Западная социология XIX-XX вв. от классики до постклассической науки

Репертуарная концепция — ее разрабатывают в несколько различ­ ных вариантах современные французские ученые А. СВИДЛЕР, Ж.-Л. АМСЕЛЬ и др. Существо этой концепции заключается в том, что индивидуаль­ ное поведение связывается с понятием репертуара, включающего некото­ рый набор понятий (представлений, символов, предрассудков и пр.), опре­ деляющих, по словам одного из авторов, конфигурацию и в целом стратегию действий каждого человека в отдельности. Поведенческий репертуар срав­ нивается в одном случае с ящиком инструментов, в другом случае — с ре­ зервуаром практик. При этом показательно, что названные авторы активно выступают против общих определений культуры, полагая, что вдействитель­ ности последняя есть не что иное, как репертуар действий, составляющих содержание индивидуальной жизни.

В последнее десятилетие XX века среди западных социологов получила несомненную популярность концепция режимов действия, предложен­ ная Л. БОЛТАНСКИ и Л. ТЕВЕНО. Согласно этой концепции, есть смысл говорить о четырех режимах действия на основе двойной оси: эквивалент­ ности— внеэквивалентности (другими словами: соизмеримости—несоиз­ меримости) и мира—антимира (другими словами: тезиса— антитезиса). Соответственно, первый режим действия основан на понятии справед­ ливости и, следовательно, оправдания. То, что несправедливо, расценива­ ется как «антимир», противостояние, противоественность. Второй режим определяется понятиями правильности с последующей шкалой, на проти­ воположном конце которой субъективная критика лишена смысла. Третий режим действия основан на любви типа agape с соответствующими соиз­ мерениями, опредеяемыми культурной традицией. Четвертый режим дей­ ствия связан с понятием насилия. Его антипод выходит за границы соиз­ меримости.

Как можно заключить, названные режимы действия осуществляются в регистрах обоснования и критики. И тут безусловный интерес приобрета­ ет социологический анализ факторов, детерминирующих соответствующее поведение индивидов, их позицию — критики или обоснования в каждом отдельном случае. И сами авторы — Болтански и Тевено — обратили вни­ мание на важное значение легитимности используемых акторами аргумен­ тов. Болтански и Тевено выделили шесть регистров обоснования поведения «за — против»:

1)гражданское обоснование;

2)промышленное обоснование;

3)семейное обоснование;

4)обоснование общественным мнением:

5)предпринимательское обоснование;

5)обоснование вдохновением.

В дальнейшем список режимов действия (поведения) был дополнен ре­ жимом близкого знакомства, режимом сочувствия, режимом политическим, или макиавеллианским и др.

К этим, имеющим в значительной мере гипотетический характер, иссле­ дованиям некоторым образом примыкают изданные в 90-с годы XX столетия работы соавторов Л. КОСМИДЕСА и ДЖ. ТУБИ, в которых, в частности, расматриваются вопросы степени и характера социальности человеческого поведения. Космидес и Туби выдвинули предположение, что в ходе эволю­ ции у человека сформировалась психика, не просто обращенная на решение сугубо социальных задач, а в первую очередь направленная на выявление социальной опасности. Такое поведение упомянутые авторы обобщенно назвали «выявление мошенника». Участникам проведенных опросов были предложены задачи, в основе которых лежала логическая формула «если вы получаете выгоду, то вы за это платите/не платите» в различных лингвисти­ ческих вариантах. Анализ ответов показал, что если испытуемых просили решить задачу по обнаружению мошенника, то уровень правильных отве­ тов возрастал до 74%. Параллельно решаемые задачи на альтруистическое поведение содержали правильные ответы лишь около 34%. Из этого Косми­ дес иТуби сделали вывод, что социальное поведение человека запрограмми­ ровано в большей мере на «обнаружение мошенника», нежели на альтру­ изм. И таким человеческое поведение формировала вся эволюция, поскольку в реальной жизни люди постоянно оказываются в ситуациях, заключающих многообразные элементы опасности.

