Выжутович, Черниченко, Никитин

В А Л Е Р И Й В Ы Ж У Т О В И Ч

УЧЕНИКИ ПРОГРЕССА

ИСПОЛНИТЕЛЬ ИЛИ ТВОРЕЦ!

Директор завода говорит рабочему: «В твоих руках судьба научно-технического прогресса. Твори, выдумывай, пробуй!» То же — газеты, радио, телеэкран... Рядовой НТР реагирует по-солдатски: «Есть!» — и на конвейер. Там поток, однообразие, а человеку хочется свободы ума и рук. Технологическая дисциплина не терпит отсебятины, а рабочему внушают: «Будь творцом!» Тут явное противоречие. Как разрешить его? Кто к кому приспособиться должен — человек к технике или техника к человеку? Как добиться, чтобы, открывая путь прогрессу, новые машины не закрывали горизонты изобретательности и мастерству?

Намерен писать не о проблемах сборки. (А мог бы: одна из самых массовых у нас специальностей — сборщик. В сборочных цехах на монотонных работах занято свыше 10 миллионов человек. Сами масштабы — тысячи километров конвейерных линий! — располагают к серьезному разговору, но это другая тема). Конвейер здесь — не более чем символ. Воплощение современного производства, где действуют живые люди. Их социальное самочувствие при общении с техникой — вот что занимает меня более всего.

Получил я письмо:

«...По-моему, с каждым годом усложняются взаимоотношения людей с машинами. Даже самое простое приспособление, механизм — уже машина, и если она в добрую помощь людям, то люди радуются и различают в своей усложняющейся работе счастливый конкретный смысл. В самом деле, вглядитесь хотя бы в подъемную машину. Десятки и сотни безвестных рабочих великодушно заменяет она. Но каково теперь, имея такую умелую машину, добывать и сохранять свое рабочее мастерство?

201

Часто наблюдаю, как управляет высотными уникальными подъемными машинами наш кадровый машинист Борис Коршиков. Впечатление, будто в руках не железные штурвалы управления, а мягкие вожжи упряжки деревянного тарантаса. Вот его, Коршикова, личные взаимоотношения с машинами, с мастерством, каковы они? Ясно, у каждого они неповторимо свои, глубоко личные. Значит, в одиночку необходимо искать гармонию в этих взаимосвязях? Но может, машины этого противоборства в одиночку только и ждут?

Нами взят курс на ускорение научно-технического прогресса. Рабочему здесь, известно, отводится роль. Но хотелось бы уточнить, какая именно — добросовестного исполнителя или творца?

Под влиянием НТР мир меняется не только технологически, но и социально. Какими же чертами, по вашему мнению, должен быть наделен современный рабочий? Куда и как ему расти дальше?..

А. Пивоваров, машинист мостового крана цеха № 14 завода «Баррикады», Волгоград».

Приведенное здесь с некоторыми сокращениями, письмо это пронизано размышлениями о влиянии на- учно-технического прогресса на личность, о социальных проблемах контакта человека с машиной.

Письма такого рода содержат вопросов больше, чем ответов, что вполне естественно: многое из того, о чем идет речь, обрело особый накал буквально в последние годы, но кое-что отмечено печатью не столько даже сегодняшнего, сколько завтрашнего дня.

Сначала в беглых газетных набросках я пытался запечатлеть лица и судьбы сборщиков, их тоску по

делу, которое в радость. Побывал на одном заводе, на другом, на третьем — для вхождения в тему, пожалуй,

идовольно. Теперь же, когда материал отстоялся, острое ощущение недосказанности вернуло меня к письменному столу, заставив многое пересмотреть, а кое-что

иопровергнуть в первоначальном замысле. Я понял, например, что предъявлять счет заводским работникам за скуку и унылость конвейерных будней — все равно что клясть коня за несмазанную телегу. Заводские

тянут тот воз, в который впряжены, с них взятки гладки. Понял самое главное: пишущему о проблемах современного производства нельзя входить в цех, ми-

202

нуя храм науки. Прогресс поименован не одним, а двумя словами: научно-технический. Как же обойти стороной эргономику — науку об условиях труда? Но опять же не в поисках виноватых предпринял я поход к ученым. А в поисках нити, соединяющей эргономические достижения с жизнью рабочего на конвейере. Отправился, помня коварное свойство всякого соединения: где тонко, там и рвется.

