учебный год 2023 / Op_tsiv_issled_3_blok

Интерес особого пристрастия

Характерно, что английское право разрешает дискуссию о природе вреда, причиняемого нарушением интереса особого пристрастия, в пользу его неимущественного характера. Чтобы оценить стоимость имущества для целей расчета убытков, английское деликтное право отсылает участников этих отношений к рыночной стоимости имущества либо к концепции value to the owner (последняя, в целом, является базовым правилом для расчета стоимости имущества, но на деле редко отличается от рыночной стоимости и ярко себя не проявляет)1, но не упоминает о влиянии каких-либо неимущественных факторов на результат оценки. И, наоборот, когда говорят о компенсации нематериальной ценности, находимой в имущественном благе, то укладывают эту компенсацию в категории вознаграждения за неудобства (damages for loss of amenities, damages for inconvenience), штрафных убытков (punitive [aggravated, exemplary] damages), компенсации за невозможность использования, необязательно связанную с извлечением прибыли (damages for loss of use), расходов на восстановление неэкономического интереса (cost of uneconomic repairs), компенсации нравственного вреда (damages for emotional [mental] distress), наконец, в доктрину излишка потребителя (consumer surplus)2. Поэтому не стоит искать в английском праве строгого аналога континентальному институту интереса особого пристрастия. У неимущественного вреда в Англии существует своя собственная типология, и то, что мы условились называть интересом особого пристрастия, может в большей или меньшей степени проявляться в конкретном типе неимущественного вреда, компенсация которого доступна пострадавшему от деликта. Все эти категории содержательно пересекаются с выросшей на почве континентального права категорией интереса особого пристрастия.

4. Вопрос о неосновательном обогащении

Одним из критериев, по которым разграничиваются обязательства из причинения вреда и неосновательного обогащения, является вина, которая должна быть на стороне причинителя вреда в форме умысла

1  Cassels J., Adjin-Tettey E. Remedies: The Law of Damages. P. 124; Bridge M. Personal Property Law. 4th Edition. Oxford: Oxford University Press, 2015. P. 114; Bridge M., Gullifer L., McMeel G., Worthington S. The Law of Personal Property. 1st Edition. London: Sweet & Maxwell, 2013. P. 549; Peel W.E., Goudkamp J. Winfield and Jolowicz on Tort. Para. 23–109. P. 378–381; Mullis A., Oliphant K. Torts. P. 378–381.

2  Cassels J., Adjin-Tettey E. Remedies: The Law of Damages. P. 124–125, 247; Koziol H. (ed.). Basic Questions of Tort Law from a Comparative Perspective. P. 389–390.

211

М.И. Лухманов

или неосторожности1. Для случаев неосновательного обогащения вина обогатившегося значения не имеет; при ее признаках можно говорить уже о деликте2. «[Неосновательное] обогащение является стечением обстоятельств, обогативших одно лицо помимо его воли3 (курсив мой. – М.Л.) в ущерб другому4», в связи с чем вменять обогатившемуся обязанность компенсировать потерпевшему ценность особого пристрастия нельзя. Если же утрата субъективной ценности произошла после того, как лицо узнало о неосновательности своего обогащения, в результате виновного деяния обогатившегося, то в этом случае также должны включаться правила деликтной ответственности, что возвращает нас к предыдущему подразделу. Из этого можно сделать вывод, что неосновательное обогащение само по себе не порождает для обогатившегося обязанности компенсировать потерпевшему утраченную ценность особого пристрастия.

1  Этот классический некогда постулат давно подвергается серьезной критике и проходит стадию коренного переосмысления. Помимо давно привычных нам случаев безвиновной ответственности за причинение вреда деятельностью, создающей повышенную опасность для окружающих (источник повышенной опасности) и некоторых других примеров, см., например, широкую дискуссию о распространении безвиновной ответственности (strict liability) на большинство деликтов и вообще о замене всего деликтного права комплексной системой социального обеспечения. В частности, утверждается, что «апология безвиновной деликтной ответственности лежит в плоскости осознания простого факта несправедливости для общества в целом извлекать выгоду за счет конкретного потерпевшего». Подробнее см.: Mullis A., Oliphant K. Torts. P. 166–167, 170.

2  Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 591.

