TANLN vi. OPENPJTFF \LF“J^F_ TEN“\N^OKSTS SI”JOPLN
успеха конференции в Рио-де-Жанейро в 1992 г. восхвалялся выдвинутый там принцип предосторожности. Принцип 15 Декларации Рио-де- Жанейро предписывает: «В тех случаях, когда существует угроза серьезного или необратимого ущерба, отсутствие полной научной уверенности не используется в качестве предлога или отсрочки принятия эффективных, с точки зрения затрат, мер по предупреждению ухудшения состояния окружающей среды». Но если приложить этот масштаб к политике, проводившейся после этого (например, в области генетически модифицированных продуктов питания), то нужно констатировать почти полный провал усилий адвокатских движений.
Иными словами: транснациональные адвокатские сети и стратегии должны пониматься как созданное политическое пространство, в котором дифференцированно позиционированные акторы приобретают и используют находящийся под угрозой «капитал легитимности» в контригре с акторами государства и мирового рынка.
Принцип не-суверенитета — эта власть сетей, основанная только на легитимности, вытекающая, кроме того, из принципа, противоположного принципу (интер) национального суверенитета. Практика адвокатских движений зиждится на принципе не-суверенитета государств (или концернов) в ключевых проблемах человечества, таких как охрана окружающей среды, опасности, исходящие от тяжелой техники и мировой экономики, права человека, гражданские права, глобальная бедность. Считается, что для государств и негосударственных акторов легитимно и необходимо вмешиваться в так называемые внутренние дела других государств.
Иначе говоря, капитал легитимности, который приобретен в конкретных действиях, но разыгрывается в противостоянии национальным и мировым экономическим эгоизмам, предполагает видение космополитической ответственности, которая распространяется за национальные границы и разрушает их.
Может показаться, что государства блокируют кооперацию с адвокатскими сетями, чтобы оказать давление на другие государства в вопросах прав человека и охраны окружающей среды. Но это не так. Любопытно, что адвокатским движениям удается вырабатывать стратегию кооперации с другими странами и между ними, чтобы оказать давление на другие государства (подобно тому как они оказывают легитимационное давление на действия иных государств в коалициях с мировыми концернами). Так, национальное вмешательство некой группы может быть блокировано на уровне нации, но становится успешным, если этой группе удается сконструировать транснациональную коалицию активистов, государств и концернов, которые преодо-
321
@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN
леют национальное сопротивление. Таким образом, не в последнюю очередь это сколачивание коалиций и создание конфронтаций, минуя границы государств и концернов, превращает бессилие стратегии, опирающейся лишь на ресурс легитимности, в реальную силу.
И наконец, капитал легитимности, а значит, и власть адвокатских движений, зиждится на том, в какой мере они способны превращать правдивость как таковую в политический фактор. Информирование о фактах или об открытии фактов не является само по себе политическим действием. Напротив: тот, кто проводит политику с фактами на руках, т. е. драматизирует факты для достижения определенных политических целей, вызывает подозрение, что он является представителем чьих-то интересов. И здесь в силе утверждение, что если адвокатские движения обнародуют факты (например, о нарушении прав человека в какой-то стране, об опасности определенных форм производства, о наличии яда в продуктах питания), то свою власть они черпают не из этой работы над фактами, но из того, что эти факты власть имущими — государствами и концернами — систематически замалчиваются и отрицаются. Но в мире, где с фактами обращаются принципиально по своему усмотрению, сам простой факт может представлять угрозу для власть имущих.
Таким образом, налицо пропагандистские искусства транслегального господства, которые придают политическое значение обнаружению фактов и информированию о них, превращая их в фактор власти. Там, где лгут принципиально, а не время от времени, говорящий о том, как обстоят дела на самом деле, становится опасным. Состояние мирового общества риска позволяет сделать такое допущение: власть лжет — государства и концерны обращаются с истиной стратегически, т. е. затушевывают те факты, которые им вредят, и пропагандируют те факты, от которых ожидают выгоды во властно-стратегическом отношении.
Поэтому ' могут предоставлять в распоряжение другим государствам, международным организациям и концернам надежную информацию, которая ставит под удар положение отдельных государств или концернов. Их капитал легитимности зиждится на их длительной правдивости в качестве производителей надежной информации. Они подвергают опасности самих себя, если, подобно их оппонентам, используют факты, чтобы осуществить свои цели, связанные с отдельными концернами или государствами, либо добиться финансирования от спонсоров и членов этих организаций.