СОЦИОЛОГИЯ ЗНАНИЯ

Процесс познания — глубоко социальный (культурный). Но, изучая его закономерности с этой стороны, социология знания исследует еще и законы отношения общества к знанию, а также формы и роль последнего в истори­ ческом развитии человечества. И хотя это направление в социологии ухо­ дит корнями в сравнительно отдаленное прошлое (вспомним хотя бы уче­ ние К. Маркса о фетишистском сознании в условиях товарного производст­ ва), его появление обычно формально датируют 1920 годом, когда немецкий философ и социолог М. ШЕЛЕР (1874-1928) повел речь о социологии зна­ ния. Он считал, что знание есть атрибут человека, оно имеет сугубо обще­ ственную природу и существует по отношению к каждому индивиду a priori. Посредством знания индивиды включаются в систему «общество». Соответ­ ственно, в их сознании утверждается смысловой порядок, который кажется вполне естественным способом видения (познания) мира.

Всвоих рассуждениях Шелер исходит из тезиса одвойственности любого человеческого действия (акта) — витальности идуховности. Это обстоятель­ ство предопределяет существование в обществе двух областей — «реаль­ ной», связанной с витальными инстинктами, влечениями, потребностями и т. д., и «идеальной», содержание которой образуют различные идеи, ценно­ сти, учения и т. д. Из проявления и действия трех изначальных витальных факторов — голода, полового влечения и инстинкта власти — Шелер выво­ дит основополагающие формы социальной организации: хозяйство, инсти­ тут брака и семьи, государство. Эти формы с их исторически изменяющим­ ся содержанием изучает «реальная социология» (или «социология базиса»). Духовную жизнь с ее разнообразными формами призвана, по Шелеру, изу­ чать «социология культуры» (или «социология надстройки»). Основной за­ кон, которому подчинена область духовного и который должна прежде все­ го исследовать социология знания (являющаяся составной частью социоло­ гии культуры), — закон смыслополагания. Шелер считает, что оно (смыслополагание) обусловлено как реально-социологическими, так и идеальными (культурными) факторами, которые, однако, по своему значению занимают разные места в религии, метафизике и науке. И здесь Шелер вступает в по­ лемику с Контом по поводу его учения о трех самостоятельных стадиях ис­ торического процесса, утверждая, что религия (как и метафизика) является необходимым моментом всякого знания. Другой момент шелеровской со­ циологии знания связан с полемикой с Дюркгеймом. По Шелеру, нельзя

объяснить социологически и содержание, и предметность знания. Социоло­ гически объяснить можно лишь отношение познающего субъекта к его объ­ екту познания, т. е. выбор предмета, методов, обращение к тем или иным формам познания.

Утверждение науки вызвано, полагает немецкий ученый, изменением структуры влечений, что, в свою очередь, обусловлено появлением класса бюргеров (городской буржуазии), стремящегося утвердить свою власть не только в обществе, над человеческим сознанием («душой»), но и над при­ родой.

Дальнейшее развитие социология знания получила в трудах К. МАН­ ГЕЙМА (Маннгейм, Манхейм) (1893-1947). Правда, сам ученый писал и говорил не только о социологии знания, но и о социологии мышления. Каждой культурно-исторической эпохе, согласно его концепции, присущ определенный набор жизненно важных доминант, определяющих в конеч­ ном счете «стиль мышления». Человеческие знания содержательно, ме­ тодологически, идейно и контекстуально обусловлены особенностями об­ щества, культуры. И это касается не только естественнонаучных, но еще в большей и явной мере социогуманитарных дисциплин. Первейшая задача социологии знания и заключается в том, чтобы определить связь мышления с условиями и закономерностями отдельных культур, проследить, как оно функционирует в качестве «орудия коллективного действия в обществен­ ной жизни и в политике», способствовать подчинению мышления «рацио­ нальному контролю и критике». В противном случае имеет место социальная аномалия, а значение «социального знания» и заключается в увеличении его «вмешательства в социальный процесс и его регулирование». Проделав масштабные исследования стиля (консервативного) мышления в Германии, христианской идеологии и др., Мангейм в более общем плане в своих рабо­ тах «Проблемы социологии знания», «Эссе по социологии знания», «Идео­ логия и утопия» и др. выдвигает и обосновывает следующие положения:

