Западная социология XIX-XX вв. от классики до постклассической науки

ности, что в организации поведенческих актов всегда доминирует какая-ли­ бо одна идея — «центральная», которая и связывает отдельные операции в некоторую целостность, причем эта центральная идея непременно коррек­ тируется конкретными обстоятельствами, местом и временем. Дальнейшие исследования и эксперименты также показали, что человеческое поведение строится всегда на основе знания. Именно оно детерминирует избиратель­ ное отношение субъекта к действительности (принцип селективной пред­ ставленности информации Д. Фрея). Поведение, одним словом, всегда име­ ет не только и не просто субъективный, но прежде всего социальный смысл.

В разработку ценностной (аксиологической) концепции социально­ го поведения заметный вклад внесли известные американские исследовате­ ли Г Олпорт и П. Вернон, которые на основе концепции современного не­ мецкого философа Э. Шпрангера о шести «идеальных типах» человеческой индивидуальности — экономическом («человек хозяйства»), теоретическом («человек науки»), эстетическом («человек искусства»), социальном («че­ ловек любви и самоотдачи»), политическом («человек власти») и религиоз­ ном ( «человек религиозно-настроенный») — проследили характер поведе­ ния в зависимости от шести соответствующих социальных ценностей: мате­ риальных благ, научных знаний, художественного творчества, альтруизма, власти, религиозной веры. Другой современный американский исследова­ тель К. Моррис в зависимости от отношения к ценностям выделил и проана­ лизировал следующие типы (формы) поведения: социальное ограничение и самоконтроль (1), удовольствие и прогресс в поведении (2), лишение и са­ модостаточность (3), восприимчивость и интерес (4), потворство себе и чув­ ственное удовольствие (5).

Такой подход вызвал необходимость разделения всех ценностей, опре­ деляющих человеческое поведение, на терминальные (к ним относятся цен­ ности, касающиеся общего направления поведения: свобода, жизненные удобства, равенство, внутренняя гармония, чувственная любовь, мудрость

ипр.) и инструментальные (приобретающие характер ценностей способы поведения: честолюбие, покорность, дружественность, хитрость и пр.), что

ибыло сделано М. Рокичем и другими авторами ( Дж. Вэр, Дж. Ян, Р. Лау, К. Харман). Они показали, что между терминальными и инструментальны­ ми ценностями в конкретных жизненных ситуациях может быть сложная динамика, вплоть до конфликта, это — во-первых, а во-вторых, эта динами­ ка определяется культурой и социальной обстановкой. Так, например, в экс­ перименте, который проводился с канадскими студентами, терминальные ценности по их значимости в поведении выстроились в такой ряд: на первом месте — удовольствие, на втором месте — чувственная любовь, на третьем месте — счастье и далее по порядку — национальная безопасность, само­ уважение, внутренняя гармония, семейная безопасность, удобная жизнь,

интересная жизнь, равенство, смысл совершения, истинная дружба, спасе­ ние души, мудрость, мир в мире, общественное признание, красота мира, свобода.

В начале 80-х годов XX столетия датскими учеными было проведено гран­ диозное исследование, охватившее 116 тыс. человек в сорока различных странах с целью определения национальных ценностей и их роли в челове­ ческом поведении. Статистическими методами были выделены четыре из­ мерения, по которым стало возможно сравнивать национальные ценности: 1) допустимая степень контроля, 2) избегание неопределенности, 3) инди­ видуализм—коллективизм, 4) маскулинность—феминность.

Вот некоторые результаты, на которых мы можем кратко остановиться. Допустимая степень контроля — это различия в представлениях о том,

насколько люди могут контролировать поведение друг друга. Исследования показали, что в таких странах, как Мексика, Индия, основная масса населе­ ния положительно относится к автократическим лидерам и соответственно строится вся система воспитания подрастающего поколения: ведущей ценно­ стью выступает послушание. Напротив, в странах с низким показателем по этой шкале — США, Канада — дети воспитываются независимыми и отли­ чаются, соответственно, независимым поведением, управляющие обнару­ живают склонность советоваться с управляемыми, в государственной сис­ теме управления преобладают демократические тенденции.