3  Утверждается, что в этом признаке кроется еще одно отличие кондикционного обязательства от деликта. Как отграничить случайное причинение вреда от обязательства из неосновательного обогащения, если оба лишены признака вины? Ошибка в этом вопросе повлечет важные практические последствия: в первом случае вред по общему правилу не возмещается, во втором – обогащение возвращается или компенсируется его стоимость. Дело в том, что у случайного деликта отсутствует только вина, но налицо само деяние делинквента в форме действия или бездействия, которое всегда является волевым. Неосновательное обогащение же, согласно данной позиции, возникает независимо от воли обогатившегося, т.е. на его стороне нет не только вины, но и деяния. Однако доктрине и практике известны случаи очевидно волевого пользования чужим имуществом без правового основания, которые обсуждаются по правилам о неосновательном обогащении (например, когда собственник здания владеет и пользуется земельным участком под ним из публичной собственности без заключения договора аренды, и некоторые другие подобные казусы). Эти случаи образуют некую «серую зону» волевого безвиновного поведения, квалификация которого в качестве деликта или неосновательного обогащения представляет собой большую проблему для доктрины и практики, попытки разрешения которой мы не можем предпринимать в рамках настоящей работы.

4  Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. С. 590–591.

212

Интерес особого пристрастия

5. Вопрос о соотнесении правил компенсации интереса особого пристрастия с объективной добросовестностью

Проблема заключается в том, должно ли лицо – предполагаемый нарушитель – знать о субъективной ценности блага для его обладателя и учитывать это обстоятельство в своем поведении. Представляется, что любое разрешение этого вопроса не предрешает вопроса о вине. Для пояснения возьмем самый простой пример деликта: мой товарищ разбил мою вазу. Он мог знать о том, что эта ваза перешла ко мне от моей бабушки, что она хранит на себе память о ней, и специально разбить эту вазу, чтобы тем причинить мне нравственное потрясение. В то же время он мог разбить мою вазу нарочно, из зависти, что она такая красивая, или из иных неприязненных чувств ко мне, но совершенно не предполагать, что эта ваза имеет для меня какую-то иную ценность, кроме рыночной. Наконец, он мог знать о долгой и личной для меня истории этой вазы, но разбить ее вовсе невиновно: например, пока он ее рассматривал, другой мой товарищ задел или толкнул его так, что ваза выпала из рук и разбилась.

Таким образом, знание об особенной ценности вещи не может создавать какую-либо презумпцию в пользу того, что вред причинен виновно. Однако выяснение вопроса о том, знал или должен был знать нарушитель обязательства или причинитель вреда о ценности особого пристрастия, может помочь в установлении вины и ее формы. Умысел, как мы убедились, не зависит от знания или незнания о ценности особого пристрастия. Но если обязательство нарушено или вред причинен по неосторожности и возникает затруднение установить, легкая это неосторожность или грубая, то знание или долженствование

знать о наличии у блага ценности особого пристрастия свидетельствует о грубой неосторожности должника. Если мой знакомый знает или он по обстоятельствам дела должен знать, что эта ваза мне лично дорога,

ион ее разбивает по неосторожности, то такая неосторожность может быть только грубой. Знание о том, что эта ваза мне особенно дорога, предполагает принятие моим товарищем особенных мер заботливости

иосмотрительности. Мы всегда очень осторожно трогаем и рассматриваем дорогое (то, что имеет высокую рыночную стоимость), потому что знаем, что в случае чего сумма возмещения будет значительной. Так и здесь: если мой товарищ знает о бесценности для меня этой вазы и все равно просит ее лично осмотреть и подержать, пусть дополнительно озаботится о ее сохранности или же будет принужден компенсировать мне мои нравственные переживания. Конечно, если

213

М.И. Лухманов

его толкают в спину или задевают так, что ни один обычный человек вазу не удержит (иначе говоря, если вред причиняется невиновно), то любая ответственность исключается. Но коль скоро в его деянии просматривается неосторожность, такая неосторожность может быть только грубой. Те же правила применяются и к договорным обязательствам (например, мою вазу взяла на реставрацию по договору подряда мастерская в форме ООО).

Объединяя все вышесказанное, можно прийти к установлению следующего правила: если вред причинен (обязательство нарушено) виновно и нарушитель знал или должен был знать о наличии у блага субъективной ценности, он эту ценность должен компенсировать. Если не знал и не должен был знать, то ответственность наступает только за умысел или грубую неосторожность1.

