
Малявин В. - Конфуций (ЖЗЛ) - 1992-1
.pdfнему простору Неба и Земли, предаваться вольным стран ствиям духа. И вольный дух, отразившись в бесконечности
мироздания, высвечивает неизбывное в человеческой жиз ни. С некоторых пор постаревший и «возрадовавшийсл судьбе» Учитель стал время от времени предлагать учени
кам новое занятие, которое получило в традиции назва
ние «отпускать на волю свои думы». Теперь, собравшись
вокруг Учителя, ученики делятся друг с другом своими
заветными мечтами: что бы они сдела.ли, если бы... если
бы могли делать то, что хотели. Вроде бы праздпый раз
говор о том, чего нет и даже, пожалуй, быть не может, а все-таки есть немалая польза и в фантазиях, если они помогают людям лучше понять самих себя и поверить п
свои силы. Более того, не обойтись без воображения там,
где говорится все намеком, и мысль должна идти «за сло
ва». Вот так ученики мечтают вслух, а учитель, давая
каждому вдоволь наговориться, молча слушает их разго
воры и чуть заметно улыбается каким-то затаенным своим
мыслям.
-Я бы хотел управлять царством в тысячу боевых колесниц! - говорит Цзы-Лу. - Всего за три года я накормил бы народ и воспитал в людях мужество.
-А я, - подхватывает 'I\ань Цю, - взялся бы
управлять уделом с десятком городов и за три года плот
но заселил бы свои владения землепашцами. Ритуалы же и музыку я оставил бы на попечение более достойных мужей.
-Я не взялся бы утверждать, что у меня есть спо
собности, но учиться я люблю, - вступает в разговор уче ник по имени Гунси Хуа. - На торжественных жертво
приношениях в храме предков или на приеме иностран
ных гостей я хотел бы помогать распорядителю церемоний
иносить халат из тонкого шелка и шапку с яшмовыми
нитями.
-Ну а ты, Цзэн Си? - обращается Учитель :Кун к
последнему участнику этой беседы. - Чего бы ты хотел? Цзэн Си, все это время негромко перебиравший струны
своей лютни, доиграл мелодию до конца, потом поднялся
исказал:
-Моя мечта не такая, как у остальных... В конце
весны, когда уже сотканы весенние одежды, я хотел бы с
пятью-шестью юношами искупаться в реке, освежиться
на ветру у алтаря Дождя и с песней возвратиться домо/Н
- Я был бы рядом с тобой! - неожиданно восклицае'r
:КонФуций.
299
Странно видеть, как учитель, всю жизнь приучавmий
сr:оих учеников быть немногосло:вными и ценить в словах
к:;к раз то, что остается невысказанным, поощряет все эти
<шустые мечтанию) и длинные монологи. Но :крайности
с~()дятся. Обрывки фраз, афоризмы-недомолвки Учителя Куна естественно дополняются словесными фантазиями:
lн-рвые устанавливают границу нашего понимання, нто
рие заставляют верить, что иам доступно даже Heдocтyll
H(itJ. Естественное соседство двух столь несходных видов
речи не оставляет места для рассуждения или повество l!~,ПИЯ в собственном смысле слова. Речь как диалог учи
теля и ученика в Конфуцпевой школе - а другой речи
T,~l\1 II быть не могло - при:нциппально прерывна, неодно
р,_Дна в стилистическом и жанровом отношениях. И такая l)СЧЬ - правдипый образ творческой стихии жизни.