Избегание неопределенности — легко появляющееся чувство угрозы в двойственных, неясных для субъекта ситуациях, вызывающее стремление скрыться, уйти, замкнуться и т. п. В странах и культурах, где избегание не­ определенности представляет собой ценность (как показали исследования, к таковым относится, в частности, Греция), много внимания в поведении уде­ ляется обеспечению безопасности; люди в большинстве не склонны к рис­ ку, испытывают тягу к религиозной вере.

Индивидуализм—коллективизм — показатель предпочтений: в первом случае — личностных, во втором случае — групповых (общественных). Со­ гласно исследованиям, в таких странах, как Австрия, США, Канада, доста­ точно высокий уровнень индивидуализма и, соответственно, в поведении основной массы населения значительное место занимают инициатива, за­ щита собственных интересов, поощрение личных достижений. В странах с развитой коллективистской культурой — Гонконг, Сингапур, Перу, Вене­ суэла, Чили — индивид менее мобилен, его поведение находится в сильной зависимости от групповых решений.

Маскулинность—феминность — показатель (фигуральный) поведения, ориентированного на успех. Общества, ориентированные на успех (бизнес, деньги и пр.), имеют более строгую дифференциацию социальных ролей, отличаются жесткой конкуренцией и т. д. Как свидетельствуют исследова­

ния, к высокомаскулинной культуре относится Япония. На противополож­ ном полюсе — Швеция.

Социальный статус и социальная роль (добровольно принятая или навя­ занная обстоятельствами), как показали проводившиеся исследования, су­ щественно влияют на человеческое поведение. В разработку статусно-ро­ левой концепции социального поведения вклад, получивший мировую из­ вестность, внес американский ученый Ф. ЗИМБАРДО. На факультете пси­ хологии Стэнфордского университета он проделал следующий эксперимент.

Студенты случайным образом (в ход пустили монетку) были разделены на «тюремщиков» и «заключенных». После соответствующего инструктажа первых переодели в униформу, выдали дубинки, свистки. Вторых одели в робы и всех поместили в «тюрьму». Спустя несколько дней студенты так вжились в свои роли, что начали чувствовать себя: одни — настоящими тю­ ремщиками, презирающими и ненавидящими «заключенных», жестокими, грубыми, без всякой необходимости вмешивающимися в жизнь своих подо­ печных, другие — настоящими заключенными, озлобленными против «тю­ ремщиков», считающими себя вправе при первой возможности чинить гадо­ сти, устраивать саботаж, ругаться и сквернословить. Взаимное озлобление достигло такого накала, что руководитель эксперимента Зимбардо вынуж­ ден был его прекратить, опасаясь опасных последствий1.

Под коммуникативным поведением обычно подразумевают поведе­ ние субъектов в процессах коммуникации. Наряду с психическим, семанти­ ческим и другими аспектами коммуникативное поведение имеет ярко выра­ женный социальный и культурный аспекты. Нас, естественно, интересует в данном случае социальные закономерности, которые, однако, тесно связа­ ны с другими, прежде всего психическими закономерностями и механизма­ ми человеческого поведения.

В последние годы в социальной этологии утвердились два общих подхо­ да — диспозиционный и ситуационный. В числе тех, кто первым приступил к разработке диспозиционной концепции поведения, стоит Г ОЛПОРТ (1897-1967). Сознавая ограниченность бихевиоризма, он рассматривал по­ ведение как процесс реализации и самоактуализации личности. Важно от­ метить, что в целом для Олпорта характерно выделение социальных момен­ тов человеческого поведения. Это видно, в частности, на знаменитом при­ мере с вымышленным «мистером Маккарли», личностной особенностью —

1Не менее интересный факт влияния социальной роли на человеческое поведение зафиксировал известный кинорежиссер Питер Брук. В своих воспоминаниях о рабо­ те над фильмом по роману У Голдинга «Повелитель мух» он отмечает, что у многих мальчишек-исполнителей отношения, которые предписывались сценарием, пере­ шли пределы съемочной площадки.

