leonardo2
.pdfьл этой реплике и уничижению луврского оригинала, которы ми разразился торопливый Мюллер-Вальде (Leonardo da Vinci. 1889-90. С. 107,114). Надо ждать, что применение новых, объ ективных методов распознавания, вроде рентгенизации ма крофотографирования красочного слоя и т. д., обнаружат еще на ряде картин, носящих сейчас имя учеников и школы Лео нардо, большие или малые следы непосредственного прикос новения собственной его руки.
I Это было традицией вообще, и мало затрагивало его соб ственное творчество в частности. Его знаменитое изречение: Jo servo chi mi paga, «Я служу тому, кто мне платит», —- пер вая историческая формула буржуазного наемничества в нау ке и искусстве — получало в таких проявлениях свои практи ческие следствия. Тут было улучшение товара общей мастер ской для завлечения покупателя. Леонардо шел на это тем лег че, чем труднее становилось для него собственное творчество. Проклятия деньгам, заносимые им же в свои записи, только изнанка этой же формулы, выражение вечной стесненности в средствах, необходимости добывать деньги, унизительной зависимости от состояния казны заказчика или милостиво го расположения покровителя. Жалобы на казначея, которые Леонардо подавал миланскому герцогу, типичны. Он должен был жить, в конце концов, изо дня в день. У него не было доста точного настоящего и обеспеченного будущего. Это было тяж ко само по себе. Но это было еще непереносимее при его взгля де на высоту труда и звание живописца. Он чувствовал себя князем, а жил как наймит. Он притязал на верховный круг че ловеческого общества, а был на положении искусного ремес ленника. Его силы были гигантскими, а выход для них — ма лым. Люди говорили об его безмерном гении, но обращались с
51
ним как с рядовым талантом. Он должен был работать и суще ствовать, как всякий другой, рядом. Он был частицей герцог ской, папской, королевской челяди. Он мог как будто все а не осуществил, в сущности, ничего. Его итогом был ворох бумаг и несколько картин. Он кончал жизнь в отчуждении — ein ausschlieslich in sich verschlossener, seinen Studien und Forschungen lebender Mann (/. Lermolieff-Morelli. Kunsthistorische Stu dien tiber Italienische Malerei. 1893. T. III. С 44). Он был полон горечи. То, что он записал на обложке одной рукописи о судьбе Лодовико Моро, он мог бы переписать для самого себя: «...гер цог потерял власть, имущество, свободу, и ничего из предпри нятого им не завершено до конца». Это собственная его фор мула. Так было и с ним, ибо он был первым «лишним чело веком» — родоначальником длинной плеяды «лишних людей» новой европейской истории.
А. М. Эфрос
52
Раздел 2
Искусство
«Мадонна среди скал» (Париж, Лувр)
Спор живописца
споэтом, музыкантом
искульптором
В 457-480 даны примеры так называемых «сравнений» — paragone — спора искусств о их взаимных преимуществах. Компиляторы «Трактата о живописи» более или менее исчерпывающе собрали такие «сравне ния» Леонардо в первой части «Ватиканского кодекса». От Луки Пачоли мы знаем, что при миланском дворе в присутствии герцога Лодовико Моро происходили научные «поединки» (duelli), и, может быть, приведенные записи являются подготовкой к таким состязани ям. Возможно также, что Леонардо требовал от учеников упражне ний на соответствующие темы и сам давал образцы. Во всяком слу чае, он первый широко воспользовался темой «сравнений», впослед ствии—к концу XVI в.—ставшей вполне обязательной и совершенно пустой. Истоки этих paragone восходят, может быть, даже к народ ной средневековой литературе тенцон и контрастов (см. Steinschneider. Rangstreitliteratur, em Beitrag zur vergleichenden Literaturund Kulturgeschichte // Sitzungs-berichten der Kais. Akademie der Wissenschaften in Wien. CLV. 1906.4). В контексте, очень близком к Леонардо, paragone появляются уже у его старшего земляка, Леона Баггисты Альберти (его X libri de re aedificatoria были написаны непосред ственно после 1452 г., а изданы лишь в 1485 г., после смерти Альбер ти в 1472 г.), и другого флорентийца, работавшего долго в Милане при Франческо и Галеаццо Сфорца, — Филарете (гуманистический псевдоним Антонио Аверлино; его архитектурный трактат возник между 1451 и 1464 г. и в совершенной полноте не издан и до сих пор). В темпераментных софизмах, часто пользуясь доводами, не принад лежащими ему самому, Леонардо обрушивается на поэзию, музыку
55
искульптуру, стремясь доказать, что живопись имеет такие же, если не большие, права быть принятой в число «свободных искусств», как
имузыка и отчасти поэзия.
