Литература по госам / Бисмарк - Мысли и воспоминания / Том II

18 Серебряную свадьбу. (Прим. нем. изд.)

19Покушения Геделя (11 мая 1878 г.) и Нобилинга (2 июня 1878 г.) на жизнь императора Вильгельма I. Эти террористические акты, к кото­

рым социал-демократия не имела отношения, были использованы Бисмарком как предлог для издания закона против социалистов.

20«Провозглашение империи в Версале» Антона Вернера; на этой кар­ тине центральной является фигура Бисмарка.

21В Пруссии до конца существования монархии сохранилось старин­ ное словоупотребление, понимающее под кабинетом собственную канцелярию короля. В Пруссии существовали гражданский и воен­ ный кабинеты; через них, по усмотрению короля, проходили дела, по поводу которых не может возникнуть вопроса об ответственности министров перед ландтагом.

Г Л А В А Т Р И Д Ц А Т Ь Т Р Е Т Ь Я

ИМПЕРАТОР ФРИДРИХ III

Было широко распространено заблуждение, что переход престола от императора Вильгельма к императору Фридриху должен быть связан со сменой министров и с назначением мне преемника. Летом 1848 г. я впервые имел случай познакомиться с 17-летним тогда принцем и получить с его стороны доказатель­ ство личного доверия. До 1866 г. доверие это, быть может, по­ рой колебалось, но решительно и открыто проявилось в Гаш¬ тейне в 1863 г. при ликвидации Данцигского эпизода 1. Во время войны 1866 г., в особенности в борьбе с королем и с высшими военными [чинами] по вопросу о своевременности заключения мира в Никольсбурге, кронпринц удостоил меня своего дове­ рия, независимо от разногласия в наших политических прин­ ципах и взглядах. Попытки поколебать это доверие делались с разных сторон, не исключая крайней правой, и с этой целью пускались в ход всевозможные происки и измышления, не имевшие, впрочем, длительного успеха; начиная с 1866 г. для их устранения достаточно было личного объяснения между кронпринцем и мною.

Когда в 1885 г. состояние здоровья Вильгельма I дало по­ вод к серьезным опасениям, кронпринц призвал меня в Потс­ дам и спросил, останусь ли я на службе в случае перехода пре­ стола к другому монарху. Я заявил, что готов на это при двух условиях: никакого парламентского правительства и никаких иностранных влияний в политике. «Об этом не может быть и речи!» — ответил кронпринц, сопровождая эти слова соответ­ ствующим жестом.

У его супруги я не мог предполагать такого же благоволе­ ния ко мне. Ее естественная и врожденная любовь к своей родине2 сразу же выразилась в стремлении бросить всю тяжесть прусско-германского влияния в европейских группировках на чашу весов в пользу своего отечества, каковым она никогда не переставала считать Англию. Сознавая различие интересов обеих главных азиатских держав, Англии и России, она стреми-

лась, чтобы при наступлении разрыва между ними германская мощь была применена в интересах (im Sinne) Англии. Это раз­ ногласие, основанное на различии национальностей, не раз приводило к объяснениям между ее императорским высочеством и мною по восточному вопросу, включая и баттенбергский3. Ее влияние на мужа всегда было велико и с годами усиливалось, достигнув кульминационного пункта в период, когда он был императором. Однако и она была убеждена в том, что в интересах династии я должен остаться при перемене мо­ нарха.

В мои намерения не входит, да это было бы и невыполнимо, опровергать каждую легенду и злостное измышление. Так как [существует] рассказ, будто в 1887 г. по возвращении из Эмса кронпринц подписал акт, что в случае, если переживет отца, он отказывается от правления в пользу принца Вильгельма,—и этот рассказ включен в английскую книгу об императоре Вильгель­ ме II, — я хочу констатировать, что в этой истории нет и тени правды. Является также басней и то, что наследник престола,

Ни в законах о царствующем доме, ни в тексте прусской кон­ ституции нет предписания такого рода. Но был момент, когда вопрос государственно-правового характера вынудил меня

экстирпацию гортани, не предупредив его о своих намерениях. Я запротестовал, потребовал, чтобы это было сделано не иначе, как с ведома пациента, и так как речь идет о наследнике пре­ стола, то также и с согласия главы семьи. Император, изве­ щенный мною, запретил операцию без согласия его сына.

