Myuller_Avgust_Istoria_islama_s_osnovania_do_noveiyshikh_vremen_T_2_Avgust_Myuller_per_s_nem_pod_red_priv_-dots_N_A_Med

Если только подумать, что усвоение отвлеченных понятий греческой науки достается нелегко даже сыну девятнадцатого столетия, возможно ли нам не оценить по достоинству этих людей, умудрившихся просветить мозги необразованного араба. Не умаляется нисколько заслуга перевода и тем обстоятельством что передача шла не прямо с греческого, а почти всегда с сирийских изданий. Дело в том что арабский язык обладающий во,

многих отношениях необыкновенной пластичностью, в высшей степени оригинален и своеобычен, Для него, особенно, в фило-

софских предметах было ещё труднее чем в сирийском подыскать соответственную терминологию. : вот почему и помогало более легкое понимани, е родственного, наречия к преодолению

существенных в известной степени трудностей. И все же было это предприятием граничащим почти что с невозможным — приходилось передавать рабскую верность сирийского в несколько более осмысленном, арабском изложении. Мухаммедан-

ские авторитеты приписывают первоначальную заслугу исполнения этой адски трудной задачи вчинателю её, христианину из Хиры, Хунейну Ибн Исхáку. При Ма’мýне и позже он занялся переводом некоторых философских трактатов Аристотеля, в особенности же более подходящего к его пониманию Галена, и передал их сравнительно хорошим арабским языком Благодаря последней работе он считается настоящим основателем арабско персидской медицины. Ма’мýн высоко ценил его. труды; пе-

реводы искусного человека оплачивались буквально на вес золота- . Учёный подбирал понятно, бумагу необыкновенной

плотности и толщины, переписчика своего заставлял выводить самые что ни на есть крупные, буквы. Но трудная работа заслужи-

вала вполне эту чрезмерную плату. Необычайное значение подобной деятельности сразу открывало возможность результатам греческой мысли и их исследований, только собранным и при том без всякой духовной переработки почтенными сирийцами, сделаться доступными для всей этой разумной смешанной расы арабов и персов Поистине, с волчьим аппетитом набросились они на ломящуюся от множества блюд трапезу чужеземной мудрости — направление. достойное величайшей похвалы, особенно, если

принять во внимание, что они не были связаны решительно никакими традициями с классической древностью. Мало помалу стали муслимы не только действительно понимать ими усвоенное, но даже в некоторых отраслях продолжать и дальше- само-

стоятельную разработку греческой науки. При пренебрежении, с которым наши естествоиспытатели, опираясь не без основания на

210

поразительные успехи наук за последнее время, имеют обыкновение относиться ко всему, как к имеющему только историческое значение, в новейшее время вошло в моду смотреть на арабскую ученость с некоторым презрением Бытописателю средневекового Востока достаточно будет напомнить им что арабы и персы, в течение многих сотен лет продолжали. быть наставниками всего Запада по предмету греческой культуры,. Будет конечно дурной аттестацией не Востока, а, именно Запада, что это несовершенное направление так долго продержалось и считалось, в свое, время

удовлетворительным Между тем всякий, приступающий к делу с полным беспристрастием найдет надеюсь, достойным внимания, массу наблюдений и описаний. новых болезней, не ускользавших от прозорливости и тонкой, наблюдательности восточных врачей.

Эти же арабские ученые даровали нам стройную систему, а в некоторых отделах создали такое дальнейшее развитие аристотелевско неоплатонического учения, к которому схоластики Запада, полагаю, едва ли многое прибавили. Особенного внимания заслуживает- также самостоятельная обработка и замечательное

развитие математических и физических в особенности же оптических знаний — вот под каким углом зрения следует глядеть на научную деятельность этой знаменательной, эпохи, развивавшу-

юся притом наряду с расширением и других отраслей культуры. Лучшее конечно и тут совершили персы, арабы во многом уступала им единственное исключение составляло конечно занятие математикой, , особенно, подходящее к складу семитского ума. Я’куб Ибн; Исхàк Аль Киндий при Ма’мýне и его непосредственных

преемниках изложил в бесконечном количестве отдельных сочинений всю область философии- и естественных наук в энциклопе-

дическом объеме и вполне справедливо заслужил свой почетный титул «арабского философа». Никто из целого ряда следовавших за ним ученых чисто арабского происхождения не сумел заслужить снова его универсального значения Все исчерпывающим гением средневековой медицины был Абу Бекр Мухаммед Ар Рàзий . Он жил поколение спустя после. Ма’мýна в персид-

ском городе Рей (Тегеран ; его родина дала также и в позднейшие времена- 110множество других выдающихся философов и естествоиспытателей. Но в самом)начале, при Ма’мýне, движение ограничивалось лишь Багдадом. Этой эпохе, положим, приписывают

Известный на западе под именами Разеса, Разиса, Абубитира и многими110иными искажениями.