В ТИХОМ ПЕРЕУЛКЕ

Ядерной физике — дорогу! Кибернетике — широкую улицу! А эргономике?

Тусклым осенним днем в каменных лабиринтах бывших Хамовников я не сразу отыскал Оболенский переулок и старый особняк е вывеской «Всесоюзный центральный НИИ охраны труда ВЦСПС».

Поднялся на третий этаж, вошел в кабинет Людмилы Петровны Бобровой, заведующей лабораторией эргономики. Все та же тыловая идиллия: цветы на подоконнике, чайник на столе, скрипучие шкафы, всюду папки, которые того и гляди лопнут, так как их содержимое явно достигло критической массы. Первое открытие: в тихих переулках НТР обосновались великие научные силы. Под крылом ВЦСПС работают 7 всесоюзных НИИ охраны труда — около 3 тысяч человек ведут научные изыскания. Действует научный совет, в нем 289 человек, в том числе 7 академиков.

Хозяйка кабинета лучится гостеприимством почти домашним, но — спасибо, не до чая, успеть бы о главном: что делается, чтобы помочь людям на конвейере?

О личном вкладе заведующая лабораторией скромно обмолвилась: кандидат медицинских наук. Работала в Горьком, Саратове. Четверть века занимается гигиеной труда и профзаболеваний. Имеет труды, печатается, участвует в научно-практических конференциях, много ездит по заводам. А коллеги? О, тут целая плеяда замечательных подвижников! Проблему «чело-

С. Г. Геллерштейн, К. К. Платонов... Еще в 30-е годы пробовали исследовать труд телеграфистов, вагоновожатых, станочников, пилотов, но началась война, и эти работы были приостановлены. Лишь в конце 50-х

203

профессор Б. Ф. Ломов организовал в Ленинградском университете первую в стране кафедру инженерной психологии. Теперь-то это дело в чести. Наука молодая, ей развиваться и развиваться. Энтузиасты нужны. А проблемы труда на сборке — что ж, нам они известны, даром хлеб не едим. Вот данные. В стране ежегодно включается 5—6 тысяч новых поточно-кон- вейерных линий, 20 процентов промышленных рабочих выполняют ручную, однообразную работу. Машиностроение, приборостроение, радио- и электронная промышленность — основные поставщики однообразия. Конечно, интенсификация труда на конвейере у нас ниже, чем, скажем, в Японии. И, значит, меньше отрицательных последствий, однако они есть, и молчать о них далее невозможно. Неврозы, психопатия, нервное утомление, особенно при работах высокой точности. При физически легком занятии, если работа идет в быстром темпе, развиваются профессиональные заболевания опорно-двигательного аппарата. В тяжелом машиностроении широко распространены расстройства вегетативной нервной системы и органов пищеварения. Утомляет ритм? Нет, скорее — неритмичность. В первую декаду выпуск продукции с конвейерных линий на 10—20 % ниже, чем в третью. Пик травматизма — с 16 по 31 число. Любопытно: в возрасте 20—29 лет при стаже от 1 года до 5—7 лет количество недовольных своей работой составляло 70—89%, в возрасте 40—49 при стаже 10—14 лет и более —40—45 %. По-видимому, идет естественный профессиональный отбор, и те, кто остался, уже не ропщут на судьбу.

Значит, расчет на долготерпение, на молчаливую самоотверженность людей? Нет, возражает наука устами Людмилы Петровны, помощь идет. Рано или поздно механическая лента покорится человеку. В каждой республике — свой опыт «укрощения строптивой».

