ТОР / учебники / Beck_New

LPSEN] LJAFKN] PEN^O–SEVN—F]

ловеческое общество, потенциально выступает как наиболее совершенное и позитивное (данное как факт), устремленное к развитию, прогрессу, порядку. Это не виртуальная характеристика, а то, чем человечество может стать, осознав свои угрозы и проблемы. Это не собрание индивидов, а особое бытие, которое еще не достигнуто. Политический потребитель, в отличие от экономического, может сдержать капитал тактикой отказа от покупок. Если сегодня мы не знаем, как убедить консьюмеристски настроенного индивида и доказать ему ошибочность подобной ориентации, заполняющей его время, то Бек считает, что именно потребитель, осознавший свою зависимость от капитала, способен стать силой преобразования обществ: «Потребитель находится по ту сторону диалектического двуединства “хозяин — батрак”. Его противодействие власти вытекает из того, что он везде

ив любое время может отказаться от покупок. “Оружие непокупания” нельзя сократить ни в пространстве ни во времени, ни материально <…>. Фатальным для интересов капитала является то, что против растущей власти потребителей не существует контрстратегии: даже всемогущие мировые концерны не могут уволить своих потребителей. Потребители — в отличие от рабочих — не являются членами корпорации и не желают ими быть <…>. Протесты потребителей сами по себе транснациональны. Потребительское общество — это реально существующее мировое сообщество. Потребление не признает никаких границ — ни границ производства, ни границ потребления. Потребители — это совсем не то что рабочие. Это делает опасной для капитала их еще не развитую силу противодействия». Это необычное и интересное соображение важно тем, что, хотя мировая игра идет по новым правилам, из них нельзя исключить наличие социальных движений, способных преобразовать жизнь. Некоторые авторы, например Александр Бузгалин, Андрей Калганов, ищут их в неомарксистски понятых силах протеста, направленных на поиски альтернативной глобализации. Альтерглобализм вызывает интерес многих исследователей19.

По мнению Бека, государства подвергнутся макиавеллистски-кос- мополитическим преобразованиям, чтобы ответить на политические

иэкономические вызовы глобализации и вместе с гражданским обществом взять власть в свои руки. Это опять же не вяжется с представлениями тех, кто жаждет распада Вестфальской системы национальных государств. Космополитизация государства — это не его исчезновение, а появление у него новых функций. Возникают новые глобальные акторы, среди которых — территориальные объединения. Все акторы

иигроки объединены метаигрой глобальной политической экономии. Ограниченный космополитизмом национализм дает новые источники

451

L. T. –J\SPSLN, ^. ^. –J\SPSLN

легитимации власти. Тут все зависит от «адекватности» и «правильности» самого космополитизма, который не должен возвращаться к своим предшествующим формам. Космополитическая теория должна быть критической как в отношении к реальностям, так и к своим теоретическим построениям и эмпирической базе. В ее поле зрения находится в том числе проблема роста социальных неравенств в мире. Связь между глобализацией и бедностью мало исследуется в национальных социологиях. Методологический национализм становится источником ошибок. Бек предлагает таблицу смены парадигм социальных наук при переходе от Первого ко Второму модерну. Он ищет альтернативы метавласти экономического глобализма, рассматривает шансы различных акторов на заметное участие в глобальной политикоэкономической игре, анализирует транснационализацию права и сокращение правовых функций национального государства. Им оцениваются стратегии капитала, среди которых отмечается формирование «конкурентного государства». Особое внимание автора вызывает проблема трансформации понятия и формы государства и политик во Втором модерне. Здесь важно то, что наступает конец «концу политического», что люди снова хотят решать свои проблемы политическим путем, не полагаясь на их видимую и не устраивающую их квазиприродность. Томас Гоббс, переписанный для общества риска,— это не «человек человеку волк», а «человечество человечеству волк», утверждает Бек. Поэтому государственные формы Второго модерна должны быть направлены против войны и самоистребления человечества. Ожидается формирование национальных космополитических партий, плюрализация правого и левого полюсов политического спектра. Политика прав человека начинает преобладать над господством нацио- нально-государственных интересов. Таким образом, автор отбирает из стратегий капитала и политических стратегий те, которые больше соответствуют космополитическому реализму его концепции.