по Олпорту, чертой — которого является боязнь коммунизма. Эта, глубоко социальная черта, которая, заметим, свойственна далеко не единичным пред­ ставителям человеческого рода, актуализируется (приводится в действие) весьма разными и просто далекими друг от друга феноменами обществен­ ной жизни. Для мистера Маккарли «коммунисты» — все русские и евреи, чернокожие и вообще иммигранты, интеллектуалы и либералы, борцы за мири деятели ООН, книги Маркса и преподаватели колледжей и т. д. Всюду мистер Маккарли склонен видеть, как принято было говорить, «руку Моск­ вы». И эта личностная черта, формирующаяся, как пишет Олпорт, на осо­ знании сходства, инициирует относительно стабильные, устойчивые, ти­ пичные формы поведения. По любому подходящему поводу (книги Маркса, иммигранты и т. д.) мистер Маккарли выступает в поддержку ядерной вой­ ны против стран коммунистического лагеря, голосует за политических ли­ деров правой ориентации, экстремистов, присоединяется к движению ку- клукс-клан, критикует деятельность ООН, выступает против инакомысля­ щих, обращается с письменными протестами в газеты, государственные уч­ реждения и т. д. Налицо целый набор поведенческих диспозиций, которые ученый подразделил на три типа: кардинальные, центральные и вторичные.

Кардинальные диспозиции определяют поведение личности, как гово­ рят, полностью «захватывая» ее. Олпорт полагал, что очень немногим свой­ ственны кардинальные диспозиции. Среди таких личностей ученый .назы­ вал Жанну д’Арк, Макиавелли, Альберта Швейцера, французского солдата Н. Шовена — поклонника завоевательской политики Наполеона (с этим именем связано понятие «шовинист»), из вымышленных представителей этой группы личностей Олпорт называет Дон-Жуана.

Центральные диспозиции наиболее явственно выступают в коммуника­ тивном поведении и в наибольшей степени характеризуют человеческое по­ ведение. Олпорт считал, что таких диспозиций в поведении индивидов не­ много: от пяти до десяти. По признанию известного английского писателя Герберта Уэллса, им руководили всегда два стремления: к упорядочению мирового сообщества и к женскому полу.

Вторичные диспозиции не обнаруживаются явно. Как считал Олпорт, что­ бы обнаружить вторичные диспозиции, необходимо очень хорошо знать че­ ловека. Хорошо знакомой из жизни вторичной диспозицией является то или иное предпочтение в еде.

Из сказанного видно, что диспозиции поведения занимают важное место

всоциальной, политической, нравственной и бытовой регуляции человече­ ских взаимоотношений. Исследования Ф. Пауэра, Э. Хиггинса, Л. Кольберга и многие другие выявили глубокую связь диспозиций с моральным созна­ нием, общим развитием личности и стилем межличностного поведения,

вчастности, эгоистической или альтруистической ориентацией.

Ситуационная концепция поведения известным образом противостоит диспозиционной. Ее разработчики У. МИШЕЛЬ, Р. КОЗИЕР, Т. РАБЛ идр. считают, что поведение нельзя жестко связывать с личностными чертами, оно в не меньшей степени зависит от социальных условий, наличной обста­ новки. Эксперименты, проделанные С. Милграмом, А. Бассом и др., показа­ ли, что элементы жестокости, враждебности в коммуникативном поведе­ нии вызываются ситуациями: 1) необходимости подчинения внешнему дав­ лению и так называемой «диффузии ответственности» (перенесения ответ­ ственности за собственные поступки на других лиц); 2) подстрекательства; 3) возникновения и действия факторов, вызывающих фрустрацию; 4) про­ вокации; 5) «эффекта заражения», контагиоза — в частности, при агрессив­ ных вспышках и т. д. Широко известны, например, случаи, когда в условиях экономических трудностей, социальных коллизий возникает феномен «сме­ щенной агрессии» и люди переадресуют свою злость, недовольство на объ­ ект, обычно называемый «козлом отпущения». Мишенями для таких чувств могут быть этнические меньшинства, политические партии и лидеры, куль­ турные символы и т. д.

