возможности для самостоятельного спасения. Ещё одним направлением японского буддизма является секта нитирэн, названная по имени её основателя Нитирэна (1222 – 1282), утверждающей, что человеческая мысль в любой момент времени отражает всё мироздание, т.е. разум не ограничен во времени и пространстве. Произнесение молитвы приводит молящегося в состояние просветления и единения со Вселенной.
Школа махаяны породила также новое учение – дзэн-буддизм.
3.5. Дзэн-буддизм
В VI веке индийский монах Бодхидхарма, появившийся в Китае в 520 году, основал традицию дзэн-буддизма (медитация по-японски – дзэн, по-китайски – чань).
Географически и исторически дзэн-буддизм возник на основе учения Сиддхартхи Гаутамы, но отсчет времени его существования начинается с эпизода, происшедшего во время одной из проповедей Будды. Вместо того, чтобы дать словесные пояснения,
Будда молча поворачивал цветок, зажатый в ладони. Один из присутствовавших учеников, Кашьяпа, смотрел на цветок и улыбался. Его непринужденная улыбка стала поводом к появлению традиции дзэн – непосредственному восприятию природы реальности. Дзэн отрицает любые ритуалы как средство, ведущее к просветлению, а
напряжённым усилиям противопоставляет идею внезапного озарения, обретённого в результате интуитивного импульса. Такой подход отличается от индийских традиций,
предлагавших долгий и упорный путь к просветлению.
Сознание Будды естественно и интуитивно, однако оно подавляется эгоцентричным,
концептуальным мышлением. Человек спешит концептуально осмыслить те или иные объекты или явления, пробуждает в себе чувство любви или ненависти, выясняет своё отношение к предмету изучения и даёт ему оценку в соответствии с условной шкалой ценностей. Таким образом, ощущение истинной реальности теряется в хаосе мыслей и чувств. Любая попытка логического постижения этой реальности обречена на неудачу.
Способы достижения просветления непосредственно связаны с методами и техниками двух направлений дзэн – риндзай и сото. Для внезапного интуитивного постижения реальности в риндзай используется методика коанов, бросающих вызов
44
традиционному мышлению. Коаном называется записанный вопрос или высказывание учителей дзэн. Наибольшую известность получил коан: «Какой звук производит одна ладонь?». Пытаясь найти ответ на этот вопрос с позиций формальной логики, человек заходит в тупик. Именно в такие моменты человек проникает в глубины собственного сознания. Чем больше он думает о том, каким образом одна ладонь может произвести звук без участия другой, тем больше убеждается в бессмысленности самого вопроса.
В отличие от школы риндзай, признающей истинным внезапное озарение, адепты
сото-дзэн особо подчёркивают, что любой медитирующий по определению является буддой. Просветление не обретается в результате длительной медитативной практики,
но является опытом, переживаемым во время медитации.
Конечной целью дзэн-буддизма является достижение чистого сознания,
непосредственности и альтруистического отношения к миру. Поскольку в каждом человеке от рождения живёт Будда, каждый может достичь просветления и стать буддой. Отличительная черта дзэн состоит в том, что он не просто декларирует добродетели, такие как доброта, сострадание, великодушие, спокойствие, простота,
правдивость, выдержанность, целеустремлённость, стремление к расширению сознания, но и призывает к их практическому воплощению.
Обогащённый в начале XVIII века идеями «морали простоты» Б. Исиды, дзэн-
буддизм признал, что любая работа, если её выполнять с усердием, приводит к просветлению. На этой базе и складывалось отношение японцев к труду как к непреходящей ценности.
Искусство как один из способов естественного самовыражения становится средством духовного постижения. Природа Будды может быть выражена в единственном цветке в саду, представляющем собой естественное сочетание камней и песка, или в изысканной церемонии чаепития. Эстетика дзэн заметна в искусстве каллиграфии и икэбаны, в музыке, поэзии, живописи. Любое рукотворное произведение дзэн может восприниматься в соответствии с даосской доктриной невмешательства, так как не является результатом преднамеренного искажения природы исходного материала.
45
Исходя из принципов дзэн, принято оценивать символическое представление выше,
чем реальную вещь. Так, журавль или черепаха означают долголетие, лягушка – возвращение, цветущая слива или вишня – эфемерную красоту, а лотос – способность человека подняться из грязи и распуститься прекрасным цветком.
