Крепостные актеры

Наряду с общественным театром, к концу XVIII века в Москве и Подмосковье возникают частные театры отдельных богачей.

Эти «домашние» театры — городские и усадебные — были характерным порождением крепостнического строя. Создавали их крупные помещики, которые по своему по­ложению и богатству чувствовали себя маленькими царь­ками.

Составлявшие «опору» трона, помещики сами хотели жить «по-царски». Они окружали себя многочислен­ной дворней из крепостных крестьян, погружались в роскошь, праздные забавы и наслаждения, соперни­чали друг с другом богатством и блеском своих «дво­ров».

В числе «верноподданных» у таких помещиков, как и у самой Екатерины, имелись свои гофмаршалы, камер юнкеры, фрейлины, свои шуты и «дураки», выделенные из крепостной прислуги «арапы» и «арапки». Граф Шереметев содержал даже свою лейб-гвардию — гусарский «эскадрон» из двенадцати человек. Князь Голицын учредил свой «орден» — портрет собственной персоны, которым «награждал» за верную службу шутов, конюхов и камердинеров.

Празднества, которые устраивали эти богачи-помещи­ки, не уступали придворным. Князь Потемкин пригла­шал на свои балы до трех тысяч гостей. Одного воска для освещения дворца сжигалось у него в вечер на не­сколько тысяч рублей.

Подражая императрице, которая увлекалась пышным итальянским театром оперы и балета, все эти ма­ленькие царыки и начали заводить свои собственные театры.

Помещичьи театры, которые получили в истории название крепостных, впервые появились в Москве и в Подмосковье. Потом аналогичные театры были созданы в Петербурге" и других городах России, вокруг которых располагались помещичьи вотчины. К 1790 году в одной только Москве таких театров насчитывалось около двух десятков.

На Знаменке помещались театры Апраксина, Столы­пина и Воронцова, на Пречистенке — Бибикова и Гага­риной, на Арбате — Хованского, на Моховой — Пашко­ва, на Никитской — Позднякова, словом, что ни барский особняк, то и театр. И что ни усадьба под Москвой, в ней также крепостной театр: в Нескучном — Голицына, в Люблине — Дурасова, в Марфине — Салты­кова, в Яропольце — Закревского, в Кускове — Шереметевых.

История создания крепостных театров полна трагических страниц. Рождались эти театры в великих муках крепостных людей. Приходит помещику в голову мысль создать театр, отбирает он дйсяток-другой своих крестьян и крестьянок и приказывает им стать актерами. Часто созданные таким образом театры становились пародией на театр, стоившей потоков слез деревенским Дуняшам и Глашам, по приказу «батюшки-барина»

Театр в Кускове -своими размерами, роскошью и благоустройством не уступал петербургскому придворному и превосходил Петровский театр в Москве. Построенный по проекту выдающегося архи­тектора Вали, разукрашенный по эскизам зна­менитого художника Гонзаго, он имел три яруса лож, партер, большую сцену и отли­чался великолепной акустикой.

Театр в Останкине по длине зрительного зала, глубине сцены превосходил крупнейшие парижские театры, а по своему техническому устройству, по совершенству декоративной и монтировочной части стоял намного выше, чем знаменитый Веймарский театр.

В репертуаре театра Шереметевых были спектакли всех видов сценического искусства, но особенно процветали музыкальные. На сцене этот театра шли все луч­шие оперы иностранных композиторов того времени — Гретри, Монсиньи, Глюка, Паизиелло, Чиморозо, Сальери, все наиболее популярные произведения первых рус­ских композиторов — Фомина, Паскевича, Матинского, Козловского. Известно, что шереметевский театр поставил 116 пьес, в том числе 73 оперы и 18 балетов.

Репертуар театра был не только разнообразен, но и в значительной мере оригинален. Автор недавно вышедшего в свет обстоятельного и очень ценного исследования о театре Шереметевых—Н. А. Елизарова говорит, что 60 процентов этого репертуара было достоянием только щереметевской сцены. Такие, например, постановки театра Шереметевых, как «Самнитские браки» Гретри, «Инфанта Заморы» Паизиелло или «Взятие Измаила» Козловского, не могли быть осуществлены, ввиду своей сложности, не только каким-либо другим московским кре­постным театром, но и Петровским театром.

Обставлялись шереметевские спектакли по эскизам парижских по­становок. О богатстве театра можно судить по описи его имущества. Согласно этой описи, в театре было: О занавесов, 194 декорации, 52 кулисы, 68 мелких декоративных аксессуаров; гардероба парчевого, бархатного, шелково­го, суконного, шерстяного — 17 больших сундуков; обу­ви, головных уборов и бутафорских вещей — 76 сунду­ков и ящиков.

Но основное богатство театра Шереметевых составля­ли не эти материальные ценности, а люди, которые тво­рили и создавали спектакли этого единственного в своем роде театра.

Люди эти были крепостными Шереметевых, участь которых оказывалась тем трагичнее, чем ода­реннее они являлись, чем выше они поднимались в сво­ем искусстве, в своих творческих исканиях.

Труппа театра состояла более чем из двухсот человек. Она выдвинула много ярких талантов.