III. Основные способы компенсации ценности особого пристрастия

1. Компенсация морального вреда

Мы уже убедились, что умалением ценности особого пристрастия потерпевшему причиняется неимущественный вред, который в отечественном праве существует в рамках морального вреда. Для нашего права это утверждение является сколь правдивым, столь же и горьким, учитывая печальное состояние теории и практики компенсации морального вреда в России. Компенсация интереса особого пристрастия не распространена на практике не потому, что это принципиальная позиция законодателя, высших судов или доктрины, а по причине того, что эта частная проблема упирается в более общую, и без решения этой последней двинуться далее невозможно. Проблема морального вреда – предмет отдельного исследования, однако решить ее – значит сделать большой шаг вперед на пути к компенсации ценности особого пристрастия. И наоборот, указать в данной работе на компенсацию морального вреда и этим ограничиться – значит сохранить положение

вего нынешнем виде и оставить потерпевшего без правовой защиты. Поэтому в рамках данной работы считаем необходимым изложить

вобщем виде причины, породившие печальное состояние института

1  Это правило входит в гармонию и с принципом предвидимости вреда, по которому непредвиденный вред возмещается только в случае злостного нарушения (умысла или грубой неосторожности).

214

Интерес особого пристрастия

морального вреда в нашем праве, поскольку точное выявление этих причин предопределит пути преодоления сложившихся затруднений.

1. Отсутствие культуры компенсации морального вреда в России

В дореволюционном праве этот институт не был достаточно развит1, как и в большинстве европейских стран, за исключением Франции и Англии. Россия стала совершенствовать свои правила о компенсации неимущественного вреда вместе с остальными странами на рубеже XIX– XX вв., наибольших успехов добившись в Проекте ГУ. Однако преобразовательному процессу по понятным причинам не удалось завершиться,

вто время как западные страны продолжили развиваться в этом направлении. В советское время дело долго не могло сдвинуться с мертвой точки: первые подвижки начались благодаря Е.А. Флейшиц, однако и она держалась принципа недопустимости спекуляции идеальными благами, так что эти последние в ограниченном числе стали защищаться, но ровно постольку, поскольку их нарушением потерпевшему причинялись убытки. Компенсация чисто неимущественного вреда отсутствовала. Таким образом, институт морального вреда и обязанность его компенсации появились только в новейшей нашей истории с распадом СССР.

Мы, по существу, должны учиться этому делу с нуля, не имея почти никакого собственного опыта за спиной. Но вместо поступательного развития в этом направлении негласно предложено было остановиться

всамом начале пути, ограничившись редкими мизерными компенсациями для того, чтобы иметь свидетельство формальной работы этого института. Еще хуже ситуация обстоит с компенсацией репутационного вреда юридических лиц, по поводу которой принципиальная позиция отсутствует даже у самого закона, а положительная судебная практика появляется внезапно раз в несколько лет по «особенным» делам, чтобы затем снова скрыться за горой отказных решений.

2.Несогласованность правил о компенсации морального вреда с другими

мерами гражданско-правовой ответственности

Данная проблема большею частью касается отношений с участием потребителей: противоречивое регулирование этой сферы также не дает

1  Проект ГУ так и не был введен в действие, а действовавшее законодательство совсем не знало института компенсации морального (нравственного) вреда. Возмещались лишь убытки, будь то реальный ущерб или потери в заработке, либо же налагались алиментные, по сути, обязанности по содержанию, например, лишенной чести девушки, которая вследствие обесчещения не могла выйти замуж. Подробнее см., например: Синайский В.И. Русское гражданское право. Вып. 2. С. 226–240.

215

М.И. Лухманов

нормально развиваться институту морального вреда. Новое российское гражданское право, следуя западным образцам, пошло по пути всесторонней защиты прав потребителей, установив на их пользу самые разнообразные денежные санкции: это и драконовские пени в 1 и 3 %1,

иубытки в полной сумме сверх неустоек2, и потребительский штраф в размере 50 % от всей присужденной в пользу потребителя суммы3,

иморальный вред4. Вряд ли можно возразить на утверждение, что если эти меры ответственности будут применены к нарушителю в полном объеме без широкого судейского вмешательства, то остро встанет проблема безосновательной перекомпенсации потребителей. В результате оправдывает себя пословица про то место, куда обычно ведут благие намерения: с одной стороны, перед нами всецело пропотребительское регулирование, с другой – хаотичная судебная практика уменьшения неустоек в десятки раз5, отказа во взыскании убытков по надуманным основаниям (с установлением высочайшего стандарта доказывания)