Коммуникативное поведение обычно приобретает либо форму сотрудни­ чества, либо форму конфликта. О некоторых (в рамках имеющихся возмож­ ностей) закономерностях конфликтного поведения, внутри- и межгруппо­ вого, мы уже говорили. Добавим здесь лишь то, что, согласно проведенным исследованиям, в числе социальных причин конфликтного поведения на од­ ном из первых мест стоят государственные (политические) узкокорыстные интересы и человеческий эгоизм. Современный американский ученый Г. Хардин рассмотрел и описал феномен, вошедший в историю науки под на­ званием «трагедия общинных выгонов». Она неизбежно развивается в ре­ зультате нарушения условий договора, правил игры и т. п. хотя бы одним из участников. Схематично все обстоит следующим образом. 100 фермеров па­ сут 100 своих коров на общинном пастбище, которое вполне допускает та­ кое количество пользователей. Но вот один из них нарушает условия. Он рассуждает так: «Если я пущу на выгон вторую корову, я удвою свою выго­ ду, а излишнего выпаса будет всего лишь 1%». Рассудив таким образом, фермер добавляет к своей одной корове вторую. И так начинает поступать каждый. «Каков неизбежный результат?» — ставит вопрос исследователь. И отвечает: «Трагедия общинных выгонов — утоптанная площадка без еди­ ной травинки».

Сотрудничество в процессах социальной коммуникации проявляется (так же как и конфликты) в весьма многообразных формах. Установлено, в частности, что обычно к сотрудничеству тяготеют субъекты с «высоким мотивом достижения, так как они ждут того же от партнеров». Далее, со­ трудничество, как правило, четко выражено при низком уровне состояний

страха и корысти (исследования П. Ван Ланге, У Лайбренда и Д. Кульма­ на). В современной западной социологии и социальной психологии укоре­ нилось понятие «помогающего поведения», в которое вкладывается смысл бескорыстия, деятельности исключительно «ради блага других» (работы Дж. Дарли, Т. Шюльца, Б. Латана и др.).

Интересные варианты коммуникативного поведения предлагают Р. ХАР­ РЕ и Г ТЭДЖФЕЛ, которые можно объединить понятием «этогеники». По­ следняя исходит из посылки, согласно которой цель каждого человека обес­ печить себе «место в мире». Однако для этого требуется «читать текст», т. е. успешно для себя интерпретировать социальное окружение (социальные про­ цессы, явления, понимать людей и их действия и т. д.). И тут важную роль играет дискурс — обсуждение, обговаривание социальных событий, жиз­ ненных эпизодов, «превратностей судьбы» и т. д. с близкими, друзьями, ав­ торитетными специалистами. А стало быть, жизненно важное значение об­ ретает компетентность индивида. Как рассуждает Тэджфел, современное общество — крайне нестабильно, и в такой обстановке «социальной измен­ чивости» становится проблемой выбор тактики поведения, а это, в свою оче­ редь, связано с пониманием социальной ситуации и в целом характера об­ щественных отношений и даже глобально всего общества, в котором живет индивид.