Невозможно представить Конфуция вне его бесед с
учениками, и на этом основании его часто сравнивают с
другим знаменитым мудрецом древнего мира - греком
Сократом, также прослаuившпмся своей любовью к фи
ЛUСОфС1\ИМ беседам. Но нельзя не видеть и глубоких раз
ЛlIЧИЙ между двумя великпми учителями древности. Бе
седы Сократа, которые кажутся скорее плохо sамаскиро
ванными монологами, преследуют цель найти общие
определения понятий, одну единственно верную формулу
истины. СОБрат нуждается в придуманном, ус,ловном со беседнике - посылке размышления, некой точке опоры,
от которой отталкиваются, чтобы идти дальше. В беседах же КонФуция истина не рождается - она оберегается учи
телем. Эти беседы -в самом деле являют собой диалог, соседство двух точек зрения, двух уровней понимания,
ираскрывается в них не универсальная истина, а уни
кальная, неповторимая правда творческого поновления
жизни. Это правда «страстного молчанию) мудреца, 1\ОТО рый живет одной жизнью с миром и произносит слово
лишь для того, чтобы оно отзвучало, останив память о
чудесной встрече безмолвия Небес и немолчного гомона
Земли...
Воистину велик был Учитель Кун на закате своей
iIШЗIlИ - В ту пору, когда ему открылось мудрое единение
снободы и долга, слова и молчания. За непритязательной
«праздностью» старого "Учителя, скромным его бытом уга
дывается жизнь необьшновенпо цельная, органичная п
IJСI<ренняя в каждом своем проявлении; жизнь, которая
повинуется непроизвольпой музыке сердца, преломляется l\ I)есконечный рид памятных образов и вселяет ЛИБУЮЩУЮ
зса
радоеть .прозрения собственной бесконечпости в че~д6'
смертей и рождений. Но эта радость даетея ![ великом
самО01l'p8;IfИ'IеШIИ, в аекезе IIОДIШжнического труда; опа
:невыразима и: даже не нуждается в выражежlUJ. Учитель.
храJШТ ее в t:.ебе, не умея и не желая поведа.ть о беэдие Небесвого ЩЮllысла. Он может засвидетельетвовать перед
уч:еНIIКа:ми c1lOe мmrчавие, НО' он не может рассказать JDI
о «велепии Неба~. Напрасно учеии:ки ЖДали 00 кето rю
следних. самых важных настаВJIениЙ' - их ожидания не
оправдались. Конфуций перестал бы'!ь проп.овед1ШК()М
своих идеалов. Он стал живым обраащом.
J'ч;итель сnаsал: «О 6дагоро&стве сосен, и rounарш:.ов уэн,аешь дuшь после том, "ах придут ходода... )'
В свои семьдесят лет :Конфуций словнО' пе'режил са.м себя, шагнул в жизнь новую, неизвеДанвую... вечную?
А нО'вое отношение к жизни ТОJIБЮJО И R нов'ЫМ оценкам былогО'. Все чаще оглядываясь на пройденный пу'lЪ, УЧ1F
те.л:ь Кун с удО'влетворением отмечал 1'екерь, 111'0 вся его
IЮдлинная, сердцем прожитая жиапь е-ловно соткана из
QДНОЙ нити, прО'ни:кнута OДНH~I W>Iханием, наполнена од
ним чувством. Только НИТЬ эта невидимая и чувство глу
боко затаенное. Со стороны их и не ра:JЛИliJИl'Ь. В эту
пору он расскаяывает ученикам уже известную нам ИСТО
рию егО' внутреине·Й жизни, где названы основные вехи
его духовного пути - :вехи неl1риметвые И, быть может, непонятные для посторонних. :и все же главная тема его лаконичной исповеди - это постоянство ето духовного
ПОДIНJЖRичеC'l'ва, бездонная глубина «сам;осоэнающего ео.
З1Iания~, о КО1'орой не расскажешь словами. О ией :можно
разве чтО' оповестить мир.
-Ка.,. ты думаешь, - спросил одnаж8ы Коnфуций
Цэы-Гун,а, - из тех ди я людей, хоторые любят !l'fи1ЪСЯ
иудерживают в nа.мяти все, что уэн,алu?
-Конечно, разве не так? - не раздумывая, отозвал ся Цзы-Гун.