Истинное искусство включает выборочное представление прекрасного и избежание грубого и вульгарного. Яркость граничит с вульгарностью. Истинный знаток японской концепции саби ценит одиночество, смирение, старость, спокойствие, мудрое и благородное принятие неизбежных печалей. Ваби означает простоту, уют, довольство малым. Загадочность, глубина, темнота, расплывчатость, тишина, покой, печаль намекают на истину, которую нельзя выразить словами и понять логически.
Другое важное качество эстетики дзэн – непостоянство, что есть выражение элегантности. Истинная красота преходяща, поэтому нужно ценить каждый её момент,
но не жалеть о том, чего не вернуть.
Японцы считают дизайн важной частью продукта. Японские потребители сильно привязаны к визуальному представлению продукта. В японском ресторане всё имеет определённый дизайн: меню, интерьер, еда на тарелке, даже одежда и манеры официантов. Японцы согласны платить больше за хорошее оформление. Они считают упаковку не пустой добавкой, но интегральной частью продукта. Важной традицией является преподнесение подарков при визите к японцу домой или в компанию. В
результате японские потребители тратят много денег на красиво упакованные товары.
Особенно японцы любят дарить импортные товары, но большая часть упаковки товаров из США не соответствует японским стандартам качества и стиля (23, c. 390).
3.6. Синтоизм
Первоначально синтоизм не был религией в строгом смысле этого слова. Синто сформировалось задолго до обретения японцами письменности и не имело ни священных книг, ни пророков, ни основателей учения. Богами стало всё, что может иметь душу, в том числе горы и водопады. И по сей день японцы объясняют своё уважение к природе не только буддийскими принципами, поощряющими доброту и
46
великодушие по отношению к живым существам, но и божественностью неживых с точки зрения буддизма объектов, и взаимосвязью всего сущего. В синто наряду с обожествлением природы как источника всего живого всегда существовал культ предков, что отражало связь материального с духовным и соединяло богов с людьми.
Божественность происхождения Японии и её императора не вызывала сомнений.
Добро и зло – это чистое или нечистое состояние души. Эти концепции не несут моральной, интеллектуальной или этической коннотации. Добро означает «чистое,
светлое, честное сердце». Зло – это недостаток чистоты. В связи с такими ассоциациями необходимо пройти несколько ритуалов очищения, как правило, водой,
перед тем как войти в синтоистский храм, и этим же объясняется удивительная чистота японских городов. Нечистое (в любом смысле) место – источник зла. Японские хроники «Энгисики» (927) перечисляют пять уровней нечистоты. Первый – антисанитария, второй – человеческая кровь, третий – смерть, в т.ч. животных,
четвёртый – всевозможные стихийные бедствия, и пятый – причинение вреда человеческим отношениям и обществу.
Приверженность столь непохожим друг на друга богам с незапамятных времён стала не только частью японского мировоззрения, но и повседневного быта.
Удивительная веротерпимость японцев и их способность синтезировать различные вещи привели к мирному сосуществованию синтоизма с появившимися позже буддизмом и даже христианством.
Подводя итоги религиозно-философского мировоззрения народов СВА, можно выделить следующие общие черты:
прагматизм мышления, основанный на отсутствии какой-то одной или единой мировоззренческой концепции в виде религии или идеологии;
реализм, или способность воспринимать всё, что происходит в окружающем мире, как нечто предопределённое могучими законами природы, в действие которых человек не только не может, но и не должен вмешиваться; его задачей является постижение этих законов и приспособление к ним с тем, чтобы выжить и добиться максимальной эффективности во всех социальных процессах;
стремление к гармонии с внешней средой – как в отношениях с природой, так и
47
в рамках социума; эта норма связана не столько с эстетикой, сколько с прагматизмом,
рационализмом, и фатализмом;
стремление к стабильности и предсказуемости как непременным факторам социального успеха и благополучия;
нацеленность на труд и самоотверженность, в том числе как морально-
этическая и эстетическая норма;
эмоциональная окраска восприятия, компенсирующая рационализм и прагматизм той степенью одухотворённости, которая делает жизнь достойной и стоящей усилий (17, с. 57 – 60).
Контрольные вопросы и задания
1.Почему при сложной системе религиозно-философских взглядов в СВА между этими взглядами не возникло противоречия и взаимоисключения?
2.Чем вы можете объяснить трудолюбие восточных народов?