—общественное бытие — сложный синтетический процесс, отнюдь не сво­ дящийся к производству или экономике. В разные исторические эпохи

внем естественно складываются «центры систематизации», которые и определяют ее (эпохи) лицо и характер;

—в рамках одной эпохи необходимо имеют место констелляции, выража­ ющие расстановку социальных, прежде всего — классовых сил. Вместе

стем они обусловливают «стили мышления»;

—социология должна отбросить «метафизическую иллюзию» о внеисторическом субъекте познавательной деятельности, выхваченном из со­ циально-исторического контекста, и признать основополагающий факт «релятивности» познания, вызванной различиями в положении субъек­ тов в реальных социальных (культурных) условиях;

—при огромном богатстве форм необходимо различать три типа мышле­ ния: реалистический со свойственной ему прагматической направлен­ ностью, идеологический, заключающий в себе элементы консерватизма, псевдореальности, и утопический с характерными для него иллюзиями, мечтами, надеждами на будущее. Общей особенностью идеологии и уто­ пии является «возможность ложного сознания», которая в реальных усло­ виях определенным образом варьируется и ранжируется по степени;

—идеология представляет собой особую форму «социального знания», она воплощает теоретизированные взгляды класса или общества в целом. Любая идеология по существу означает апологию существующего строя. Именно такой является «тотальная» идеология, которой противостоит «частичная» идеология, воплощающая представления о своем положе­ нии и отношении к обществу (группам людей, классам, слоям) со сторо­ ны отдельного индивида;

—утопия, в отличие от идеологии, менее теоретизирована, содержит в большей мере эмоциональные элементы, она воплощает сознание клас­ сов, групп, общественных слоев, стремящихся изменить общественный (политический) строй и занять господствующее положение в обществе. Сдостижением этой цели утопия превращается в идеологию. Существует четыре формы утопии: «оргиастический хилиазм анабаптистов», «либе­ рально-гуманистическая», «консервативная» и «социалистически-ком- мунистическая».

Мангейм указывает, что в обществе исторически складывается и суще­ ствует особая социальная группа людей, которую можно характеризовать как носителя и представителя «знания» — это интеллигенция, с которой ученый и связывает человеческое будущее, полагая, что современная циви­ лизация находится в состоянии кризиса, вызванного всеобщей социальной разобщенностью и доминированием «коллективного бессознательного»

вповедении.

В50-е годы XX столетия со своей концепцией этой области человече­ ской жизни, по-прежнему привлекающей внимание научного мира, высту­ пил Ж. ЛАКАН (1901-1981). В целом концепция французского врача и философа (Лакан не был социологом в принятом смысле слова) получила название структурного психоанализа. В ней своеобразно переплетают­ ся и трансформируются как фрейдистские установки о превалировании в человеческой жизни бессознательного, так и основные положения класси­ ческого структурализма с его акцентом на языковую организацию социума. Считая, что человеческая психика функционирует на трех основных уров­ нях — Реального, Воображаемого и Символического, Лакан и обращается

канализу языка, поскольку именно последний воплощает, как утверждает ученый, символическую организацию, которая и отличает культуру в каче­

стве феномена, присущего исключительно человеческому роду. При этом, по Лакану, недопустимо отождествлять язык как символическую систему и естественный язык, точно так же как и символический язык снов у Фрейда. Язык как символическая система служит человеку средством упорядо­ чения и воплощения действительности — в этом смысле он тождественен культуре и представляет собой явление глубоко социальное1. Естественно, что при таком подходе Лакана — врача-психиатра и философа более всего занимает решение задачи связи бессознательного и сознательного (рацио­ нального) в знании. Эта связь, по его мнению, имеет характер неразделимо­ го единства и реализуется она именно в языке, который представлен субъ­ екту в «тексте».

Рассуждая таким образом, ученый оказывается перед проблемой, встаю­ щей вообще перед каждым субъектом познания — проблемой означаемого и означающего. Лакан считает, что познание есть «движение означающих». При этом означающее — соответствующая структура материальных знаков доминирует над означаемым — концептом и, следовательно, в субъектив­ ном поле знания. «Цепи» же означающих имеют бессознательную природу. Иначе говоря, как формальная система знаков язык представляет собой бес­ сознательную структуру. И будучи «вмонтировано» в языковую (символичскую) систему, бессознательное соответствующим образом существует и представлено в культуре как субструктура (момент в цепях означающих).