- А вот и llет, - неожиданно заявил учитель. -
В .моей ЖUЗllи все н,ан,uэывается н,а одну н,ить.
Об (<ОДНОЙ нитю>, пронизывающей его жизнь, Конфу
ЦИЙ говорил и ДРуУому своему доверенному ученику -
цзэн-ц3ыI. Когда учитель ушел, Цз:;ш-цзы объявил това
рищам по школе: (,Путь нашеГQ УЧИ'l'еля - 3ТО' не ЧТО
ивое, как чес'IJНОСТЬ перед самим собой и способность са
МОМУ быть мерой для других». Примечательно, что :Кон
фуций не разЪЯСIIЛe'lсам, что такое «одна нить» в его
301
жизни, а предоставляет сделать это ученику. Он лишь
свидетельствует о неизъяснимой правде, «выразительно
безмолвствует>}. Говоря его собственными понятиями, он
из «человечных)} мужей, которые воплощают в себе Путь
и потому «живут долго>}. Разделение между безмолвствую щим Учителем и учеником-толковатеJIем, между челове
:ком действующим и человеком знающим - непреJIОЖНЫЙ
закон его ШКОJIЫ, которым, кстати сказать, оправдывается
столь важное для традиционной мысли сосуществование
канона и комментария к нему. Можно спорить о том,
правильно ли истолковал Цзэн-цзы слова УЧIlтеля. Но мы
знаем уже, что упоминаемый им принцип «взаимности)} -
эта основа основ Конфуциевой этики «человечности)} - и в самом деле образует тот узор стильного быта, ту по
верхность человеческих отношений, которые таят в себе нерукотворную, небесную глубину нашего жизненного
опыта. В свете конфуцианской традиции человеческая
культура обретает некую прозрачность: она одновременно
и |
скрывает, |
и обнажает правду |
просветленного духа. |
И, |
наконец, |
этот образ гирлянды, |
ожерелья прозрачных |
жеМЧУЖIlН, бесчисленных бусинок, нанизанных на (<Вечно
выощуюсЯ» нить - центральный во всей китайской тра
диции. Образ творческой стихии жизни, (<каждодневного обновления)} духа, ведомого безначальной и бесконечной Волей. Образ всевремеННОСТlI, переживаемой в каждом
моменте человеческого самоосознания...
Конфуций высказал и еще одну очень искреннюю и вдохновенную оценку собственной жизни. Это случилось, :когда он не на шутку захворал, и Цзы-Лу предложил ему обратиться с молитвой к духам. И тут обнаружилось, что этот великий знаток обрядов не очень хорошо разобрался
внародных молебствиях.
Апринято ли так делать? - засомнепался учи-
тель.
Конечно, - ответил Цзы-Лу. - А молиться нужно
так: «Молю всех духов, что обитают вверху и внизу... »
- |
Мод, молuтва творuтся |
уже давно, - |
прервал его |
}' читель Кун. |
|
|
|
Вся |
жизнь, сошедшаяся в |
неизбывном |
усилии «воля |
щ!:й волю>, и есть возвышающан нас молитва: таким ви
Дlнся смысл этого поразительного признания. Что стоит за ним? Благородный пафос дистанции... Тнжесть ненару шаемого одиночества... Невозможность дать «последнее наставление» и, как следствие, пенужность завета. Осво бождение от всех тревог и илл[озий. И уже звучит в серд-
302
це веведомый голос: ОТRажись от знаний - и все будешь
звать, не пытайся угадать свой путь |
и веЛИRая сила |
безошибочно поведет тебя вперед.