Космополитизм признает инакость другого. Он предполагает индивидуализацию, мультикультурализм и усиливает их.

И все же последняя глава книги называется «Маленькая надгробная речь у колыбели космополитической эпохи». В ней показывается, что старые антиномии живы, а институционализация космополитизма в понимаемом автором смысле слаба. Эти антиномии присутствуют в качестве норм речевой коммуникации и делают устойчивыми космополитические принципы. Здесь автору кажется — и возможно, так оно и есть,— что он перестарался с применением выдвинутого им принципа критики и самокритики к своей теории космополитического реализма. И в ответ на это подозрение он предлагает список ин-

452

LPSEN] LJAFKN] PEN^O–SEVN—F]

ституциональных шагов по поддержанию космополитизма: усиление транснациональных организаций; реформа , 6 и Всемирного банка; правовые государства; правозащитная политика; всемирный парламент; посредничество в конфликтах и пр. Надгробная речь в итоге таковой не оказалась.

У. Бек, Ю. Хабермас, А. М. Янг

Бек касается судьбы Ветфальской системы национальных государств, к которой сегодня обращаются многие ученые, создавая научный контекст проблемы, неразрывно связанный с контекстом социальных трансформаций.

Тридцатилетняя война между католиками и протестантами в 1648 г. завершилась Вестфальским миром. Новое мировое устройство разрушило политическое лидерство Священной римской империи и главенство римского папы, столь очевидное прежде. Оно не отменяло стремления государств к господству, вытеснив австрийских Габсбургов посредством возвышения Франции и Швеции, и допускало впредь, что государство, занимающее господствующее положение, может потерять его из-за стремления других государств к господству. Вестфальский мир не утверждал мир вообще, а лишь мир в истощенной войной Европе этого времени и потому оказался непрочным. Кроме того, он не отменял войн потому, что не устранял их предпосылки, что И. Кант позднее обозначил в своем трактате «К вечному миру» как одно из важнейших условий его достижения. Но установленная им система национальных суверенных государств была основой международных отношений вплоть до конца xx века и до сих пор имеет значение, хотя заметно ослаблена.

Томас Гоббс рассматривает врага как центральную фигуру догосударственного существования, «войну всех против всех» как черту естественного состояния, которая может быть ограничена лишь путем передачи насилия легитимному его носителю — государству. Государство, государи наделялись правами и функциями, которые могли бы принадлежать отдельным гражданам. Но Гоббс считал, что только государство может обеспечить естественные права людей. Государство должно было обеспечить внутренний мир и безопасность. Но это был мир внутри государств, а не между государствами, ибо всемогущество составляет цель государства на международной арене. Поэтому фигура врага не исчезает.

Джон Локк показывает, что без контроля со стороны общества государство может выйти за рамки легитимных полномочий в приме-

453

L. T. –J\SPSLN, ^. ^. –J\SPSLN

нении силы, и утверждает необходимость самоорганизации общества в гражданское. Однако государства выступают как соперники. Поэтому между ними возможны войны. Вестфальская система допускает войны между национальными государствами.

Иммануил Кант в своем договоре о вечном мире открывает новую систему координат, где государства относятся друг к другу как друзья20. Кант оспаривал право суверенного государства на войну, несмотря на то, что самое определение суверенитета включало (наряду со способностями управлять своей территорией, быть огражденным от вмешательства во внутренние дела и не вмешиваться самому, быть признанным международным сообществом) право начинать войну даже без объявления мотивов. Кант переходит от первоначальной идеи государства народов, опасаясь деспотизма такого государства, к свободной лиге национальных суверенных государств, предотвращающей войну посредством мирного арбитража споров и конфликтов.

Следовательно, для достижения вечного мира Вестфальская система хотя и не обеспечивает мир, но является его предпосылкой, поскольку побуждает индивидов объединяться в государства и создает некий баланс в их отношениях.