Роль независимых корреспондентов, сообщающих о замалчиваемых фактах, легитимирует адвокатские движения. В той мере, какой они становятся рутинными, профессиональными глашатаями
322
TANLN vi. OPENPJTFF \LF“J^F_ TEN“\N^OKSTS SI”JOPLN
фактов, моральными предпринимателями в области фактов, толкующими о предустановленной гармонии между собственными интересами и истиной, они проматывают свой капитал легитимности.
В этом противоречие, от которого адвокатским движениям трудно избавиться. С одной стороны, они вынуждены драматизировать информацию; с другой — ставят тем самым под вопрос серьезность их работы с фактами, составляющими основу их легитимности. Поэтому выявление и адвокатская презентация фактов перед национальной и транснациональной общественностью суть эквилибристика на канате, в которой балансиром служат принципы адвокатских сетевых движений.
2. OPENPJTFF \ENVNP@ETFF EFOKN
Наоборот, адвокатские стратегии базируются на коллективно выявляемой неправдивости государств и концернов или их информационной политики. Разрыв между фактической реальностью и публичной самопрезентацией делает делегитимационную стратегию эффективной для адвокатской деятельности. Адвокатские кампании являются успешными в тех странах, где усвоен либеральный дискурс, причем
вмасштабах, позволяющих социальным движениям изучать и обрисовывать этот разрыв между притязаниями и практикой.
На это в первую очередь направлены стратегии драматургии риска. Адвокатская методология — порождать готовность к изменению, внедряя факты в общественное сознание,— находит удачное поле деятельности в обнаружении и критическом анализе разрыва между провозглашенной концернами (и правительствами) безопасностью и ощущаемыми рисками, неуверенностью и страхами потребителей. Причем контрвласть адвокатских движений, как было сказано, не в последнюю очередь является результатом рыночного резонанса. Стратегия риска, обнаруживая неконтролируемость глобальных рисков, одновременно порождает неконтролируемость глобальных рынков. Таким путем экономически разоблачается дефицит легитимности мировых экономических акторов, поражая их наиболее уязвимое место — при обеспечении глобального сбыта как предпосылки получения прибыли.
Глобальный конфликт риска, разгоревшийся вокруг генетически модифицированных продуктов питания — этой пищи Франкенштейна, как ее окрестили в Великобритании,— наглядно показывает, почему
вусловиях ненадежности даже могущественным производителям генно-инженерной продукции в Европе, а затем и в 5 пришлось пойти на (временное) отступление: никто — ни сторонники, ни критики — не знает, какими будут последствия. Из-за победы генной инже-
323
@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN
нерии все оказались вынужденными принимать недопустимые решения, влияющие на выживание, не будучи в состоянии научно обосновать эти решения. Фактически речь идет не о просчитываемом риске, но о непросчитываемой ненадежности. Мы имеем дело с динамикой, в которой прирост научного знания часто ведет не к безопасности, но к усилению когнитивной неуверенности и нормативной ненадежности. Так, биореволюция все больше раскрывает пространство действий, бросающих вызовы новым констелляциям решений и рисков, ибо с появлением технического знания, расширяющего наш доступ к внешней и внутренней природе человека, на повестке дня появляются когнитивные и нормативные проблемы.
О том, что эта ситуация характерна для вызывающего споры генетически модифицированного продовольствия, свидетельствует один прагматический показатель. На вопрос, застрахованы ли в частных компаниях заводы по выпуску генетически модифицированных продуктов питания, следует ответить однозначным «нет». Концерны и их эксперты утверждают: «Риска нет», но отрасль частного страхования, которая должна отвечать за этот нулевой риск собственным капиталом, говорит: «Слишком рискованно, не подлежит дешевому страхованию!»
Концерны зачастую не гнушаются очернением сознания риска у потребителей. Делается это, видимо, потому, что концерны не могут рассчитывать на противоядие от адвокатских стратегий риска — если только они не ведут действительно (а не только на словах) прозрачную информационную политику. Стратегия риска, таким образом, еще и потому так успешна, что отстаивает основное право потребителей: желание получать информацию. В вопросах потребителей о риске скрываются требования о соучастии в принятии решений в сфере технического и промышленного производства, а также продуктов потребления. Так адвокатским движениям удается на примере генетически модифицированного продовольствия сформулировать вопрос: кто правит нашей жизнью?