211

также весьма сомнительную заслугу пред потомством она положила прочное начало одному из величайших заблуждений человеческого духа — астрологии. Хотя никак нельзя, впрочем: , отнять

некоторого значения от наблюдения за течением звезд и вообще астрономическо географических работ восточных астрономов но все это отступает совершенно на задний план пред применением арабами звездной- сферы к астрологическим задачам Почти столь,

же древняя, как и весь восточный мир сохранялась эта воображаемая наука по преимуществу среди сирийских. язычников Харрáна и спустя несколько десятков дет, после Ма’мýна переко-

чевала тоже в Багдад И все же она заслуживает некоторой признательности, так как благодаря ей многие дельные математики и астрономы, в сообществе. с некоторыми персами и школой упо-

мянутого выше Киндия успешно поработали над распространением и дальнейшим развитием алгебраических геометрических и астрономических сведений. Была это поистине весьма характерная порода людей. Со своим верховным вождем доблестным, Сàбитом

Ибн Куррой долго еще харранцы культивировали всячески веру и науку праотцов своих в пику всей этой исламской, ереси.

Меж тем в глазах набожного муслима все эти занятия, за исключением разве грубейшей эмпирики в медицине и астрологии, почитались нисколько не менее предосудительными, чем у теологов новейшей формации дарвинизм и механическая теория естествознания. Именно это и побуждало главным образом просвещённого деспота Ма’мýна оказывать особое попечение занятиям точными науками. Материнская кровь била живым ключом в его жилах если для целей политической необходимости он не постеснился пожертвовать своим персидским визирем его сердце всё таки оставалось: навсегда далеким от всего арабского. По успокоении умов в Багдаде, не только выступил снова, на сцену вполне- оправившийся от сумасшествия Хасан Ибн Сахл и присут-

ствовал на торжественном бракосочетании своей дочери с царственным зятем но и все окружающие халифа, равно как и его симпатии оставались по прежнему персидскими. Прежде же всего его религиозное, настроение мало чем отличалось от убеждений зендика грозящих по арабским- понятиям государственной без-,

опасности. Конечно, повелитель не проявлял их официально, но все сразу заметили, что гонения на еретиков прекратились. Под конец же своей жизни Ма’мýн совершил еще решительный шаг по пути развития исламской теологии в духе персидского свободомыслия. Мы уже указывали ранее на связь этого направления с рационализмом мутазилитов теологов (т. II стр. 156), а также на

212

вероятность влияния в этом самом деле и греческой философии. Из всех произведений греческой литературы наибольшую трудность для истинного понимания представляли, понятно, творения философских писателей. Поэтому труды Хунейна и его сына Исхака, занявшегося главным образом Аристотелем представляли, несомненно, орудия к достаточно основательному усвоению на первых же порах системы логики. По мере того как, мутазилиты

извлекали из этого богатого арсенала наиболее острое оружие в спорах с немудрёнными в диалектическом искусстве ортодоксами, философия Аристотеля должна была казаться для свободомыслящего властелина все желанней. Если даже сказание о являвшемся халифу будто бы во сне греческом мудреце не более как продукт позднейшего мифического наслоения, разве самое единодушие в передаче предания не есть отражение признаваемого всеми факта, именно того глубокого интереса, с которым Ма’мýн приветствовал занятия его современников философией. Прошло конечно не менее столетия, пока жители востока успели осилить логику и перейти к метафизике великого мыслителя. Но и самой,логики было, слишком достаточно чтобы дать мутазили-

там несомненный научный перевес над ушедшими с головой в собирание и поверхностную систематизацию, преданий ортодок-

сами, а правительству между тем предоставлялась возможность признать рационализм за настоящую, законную форму исламского вероучения. Раби I июнь появилось знаменитое распоряжение, предписывавшее признать учение о сотворенности Корана (т. I стр. как, 212единственно( 827) правильное и обязательное

для всех Иными словами, мутазилитское направление выдвинуто было как исключительно212) правильное на высоту государственной религии,. а ортодоксальное признано было за еретическое и испо-

ведование его воспрещалось. Повелевалось также, понятно в угоду персидским шиитам почитание Алия «превосходнейшего из смертных после Мухаммеда», а с другой стороны налагался строгий запрет на восхваления, в какой бы то ни было форме Му’àвии.