3.Насколько сильное влияние, по вашему мнению, оказала деловая этика на экономическое развитие стран СВА? Обоснуйте свою точку зрения.
4.Язык как источник менталитета
Язык – это, возможно, один из самых трудных для освоения элементов культуры, но его необходимо изучить для достижения некоторой степени понимания чувств собеседника. Многие верят, что для понимания истинного значения языка необходимо жить в его среде годами. Но даже при отличном владении языком всегда остаётся вероятность недопонимания. Требуется ещё и «культурный» перевод, то есть между разными образами мышления и культурными символами.
4.1. Общие характеристики китайского, корейского и японского языков
Хотя некоторые исследователи относят китайский, японский и корейский языки к разным языковым группам, нельзя не отметить наличие общих черт, отличающих их
48
от других языков. Объяснить это можно тем, что частичные заимствования происходили в корейском языке из китайского (иероглифика) и в японском языке из китайского (иероглифика) и корейского (грамматика) языков. В обратном направлении заимствования производились только китайским языком в XIX – XX веках иероглифов из японского языка (5, с. 279).
Во-первых, корейский и японский языки похожи специфической грамматикой.
Положение сказуемого в конце предложения позволяет догадаться о том, какой именно глагол последует (например, «Я сегодня в два часа документы...» предполагает
«принесу, распечатаю, подпишу» – в зависимости от того, кто говорит), благодаря чему у японцев, например, сложилось представление о внутринациональной «телепатии»,
что приводит к усилению впечатления однородности нации. Отсутствие изменения глаголов по лицам и числам в сочетании с тенденцией опускать местоимение (во всех трёх языках) позволяет «обезличивать» действие, избегая разницы между «я» и «мы»,
или даже «они», что напрямую связано с проблемой взаимного «сохранения лица».
Такие особенности языков в некоторой степени объясняют, почему все три языка отличаются высоким социальным контекстом, в котором большое значение придаётся не тому, что сказано, а тому, что не сказано, поэтому человек западной культуры должен исходить из того, что фактическое содержание, например, ответа, данного на его предложение, является всего лишь малой частью того значения, которым наполнено происходящее. В ориентированных на контекст высказываниях большую важность неизбежно приобретает не то, что говорится, но то, как это говорится, кто говорит это и что стоит за сказанным.
Смирение перед переменчивостью вселенной и, как следствие, неуверенность в завтрашнем дне выражается отсутствием в грамматике всех трёх языков будущего времени. Будущее действие выражается глаголом в настоящем времени, к которому добавляется либо указание времени («завтра», «в следующем году»), либо слово
«вероятно». Например, прогноз погоды сообщает, что «завтра, вероятно, дождь». Язык не позволяет с уверенностью заглядывать в будущее, и при изменении обстоятельств планы стоит поменять, за что восточноазиатские народы получили репутацию ненадёжных партнёров, пересматривающих контракт при каждом изменении ситуации.
49
Кроме того, компактность этих языков обеспечивает высокую скорость обработки информации за счёт более плотной смысловой нагрузки на фонетическую единицу речи. Использование слоговой азбуки означает написание одной буквы вместо двух (в
японском языке) или даже трёх-четырёх (в корейском языке). Перевод японского или корейского текста на английский занимает в 2 – 3 раза больше места, а китайского – в
несколько раз больше.
Символичность иероглифов многократно усиливает способность мозга вызывать в памяти чувственные образы. Происходит мысленное сопоставление двух или более смыслов, в результате чего возникает специфический эффект их смыслового
«просвечивания» друг через друга, что приводит к образованию некоторого нового сложного смысла, не сводимого к сумме составляющих его частей. В связи с этим опосредуемую символами идею можно толковать по-разному, и разное толкований иероглифических текстов китайских мыслителей представлено в богатой комментаторской традиции.
Графика начертаний иероглифов – линия, штрих и точка, ритм неодинаковых повторов их наклонов, изгибов и промежутков, а также нелинейность с двухмерным
(слева направо и сверху вниз) расположением могут создать художественную выразительность, эмоциональность восприятия и, через развертывающиеся на плоскости композиции, вносить в передачу смысла эстетический момент. Мазок кисти каллиграфа может быть широким, сдержанным, стремительным, медленным,
уверенным или робким. Свободная и непринуждённая линия вызывает ощущение спокойной, величавой красоты. Линии, то срывающиеся в пятна или кляксы, то бессильно угасающие; мелкие штрихи, ломающиеся углами, наоборот, передают состояние внутреннего трагизма, растерянности, душевного разлада и страдания (5, с.