Генетически модифицированные продукты питания — глобальное дело. Непредсказуемость последствий для планеты волнует людей во всем мире. В то же время эта глобальность явления объясняет, почему концерны, с одной стороны, делают ставку на глобальную пробивную силу, а с другой — именно благодаря этому попадают под удар стратегии риска. Ни одна страна не может в одиночку запретить введение модифицированного продовольствия и сельхозпродуктов, не входя в противоречие с системой открытых всему миру рынков. Если какое-то правительство оттягивает введение генетического продовольствия, оно не только оказывается в оппозиции к гигантам пище-
324
TANLN vi. OPENPJTFF \LF“J^F_ TEN“\N^OKSTS SI”JOPLN
вой промышленности, которые хотят утвердить единые стандарты для всего мира (пока эти стандарты идут им на пользу), но вступает в конфликт со Всемирной торговой организацией и т. д. Но одновременно эта кажущаяся сверхмощной глобальная пробивная коалиция концернов, и правительств создает фон, делающий напуганных потребителей (во всяком случае в Европе, но также и в 5) восприимчивыми
ксистематически игнорируемым рискам и бесконтрольности.
3.OPENPJTFF \JVSKENPFUN—FF
Адвокатские движения могут пролить свет на следующее обостряющееся противоречие: с одной стороны, после окончания конфликта Востока и Запада все государства ссылаются на нормы демократии; с другой стороны, экономическая и политическая глобализация означает скандальную де-демократизацию коллективно обязательных решений. Если стратегии риска тематизируют расхождение между притязанием на контроль и бесконтрольностью, то стратегии демократизации обнаруживают очевидные противоречия между всеобщим признанием демократии и ее катастрофическим упадком.
Как ни странно, подобные стратегии нередко начинаются там, где провалились попытки мобилизовать массовую поддержку. Стратегии демократизации подхватывают размытые основные нормы и убеждения (например, защиту прав человека), чтобы трансформировать их в готовность действовать. Таким образом, особенность адвокатских стратегий и движений состоит в сложности (классические политологи сказали бы: маловероятности или невозможности) перевода столь же всеобщего, сколь и необязательного консенсуса в целенаправленные поступки. Это, следовательно, удается только при определенном сочетании условий, коалиций и возможностей действий.
Подобные адвокатские стратегии должны опираться на надежно проработанную информацию — факты, которые должны выдержать тест на точность (как это легко предвидеть) в конфликте, вызванном их опубликованием. Но одних категорий и цифр недостаточно. Цифры должны содержать голоса, лица и истории из жизни, публично рассказанные людьми, которым нанесен ущерб. Многие стратегии активизации опираются, следовательно, на связь между фактами и историями из жизни, которые вызывают сострадание. Это символически переданное сострадание не может быть порождено в соответствии с масштабом всеобщего разума. Оно должно находиться в согласии с фундаментальными убеждениями о человеческом достоинстве, которые существуют в разных контекстах и культурах, на фоне разных традиций.
325
@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN
Так, далеко не все люди в мире придают одинаково большое значение правам человека — как индивидуальным (всеобщим), так и целостным, но всюду господствует родственная вера в человеческое достоинство. Вот почему нарушения прав человека, как правило, противоречат существующим представлениям о человеческом достоинстве. Поэтому лица, которые рассказывают о телесных повреждениях, нанесенных им в результате государственного преследования и пыток, вызывают сострадание людей, живущих в разных культурных контекстах, вне зависимости от того, связано это первично с требованиями соблюдать права человека или уважать человеческое достоинство. Для того чтобы вызвать транснациональный резонанс, важно, следовательно, не только документировать нарушение всеобщих норм, но сделать наглядными цифры с помощью жизненных историй.
В переводе на циничный язык социологии это звучит так: адвокатские движения должны поучиться у профессиональных попрошаек, которые (особенно в эпоху европейского Средневековья) достигли высокого уровня артистизма, меняя свое обличье ради конвертации сострадания богатых христиан в звонкую монету.
Да и обходной путь — через другие государства — часто является кратчайшим для обнаружения нарушений прав человека в национальных масштабах и мобилизации политического сопротивления. Так, международные контакты и координации способны увеличить число голосов, которые помогут преодолеть глухоту и слепоту национальных властей или правительств к определенным нарушениям прав человека. Это тем более справедливо, чем явственней растут, благодаря этим связям, расходы национальных правительств, точнее, плата за неведение о фактах попрания свободы, демократии и человеческого достоинства. В этом смысле адвокатские стратегии вынуждают дать новое определение национальному интересу, повышая расходы на обучение в части прав человека.