Из учения французского структуралиста следует, что знание, организо­ ванное в символическую систему и посредством нее, необходимо содержит в себе элементы и сознательного (рационального), и бессознательного, со­ отношение между которыми, тем не менее, исторически меняется, как и са­ ма культура.

Социологический постмодерн ознаменован появлением не только мно­ гих новых научных идей, но и развитием особых стилей и методов исследо­ вания, получивших в совокупности название постмодернизм. И как бы не отличались они друг от друга, их объединяет нечто общее — разрыв, и в це­ лом ряде случаев достаточно радикальный со ставшей уже привычной тра­ дицией.

1 Здесь надо снять закономерно возникающий вопрос: а какое, собственно, отно­ шение имеет социология знания к вполне суверенной науке — лингвистике? Во-пер­ вых, язык вообще представляет собой сугубо социальное образование. Во-вторых, язык предполагает свое знание (в отличие от научного познания законов существо­ вания и развития лингвистической системы, что и занимает специалистов-языкове- дов), а знание языка и его участие в социальной коммуникации — это социокультур­ ная проблема, на этот раз нуждающаяся в социологическом исследовании. Иными словами, изучением языка с точки зрения его места и роли в общественных отноше­ ниях призвана заниматься социология (социология знания).

Показателен в этом отношении деконструктивизм, с которого, собст­ венно говоря, и открывается новая эпоха в истории западной социологии. Основоположником этой школы является французский профессор Ж. ДЕР­ РИДА (г. р. 1930). Считая, что возможности научного исследования в тра­ диционных формах себя исчерпали, этот ученый делает предметом своего анализа «текст», ибо мир вообще существует и дан человеку только и ис­ ключительно как «рассказы», «истории», «повествования». Организация субъекта — это организация «текста». Такова исходная посылка всех рассу­ ждений Дерриды, как мы теперь видим, имеющая своим источником идеи структурализма. Однако на этом их преемственная связь и заканчивает­ ся. Деррида обрушивается с критикой на структурализм за его «логоцентричность» («логоцентризм») — непременное стремление видеть во всем «смысл», «истину», «рациональность», «порядок», а также присущий чело­ веческой цивилизации «фаллоцентризм» с его «мужским» приоритетом над «женским» (ср. с фрейдовским принципом патриархальности человеческой культуры). Столь же отрицательно относится Деррида и к теоретическим допущениям (по умолчанию) «прогресса» в социальном развитии вообще и науке в частности, тогда как в действительности в человеческой жизни, по его мнению, больше спонтанности, игры и бессознательных интенций. Стро­ гие теоретические исследования социальной реальности Деррида и его по­ следователи объявляют «метафизикой», «догматизмом» и противопостав­ ляют им «поэтическое мышление», что и находит отражение в стиле и форме постструктуралистских сочинений, тяготеющих к метафорической эссеистике и вообще стирающих грань в целом ряде случаев между собственно научным анализом и искусством, художественным отображением действи­ тельности1.

Исторически сложившийся в структуре познания «центризм», согласно которому одна сторона отношения в структурных (бинарных) связях имеет преимущество перед другой: добро — зло, истина — ложь, мужчина — женщина и т. д., должен быть деконструирован. Метод деконструкции, из­ бранный Дерридой и в последующем взятый на вооружение его адептами, означает одновременно и разрушение, деструкцию и созидание, конструк­ цию. По мнению его разработчика, только таким методом можно изучать текст как культурное (социальное) явление. Главное назначение деконст­ рукции текста — выявить, прояснить и объяснить (понять) его «маргинализм», т. е. децентрировать текст, или, иначе говоря, открыть скрытый за знаками интимный смысл, «другой», «иной» подтекст, задавленный, репрес­

1Напомним, что «классический» структурализм тяготел к строгому, формализо­

ванному понятийному аппарату, отличался пристрастием (Леви-Стросс) к матема­

тическим расчетам.