Написав рецензию на работу Канта через год после ее выхода, в 1796 г., и являясь ее страстным поклонником, Фихте все же робко предполагает, почему вечный мир все еще невозможен: «По-видимому, преимущества беспорядка все еще преобладают над преимуществом порядка. Значительная часть людей при всеобщем беспорядке приобретает больше, чем теряет, а у тех, кто теряет, остается надежда, что он тоже выиграет <…>. Блага, созданные в наших государствах, еще не распределены и не использованы, многое еще можно требовать и захватывать, и, наконец, если у тебя дома все уже исчерпано, то угнетение других народов и континентов посредством торговли — постоянный и обильный вспомогательный источник. Пока все это остается, несправедливость еще не так тягостна, чтобы мы могли рассчитывать на ее всеобщее устранение. Но как только большинство [по]считает более надежным сохранить то, что у него есть, чем стремиться к сомнительному приобретению того, чем владеют другие, тогда наступает строй, основанный на праве и разуме»21.

Пришли ли мы за время с 1796 по 2007 г., за столь длительный период, к тому, чтобы все успокоились на том, чем владеют? Это поистине риторический вопрос после слов Фихте, по сути характеризующих сегодняшнюю реальность. А есть ли сдвиги? Только в мышлении теоретиков. Сегодня ясно, что не большинство, а меньшинство (золотой миллиард) пришло, казалось бы, к состоянию, когда могло бы

454

LPSEN] LJAFKN] PEN^O–SEVN—F]

удовлетвориться наличным. На xxi Всемирном философском конгрессе в Стамбуле (август 2003 г.) интеллектуальная элита Запада сплотилась в критике мирового неравенства, считая его несправедливым и, кроме того, несущим угрозу Западу.

Хабермас нашел основания, по которым вечный мир до сих пор не осуществился не только в неравенстве и несправедливости, не только в том, что многим еще выгодна война и беспорядок. Идея вечного мира Канта, по мнению Ю. Хабермаса, не реализовалась во многом потому, что Кант не предусмотрел трудности диалога с другими, не такими, как европейский человек. Кант, по его мнению, проявил нечувствительность к появлению нового исторического сознания и росту признания культурных различий, росту значимости неевропейских, нехристианских культур, что делает договоренность с ними, а следовательно, и вечный мир проблематичными22.

Трудности диалога с людьми другой рациональности и другой культуры есть главное препятствие космополитическому проекту Бека. Эти трудности им не рассмотрены и, полагаем, отложены на будущее.

Хабермас отмечает когнитивные трудности определения общих интересов международного сообщества и возможность подмены их частными интересами. Он пишет, что «это не вопрос доброй воли или дурных намерений, но предмет эпистемологии и практических размышлений. Любое ожидание, с одной стороны, того, что будет найдено нечто, приемлемое для всех, не может быть проверено ничем более, как только якобы беспристрастным рассмотрением, по правилам которого от всех вовлеченных сторон равным образом требуется принимать во внимание перспективы других участников тоже. Это является когнитивной целью беспристрастного суждения, которому юридические процедуры должны служить как на глобальном, так и на локальном уровнях»23. В качестве моральной предпосылки мы будем использовать тезис А. А. Гусейнова о том, что насилие может быть неизбежным, но при этом оно никогда не станет моральным. Институциональной предпосылкой формирования мирового сообщества может стать реструктурирование международного порядка и международного права. Касаясь метафизических основ космополитизации, Хабермас на примере Европейского союза разработал процедурную модель космополитизации, при которой международное гражданское и политическое сообщество интегрируется на почве международного права. Процедурная легитимация для Хабермаса — основа интеграции

вдемократической и плюралистической культуре24.

Вотличие от тех, кто отрицает значимость Вестфальской системы суверенных государств сегодня, американский политолог А. М. Янг счи-

455

L. T. –J\SPSLN, ^. ^. –J\SPSLN

тает, что она важна, поскольку предоставляет суверенное право всем существующим государствам — сильным и слабым, большим и маленьким25. Тем не менее степень взаимозависимости государств настолько возросла, что не многие государства могут закрыться от воздействия других государств и международных организаций. Поэтому изменения по отношению к прежним принципам Вестфальской системы состоят в том, что принцип самоопределения сегодня не тождествен суверенитету. Ни одна страна сегодня не является островом с четким разделением между собственным единоличным контролем внутренней территории и внешней территорией, над которой она не имеет власти. Автономия дает странам возможность принимать собственные решения внутри страны. Это близко к пониманию проблемы Беком.