идаже уменьшения пятидесятипроцентного штрафа6, который вроде бы по самому своему смыслу не может быть снижен. Большинство приведенных штрафных санкций заведомо завышены и лишены критерия оценки их соразмерности7, в результате чего суд, творя справедливость

1  См. ст. 23 и 28 Закона РФ от 07.02.1992 № 2300-I «О защите прав потребителей». 2  См. п. 2 и 3 ст. 13 Закона РФ от 07.02.1992 № 2300-I «О защите прав потреби-

телей».

3  См. п. 6 ст. 13 Закона РФ от 07.02.1992 № 2300-I «О защите прав потребителей». 4  См. ст. 15 Закона РФ от 07.02.1992 № 2300-I «О защите прав потребителей».

5  Отдельного внимания заслуживает рассмотрение более общего вопроса о правомочности суда уменьшать законную неустойку, тем более так разительно, вторгаясь тем самым в дискрецию законодателя.

6  См. п. 45 постановления Пленума ВС РФ от 27.06.2013 № 20 «О применении судами законодательства о добровольном страховании имущества граждан» (СПС «Консультант Плюс»).

7  Отдельный парадокс представляет собой наше общее правило, что суд может снизить и штрафную неустойку, при этом критерием ее оценки выступают все те же последствия нарушения обязательства (ст. 333 ГК РФ). Это противоречит самому смыслу штрафной неустойки, которая a priori ни в каком отношении не относится к последствиям нарушения обязательства. Причиной тому является смешение в отечественном праве штрафной и оценочной функций неустойки, которые всегда, начиная с римского права, исключали друг друга и не могли сочетаться вместе. Штрафная неустойка – страшное оружие, гражданско-правовой ответственности не свойственное, но еще хуже, когда это страшное оружие широким судейским усмотрением низводится до роли огородного пугала. Уместно привести позицию И.А. Покровского по проблеме судебного уменьшения неустойки: «Она [неустойка] лишается всякого юридического значения и превращается в чучело, могущее пугать воробьев, но совершенно безопасное для опытных дельцов». Подробнее см.: Покровский И.А. Справедливость, усмотрение судьи и судейская опека. С. 15.

216

Интерес особого пристрастия

по своему усмотрению и заботясь о присуждении в пользу потребителя сбалансированной умеренной суммы, совсем не склонен входить

вобсуждение понесенного морального вреда (и уж тем более какогото интереса особого пристрастия). И без того потребитель получает достаточное удовлетворение, а кроме того, присуждая в пользу потерпевшего компенсацию морального вреда (а равно и пени с убытками), суд еще держит в уме пятидесятипроцентный штраф и рассчитывает итоговую компенсацию так, чтобы вместе со штрафом получилось нечто адекватное. В итоге эти карательные меры ответственности просто мешают суду сосредоточиться на оценке реально понесенных потерпевшим потерь и вреда, в том числе морального. Можно было бы по-другому взглянуть на проблему, если бы суд при оценке соразмерности неустойки учитывал не только имущественные, но и иные заслуживающие внимания интересы кредитора, однако у нас даже оценочная (не штрафная) неустойка проверяется только на соразмерность ее имущественным потерям потерпевшего1. Существующий хаос

вэтой области нельзя признать нормальным.

3. De facto закрытый перечень случаев компенсации морального вреда

Эта причина является вспомогательной и легче всего исправимой с помощью руководящей судебной практики. Собственно говоря, идея компенсации морального вреда только в случаях, предусмотренных законом, скорее всего, была заимствована нами из Германии (§ 253 BGB). Характерно, что до ГК РФ 1994 г. отсутствовало ограничение компенсации морального вреда только случаями, предусмотренными законом2. Тот факт, что германский правопорядок живет с этим правилом уже более 100 лет, свидетельствует о том, что при правильной работе с этим правилом также можно решать задачу более или менее

1  Данная позиция не основана на законе и представляет собой ограничительное толкование ст. 333 ГК РФ. Об этом подробнее см. Подраздел 3 настоящего Раздела про неустойку.