Литва, На предприятиях легкой промышленности меняют конвейеры на агрегатно-групповые потоки с укрупненными операциями. Вместо принудительного ритма — свободный. Ученые советуют планировать профессиональный рост конвейерных рабочих, не давать им засиживаться, уводить их от скуки. На швейных, обувных, трикотажных фабриках вводятся частые перерывы по 5—10 минут каждый. Действуют комнаты отдыха, создается щадящий звуковой климат. Гимнастика, самомассаж — все строго по науке.

204

Казахстан. На поточно-конвейерной линии филиала № 5 Алма-Атинского обувного производственного объединения «Джетысу» проведено обследование 69 работниц. Диагнозы: нефрит, тромбофлебит, атрофия мышц. «Развитию утомления,— сказано в научном отчете, — способствует вынужденная рабочая поза «стоя» с постоянным наклоном туловища вперед и неравномерной загрузкой отдельных мышечных групп». По рекомендации ученых меняются условия труда: чередование операций, два регламентированных перерыва в первой и во второй половинах смены...

Украина. Сотрудники Днепропетровского медицинского института изучили труд операторов сортопрокатных станов «350». Исследования показали: требуется постоянное наблюдение за прокаткой заготовок (от 6 до 11 штук в минуту), напряжение внимания при контроле за работой оборудования. Скорости прокатки регулируются вручную, руки — «в состоянии динамического равновесия». Малейшее ослабление внимания — брак или авария. Из отчета: «Стойкое снижение скорости протекания нервных процессов после четырех часов работы, сочетающееся с замедлением пульса и уменьшением минутного объема крови, обусловлены монотонностью операций и развитием утомления». Производительность труда во второй половине смены падает на 7,2 процента, брак неминуем. Предложено регламентировать режим труда и отдыха.

Грузия. Наблюдения проводились на Руставском металлургическом заводе. Повод: с появлением в черной металлургии поточных линий, с автоматизацией управления возникла монотонность в труде операторов, вальцовщиков, электриков, электриков машинных залов. Жалобы на скуку, вялость, сонливость. Текучесть кадров растет. Рекомендовано: «Для создания аритмичности внести в монотонную работу операторов немонотонный раздражитель — функциональную музыку; внедрить звуковую сигнализацию для обнаружения на стальной полосе пузырьков, складок и т. п., чтобы освободить операторов от утомительного наблюдения; наладить прием витаминизированного настоя зеленого чая вместо газированной воды, установить автоматы для кратковременного вдыхания воздуха, насыщенного кислородом, применять индивидуальные пульверизаторы для освежения бодрящими смесями...»

Да, наука, как может, пытается держать оборону, стараясь защитить людей от конвейерной необуздан-

205

ности. Сам Всесоюзный НИИ охраны труда изучил конвейерные и поточные линии более трехсот крупных предприятий ведущих отраслей промышленности. Разработана, говорит Боброва, система инженерно-тех- нических, медико-биологических и организационных мероприятий по профилактике. Проведена Всесоюзная научно-практическая конференция. Рекомендации одобрены Госкомитетом СССР по науке и технике и Секретариатом ВЦСПС. Бери, пользуйся!

Людмила Петровна смотрит из-под очков усталыми глазами:

—Когда-нибудь, когда-нибудь...

Атеперь? Что мешает уже сегодня, без промедления осуществить задуманное?

ДЕТСКИЙ ВОПРОС

В электросварщика Владимира Загородина, передовика производства, в ту пору еще комсомольца, твердого оптимиста по ощущению мира и своего места в нем, вселился дух сомнения.

Однажды вечером он явился ему во плоти. Потянул за рукав, оторвал от программы «Время» и голосом трехлетнего Саньки кротко попросил: «Папа, поиграй со мной». Невинная и законная просьба эта, однако, уважена не была. Со словами: «После, после, я устал» — старший Загородин опять прилип к теленовостям. Тутто младший и отомстил ему еретическим вопросом: «А зачем?» — «Что зачем?» — «А зачем устал-то?» — «Ну как... все устают на работе. Ты вот вырастешь и тоже...» — «А зачем?» Даже будучи выставлен в соседнюю комнату, маленький стойкий дух сомнения и оттуда, не клюнув на отвлекающие маневры мамы и бабушки, доставал усталого родителя неистовой жаждой смысла: «А зачем? А зачем?..» Насилу успокоили.