Из тех немногих споров, которые мне пришлось вести с им­ ператором Фридрихом во время его краткого царствования, я хотел бы упомянуть только об одном, связанном с размышле­ ниями по поводу имперской конституции, которой я занимался при прежних ситуациях и снова в марте 1890 г.

Император Фридрих склонялся к тому, чтобы отказать в своем согласии продлить с трех до пяти лет срок действия законодательных органов в империи и в Пруссии. Что касается

короля Пруссии воздействует на Союзный совет посредством голосов прусских представителей. Имперская конституция не представляет ему права налагать вето на единодушные реше­ ния обоих законодательных органов. Этого разъяснения было достаточно, чтобы побудить его величество подписать доку-

закона от 19 марта 1888 г.5 На вопрос его величества о том, что гласит по этому поводу

прусская конституция, я мог только ответить, что король имеет такое же право принять или отклонить законопроект, как и каждая из палат ландтага. Тогда его величество временно от­ казался дать свою подпись, оставляя за собой решение. Воз­ ник, таким образом, вопрос, как должно вести себя государ­ ственное министерство, просившее короля об утверждении [закона]. Я настаивал и добился согласия пока отказаться от спора с королем, ибо он осуществляет свое бесспорное право, так как, помимо того, законопроект был внесен до перемены на троне и, наконец, мы должны избегать обострения министер­ ским кризисом и без того тяжелого положения, вызванного

этой ответственности можно утверждать лишь в том случае, если признать его право путем отказа в контрассигновании приостановить сопроводительное послание императора, по­

не является одновременно уполномоченным Пруссии в Союзном совете, согласно точному тексту конституции, не имеет даже права лично принимать участие в дебатах рейхстага. Если он, как до сих пор, является одновременно носителем прусского мандата в Союзном совете, то по статье 9 он имеет право явиться в рейхстаг и в любое время получить слово; рейхсканцлеру же, как таковому, право это не предоставляется ни по одной из статей конституции. Таким образом, если ни прусский король, ни другой член Союза не облекает канцлера полно­ мочиями [представлять его] в Союзном совете, то у последнего нет законного основания для появления в рейхстаге; хотя со­ гласно статье 15 [канцлер] председательствует в Союзном совете, но без права голоса, и прусские представители так же независимы от него, как и представители остальных союзных государств.

Ясно, что изменение существующих условий, в силу кото­ рых возлагаемая на канцлера ответственность ограничивается только действиями императорской исполнительной власти и которые лишают его права, не говоря уже об обязанности, появляться в рейхстаге и принимать участие в обсуждении, носило бы не только формальный характер, но существенно переместило бы и центр тяжести факторов нашей общественной жизни. Вопрос о том, рекомендуется ли затрагивать такие возможности, встал передо мной в период, когда в декабре

1884 г. я очутился лицом к лицу с большинством рейхстага, состоявшим из коалиции самых разнородных элементов — со­ циал-демократии, поляков, вельфов, французских друзей из Эльзаса, свободомыслящих тайных республиканцев, а порой

инедовольных консерваторов при дворе, в парламенте и в прес­ се,— коалиции, которая, например, не утвердила ассигнова­ ний для должности второго директора в ведомстве иностранных дел. Поддержка против оппозиции, которую я нашел при дворе,

впарламенте и вне его, не была безусловной и не была свобод­ ной от воздействия недовольных и соперничающих карьеристов. Тогда я в течение ряда лет, при меняющихся взглядах относи­ тельно его срочности, обдумывал и обсуждал с другими вопрос, не нуждается ли достигнутая нами степень национального единства для своего обеспечения иной формы, чем ныне дей­ ствующая, унаследованная от прошлого и развивавшаяся в ре­ зультате событий и компромиссов с правительствами и парламен­ тами. В то время я, насколько мне помнится, и в своих публич­ ных речах намекал на то, что если рейхстаг сверх границ, допускаемых принципом монархического правления, затруднит прусскому королю осуществление его императорской власти, то король вынужден будет в большей степени опираться на тот фундамент, который предоставляет ему прусская корона и прус­ ская конституция. При составлении имперской конституции я опасался, что нашему национальному объединению грозит прежде всего опасность со стороны династических сепаратист­ ских устремлений. Поэтому я поставил себе задачей приобрести доверие династий честным и благожелательным соблюдением их конституционных прав в империи. Я получил удовлетворение

ив том, что германские владетельные дома, в особенности наи­ более влиятельные из них, чувствовали себя удовлетворенными

ив своем национальном сознании и в своих частных требо­

ваниях. В уважении, которое император Вильгельм I питал к своим союзникам, я всегда усматривал понимание политиче­ ской необходимости, в конце концов преобладавшее над силь­ ным династическим чувством.