Основоположником фигурационной социологии является Н. ЭЛИ­ АС (1897-1990). В своих трудах «О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования» (рус. пер.: М.; СПб., 2001), «При­ дворное общество», «Что такое социология?» он, исходя из идей интеракционизма, строит оригинальную теорию происхождения цивилизации. Согласно этой теории, цивилизованное (современное) общество развивает­ ся благодаря «пацификации» — появлению и утверждению норм человече­ ского поведения — «манер», регулирующих не только телесные функции (еда, питье, дефекация, мочеиспускание и пр.), но и эмоциональные состоя­ ния. Иначе говоря, в цивилизованном обществе преобразуется вся структу­ ра аффектов индивида, переосмысливаются и изменяются оценки того, что обычно называется «нормальным поведением», «привычками». Как реально осуществлялся этот процесс, Элиас обстоятельно прослеживает на преце­ денте превращения «рыцаря» в «придворного». И если первый отличается необузданным характером, импульсивной реактивностью, то исторически сменяющий его новый тип аристократа таков: придворный прежде всего должен уметь подавлять импульсы, управлять своими аффектами. Все по­ следующее развитие цивилизации связано с новыми моделями поведения, в основе которых лежит рациональный расчет, самоконтроль. Соответст­ венно, изменяются и функции государства, которое олицетворяет особый институт социального контроля над человеческим поведением, начиная

с трансформации «кодексов чести» — в рыцарской среде в последующие «придворные церемониалы» и «ритуалы» — в окружении короля, папы и т. д.

Фигурации — это образы социального взаимодействия людей. Все соци­ альные объединения (группы, общины и т. д.) скоррелированы с фигурация­ ми. Индивиды ведут себя в обществе строго в соответствии с требованиями спонтанно («внепланово») сложившихся фигураций, что выражается в «ма­ нерах поведения». Фигурации складываются в конфигурации — «цепочки фигураций», или, по терминологии Элиаса, «облики», по которым мы и судим об обществе. Ученый отвергает модель homo clausus — «закрытого индиви­ дуума». Согласно его рассуждениям, только «подвижные образы взаимоза­ висимых людей» дают истинное представление о социальном устройстве — государства, города, семьи и пр. Задача социологической науки и заключа­ ется, по мнению ученого, в изучении исторически складывающихся фигура­ ций человеческого поведения, в связи с чем необходимо развивать «фигурационный анализ».

Следом за самим основоположником фигурационной социологии, проде­ лавшим интересные аналитические исследования «манер поведения» фран­ цузской аристократии, пошли в своей научной деятельности Гоудсблом, Дан­ нинг, Шиард и другие сторонники официально признанной «школы Элиаса».

О науке, изучающей нормы социального поведения, — деонтологии — один из первых заговорил И. Бентам, двухтомный труд которого, опублико­ ванный в 1834 году, так и назывался: «Деонтология, или Наука о морали». Однако как таковая эта дисциплина в западной социологии оставалась про­ должительное время недостаточно разработанной (на что были свои причи­ ны). И только в середине XX столетия главным образом в связи с работами Т. Парсонса и Р. Мертона к ней начинает пробуждаться особый интерес. В частности, Т. Парсонс дает такое определение: «Норма — это вербальное описание конкретного хода действия, который, таким образом, рассматри­ вается как желательный, в сочетании с предписанием согласовывать бу­ дущее действие с этим образцом»1. Согласно его общему учению в рамках структурного функционализма, социальные нормы служат средством ста­ билизации, обеспечения устойчивости социальных систем.

Другой известный американский ученый, Т. ШИБУТАНИ (г. р. 1920), рассматривая место и роль социальных норм в человеческом поведении, указывает на то, что нормы, представляющие собой «шаблоны действий», «модели поведения», обеспечивают согласованность, скоординированность, согласие совместной жизни членов общества. Нормы — это не просто спо­ собы действий, это подобающие способы, подчеркивает Шибутани, имея

ввиду их предписательный (прескриптивный) характер. 1Parsons Т The Structure of Social Action. N. Y., 1937. P. 75