КОНФУЦИЙ-УЧЕНЫЙ
Всю жизнь Конфуций учился и любовь к учению СЧII
тал главным своим достоянием. Нетрудно видеть почему:
только образованный человек способен «расслышать» все
тонкости музьшальной полноты жизни, хранимой тради
цией, и ТО.llЬКО таRОЙ человек способен пресуществить свою личную жизнь в неувядающую жизнь RУЛЬТУРЫ. Конфу
ций ценил в человеке I{ультурное начало во всех его про
явлен,иях: и как ученость, и нак хорошее воспитание,
и как высокие нравственные качества. Культура была для
него не ТОЛЬRО плодом человеческого творчества и, следо
вательно, вершиной человечности, но и единственно воз
можным, единственно подлинным отпечатком возвышен
ной воли «благородного мужа», воплощением Великого Пути мироздания. Культурная традиция, этот нестарею щий музей человеческих свершений, и была для Учителя Куна истинной формой человеческого бессмертия. Такого,
надо СRазать, не знали другие цивилизации мира.
И вот в последние годы жизни, удалившись от дел и
даже преподавания, Учитель Кун погрузился в напря
женные ученые изыскания. РаССRазывают, что, вернув шись после долгих странствий на родину, он сказал: «Бла
городный муж стыдится умереть, ничего не свершив в
своей жизни. Мне не дано обладать властью и претворить в мире Путь. Как же оправдаться мне перед потомками?»
И тогда старый учитель взялся запечатлеть на письме
(<путь древних царей», дабы не был он утерян для гряду щих ПОКОJIениЙ.
Как всегда, предание упрощает подлинный смысл со
бытий. Ученые занятия Конфуция не были, конечно,
следствием неудовлетворенного честолюбия, а проистека JIИ из глубокой духовной потребности любителя извечно
(<ДревнегО». Да и откуда Учитель Кун мог зпать, что со
здание ученых трудов обессмертит его имя? Ведь история
не сохранила имен ученых и архивистов, живших прежде
него. Но в одном традиция, безусловно, права: труд книж
ника (как II преподаватеJIЯ) всегда имел в Китае значе
вие аналога, или, лучше сказать, замены - хотя и не
совсем полноценной - ПОJIИТПКИ, ведь и то, и другое было
выражением ритуала как действия символического, эф-
зоз
фективного без усилий. С легкой руки "Учителя Кува
занятия ве только слов~ностью, во И классическими В1I
дэ.ми искусства - каллиграфией, живописью, музыкой -
стали в Срединной стране почетным 11 надежным спосо
бом снискать славу (<Возвышенного мужю) и вписать свое
IШЯ в скрижали истории.
Конфуций обращался к прошлому потому, что только
исторический опыт народа позволял ему выявить в жизни
людей типическое и, следовательно, непреходящее. Но это
означает, что он не просто собирал знания о древности,
по также «излаГЩI» и (шередавал» истину, иными слова
МII, осуществляя основные процедуры научного исследова
ния: классифицировал, сравнивал, обобщал, толковал. Это
был, наверно, первый в истории критичеСRИ мыслящиii
ученый, который не ТОЛЬRО раЗЫСRивал сведения о древ
ности, но и старался судить об их достоверности. Конечно, n его суждениях было немало наивного и придуманного, В("ДЬ он СВЯТО «верпл в древностЬ», а потому ИСRал в неи оГ'ра1JДания собственным идеалам. Мог ли он предполо
,Ы:IТЬ, что герои древних летенд, ноторые служили для
него неувядаемыми образцами мудрости и добродетели,
были Rогда-то божествами гор или рек и не совершали никаRИХ 'Высоконравственных иодвиrО'В? Б образцах столь
любезной сердцу "Учителя I\уна «дре-вности», по сути дела,
отражаJIИСЬ е1'О собстве1Jные взгляды на жизнь и на про
шлое своей страны. Б конце концов, у каждой эпохи и цивил.изации свои предрассудки и заблуждения. Но вот в
желании не ПРОВО3ГJ1асить, а установить истину, строить
свое знание па «твердой почве» фактов Нонфуцию дей
ствительно не откажешь. Отвечая на вопрос ученика:
«Можно ли знать о том, что будет через десять ПОКОЛ8-
пий?» - он говорит:
((Дом Иnъ осnовывадся па обычаях дома Сл, а что оп в nих выnустид и что ~ пим nрибавид - про то тать мож но. Дом Чжоу осnовывался 1l<L обрядах Иnь, а что оп
выпустил в них и что ~ пим прибавил ~ про то зnать
можnо. Стадо быть, и о том, что последует за Чжоу, даже
через соrnю nо1tолеnий, тоже можnо зnаты).