Д е т с к и е вопросы — вовсе не детские. Это честные вопросы жизни, которые взрослые, охраняя комфорт души, нередко страшатся задавать себе. Не потому ли истина чаще глаголет устами младенца?

Теперь, спустя несколько лет, Загородин признался мне, что, нечаянно задев за больное, сын окончательно смутил его покой. Отравленный сомнением, Владимир поневоле начал подогревать в себе едва тлеющее до той поры желание навсегда расстаться с конвейером. «Он, змей, спросил — и на боковую, а меня разобрало: и вправду—зачем?»

206

дал, как рабочие конвейера принялись вдруг с излишним тщанием замерять детали, перекладывать их с места на место, суетились, сбивались с ритма... Он так объяснил: попытка побороть сонливость.

Вдобавок самодержавно царствующий темп сборки един для всех, а люди — разные. Обезличивающее движение ленты, подхлестывая отстающих, но придерживая передовых, уравнивает всех и вся. А как же насчет «от каждого — по способностям»? Никак. Конвейер берет от каждого по возможностям. По средним возможностям среднего сборщика.

Парадокс, впрочем, не только в том, что поток «обуживает» личность, мешая ей.осуществить себя самостоятельно и полнокровно. К счастью, человек — не машина, ему тесно в поточном регламенте. Но... человек — не машина, к сожалению. В смысле самом что ни на есть практическом: вручную мы не способны собирать автомобиль быстрее, чем нам позволено природой. Между тем скорость конвейера можно увеличивать и увеличивать. Острый, пока неразрешимый конфликт НТР: человек и машина, скованные одной цепью, их взаимное торможение. Когда-нибудь автоматика раскует эту цепь, обеспечив тот желанный простор для развития личности, без которого, в свою очередь, нет и не может быть революционного обновления производства. А пока, как ни суров к человеку конвейер, его не остановишь, и расставаться с ним время не настало. Не тормозить его, а искать гуманные формы общения с ним — да, тернист этот путь, но иного пока не предвидится.

И вот еще что понял я: пора писать об этом. Нервные перегрузки, сто потов, отупляющее повторение одного и того же — это, мнилось нам, только у Форда и еще у когонибудь там. А на родных заводах — что вы, как можно? И стыдливо опускали глаза. Долгие годы мы старательно «не видели» очевидного, пока жизнь не велела прозреть: на конвейере в Минске или в Ростове-на-Дону тоже не все о'кей. Пришло время сказать об этом в полный голос.

...Шесть лет без малого Загородив терпеливо и честно служил сборке. Просто входил в ее ритм, как в реку, и «плыл», доверяясь течению механической ленты. «Все одно и то же, одно и то же, и потому, если начать думать про работу, мало-помалу спятишь». Это не он сказал. Это — его коллега Фил Столлингс, электросварщик с завода Форда, один из героев книги «Работа» американского писателя Стадса Теркела. Книгу ту Владимир не читал и в Чикаго не был, но возможные параллели отмел

208

с порога: «Да вы что! У них там пототонка, ни охнуть, ни вздохнуть, а тут прессовый опоздает с дверцей — и сиди себе, думай. Не-е, у нас не заскучаешь».

Так или иначе, а с известных пор «думать про работу» Загородив стал куда чаще, чем получал для этого прямой производственный повод. Детский вопрос «зачем?» открыл счет и кое-каким воспоминаниям, отнюдь не праздным. Вспомнилось, что до армии было ПТУ, откуда вышел токарем высшей квалификации, а после — авторемонтныйзавод, где довелось поработать и токарем, и шлифовщиком, и расточником... «Заработки, конечно, не те,— сказал мне Владимир,— но зато ты к себе уважительно. Потому что умеешь. Встал к станку — и король. Надо — поднажал, а умаялся — закуривай, никто тебе в спину не дышит. Хорошо-о...»