Сдругой стороны, я рассчитывал найти связующие средства

вобщих государственных учреждениях, в частности в рейхста­ ге, в финансах, основанных на косвенных налогах и на моно­ полиях, доходы которых могли поступать только при длитель­ ной прочной спаянности. Я надеялся, что эти средства будут достаточно сильны, чтобы противостоять центробежным устрем­

лениям отдельных союзных правительств. Уверенность, что в этом направлении я ошибся, что я недооценил национальное чувство династий и переоценил национальное чувство немецких избирателей или же рейхстага, еще окончательно не сложилась

уменя к концу 70-х годов, как ни велика была проявляемая

ирейхстагом, и двором, и консервативной партией с ее «декла­

276 ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

рантами» злая воля, которую мне приходилось преодолевать. Ныне я вынужден просить прощения у династий; должны ли лидеры фракций сказать мне pater peccavi [отец, грешен], решит когда-нибудь история. Я могу лишь заявить, что при­ писываю парламентским фракциям — как пассивным их эле­ ментам, так и карьеристам, которые руководили своими по­

я не могу назвать бездарным, но оно стремится к разруше­ нию неприемлемой для него системы Германской империи, в которой императорская власть носит протестантский харак­ тер; оно принимает в моменты выборов и голосования поддерж­ ку любой фракции, которая сама по себе враждебна ей, но в дан­ ный момент действует в том же направлении [как и она], — не только поляков, вельфов, французов, но и свободомысля­ щих. Кто из членов сознательно действует в целях, враждебных империи, а кто — по ограниченности ума, об этом могут судить лишь лидеры. Виндгорста, в политическом отношении — latitudinarian [терпимого], в религиозном — неверующего, лишь случай и бюрократическая неповоротливость толкнули во враждебный лагерь. Несмотря на все это, я надеюсь, что во времена войны национальное чувство достигнет такой высоты, что прорвет сеть лжи, которой фракционные лидеры, карьерист­ ские ораторы и партийные газеты умеют в мирные времена опутать массы.

Было время, когда центр обладал уверенным и властным большинством против императора и союзных правительств, опираясь не столько на папу, сколько на орден иезуитов, на вельфов, и не только ганноверских, на поляков, франкофильствующих эльзасцев, членов народной партии, социалдемократов, свободомыслящих и партикуляристов, объединен­ ных лишь враждой к империи и ее династии под руководством того самого Виндгорста, который до и после своей смерти был причислен к национальным святым. Если припомнить это вре­ мя, то каждый, кто только может со знанием дела оценить тогдашнюю ситуацию, с ее опасностями, грозившими с запада и востока, найдет естественным, что рейхсканцлер, ответствен­ ный за окончательные результаты, был озабочен мыслью о том, чтобы встретить возможные внешние осложнения, сопряженные с опасностями внутри страны, с тою же независимостью, с ка­ кой богемская война была предпринята не только без согла­ сия, но даже в противоречии с политическими настроениями.

Из частных писем императора Фридриха привожу здесь одно, характерное для его мнений и стиля, а также разрушающее легенду, будто я был «врагом армии».

десятилетие с того дня, как Вы вступили в ряды армии, и ис­ кренне радуюсь, что тогдашний гвардейский егерь может с чув­ ством полного удовлетворения оглянуться на истекшие пол­ века. Я не стану широко распространяться здесь о государ­ ственных заслугах, которые навсегда связали ваше имя с на­ шей историей. Но об одном не могу не упомянуть: всякий раз, когда дело шло о благоденствии армии, о ее боевой мощи и усовершенствовании ее боеспособности, вы всегда были на месте, чтобы начать и вести борьбу. Поэтому армия, во главе со своим военачальником, который всего несколько дней как призван занять этот пост после кончины того, кто неусыпно заботился о благе армии, благодарит вас за приобретенные ею блага и никогда не забудет их.

Ваш

всегда благосклонный к вам

Фридрих».

ПРИМЕЧАНИЯ

1В разгар «конституционного конфликта», 1 июня 1863 г., королем Вильгельмом I был издан указ о прессе, направленный против оп­ позиционной печати. По этому указу было достаточно двух предо­ стережений, для того чтобы прекратить издание органа, неугодного

2 Т. е. к Англии. Жена Фридриха III была дочерью английской ко­ ролевы Виктории.