Какое необычнос для далекого времени трезвое I:I
осмысленное отношение к истории, какая твердая вера II
возможности человеческого познания - не менее редкая,
чем в наши дин! Но чем больше дорожит Конфуций свп
дотеJIЪствами 1'лубокой старины, тем острее ощущает оп
сгранпч:епность собственных знаний, тем глубже и нена сытнее в нем жажда узнавания. Конфуций - прпрvждеп-
304
ный уч.еныЙ еще и в том, ч.то постоянно ощущает сеGп
стоящим на передовой ЛИНШI знания, лицом к JlИЦУ с без
дной незнаемого.
«Я могу I'ОВОРИТЬ об обрядах Ся, - заявлял Конфу
ций уч.еникам, - по в царстве Ци не хватает необходимых свидетельств (тут надо заметить, ч.то правители Ци вели
свое происхожденпе от царей Ся). л могу ГОВОРИ'i'р об
обрядах дома Инь, по n царстве Сун (где правили nrhoM-
ни иньских царей) тоже пет всех нужных свидетельств.
А все потому, ч.то недостаточ.но записей и знающих людей. Поэтому я не всегда могу досконально обосновать свою
точку зрения... »
Обратим впимание, ч.то "Учитель Кун ищет знание о
прошлом в текстах, в письменной традиции, которая всег
дэ. выходит за рамки живой памяти людей, принадлежит миру, так сказать, запамятованного. Вместе со знака1tШ,
таящими нетленный смысл, он ценит древние предметы -
этих вестников того же запамятованного мира. где ч.ело
веч.еское сознание обретает непроницаемость вещи, кри
сталлизируется в неизменных УСТОIlХ народного быта. Как
это непохоже на представления об истории историков
антич.ноИ Европы, которые сч.итали безусловно заслужи
вающими доверия лишь рассказы о событиях, еще храни ыых в памяти живых людей. Историки Древней Греции
как бы психологизируют историю, возводят ее к субъек
тивному восприятию людей. Для Конфуция история - реальность сверхличная, постигаемая преображенным, просветленным сознанием; она принадлежит области за
поведного смысла.
Естественно, Конфуция интересовали первым делом
ритуалы предшествующих династий, и, как видно, долгие годы странствий не прошли для него даром: он смог озна
комиться с церемониями, принятыми при дворах разных
царств. EI'O эрудиция архивиста и его вера в человеч.ескую
культуру позволили ему прийти к поразительно смело
му для тех времен выводу: человечесное общество после
довательно развивается и совершенствуется! «Культура
Чжоу наиболее богата, потому что она наследовала двум
предыдущим династиям, - объявил нак-то Конфуций
ученикам и добавил: - Я следую Чжоу!» Так что, как
видим, (<Любовь к древности» отнюдь не сделала "Учителя
Куна ретроградом и тем БОJIее фантазером, любящим только свою придуманную архаику. Обращаясь к прошло МУ В поисках примера для себя, Конфуций здравомыслен
но ПРИНИМqЛ то, что предлагала ему сама жизнь, и в по-
20 В. Малявн:н |
305 |
верхности народного быта искал глубинный, «древни!!) смысл вещей. У него были, правда, и другие суждения о
человеческой истории. Однажды он сказал Янь Юаню,
что для того, чтобы достичь порядка в государстве, нужно
принять календарь династии Ся, ездить в колесницах
династии Инь, носпть ритуальную шаш,у Чжоу, слушать
музыку в стиле IIIao, изобретенную мудрым царем I1ly-
нем, и запретить соблазнительнуio музыку в новом вкусе. Этот рассказ кажется немного надуманным и, вероятно, не слишком заслуживает доверия. Но само стремление
свести действительность к символическим образам и вся
ческим (<Показательным примерам», несомненно, глубоко проникло в конфуцианскую мысль.