Различая нормы-конвенции (конвенциональные нормы) и нормы-пред­ писания (санкционированные нормы, или нормы-санкции), Шибутани дает следующее разъяснение. Конвенциональные нормы — это неписанные пра­ вила, они естественно складываются и регулируют поведение незаметно, автоматически, предполагая добровольное исполнение обязанностей. Кон­ венциональные нормы порождены самой культурой и выступают ее имма­ нентным элементом (привычками). Санкционированные нормы основаны на механизме принуждения, при этом социальные санкции могут быть как позитивными, связанными с поощрением, наградами и т. д., так и негатив­ ными, ведущими к тому или иному наказанию. Отсюда видно, что регуля­ тивная функция социальных норм предполагает социальный контроль и ин­ дивидуальный самоконтроль поведения.

Согласно Парсонсу, существуют три типа социального контроля: «изо­ ляция» (искусственное, часто насильное отделение девианта от общества), «обособление» (парциальное, частичное, временное отделение девианта от общества, ограничение контактов с обеих сторон), «реабилитация» (исправ­ ление, коррекция девиантного поведения, ведущие к возвращению к нор­ мальной жизни). Социальный контроль может быть формальным и нефор­ мальным. Формальный контроль в обществе непременно институциализирован — его осуществляют специально для этого созданные организации и учреждения: суды, полиция и т. д. Неформальный контроль за поведением индивидов тесно связан с общественной моралью. П. Кросби выделяет че­ тыре основных вида неформального контроля:

1)социальные вознаграждения (улыбка, одобрительные кивки, аплодис­ менты и пр.);

2)наказание (недовольный взгляд, критическое замечение, угроза физиче­ ской расправы и пр.);

3)убеждение (соответствующее воспитание, апелляция к «разумности» и пр.);

4)переоценка норм поведения (гендерные роли, научные открытия в об­ ласти гигиены и пр.).

Появление теорий отклоняющегося, или девиантного, поведения, обоб­ щенно составляющих девиантологию, в западной социологии обычно свя­ зывают с именами Ж. Кетле, Э. Дюркгейма, Р. Мертона, Т. Парсонса и др. Поскольку о понятии аномии у Э. Дюркгейма уже шла речь, остановимся здесь несколько подробнее на теории аномии, разработанной Р. Мертоном. Согласно этой теории, причиной девиантного поведения является рассогла­ сование культурных целей и средств (способов) их достижения. И если «конформизм» как тип поведения, когда общественные (культурные) цели и средства их достижения не противоречат друг другу, не подпадает под опре­ деление девиантности, то каждый из других типов поведения — «иннова­

ция», «ритуализм», «ретризм», «бунт» — по Мертону, представляют собой отклонение.

«Инновация» предполагает согласие с одобряемыми данной культурой целями, но отрицает предлагаемые культурной системой способы их дости­ жения. Инноватор с легкостью использует средства, скажем, достижения богатства, хотя они противоречат законам как нравственным, так и юриди­ ческим. Примеры инновации: шантаж, рэкет, хищение денег и т. д.

«Ритуализм» связан с отрицанием целей, одобряемых данной культурой, но вместе с тем означает согласие со средствами их достижения. Примеры ритуализма: примерный бюрократ, не осознающий назначения своей дея­ тельности (все делается ради «буквы закона»).

«Ретризм» означает бегство от действительности. Ретрист в равной мере отвергает и цели, и средства их достижения, принятые вданной культурной системе. Примеры такого поведения: алкоголизм, наркомания, бродяжни­ чество и пр.

«Бунт» — тип поведения, связанный с новыми целями и новыми средст­ вами их достижения. Классическим примером такого поведения служит революционость (в политике, искусстве и т. д.).