269 – 270). Таким образом, иероглифическое письмо обусловило не только
«многослойное» мышление, но и принципы эстетики. Многослойность мышления формируется за счёт наложения смысла собственно иероглифа, его частей, и
принципами его композиции (как в картине).
Графическая и звуковая составляющие иероглифа не зависят друг от друга при кодировании информации. Именно это делает иероглифическое письмо единственным
50
практическим средством фиксации одинаковых смыслов как для всех диалектов китайского языка, так и для пользующихся китайскими иероглифами японцев,
корейцев и реже вьетнамцев. Поэтому, увидев записанное иероглифами слово, житель любой из стран региона без труда поймёт его значение. С предложением дело обстоит иначе, ведь здесь большую роль играет грамматика. Даже если знающий иероглифику человек увидит записанные иероглифами знакомые слова «университет» и «открыть» в
тексте на незнакомом ему языке, он не поймёт, что же случилось с университетом:
открыли его, не открыли, откроют, хотят открыть, не должны открывать? Тем не менее общность написания существенно облегчает взаимные контакты между странами региона.
Далее рассмотрим специфические черты каждого из языков стран СВА и их влияние на образ мышления и интерпретации носителей этих языков.
4.2. Китайский язык
Фиксирующая роль иероглифического письма обеспечивала и обеспечивает неизменное единство китайской национальной культуры в условиях колоссального диалектного и социального дробления общества.
На язык и мышление грамотных китайцев влияние иероглифического письма было ни с чем не сравнимым благодаря системе традиционного образования,
просуществовавшей до начала ХХ века и состоявшей в заучивании наизусть иероглифических текстов древних классических книг и комментариев к ним.
Китайское классическое образование давало учёного, в совершенстве знакомого с письменным литературным языком, который обеспечивал преемственность знаний от поколения к поколению. Метод заучивания текста учебника наизусть сохранился как основной и в современной системе китайского образования.
Китайский язык разделён на вполне самостоятельные языки – письменный и устный, причём именно письменный язык, соединяя элементы смысла иероглифической формой, стал основным инструментом развития китайской национальной культуры.
51
Грамматический строй китайского языка – изолирующий, это означает, что слова ограничены лишь неизменяемым корнем. Никаких приставок, суффиксов, изменяемых окончаний и других формальных показателей связи с другими словами предложения нет. Изолирующий строй грамматической формы китайского языка и иероглифическая графика его письменной формы способствовали поляризации абстрактного и конкретного в образе мышления китайцев. В произведениях литературы конкретное в китайском образе мышления нашло отражение в ясной наглядности всех ситуаций и точности изложения частных и общественных условий. С другой стороны,
символичность подавляющего большинства иероглифов и, главным образом, их связанная с образом высокая степень обобщения, наоборот, влекла за собой склонность китайцев к условности, намеку, символике, поэтической ассоциации и даже магии числа и устойчивого сочетания.
В сфере идеологии конкретность проявляется в практической, прагматической ориентации мировоззрения китайцев, что в отношении к социальной и природной реальности с самого начала поставило религиозно-божественные взгляды на второй план общественного сознания, даже наиболее ранним истокам истории придало трезвую форму прозаически упорядоченной исторической действительности, а
исключительный интерес сосредоточило на социально-политических и морально-
этических проблемах как имеющих непосредственное применение и влияние на устройство государства и общества. Конкретность мышления китайцев проявляется и в традиционной жёсткой регламентации во всём: строгих моральных предписаниях,
часто непоколебимой уверенности в бесспорности официально санкционированных истин, склонности к догматизму, консерватизму и конформизму, в исключительном трудолюбии и упорстве в достижении цели, тщательности и скрупулёзности в работе,
любви к естественной красоте, любопытстве, склонности к детализации и конкретизации, а также в тяготении к конкретной ситуативности юмора – в связи с чем европейцам он зачастую кажется мрачным (5, с. 290).
В сфере психологии отсутствие единства абстрактного и конкретного проявляется в отсутствии ярко выраженного сознания индивида и в силе организации; в замедленной реакции китайцев перед лицом новых событий и неожиданно складывающейся
52