Многогранным дарованием обладал крепостной кре­стьянин Василий Григорьевич Вороблевский, исполняв­ший в труппе обязанности ее руководителя, режиссера, переводчика. Это был человек действительно выдающих­ся способностей. Он в совершенстве овладел француз­ским и итальянским языками. Ему принадлежали пере­воды и переделки либретто почти всех шедших в театре Шереметевых опер. В графском доме Вороблевский, кро­ме того, заведывал библиотекой, содержащей 16 тысяч томов на русском и иностранных языках, ведал огром­ным вотчинным и семейным архивом своих господ, их редкостными музейными коллекциями.

Замечательным самородком был главный механик те­атра Федор Пряхин — изобретатель «машинерии», по­зволявшей осуществлять причудливые постановки с полетами и превращениями, изумлявшие даже та­ких зрителей, как французский посол граф де Сегюр, польский король Станислав Понятовский, Екатерина II.

Талантливым архитектором являлся крепостной крестьянин —строитель Останкинского дворца Павел Ива­нович Аргунов.

Блестящими художниками были дворовые люди Шереметевых — К. М. Фунтусов, Г. С. Мухин, С. А. Калинин, декорации которых восхищали живостью и сочностью своих красок, законченным живописным мастерством.

Три имени из числа собранных Шереметевыми народных самородков вошли в историю русского искусства как имена его крупнейших деятелей. Это Степан Аникеевич Дегтярев — капельмейстер шереметевского оркестра, пианист и композитор, Гавриил Якимович Ломакин — руководитель певческой капеллы и Иван Андреевич Батов — скрипичный мастер.

По словам исследователя русской музыки, С. А. Дегтярев (1766—1813) «выделялся по мастерству из среды даже самых знаменитых своих современников вроде Сарти, Паизиелло, Бортнянского, Давыдова и дру­гих. Он стремился согласовать музыку с текстом и выразить то настроение, которое заключалось в его словах». Дегтярев написал около шестидесяти концертов и несколько больших ораторий и среди них известную ораторию «Минин и Пожарский, или Освобождение Москвы».

Руководитель капеллы Г. Я. Ломакин (1812—1888) также прославился как замечательный музыкант и педагог. Великий русский композитор М. И. Глинка очень высоко ценил Ломакина. Он говорил, что нигде в хоре не слыхал такой стройности, как у ломакинских певчих. С восторгом отзывались о Ломакине слышавшие его капеллу иностранные артисты и компози­торы, в том числе Рубини, Виардо, Берлиоз и Лист.

Инструментальный мастер театра Шереметевых И. А. Батов (1767—1839) был лучшим русским мастером скрипки конца XVIII и начала XIX столетия. Известный скрипач-виртуоз — соперник знаменитого Паганини — Лапинский случайно приобрел скрипку работы Батова и превознес ее качества так, что составил имя крепостному русскому мастеру за границей. За батовскими скрипками и виолончелями стали охотиться мировые музыканты.

По рассказам современников, скрипки «русского Страдивариуса» были сначала безымянными и выдавались ловкими антикварами за инструменты работы мастеров итальянского Возрождения. Но впоследствии спрос на батовские скрипки стал настолько велик, что их уже невыгодно было продавать как произведения иностранных скрипичных мастеров. И Батов с гордостью начал ставить на своих скрипках и виолончелях собственное имя — «Иван Батов».

Труппа театра Шереметевых обладала великолеп­ными актерами. Двадцать шереметевских вотчин по­ставляли актерские кадры для этой труппы. В двух своих украинских селах Шереметевы устроили особые певческие школы, где дети крестьян, имевшие хоро­шие голоса, обучались пению. Лучшие из них станови­лись затем артистами, певчими и музыкантами графского театра. Вообще у Шереметевых дело подготовки актерских кадров было поставлено образцово. Крепостных актеров обучали выдающиеся московские артисты: Померанцев, Плавильщиков, Сандуновы, Синявская, Шушерин. Пению и музыке их учили итальянцы Бабарини, Олимпий, Сарти, танцам—балетмейстеры Морелли, Соломони и Чианфонелли, перешедший на службу к Шереметевым со сцены придворного театра.

Среди актеров шереметевского театра выделялись Петр Петров, Андрей Новиков, Григорий Кахановский, Андрей Чухнов, Иван Кривошеев, певицы Мария Черкасова, Арина Калмыкова, Степанида Дегтярева, Анна Изумрудова, танцовщица Татьяна Шлыкова, музыканты Дмитрий Трехвалов, Алексей Скворцов, Осип Долгоно­гов и Василий Зайцев. Но подлинной звездой труппы была прославленная всеми нашими театральными исто­риками Параша Жемчугова, память о которой сохрани­лась и в народных преданиях, в частности — в известной русской народной песне «Вечор поздно из лесочку я коров домой гнала».

Параша Жемчугова — дочь кусковского кузнеца Ива­на Ковалева — обладала врожденным артистическим та­лантом. С юных лет отличалась она редкой музыкально­стью, прекрасным голосом, удивительным художествен­ным чутьем. Подготовленная к сценической деятельности такими артистками, как Сандунова и Синявская, она сама стала первоклассной артисткой, захватывавшей зри­телей искренностью и глубиной драматических пережи­ваний, и прекрасной оперной певицей.

Прасковья Ивановна Жемчугова была подлинным украшением шереметевской сцены, ее гордостью, ее не­померкшей е веках славой.

Шереметевы создали один из лучших театров своего времени, но талантливых актеров, вышедших из недр народа, они держали, как и другие помещики, в строгих рамках крепостного режима и рабского повиновения.