Роль государств в такой системе международных отношений не устраняется. Они по-прежнему имеют власть на внутренней территории. Но их действия подотчетны сообществу государств, которое может быть представлено в международных организациях. Государства становятся посредниками между локальными, региональными и глобальными уровнями. Они могущественные акторы, но они не так суверенны, как это традиционно понималось.

Сходные модели получили такие названия, как космополитическая демократия, расширенный федерализм, непосредственная совещательная многосторонность, многосторонний федерализм, децентрализованное рассредоточение, подотчетная автономия и дифференцированная солидарность. Ряд авторов считают их моделями ограниченного суверенитета.

Наилучший способ осуществления глобальных обязательств справедливости Бек, как и многие другие, находит в создании глобализированных моделей социального сотрудничества, при которых базовые структуры транснационального социального сотрудничества, производящие и воспроизводящие несправедливость между народами, могут быть демонтированы и заменены новыми.

Бек предполагает сознательное поддержание национальных государств, с видоизменением представлений о суверенитете с помощью концепции глобальных прав человека. Если права человека глобальны, но то или иное государство не соблюдает их, то сообщество государств может потребовать их соблюдения, не прибегая к войне. Возможно ли это? Пока нет. И видимо, вечный мир наступит не из доводов чистого разума, а только после опустошительной войны или бесконечного терроризма, когда уже не будет сил для войны. Запад многое потеряет, последуй он сейчас мнению социолога, но может потерять много больше, если не последует ему.

456

LPSEN] LJAFKN] PEN^O–SEVN—F]

Хабермас методично проводит в своих работах мысль о том, что тема диалога не соответствует дискурсу модерна, построенному на признании западного разума и общего стремления к разумному освоению действительности. Он объясняет, что Кант критиковал разум, исходя из его перспективы, т. е. в рамках модерна, а вовсе не сопоставляя разум с «иным», «другим», предшествующим ему состоянием26. Эпоха модерна апеллирует к разуму, как он сложился на Западе, не предполагая его оппонирования или диалога с носителями других рациональностей. Диалог, который тут мог быть, явился бы диалогом носителей одной рациональности. Поэтому потребность в диалоге, коммуникации, по мнению Хабермаса, возникает позже, примерно

сФ. Ницше, пошатнувшего старое здание рациональности. Так и Бек считает диалог концептом Второго модерна.

Методология Бека состоит в разделении конкретного анализа, связанного с изучением реальных процессов, в построении новой картины мира и в формировании теорий на пересечении этих двух компонентов анализа. Подобная методология эксплицирована академиком

В.С. Степиным в физическом знании и обобщена в качестве общенаучной27. Пожалуй, нигде в социальном знании это разделение компонентов познания не выступает так четко, как у Бека. Описание опыта отличается у Бека наблюдательностью и точностью. Картина мира вбирает новый опыт, но забегает вперед, пролонгируя его тенденции, иногда до такой степени, что сам автор называет ее утопией. Теории микроуровня, построенные как эмпирические обобщения, являются новыми и убедительными. Те теории, формулировка которых подключает картину мира, являются сценарными прогнозами возможного будущего. Но взаимодействие трех методологических уровней — опыта, картины мира и теории — на макроуровне часто заменяется экстраполяцией картины мира на опыт и тождеством выдвигаемой теории

скартиной мира. Подобные случаи встречаются и в естественнонаучном знании. Но в науках об обществе, где теории не имеют математической строгости, такой «зазор» между картиной мира и опытом, преодоление которого ведет к построению теории, часто не соблюдается. Картина мира опрокидывается на будущее, отождествляясь с теорией, выступая, говоря словами Бека, как «полезная утопия».

Вэтой утопии-идеологии, утопии-проекте дана критика настоящего понимания власти, политики, государства. Политическое не исчезает, а видоизменяется. Не исчезнет, а станет более многообразным государство и соотношение национального и космополитического в нем. «Сила соблазна неолиберализма заключается в двойном импульсе: во-первых, в обещании наградить за открытость миру бо-

457

L. T. –J\SPSLN, ^. ^. –J\SPSLN

гатством; во-вторых, укрепить транснациональные институты и организации, т. е. установить транснациональный миропорядок глобальной эпохи. В то же время политика обретает негативный признак: под флагом безальтернативной модернизации мирового рынка она в конечном счете занимается самораскруткой. Поэтому можно говорить о западне неолиберального толкования политики »,— пишет Бек.