2  Статья 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. гласила просто: «Моральный вред (физические или нравственные страдания), причиненный гражданину неправомерными действиями, возмещается причинителем при наличии его вины. Моральный вред возмещается в денежной или иной материальной форме и в размере, определяемом судом, независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда». См. также: п. 2 постановления Пленума ВС РФ от 20.12.1994 № 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» (СПС «Консультант Плюс»): «При этом следует учитывать, что статьей 131 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик установлена ответственность за моральный вред, причиненный гражданину неправомерными действиями, и в том случае, когда в законе отсутствует специальное указание о возможности его компенсации».

217

М.И. Лухманов

полного охранения неимущественной сферы потерпевших. Кроме того, наше правило сформулировано несколько свободнее: моральный вред компенсируется в случаях, предусмотренных законом, а также

в случаях причинения вреда нематериальным благам1. Эти последние можно понимать и в самом узком (что имеет место сегодня), и в самом широком смысле – по усмотрению руководящей судебной практики. Поэтому обозначенная причина – скорее мнимая, и все же она тоже оказывает свое влияние. Здесь требуются серьезные усилия – законодателя или высших судов (а лучше всех вместе), чтобы определиться с наиболее приемлемым общим правилом и нормально его объяснить судам и участникам оборота.

На уровне руководящей судебной практики можно было бы закрепить возможность присуждения судом в рамках института морального вреда компенсации субъективной ценности блага (вещей, работ, услуг) для его обладателя или для того, кому оно предназначалось, если потерпевшему через умаление этого блага был причинен вред злостными (умышленными или по грубой неосторожности) действиями (бездействием) нарушителя, направленными на неисполнение или ненадлежащее исполнение принятого на себя договорного обязательства (как то: неявка фотографа на свадьбу, лишившая кредитора свадебных фотографий, ненадлежащее исполнение обязательства по обработке или реставрации фамильных ценностей, повлекшее их порчу или гибель, и т.д.) либо же причинение имуществу потерпевшего внедоговорного вреда (например, уничтожение чужих дневников и памятных писем, редких семейных фотографий и иных ценностей, причинение смерти чужим домашним животным и т.д.). Отсутствие умысла или грубой неосторожности доказывается нарушителем. В обоснование отсутствия злостного характера нарушения могут быть представлены доказательства того, что нарушителем проявлена хотя бы минимальная степень заботливости и осмотрительности с тем, чтобы избежать причинения вреда потерпевшему. Разумный размер присуждаемой компенсации определяется судом исходя из конкретных особенностей личности

1  См. ст. 151 ГК РФ и п. 2 постановления Пленума ВС РФ от 20.12.1994 № 10 «Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда» // СПС «Консультант Плюс»: «Статьей 151 первой части Гражданского кодекса Российской Федерации, которая введена в действие с 1 января 1995 г., указанное положение сохранено лишь для случаев причинения гражданину морального вреда действиями, нарушающими его личные неимущественные права либо посягающими на принадлежащие гражданину другие нематериальные блага. В иных случаях компенсация морального вреда может иметь место при наличии указания об этом в законе».

218

Интерес особого пристрастия

потерпевшего, фактических обстоятельств и характера совершенного нарушения, а также иных доказательств обоснованности компенсации в заявленном размере, представленных потерпевшим, при условии, что подлежащий защите интерес особого пристрастия не противоречит добрым нравам. Субъективная ценность блага подлежит компенсации независимо от наличия или отсутствия у блага рыночной стоимости, однако заявленное требование не подлежит удовлетворению, если нарушителем доказано, что неимущественный интерес потерпевшего может быть восстановлен по правилам о возмещении убытков через приобретение блага того же рода и качества или несение иных расходов на восстановление своего права. Аналогичным образом потерпевший сам вправе отказаться от компенсации нарушенного неимущественного интереса и потребовать возмещения своих понесенных или будущих расходов на приобретение блага того же рода и качества или иных расходов на восстановление своего нарушенного неимущественного интереса, хотя бы и очевидно несоразмерных рыночной стоимости данного или аналогичного блага, если только с помощью этих расходов возможно реальное восстановление указанного неимущественного интереса и причинитель вреда не докажет явную недобросовестность поведения потерпевшего, заявляющего такие требования (осуществление потерпевшим своего права исключительно с намерением причинить вред другому лицу – нарушителю)1.