сированный логосом. А для этого требуется новое имеющее характер твор­ чества прочтение.

В соответствии с таким подходом — децентрирования структуры дис­ курса — сам Деррида, помимо прочего, решает задачу по разрушению линей­ ности (однонаправленности) «письма», стремясь услышать за ним «голос». Отличие первого от второго подметил еще Платон, указывавший, что при/в «письме» невозможно перераспросить, что можно сделать при «разговоре». Но в творчестве Дерриды все это принимает новый, весьма характерный па­ радоксальный оборот. Сложившийся порядок такого в общем-то уже давно принятого и не оспариваемого в науке объяснения должен быть деконструирован. В лингвистике «письмо» есть «означающее означающего», т. е. речи. Иными словами, «письмо» есть нечто добавочное к означающему, в данном случае — речи, которая, в свою очередь, выступает как «означаемое».

Деррида в свойственной ему манере начинает атаку против этого положе­ ния, лежащего, согласно его рассуждениям, в основе «фоноцентрической» структуры цивилизации. Предлагая новое учение — «грамматологию», он исходит из древнегреческого обозначения буквы — «грамма» («письменный знак») и по аналогии с «про-граммой», функционально определяющей весь процесс последующего развития, говорит об архи-письме, лежащем в осно­ ве цивилизации и человеческого общества в целом. Своим учением о новой бинарности «архи-письмо — письмо» (вместо существующей и общеприня­ той в науке бинарности «голос — письмо») Деррида бросает вызов, опять же, по его словам, «метафизике присутствия», ибо устная речь требует на­ личной связи общающихся. Архи-письмо — это некий стертый временем «след» не-присутствия. Именно архи-письмо, а не «голос», лежит, по утверж­ дению Дерриды, в основе социальной организации. Так ученый в согласии со своим методом деконструкции децентрирует социокультурную и вместе с тем гносеологическую структуру («фоно» — голосовую и «присутствия»), лежащую в основе привычной, традиционной (по терминологии Дерриды — «метафизической») науки и вместе с тем цивилизации.

Для социологии представляет интерес при всей его спорности и нередко несовместимой с традиционными научными представлениями экстравагант­ ности деконструктивистский анализ текстов, репрезентирующих более или менее широко известные исторические события, а также популярных лиц (Гегеля, Канта, С. Меларме, Ж. Жене и др.) в новом, подчас неожиданном свете. В работах Дерриды и других декоструктивистов получает дополни­ тельное освещение ряд проблем, которые, казалось бы, имеют уже оконча­ тельное решение. Укажем здесь для примера на проблему личностной иден­ тификации, поставленную Дерридой в книге «Почтовая открытка», где сам автор признается, что его гипотеза относительно того, кто жил и творил рань­ ше и вообще кто есть кто, Сократ или Платон, «идет против самого здравого

смысла». Однако именно так порой ставят проблемы по привычке (тради­ ции) считающиеся «очевидными» тексты. Вдругом случае, анализируя «тек­ сты» Фрейда и Юнга, Деррида устанавливает «конституциональную неспо­ собность» основоположника психоанализа к философскому анализу. Вооб­ ще, сейчас можно говорить, по-видимому, о том, что Деррида должен быть по праву причислен к основоположникам социологического интент-анализа.

Своей работой этот ученый положил начало содержательной транс­ формации классического структурализма в постструктурализм. В числе многочисленных представителей внове формирующегося течения ведущую роль, безусловно, играет весьма многосторонний по своим научным инте­ ресам французский исследователь М. ФУКО (1926-1984). Уже в первых фундаментальных сочинениях этого автора «Слова и вещи. Археология гу­ манитарных наук» (1966), «Археология знания» (1969) обнаруживается глубокая связь с тематикой социологии знания (мышления) и вообще чрез­ вычайно характерная для всего творчества ученого, оказавшего огромное влияние на западную интеллигенцию, общая социологическая направлен­ ность. Выступая против лежащей в основании структурализма концепции автономности языка, пантекстуализма Дерриды и показывая, напротив, за­ висимость всех лингвистических феноменов от исторических и социальных «систем референции», Фуко обращается к анализу «внетекстуальных фак­ торов» преимущественно европейской цивилизации в их самом широком спектре. При этом главной для ученого, как подчеркивают исследователи творчества Фуко, всегда оставалась задача доказать своеобразие и уникаль­ ность человеческого знания в каждой исторической эпохе с ее специфиче­ скими социальными особенностями, притом что сама человеческая исто­ рия, имея в целом бессознательный характер — как это ни парадоксаль­ но! — по Фуко, — демонстрирует «порядок из хаоса».