Подразделение наук (они назывались «искусствами») на «свобод ные» и «механические» (artes liberates и artes mechanicae) Средневе ковье унаследовало от античности и передало дальше Возрождению. Оно взросло на античной социальной структуре — аристократиче ски мыслящая община осознавала рабство как нечто чуждое, зара боток и физический труд ремесленника считались низшим и небла городным занятием, недостойным свободного и полноправного гражданина. Уже в схеме великого врача Галена «свободные искус ства» сведены к мистическому числу 7 (грамматика, риторика, диа лектика, арифметика, геометрия, музыка, астрономия); им противо поставляются «механические искусства», куда относятся архитекту ра, земледелие, навигация и т. д. Характерно, что Гален считает возможным, «если угодно», причислить живопись и скульптуру к числу «свободных искусств» на том основании, что и той и другой можно заниматься в старости, при упадке сил, чего не бывает с на стоящим ремеслом. Здесь отчетливо видно, что играют роль соци альные и никакие другие соображения. Знаменателен также аллего рический «сон» Лукиана о благородной жене-философии и грязной девке-скульптуре, повстречавшихся ему на его жизненном пути. В христианскую эпоху, при иначе организованном обществе, сохра нилось то же разделение. «Свободные искусства» были подразделены на «тривиальные» (три первых из вышеперечисленных), образую щие trivium элементарных школ, и четыре высших — quadrivium средневековых университетов (Альберти, например, один из немно гих писателей по искусству эпохи Возрождения, прошел и trivium, и quadrivium). To, что мы теперь называем искусствами, то есть спец ифические проявления творческой фантазии, рассматривалось как ремесла в разделе «механических искусств». Они ютились в цехах, в мастерских (bottega), где искусство и ремесло жили нераздельно, ря дом друг с другом и друг в друге. Поэзия была не вполне полноправ ным придатком к риторике, но уже в самую раннюю пору Возрожде ния Петрарка находит доводы, чтобы вступиться за ее права: она не названа в числе «свободных искусств» потому, что она выше их всех
и нее их обнимает, равно как философия и теология (письмо о поэти ке Бенвенуто да Имола). С того момента, когда живописец перестает быть только цеховым мастером, когда он становится сначала жела тельным, потом необходимым, а еще позже — почетным гостем при дворе Медичи, Сфорца, д'Эсте, Монтефельтре, Малатеста и других, начинают раздаваться голоса о преимуществах и достоинствах жи вописи и ее правах на «науку» наравне по крайней мере с музыкой, и раздаются они до тех пор, пока в теории искусств в XVII веке не за крепляется термин «изящные искусства» (belie arti, beaux arts, schone Kunste). До этих пор искусства составляли в лучшем случае про межуток между artes liberates и mechanicae, поскольку они не имели теоретического обоснования. В этой борьбе за права живописи у Ле онардо были предшественники, но едва ли не он первый высказал претензии живописи с полной ясностью. Вся его тенденция называть живопись «наукой» помимо других причин определяется этой тер минологической традицией и борьбой за место живописи среди дру гих «искусств», как-то: арифметики, геометрии, грамматики и т. д., тем более что он избегает слова arte, по-итальянски равно обознача ющего как искусство, так и ремесло. Кроме того, живописцы того вре мени вообще редко отличали в своих суждениях живописца от мате матика, художника от ученого (Olschki. Geschichte der neusprachlichen wissenschaftlichen Literatur. 1919. T. I. C. 141, — есть русск. перев., — приводит ряд интересных примеров). При этом особенно настойчиво он указывает на математическую основу «науки живо писи» — перспективу и пропорции,—ту самую, из-за которой музы ка заняла твердое место среди «свободных искусств» и которую со лидно укрепили непосредственные предшественники Леонардо, ху дожники-математики типа Альберти, Пьеро делла Франчески с его «Живописной перспективой», чистый математик Пачоли и др. Даль нейшее развитие этого старого спора шло по пути, намеченному раньше и проделанному Леонардо, несмотря на то что время от вре мени продолжают высказываться прямо противоположные взгляды (например, у Бенедетто Варки, 1546, см. ниже). Очень важное разгра ничение вводит Francisco de Hollanda (Tractate de Pintura antiqua, написан между 1547 и 1549 г.): он отделяет ремесло от искусства в нашем смысле слова и тем самым подготовляет то, что впоследствии
57
было названо «изящным искусством». Вазари в этом споре, как в чем, и во всем другом, занимает половинчатую позицию: он бе°3 удивления и без негодования рассказывает, что одному нобилю, уче нику Леонардо, Рустичи, повредило то, что он занимался искус ством, а с другой стороны, как маньерист, Вазари склонен очень вы соко ценить свое занятие. Более решительные маньеристы последо вательнее: в конце XVI в. происходит сдвиг; странствующий виртуоз, «исторический живописец», профессор академии, выступающий в' верхних социальных слоях, — с одной стороны, и живописецремесленник, оставшийся в цеху, с другой, представляют собой два полюса, не имея между собой ничего общего. Уже близится то время, когда cavaliere Бернини будут принимать во Франции с княжескими почестями. Становится ясной пропасть между «большим искус ством» и тем, чего раньше совсем не