Все это предполагает, что не только адвокатские движения, но также их интернациональные партнеры сознательно релятивируют и подрывают принцип национальной суверенности. В результате этого глобальность ценностей и сетей, которую обосновывают и активируют акторы адвокатских движений, может стать своего рода самоисполняющимся пророчеством.
4. OPENPJTFF KSOVSRSAFPFUN—FF
Адвокатские сети и движения нередко воспринимались как исполнительные органы культуры глобальных ценностей, сравнимые с Меж-
326
TANLN vi. OPENPJTFF \LF“J^F_ TEN“\N^OKSTS SI”JOPLN
дународным олимпийским комитетом или Красным Крестом. Но подобная оценка не отвечает их роли, ибо адвокатские движения никоим образом не реализуют заданные глобальные ценности. Более того, они перетолковывают, создают и утверждают международные нормы и правила, причем в тот момент, когда пытаются использовать их в конкретных политических контекстах и кампаниях.
Теория мировой культуры, сформулированная Джоном Мейером, Джоном Боулом, Джорджем Томасом и другими, предполагает, что международное общество возникает в той мере, в какой всевозможные акторы распространяют по всему миру глобальные нормы. Сюда указанные авторы относят национальные правительства, а также международные соглашения и неправительственные организации, в число которых включают как классические ', так и концерны, действующие транснационально. Все они единодушны в отношении (часто невидимых) последствий их действий: они поддерживают
иусиливают процесс институционализации мировой культуры в соответствии с принципами универсализма, индивидуализма, рационализма и мировых гражданских прав. Согласно такому подходу не существует никакого осмысленного различия между транснациональными акторами и стратегиями, которые поддерживают господство национальных государств и транснациональных концернов или бросают ему вызов.
Впротивоположность этому различные акторы не только стоят на разных позициях в выкристаллизовывающейся структуре господства мирового общества и соответственно располагают весьма разными стратегическими потенциалами, но преследуют весьма разные цели и задачи. Поэтому необходимо выделять категории национальных и транснациональных акторов. Причем логику транснациональных адвокатских движений нельзя путать с целями и задачами, которые преследуют, например, институты технической безопасности, Всемирная торговая организация или концерны.
Вэтом смысле теоретики мировой культуры неверно понимают особенность адвокатских стратегий. Последние тематизируют
ииспользуют стремительный упадок легитимности государственного и мирового экономического господства, участвуя, таким образом, в создании и формировании возникающего космополитического режима. В деятельности адвокатских стратегий истончаются стенки национальных государственных и общественных сосудов, становясь прозрачными для космополитической ответственности и власти. Но все же для этих движений и их стратегии справедливо то, что национальные рамки хотя и размываются, но не упраздняются.
327
@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN
Космополитическая цель, которую озвучивают адвокатские движения, подразумевает, как и прежде, государственных адресатов. Они, а не транснациональные акторы как таковые или одиозное всемирное государство, в своих моральных и правовых основаниях должны сделаться восприимчивыми к космополитическим ценностям. Ключевой постулат формулируется так: права человека никогда не могут быть реализованы и гарантированы как таковые, но всегда только в большой коалиции государств (возможно, также концернов в области господства отдельных государств ). Индивидов, восстающих против нарушения прав человека и гражданских прав, необходимо поддерживать транснационально и транскультурно в их сопротивлении государству, которому они принадлежат. Космополитическое общество может быть пробуждено внутри и оказывать давление извне. Но ответственными акторами политического остаются государства.
Именно значимость адвокатских движений, созидающая ценности, институты и политику, с необходимостью приводит к реалистическому взгляду на их внутренние противоречия и границы. Акторы глобального гражданского общества оказываются перед дилеммой: с одной стороны, в осуществлении своих целей они зависят от государств; с другой — являются главными оппонентами государств и концернов. Чтобы успешно действовать, они должны превращать государства как бы в горячих неофитов ценностей гражданского общества — прав человека, защиты окружающей среды и т. п. Вместе с тем со своими успехами они оказываются ненужными и удушаются кооперативными объятиями государств и концернов; как правило, имеет место и то и другое.