Руководствуясь признанным в науке (в классическом структурализме) принципом языковой природы человеческого мышления и представляя дея­ тельность людей как «дискурсивные практики», Фуко постулирует свойст­ венное каждой исторической эпохе «познавательное поле», состоящее из дискурсов различных наук, и называет его «эпистема». Как определенная норма и вместе с тем культурный код эпистема детерминирует на бессозна­ тельном уровне мышление и поведение людей. Античной, средневековой эпохам, затем эпохе Возрождения (XV-XVI века), эпохе классического ра­ ционализма (XVII-XVIH века) и современной эпохе (начиная с XIX века) присущи каждой свои эпистемы. Так, в частности, в классическую эпоху эпистема репрезентирует реальный мир («вещи»), в современную эпоху вы­ ражает и заключает «меры»— жизни, труда и т. д.

Для социологии знания несомненный интерес представляет учение Фу­ ко об «архиве». Это понятие, помимо прочего, призвано выразить, с одной

стороны, связь, точнее, взаимоотношение в историческом процессе эпистем, а сдругой стороны, местоположение эпистемы в соответствующем об­ ществе. Начнем со второго. Согласно прдставлениям Фуко, для современ­ ников архив не доступен в связи с принципиально неосознаваемым отноше­ нием к адекватной (своей, собственной) эпистеме, ибо они находятся внут­ ри нее и потому не могут сделать ее объектом познания. Исследовать и познать (осознать) эпистему можно только как архив другой, уже пережи­ той эпохи.

Историческое движение, которое ученый представляет как непременно дискретное, означает изменение «дискурсивных практик». Границы пере­ хода от одной «дискурсивной практики» к другой у Фуко называются «по­ рогами». Их — четыре: «порогпозитивности», «порогэпистемологизации», «порог научности» и «порог формализации». Последний, в частности, свя­ зан с превращением дискурсивных практик в замкнутую, не допускающую никаких инноваций систему, что, в свою очередь, вызывает историческую необходимость новой дискурсивной практики, т. е. новой эпистемы.

В творчестве французского исследователя важное место занимает проб­ лема власти, которая представляется как господство институциализированного дискурса. Фуко пишет о власти «научных дискурсов». Всвязи с этим он обращает внимание на феномен «всеобщей истины», которая довлеет над людьми в виде «неоспоримого авторитета»1. Привлекает внимание ученого и другой феномен — «воля к знанию» (ср.: «воля к власти» у Ницше). Фуко выступает против тирании «тотализирующих дискурсов», посредством ко­ торых, по его мнению, и легитимируется власть.

Фуко — один из первых поставил вопрос о месте в человеческом общест­ ве феномена безумия12. В своих получивших мировую известность фунда­ ментальных исследованиях этой социально значимой проблемы француз­ ский ученый показывает, что отношение к «безумцу» — это социальное от­ ношение к «другому», «иному», нарушающему узаконенные или принятые формы дискурса, и это отношение в каждую эпоху — Средневековья и Воз­ рождения, в классическую и современную — имеет свою историю. Само бе­ зумие он объясняет (что очень показательно) в связи со «знанием», и имен­ но как «замутнение или затемнение отношения к истине», как «отрицание

1При таком подходе становится отчетливо виден действительный смысл понятия «авторитет»: с одной стороны, это — «власть», с другой строны, это — «знание», в частности научное. Авторитет — не просто сила, физическое насилие, это положе­ ние в социальной иерархии, обеспечивающееся опытом, знанием, образованием, ин­ теллектуальными способностями, которые и дают субъекту определенные (мораль­ ные) права на управление другими лицами.

2 Ради истины следует сказать, что к этой проблеме обращались и другие весьма немногочисленные исследователи, в частности А. Лоренцер.