Где ритуалы, там и музыка: всю свою жизнь Конфу
ций внимательно изучал музыкальное наследие ПРОШ.'Iого.
А ПО.'Iожение дел с музыкальным искусством даже при дворе Лу в его времена, по-видимому, остаВJIЯЛО же.'Iать
лучшего. С гордостыо говори.'I Учитель о том, что после
возвращения на родину он привел в порядок придворную
музыку Лу, восстановив уже забытые мелодии торжествен ных гимнов. Конечно, он не уставал напоминать своим ученикам о том, что музыка - дело государственной
важности, ибо в ней ВОПJIощается вселенская гармония. Поэтому музыка ДО.'Iжна быть не просто красивой, но первым дедом (шрави.'IЬНОЙ» и «хорошей». С негодованием отвергал он <<Порочные напены царства Чжэю), возбуж
дающие низменные чувства. Для него (<ПраВИ.'Iьнаю) му
зьша была вестником «срединного пути» - музьшаль
ностью самой жизни, обладающей своей мерой и ритмом,
неной внутренней завершенностью. Извест(ш е:го отзыв ()
дворцовой музыке родного царства, который гласит:
«О музыке вот что можно знать: вначале звучит она как бы слитно, потом достигает могучего и чистого согласия
и медленно замирает в конце... » Отзыв, лишенный, возмож но, блеска, но принадлежащий, . без сомнения, знатоку.
Музыкальные изыскания Конфуция неотделимы от его
работы над сводом церемониальных гимнов и народных песен, который был, как мы уже знаем, главным источ
ником лирического вдохновения, а равно и политического
остроумия тогдашних ученых мужей. Этому канону Учи тель Кун всегда придавал особое значение, и тех, кто не
внал его ~аизусть, чуть ли не в глаза называл неучами и
тупицами. Он отредактировал тексты песен, подобрал I}
ним мелодии и часто показывал ученикам, I,aK их следуеr
петь. Нонечно, занимался он и толкованием их смысла,
306
выискивая в них, как нетрудно догадаться, подтвержде
ния своим мыслям. К примеру, он говорил о самом пер
вом гимне этого канона, что в нем есть «радость без
распущенности и печаль, не повергающая в отчаяние»,
и эта оценка выглядит как иллюстрация Конфуциева
идеала «срединного путю) - мудрой уравновешенности
переживаниЙ. В славословиях торжественных гимнов и 1J лирике безыскусных народных песен "Учитель Кун неиз
менно подмечал н:акой-нибудь назидательный или поли
тический подтекст. Верный своей привычке превращать образы в символы всеобщего и вечного, он искал в песнях одно главенствующее настроение, одно всеобъятное чув ство. Он говорил о том, что смысл всей «Книги Песен)
выразился в одной-единственной песенной строке, которая
гласит: «Не ОТRЛОНЯЙСЯ от правильного путю>. Столь от
влеченные оценки могут показаться слишком произволь
ными, а иногда просто банальными, но именно они зало жили основы комментаторской традиции конфуцианства,
задали тон всему мироощущению позднейших поколений
ученых людей Китая. С них началась жизнь символиче
ского тела традиции, сотканного из иносказаний и цитат,
словесных клише и идиом - всей той игры смысла,
которым оправдывалось существование конфуцианской
словесности и всей конфуцианской культуры. И если не
столько Конфуций оправдывал символизм культуры,
сколько, напротив, законы символичеСI\ОГО языка культу
ры создали первого учителя Китая, то в своих толкова
ниях «Книги Песею> Конфуций был даже в большеii
степени образцом для подражания, чем в своей нравствен ной проповеди. Ибо моральные ценности могут быть не верно поняты, искажены и даже забыты, текст же слу
жит неиссякаемым источником порождения смысла.