Различные фракции глобального гражданского общества в высшей степени противоречиво оценивают вопрос о суверенитете и отвечают на него в зависимости от того, где находится родина акторов — на севере или на юге. Северные активисты видят в эрозии суверенитета хорошую вещь, южные — плохую. В этих противоречивых восприятиях и оценках отражаются противоположные исторические позиции: если северяне судят и действуют на основе исторически укрепившейся в ходе истории государственной системы, то южане часто сталкиваются с ситуацией, когда само слово «демократия» звучит издевательски, а уж слово «государство» остается утопией. Чем реалистичней становится речь о космополитическом обществе, тем ожесточенней конфликт вокруг того, что и для кого значат его ценности, понятия, институты и структуры.
ГЛАВА VII
! ? 6 , 2 ' ) ) 6 , ( ' !, , (
В предыдущих главах я изложил следующий аргумент: политическое в глобальном столетии не вымерло, но переселилось. На наших глазах, нашими руками совершается трансформация понятия и форм политического, воспринять и исследовать которую мешало отсутствие исторически адекватных категорий и форм восприятия. Структура возможностей политического прорывает дуализм национального и интернационального и располагается в глокальном пространстве. Мировая политика превратилась во внутреннюю мировую политику, которая лишает национальную политику границ и оснований. Стратегии капитала оказывают давление на государства и заставляют их делать вынужденные ходы. Об этом говорит политическая экономия с самого начала. Вопрос в том, как они это делают, а также то, как все- мирно-политическая экономическая власть использует в своих интересах угрозу ухода инвестиций и потому торжествует над политикой, закосневшей из-за привязанности к почве. Мировые экономические акторы, таким образом, не являются принципиально более могущественными, чем государства. Но они раньше вырвались из ограниченности национальной ортодоксии: вот это и является новым.
Итак, если кто ожидает возврата политического в понятии и форме национального государства, то он непременно поддержит жалобный хор, ноющий о конце политики. Один из пороков методологического национализма состоит в том, что он по большей части мешает политической теории и политической науке увидеть в отношении изменения форм политического, произошедшие во Втором (космополитическом) модерне. Тем самым упускается из виду политическая рефлексивность общества и истории, открытых навстречу будущему, основной опыт историчности, двойной контингентности, трансформации в открытое будущее с иным типом общества, государственности и политики. Глобализация неизбежно порождает мировую по-
329
@ACEFG IJK. LANOPC L QRSG@ TASINAFUVN
литику. Но как можно определить роль политики в Новой мировой политической экономике? Как может политика использовать свои шансы? Кто выбирает стратегии? Кто побеждает?
Эти вопросы будут рассмотрены в данной главе в шести разделах:. Конец конца политики (еще раз о властной метаигре).
. Томас Гоббс, переписанный для всемирного общества риска (восприятие цивилизаторской угрозы человечества самому себе как источник легитимности глобального господства).
. Государственные формы Второго модерна (понятия и формы государственности изменяются).
. Идея неолиберального государства расколдовывается.
. Политические формы Второго модерна (политические понятия и формы изменяются).
. В поисках утраченного воображения (типология критики).
1. KS^J— KS^—N RSAFPFKF
Диагноз о конце политики характерен для взгляда национального, но не космополитического. Противоречие между национальной и космополитической перспективой едва ли могло быть более радикальным: если национальная перспектива создает видимость чуть ли не отсутствия контингентности политики, то космополитическая перспектива рисует образ глобализации контингентности. В соответствии с этим контингентность политики уже не осуществляется в данной и твердо установленной схеме правил изнутри и извне, национально и интернационально. На место этого, как бы для вечности отчеканенного политического железного порядка выступила двойная игра контингентности. Игра классического индустриального общества продолжается. Одновременно многие требуют перевернуть с ног на голову (и уже начинают переворачивать) саму систему правил игры, причем абсолютно неясным остается (в переносном смысле), должны мы в будущем играть в преферанс, в лото или в футбол. Политика, диктуемая правилами, и политика, изменяющая правила, переплетаются друг с другом, смешиваются и пересекаются.
Различение правил игры и самой игры, заднего и переднего плана, институциональных рамок и контингентного действия уже не работает. Таким образом, различие мира национального взгляда и мира космополитического взгляда состоит в различии контингентности. Если при национальном подходе оно стремится к нулю, то космополитический взгляд открывает для шансов и судеб контингентное пространство действия, о котором при национальном подходе и не подоз-
330