Примерно теми же словами за семейным чаем проводил Загородив, как выразился он, «воспитательную работу по месту жительства». Пока жена не отозвалась: «Володенька, ты кого уговариваешь, меня или себя?»

— Я тогда уже дозрел,— сказал он мне и взглянул вдруг с такой невыразимой усталостью, будто жизнь отыграла назад и опять он перед выбором.— Вы видели, как варят «косынки»? Ну да, опоры заднего сиденья, «косынки» — это мы говорим... На ходу залезаешь в салон и на коленях, в три погибели...

«И до сих пор ничего не придумали, чтобы сварщик стоял перед кузовом в полный рост?» — «Ничего. Говорят, невозможно».— «А пробовали?» — «И пробовать нечего». Узнаю: за год на заводе участвовало в рационализации 920 рабочих, преимущественно ремонтники и наладчики. Конвейер не дал ни одного. Поставил на колени.

...Нет, себя он не уговаривал. Невостребованные запасы мастерства лежали на душе сухим порохом. И в уготованный ему час тот вспыхнул: на стол легло заявление об уходе.

Так, собравшись с духом, сварщик Владимир Загородин на ходу выпрыгнул из кузова и, полный уже не сомнений, а замыслов и надежд, отправился дальше своей дорогой — какой, скажу позже.

О том, что ученые стараются, чтобы он на сборке чувствовал себя человеком, Владимир не догадался, и никто ему не сказал. А то, может, остался бы да работал, согреваемый заботой и верой в грядущее облегчение. Но нет, заводской конвейер продолжал двигаться сам по себе, конвейер диссертаций и научных рекомендаций — своим ходом.

209

Два параллельных потока.

Я старательно изучил десятки исследований, перелистал сотни страниц диссертаций и стою теперь перед неразрешимой загадкой: почему прикладная наука, вышедшая из цеха, как богиня из пены морской, так редко наведывается в родные места? Почему ее путь озаряют открытия типа тонизирующей музыки? Почему даже в этом более чем скромном изыскании ученые мужи доблестно повторяют друг друга? А. А. Перроте «Музыка на производстве» (М., 1968). И. А. Гольдварг «Музыка на производстве» (Пермь, 1971). А выписываю я эти названия из книги под редакцией доктора философских наук, профессора В. С. Раевского «Функциональная музыка на производстве» (М., 1977). Деды, прадеды и не подозревали, какое научное открытие совершили, затянув «Дубинушку». Что песня строить и жить помогает, известно испокон, но только наши современники возвысили эту истину до уровня диссертаций.

Дело не в музыке. Я о подходе, о направлении поиска. Не легкий ли путь избираем? Не далеки ли рекомендации от насущных потребностей производства?

Наука в век НТР становится непосредственной производительной силой. Отчасти — даже такая «тихая», как эргономика. Многие, однако, до сих пор пребывают в твердом и непоколебимомубеждении, что охрана труда мешает труду, что требования эргономики — блажь, тормоз прогресса. Думаю, все как раз наоборот: чем свободнее человек от сковывающего влияния техники, тем производительнее его труд. И чем вольнее техника, тем больше она может.

КУДА СКОЛЬЗИТ «СКОЛЬЗЯЩИЙ»!

— Токарь, он везде токарь, литейщик — всюду литейщик, а я? Нет, курица не птица, слесарь-сбор- щик — не специальность,— выстраданно внушал Николай Толстой, рабочий главного конвейера Минского автозавода.

Коренастый, уже полнеющий, с обвислыми усами, напоминал он чем-то солиста из ансамбля «Песняры». Ему тридцать шесть лет, из них семнадцать собирает МАЗы. Происхождения сельского, статус рабочего добывал в ПТУ при заводе, жил у тетки, потом армия...

В цех пришел крепкий, здоровый парень, готовый горы своротить.

— Сказали, будешь ставить задний мост. А в нем,

2(0