И этот предположительный, дословесный прототекст, эта
смысловая матрица языка вновь и вновь воспроизводят
культуру.
Еще известно, что Конфуций изучал знаменитую «Кни гу Перемею> - загадочную гадательную книгу Китая и
авторитетнейший китайский канон. Ядро «Книги Пере
мею> составляют шестьдесят четыре графичеСI\ие фигуры, так назьmаемые гексаграммы, представляющие собоii
сочетания шести черт двух видов: сплошной и прерыви стой. Первая символизирует МУЖСI\ое, светлое, деятельное
начало мироздания, вторая - начало женское, темное,
пассивное. Считалось, что всеми возможными I\омбина
ДИЯМИ атих черт, каковых кан раз и: насчитывалось в
20* |
З07 |
общ~й сложности шестьдесят четыре, исчерпыиется и
все разнообразие ситуаций в мире. И пшсаграммы в це
пом, и все их многочисленные элементы являли собой
все те же символичеСRИе типы вещей, знаки творческих
метаморфоз, из которых складьrвалось все здание китай
ской традиции. Гадания по «Киите Перемею~ должны
были дать ответ на вопрос, как нужно поступать в той
или иной обстаНОВI,е, а ведь именно это {Хшее всего зани мало Учителя Куна, считавшего истинной мудр()стъю Bcel'o
лишь «следование обстоятеЛЬСТБаМ». Гадали древние ки тайцы обычно по паJIочкам, выделанным из стебля тысяче
ЛИСТНИRа, вырывая непроизвольным движением руки чаr,ть
палочек из общей СВЯЗRИ, ·а потом путем сложных расче тов составляя соответствующую гексаграмму. Не молитва, :не откровение, а именно гадание стоит в центре .китай ской традиции. Ибо идею JIИЧНОСТНОГО бога или даже противостояния мира богов и мира людей китайцам заме
няла идея преемственности Че.JIооов:а и Неба, ЦИВИJIИзацип
и хаоса. В китайской картине мира человеческий язык
понятий как бы растворяется в (<Небесном узоре.» обр-а30В типов, соскальзывает в прото-язык Хаоса, а тот, в свою очередь, теряется (но и находит завершение) во всеобъят
ной Пустоте. Но и сама пустота, не имея «ничего CBoero»,
непрерывно «самоопустошая~ь», возвращается в мир ВО
всем изобилии природной жизни, в полноте естественных
свойств каждой вещи. В этом вечном круговороте бытия
мудростью является знание пути метаморфоз, и мудрость
эта может быть выражена ТОЛЬRО символически.
Предание гласит, что Конфуций Jl,IHOrO лет пытался
разгадать загадку этого древнейшего и глубочайшего ка
нона Срединной страны. По рассказу Сыма Цяня, он так
часто заглядывал в него, что кожаные ремешки, стяги
вавшие бамбуковые планки, «трижды перетиралисы. Но даже великому Конфуцию оказалось не под СИJIу разо браться в таинственной игре мировых метаморфоз. Он
сказад: однажды: «Дайте мне еще несколько лет спокой ной жизни, чтобы я смог изучить {(Книгу Перемен1) ,
и я избавлюсь от всех ошибок». Неизвестно, удалось ли
ему осуществить свою мечту.
Но, пожалуй, главным результатом своих ученых изы сканий Конфуций считал составление хроники СВООl'о род ного царства. Она называлась по-китай{;ки «Чуньцю}), что
значит «Вееиы и осеню). Разумеется, традиция наделяла
это произведение нравоучите.JIЬНЫМ смыслом: уже в древ
ности было принято считать, что Учитель Кун так ясно
З08