Этот самый указ как мы неоднократно и раньше упоминали, неизменно и в точности соблюдали все современные и позднейших эпох историки, . Хотя новое распоряжение и было отчасти на

руку ортодоксам сильно недолюбливавшим Омайядов и почитавшим все же в Алие зятя пророка, но самая мысль что допустима возможность, сомнения в нерукотворенности пред веки существовавшего слова Божия признана была ими ,за чистейшее

богохульство. С неподдельным мужеством стали они отстаивать свое совершенно противоположное мнение и не переставали

213

во главе придворных богословов верховный кади Ахмед Ибн Абу Ду'áд был для своего времени219 (834)администратор снисходительный. и

гуманный; он прилагал всяческие старания чтобы устранять по возможности явную жестокость и не доводил во всяком случае дела до крайностей. Тем не менее самое признание еретическим учения ортодоксов понимавших притом хорошо, что они вполне солидарны с основателем ислама,, возбуждало в душе правоверных сильнейшее ,негодование и возмущало вместе с ними

большинство жителей Багдада. И действительно — каждое рациональное учение требует разумеется от своего последователя самостоятельного образа мышления. Между тем правоверие не придает вообще большого, значения разуму, , а посему самому оно много симпатичнее простой толпе, ибо она не в, силах слишком

часто прибегать к помощи разума. Но так как с обеих сторон обыкновенно предводительствуют богословы, которые в качестве

214

искусный секретарь, столь неизбежный по обыденным персидским нравам и готовый всегда к услугам своего эмира, нельзя не прийти в изумление от обилия превосходнейших наставлений.

215

деле временное выделение восточных провинций с наиболее остававшимся чистым персидским элементом а вскоре послужило к полному отпадению от Ирака и от исключительно арабских

216

Книга пятая АББАСИДЫ И ФАТИМИДЫ

ГЛАВА I

Несколько болееХалифычем сотнюи преторианцылет попирали арабы с саблями наголо персидский народ не сполна сто следующих лет боролись обе нации внутри халифата то мирным путем то с оружием в руках из за главенства. А теперь, разошлись окончательно, убедясь в невозможности подчинения надолго как для, одной, так и для другой- нации. Если персы убили весь свой запас сил на военную

организацию, никогда более не повторенную ими в полном объеме после блестящих походов Абу Муслима и Ма’мýна, а в данный момент недоумевали что предпринять, очутившись вновь самостоятельными, то и арабы в свою очередь погрузились снова, в эпоху Аббасидов в Аравии, , Сирии и Египте в столь излюбленное

ими разъединение своевольных начальников а жители Ирака превратились в ремесленников, купцов ученых и с каждым днем теряли и склонность и способность к военным предприятиям, Мы уже упоминали, как с окончанием, последней, междоусобной войны иракские войска не были даже в состоянии совладать с Б.àбе-

ком и византийцами. Ко всему этому присоединялась еще развившаяся в народе в больших городах страсть к противодействию правительству в особенности же в Багдаде, что конечно доставляло немало хлопот правителям Уже Рашиду посреди его верной столичной черни, становилось иногда душновато; он удалился в в Ракку, расположенную. на среднем Евфрате

объясняя перемену местопребывания тем что не выносит шума и копоти большого187 (803) города. Ма’мýн как оказалось, обладал более, крепкими нервами; он поселился в Багдаде, ; после вынесенных жестоких опустошений столица поневоле, замолкла на время, а

властелин окружил себя чужеземными войсками и с их помощью надеялся сдержать слишком неумеренные порывы своих дорогих подданных Все это были надежные воины из восточных понятно провинций, частью персы, а рядом с ними и солдаты из округов Ошрýсаны и. Фергàны, гористые местности которых давали, приют,

отважным и сильным племенам Эти самые воины и оказывали когда то упорное сопротивление арабам завоевателям плененные их земляки издавна служили. в качестве телохранителей у многих- вельмож халифата; при мягком обхождении и некоторой;

218

219