существовало,—ремесленным искусством в нашем смысле «прикладного искусства». В высказыва ниях маньеристов это видно совершенно отчетливо (например, Аrmenini G. В. De' veri precetti della pittura. Равенна, 1587), а Романо Альберти (Trattato della nobilta della pittura. Рим, 1585) при поддерж ке юридических и археологических аргументов окончательно про возглашает признанный уже всеми тезис, что живопись — не чисто механическое искусство, a ars liberalis. Но во времена Леонардо этот спор был в самом разгаре, и он со своей стороны сделал все, чтобы за острить его до крайности. Так как положение двух привилегирован ных «наук» (музыки и поэзии) в системе свободных искусств было различное, то меняется и общий порядок его аргументации: на поэ зию Леонардо нападает с позиции тщательно обставленного положе ния о преимуществе глаза над другими органами чувств и доказы вает, что живопись представляет «с полной истинностью» произве дения природы, а поэзия — «только слова», произведение человека, который сам, в свою очередь, является произведением природы. От сюда естественно должен следовать вывод, что если поэзия принята в число «свободных искусств», то с большим правом на это может претендовать живопись. Музыка значится в числе «свободных ис кусств» за свою математическую основу — стоит вспомнить идущие из античности учения о музыкальных пропорциях и гармонии. По этому Леонардо доказывает, что живопись имеет еще более богатую
математическую основу в виде учения о перспективе и о тех же про порциях, причем он устанавливает музыкальные гармонические пропорции применительно к перспективным сокращениям. Отсюда вывод, формулированный почти в тех же словах у Пачоли, что «му шка — младшая сестра живописи» и что в число «свободных ис кусств» нужно или ввести живопись, или исключить из них музыку. Последнее, как прекрасно знает Леонардо, невозможно: мистическое число семь нерушимо. Больше всего достается в этом споре скульпту ре. Вряд ли можно видеть в этом отголосок неприязни к Микеланджело или личных неудач Леонардо с грандиозным конным памят ником Франческо Сфорца. Как бы то ни было, характерны словно бы наивные аргументы, как, например, то, что «скульптура порождает пот и телесную усталость» или что «скульптор всегда грязен»; однако они знаменательны именно в свете претензии живописи занять ме сто среди свободных искусств: ведь «свободные искусства» от «меха нических» различались по принципу возможности ими заниматься свободному или несвободному человеку, причем как раз к физиче скому труду, «порождающему пот и телесную усталость», к механи ческим искусствам относились с пренебрежением. Леонардо нужно было при помощи этих аргументов «отмежеваться» от скульптуры, не причисленной к свободным искусствам, и показать, что живо пись ничего общего с нею не имеет. Многие аргументы Леонардо вос кресают в середине XVI в., когда главная масса его литературного на следия лежала у Мельци и была мало известна (это показывает, что Леонардо зачастую пользовался общими местами), но воскресают они для превознесения своего искусства и умаления всех других, и первоначальная цель их — борьба за место в ряду привилегирован ных свободных искусств—становится забытой и отчасти ненужной в связи с изменившимся общественным положением художника. Знаменательны в этом смысле две лекции о живописи и скульптуре известного флорентийского филолога и историка Бенедетто Варки (1503-1565), прочитанные им в 1546 г. во Флорентийской академии (позднее они были напечатаны: Varchi Benedetto. Lezioni sopra la pittura escoltura. Флоренция, 1549). Вторая лекция посвящена paragone; интересно, что здесь впервые в теории искусств была применена ан кета: сохранились ответы, полученные Варки от живописцев Якопо
59
да Понтормо, Анджело Бронзино, Вазари, от скульпторов Бенвенуто Челлини, Триболо, Франческо да Сангалло и от известного мастера интарсии - Тассо. Они интересны как свидетельства, идущие непо средственно из среды самих художников, которые в зависимости от темперамента и осведомленности более или менее удачно и остро умно пользуются общими местами только для восхваления своего
. искусства.
457 |
Т. Р. 27. |
В справедливых жалобах сетует живопись, что она изгнана из числа свободных искусств, ибо она — подлинная дочь приро ды и осуществляется наиболее достойным чувством. Поэтому, о писатели, вы не правы, что оставили ее вне числа этих сво бодных искусств, ибо она занимается не только творениями природы, но и бесконечно многим, чего природа никогда не создавала.
458 |
Т. Р. 34. |
Так как писатели не имели сведений о науке живописи, то они и не могли описать ни подразделений, ни частей ее; сама она не обнаруживает свою конечную цель в словах и из-за невеже ства осталась позади названных выше наук, не теряя от это го в своей божественности. И поистине не без причины они не облагораживали ее, так как она сама себя облагораживает, без помощи иных языков, не иначе, как это делают совершенные творения природы. И если живописцы не описали ее и не све ли ее в науку, то это не вина живописи и она не становится ме нее благородной оттого, что лишь немногие живописцы ста новятся профессиональными литераторами, так как жизни их не хватает научиться этому. Можем ли мы сказать, что свой ства трав, камней и деревьев не существуют потому, что люди
60