В более позднее время вопрос одевиантологии как самостоятельной со­ циологической дисциплине поставили американские ученые Г Беккер, Дж. Тейлор, П. Уолтон, Дж. Юнг, А. Су и др., а также британские социоло­ ги, образовавшие так называемую «Национальную конференцию по девиа­ ции» (А. Коэн идр.). Вчастности, Г. БЕККЕР (г. р. 1928) в своей работе «Аут­ сайдеры: исследования в социологии девиации», вышедшей в свет в 1963 го­ ду, проводит мысль, что отклоняющееся поведение обусловлено не столько личными качествами девианта, сколько особым характером группового взаимодействия.

Ряд исследователей настойчиво проводят мысль о существовании осо­ бой — делинквентной (преступной) — субкультуры. Р. Клауворд и Л. Охлин выделяют три типа такой культуры: «криминальный» (грабеж, изнаси­ лование, воровство и пр.), «конфликтный» (противоправные и аморальные средства достижения целей), «отступающий» (алкоголизм, потребение нар­ котиков и пр.).

Вышедшая в 1949 году книга известного американского социолога Э. САТЕРЛЕНДА «Преступления белых воротничков» открыла новую стра­ ницу в исследовании преступного мира. Согласно последовавшим целой се­ рией исследованиям, значительный удельный вес в общей криминальной обстановке занимают преступления, совершаемые субъектами «высокого социального статуса». К таким преступлениям относятся, в частности, мо­ шенничество, введение в заблуждение, нарушения прав личности, сокры­ тие доходов, неуплата налогов и т. д.

Впоследнее время девиантология получила развитие в новом ракурсе —

втеории ярлыков, или стигматизации. Ее авторы считают, что отклонение не внутренне присущее человеческому поведению качество, получающее соответствующую социальную оценку и обозначение, а следствие социаль­ ного соотнесения этого поведения с существующими нормами и правилами и применения определенных социальных санкций, в связи с которыми субъ­ ект и получает «ярлык» (с греч. стигма — клеймо, пятно) «девианта» или «делинквента».

Враспространении теории стигмы важную роль сыграли исследования вышеупомянутого американского ученого Э. Сатерленда и тоже американ­ ца — Т. СЕЛЛИНА (одна из его работ — «Социологический подход к изуче­ нию причин преступности» опубликована в нашей стране в книге «Социоло­ гия преступности». М., 1966). Развивая идеи этих авторов, целый ряд уче­ ных проводит мысль о тотальной криминализации всего современного общества. Соответственно, то, что отличает в таких условиях преступное поведение от непреступного, — весьма условно и связано главным образом

спроцессом стигматизации, т. е. навешиванием соответствующих ярлыков «преступник», «девиант» и т. д. одним, в отличие от других, коварством и хитростью избегающих этого социального обозначения. Показательно, что один из авторитетных исследователей девиантного поведения американ­ ский социолог Э. ЛЕМЕРТ в своей книге «Социальная патология», опубли­ кованной еще ранее, в 1951 году, рассматривая этапы криминализации лич­ ности, в их числе называет осуждение, влекущее за собой стигматизацию. Вот как выглядит, по Лемерту, весь процесс развития индивидуальной деви­ антности:

—первое нарушение правил поведения;

—интеракция окружающего общества в форме негативных оценок;

—последующие случаи правонарушений, вызванные обидой на общество, укрепление враждебного отношения к окружению;

—осуждение и связанная с этим стигматизация;

—закрепление на преступном поведении, вхождение в роль преступника.

Многие авторы теории стигматизации склонны винить в преступности не столько личность, сколько само общество, которое как бы «приговарива­ ет» человека, навешивая на него соотвествующий ярлык, чем окончательно отторгает девианта от себя, не имея на то морального права, поскольку само по себе является «преступным». В целом процесс криминальной стигмати­ зации этими авторами характеризуется как «драматизация зла» (эта форму­ ла принадлежит Ф. Танненбауму).

Последняя четверть ушедшего столетия ознаменовалась, помимо проче­ го, появлением концепций социального поведения, получивших названия, как уже отмечалось выше, одна — репертуарной, другая — режимной.