1  Казуистичное применение последнего правила применительно к животным см., например, в абз. 2 § 251 BGB: «Лицо, обязанное к возмещению, может возместить ущерб в денежной форме, только если восстановление прежнего положения [в натуре] возможно при несоразмерных затратах. Затраты, связанные с лечением пострадавшего живот-

ного, не считаются несоразмерными даже в том случае, если они значительно превышают стоимость животного (курсив мой. – М.Л.)». Аналогичная норма имеется и в ABGB (§ 1332a). Германское и австрийское правила, касающиеся только животных и защищающие раненые чувства их владельцев, в предложенном нами варианте заменены общим правом потерпевшего требовать возмещения убытков, хотя бы несоразмерных рыночной стоимости самого блага (которая может вообще отсутствовать либо оказаться крайне низкой, как в случае с какой-нибудь собакой-дворняжкой), если таким возмещением возможно реальное восстановление неимущественного интереса потерпевшего при отсутствии явной недобросовестности в поведении последнего. У читателя, конечно, возникнет вопрос, когда поведение потерпевшего может быть признано явно недобросовестным. Например, если стремлением восстановить свой интерес особого пристрастия прикрывается исключительная цель причинить вред самому делинквенту или нарушителю договора (так называемая шикана, указанная в скобках). Далее, возможно, что в приводившемся ранее деле Wilson v. Sooter Studios Ltd. (1988) требование 7 000 долл. на проведение новой свадебной церемонии из-за испорченных фото может быть расценено как недобросовестное, поскольку можно разумно предположить, что новая «постановочная» свадьба все равно не заменит той, первой и настоящей, и не при-

219

М.И. Лухманов

2. Возмещение убытков

Два последних утверждения из предложенных выше правил наводят на мысль, что в отдельных исключительных случаях защита интереса особого пристрастия возможна также посредством института возмещения убытков.

В ситуациях, когда имущественное благо, имеющее для его обладателя повышенную неимущественную ценность, только лишь повреждено и объективно восстановимо, стоит признать за потерпевшим право требовать компенсации понесенных или будущих расходов на восстановление своего права, если тем самым возможно восстановление интереса особого пристрастия, хотя бы такие расходы были несоразмерны рыночной стоимости данного или аналогичного блага. Помимо дорогостоящего лечения домашнего питомца, можно привести в качестве примера реставрацию или починку какой-либо памятной сердцу вещи, когда расходы на восстановительные работы превышают стоимость аналогичной вещи на рынке, или когда аналогов данной вещи на рынке вовсе нет (единственный экземпляр), или когда вещь не имеет рыночной стоимости (какая-нибудь безделушка – для всех остальных людей, кроме ее обладателя)1.

ведет к действительному восстановлению нарушенного неимущественного интереса истца. Решение вопроса о добросовестности слишком зависит от фактических обстоятельств конкретного дела: универсального ответа на него не существует, но политикоправовая установка должна быть на самое ограничительное толкование оговорки о явной недобросовестности, приближающее ее к упомянутой шикане.

1  В комментариях к Принципам европейского деликтного права эта проблема тоже рассматривается: «Нередко возникает различие между двумя способами возмещения убытков: цена замещающей сделки может превышать возможные расходы на восстановление поврежденного блага и наоборот. Например, когда старые и негодные машины ремонтируются за несоразмерные затраты или когда незначительно подержанные автомобили заменяются за такую цену, которая существенно превышает возможные расходы на ремонт. Решение вопроса о том, какой способ возмещения может потребовать потерпевший в таких ситуациях, предлагается в Art. 10:203 para. 1 sent. 2 [PETL]: потерпевший вправе прибегнуть к более дорогому способу восстановления своих прав, только если суд признает такой способ возмещения убытков разумным в конкретной ситуации. По общему правилу разумным является наименее дорогостоящий способ возмещения (см. также общую обязанность потерпевшего к уменьшению убытков; Art. 8:101 [PETL]). Таким образом, более дорогостоящий способ возмещения должен оправдываться особенными причинами». Подробнее см.: European Group on Tort Law. Principles of European Tort Law. P. 169. Пример из канадской практики: в деле O’Grady v. Westminster Scaffolding Ltd. (1962) истец смог взыскать с ответчика расходы на ремонт своего автомобиля по имени «Гортензия», многократно превышавшие стоимость замещающей сделки по приобретению аналогичной машины на рынке, поскольку смог обосновать

220