Таким образом, мы имеем в неолиберальном исполнении не «конец политики», а начало новой мировой экономической политики, «мир без границ — не для труда, а для капитала». Сопротивление этому Бек видит на первом этапе всего лишь в разъяснении космополитизма как признания инаковости. На втором этапе он считает необходимым вернуться к новой позитивной диалектике Просвещения. На третьем этапе придется защищать космополитизм от его собственных недостатков. Космополитизм признает инаковость другого, американизация и неолиберальная глобализация — не признают. Даже демократия в этой связи представляется Беку идеологией прошлого, т. к. в новом глобальном мире преобладать будет толерантность по отношению к многообразию, ограниченному только правом и моралью. Корни своей культуры и крылья космополитизма могут стать основаниями будущего, считает Бек.

Итак, перед читателем очень необычная книга, сценарий-идеоло- гия будущего, попытка выстроить его некоторые искомые черты, отрицающая экстраполяцию настоящего. Бек не революционер, не антиглобалист. Он, скорее, сторонник неокапиталистической теории, воскрешающей труд, Просвещение, мораль, права всех людей Земли, концепт «человечество» против консьюмеризма, варварства, морального релятивизма, партикуляризма, не связанного с универсальностью, и универсальности, не имеющей локальных воплощений.

Книга Ульриха Бека тем более важна и тем более полезна, что ставит вопрос о выживании человечества: «Научно обоснованное заключение о том, что будущее человечества находится под угрозой, обращено не только к правительствам, к менеджерам <…> промышленных предприятий, но и к людям земли. От всех требуется немедленно и кардинально изменить свое поведение. Мировые проблемы суть научно сформулированные моральные максимы с космополитической целью »,— утверждает автор в конце книги. Думается, что количество таких конструктивных сценариев с неизбежностью будет увеличиваться и что они будут разными — мы видели это на примере Хабермаса и Янг. Их судьба — стать предостережениями, может быть, идеологиями, собирающими сторонников, может быть, остаться утопиями, не доводящими до утопической практики.

458

LPSEN] LJAFKN] PEN^O–SEVN—F]

Предлагаемая читателю монография Ульриха Бека характеризует особенности нашего времени и привлекает воображение для размышлений о будущем.

Ценность книги состоит также в предположении о возникновении социальных движений, поддерживающих гражданские инициативы в глобальном масштабе. Именно с ними будет связана в конечном итоге трансформация форм государства и политики во Втором модерне.

Федотова В. Г., д. ф. н., профессор, зав. сектором социальной философии Института философии

Федотова Н. Н., к. с. н., доцент кафедры социологии , ,

1 Арриги Дж. Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2006. С. 6.

2 Поланьи К. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени. СПб.: Алетейя, 2002.

3 Коллинз Р. Социология философий. Глобальная теория интеллектуального изменения. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. С. 1016.

4 См.: Beck U., Beck-Gernsheim E. Individualization. Institutionalized Individualism and its Social and Political Consequences. L., Thousand Oaks, New Delhi. 2002.

5 Социология. Профессия и призвание. Интервью с Ульрихом Беком¹Журнал социологии и социальной антропологии. СПб., 2003. Т. vi. № 1. С. 10.

6 Бек У. Что такое глобализация? Ошибки глобализации — ответы на глобализацию. М., Прогресс-Традиция, 2001. С. 10–11.

7 Поланьи К. Указ. соч.

8 Там же. С. 176.

9 Там же. С. 183.

10 Там же. С. 231.

11 Поланьи К. О вере в экономический детерминизм¹«Великая трансформация» Карла Поланьи. Прошлое, настоящее, будущее. М.: Издательский дом 5*, 2006. С. 29.

12 Friedman T. The Lexus and the Olive Tree. N. Y.: Anchor Books. 2000. P. 29–43.

13 См.: Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу/Под ред. Л. Харрисона и С. Хантингтона. М.: Московская школа политических исследований, 2002; Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. М.: Логос, 2003; Многоликая глобализация. Культурное разнообразие в современном мире/Под ред. П. Бергера и С. Хантингтона. М.: Аспен-Пресс, 2004.

459