изме­нениями, из законодательств французского, английского и гер­манских; даже отступая от них, составители уставов имели их в виду и находились, следовательно, под их отрищгтельным влиянием. Благодаря этому наш судебный порядок вошел как равноправный член в общую семью судебной системы цивили­зованных народов, сохраняя связь и с более молодыми ее чле­нами, появившимися после издания судебных уставов. С одной стороны, отдельные законодательства государств западноевро­пейских, а с другой — и наука процесса в ее общем объеме мо­гут поэтому оказывать значительную помощь при толковании Устава уголовного судопроизводства. Однако иностранные нормы и обобщающая их наука для нас не составляют источни­ка права; преувеличивать значение их крайне опасно. К ним мы можем обращаться только для сличения или сравнения их с нашим законодательством, и если по вопросу, последним кате­горически не разрешаемому, представляется сомнение, то необ­ходимо, оставив в стороне букву закона, подняться до внут­реннего смысла его и дать ответ на основании всей совокуп­ности отечественных постановлений, наш склад процесса образующих. Нормы иностранные, наталкивая на размыш­ления при толковании норм русских, не должны умалять первенствующего значения последних для русского юри­ста.