55563365

1903, p. 168; Малявкин А.Г., 1989, с. 87]. Но в древнеуйгурском памятнике «Ырк битиг» есть фраза: abïnčï qatun bolzun ‘пусть наложница госпожой станет’ (ЫБ, XXXVIII), где abïnčï < abïn ‘удовольствие’ [Кляшторный С.Г., 2003, с. 480; 2006, с. 475]. Неясно различие между этими статусами и сам механизм вертикальной мобильности.

Из материалов других эпох известно, что наложницы могли иметь детей, которые обладали такими же правами, что и дети жен [Путешествие в восточ-

ные страны, 1957, с. 36; Андреев И.Г., 1998, с. 64; Левшин А.И., 1996, с. 334; Гродеков Н.И., 1889, с. 37]132.

Однако в истории тюрков известен случай, когда при избрании каганов дважды был обойден Да-ло-бянь , при этом формальным поводом стало низкое происхождение его матери133. По мнению И. Эчеди, под этим следует понимать меньшую знатность ее рода по сравнению с родом жены134, – например, То-бо , сын которого как раз и занял престол после смерти отца, –

132 В свое время С. Максуди (Арсал) писал, что в тюркском языке нет таких понятий, как «проститутка» и «незаконнорожденный», а все имеющиеся сегодня в тюркской лексике являются иранскими заимствованиями [Максуди Арсал С., 2002, с. 271]. Исследователь все же был не совсем точен: у Мах̣мȳда ал-К̣āшг̣арū есть терминыojnaš ‘женщина, имею-

щая недозволенного любовника’(’l-lahā man yarhaquhā ḥarāman) [Divanü, 1985, c. I, s. 120; Mahmūd al-Kāšγarī, 1982, p. 145; Мах̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2005, 148;сМах. ̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2010, с 141; Древнетюркский словарь, 1969, С. 365], а также ряд слов и словосочетаний, обозначающихженщинлегкогоповедения–например,ersäk[Divanü,1985,c. II,s.56;Древ-

нетюркский словарь, 1969, с. 181; Mahmūd al-Kāšγarī, 1982, p. 411; Мах̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 2005, с. 518], ersäk ešlär (al-mūmisa bağiya) Divanü, 1985, c. I, s. 181; Mahmūd al-Kāšγarī, 1982,p.134;Мах̣мȳдал-К̣āшг̣арū,2005,133–с134;.Мах̣мȳдал-К̣āшг̣арū,2010,129],сäkäk.

ešlär (al-mūmisa) [Divanü, 1985, c. I, s. 104; Mahmūd al-Kāšγarī, 1982, p. 116; Мах̣мȳд ал-

К̣āшг̣арū, 2005,133;с. Мах̣мȳд ал-К̣āшг̣арū, 20111;0,сДревнетюркский. словарь, 1969, с.181;GömeçS.,2002,s. 139].В«Китаб-иДэдэмКоркут»БейрекупрекаетБугазчиФатиму в том, что она имеет сорок любовников (Qırq oynaşlu) [Книга моего деда Коркута, 1962,

с. 46; Kitabi-Dәdә Qorqud, 2004, s. 73, 220]. Между тем, по сообщению Гардūзū, «извест-

но, что тюркские женщины очень нравственны» [Бартольд В.В., 1973, с. 42; Martinez A.P., 1982, p. 118].

133 В источнике – цзянь ‘низкое общественное положение; подлое состояние (про-

исхождение), худородство’. См. также: [Parker E.H., 1900b, p. 9, 12, note 230].

134 С.П. Толстов предположил, что она могла быть «рабыней» или «наложницей» [Толстов С.П., 1938в, с. 11; Толстов С.П., 1948, с. 254]. Л.Н. Гумилев безосновательно считал, что она была из династии Чжоу [Гумилев Л.Н., 1967, с. 104, прим. 3]. Из истории с отстранением Да-ло-бяня (Tarban?) Б. Öгель сделал вывод, что у тюрков была распространена моногамия и, следовательно, претендовать на наследование могли лишь дети «старшей жены» (Baş-Hatun) [Ögel B., 1971, c. II, s. 25–26]. Ильдико Эчеди полагала,

что она была именно супругой кагана, но ее родственники играли менее значимую роль,

нежели родственники матери Ань-ло [Ecsedy H., 1972, p. 250–251, note 8]. По мне-

нию С. Дивитчиоглу, противодействие со стороны знати избранию каганом Да-ло-бяняможет объясняться тем, что его мать не принадлежала к знатным А-ши-дэ

[Divitçioğlu S., 2005, s. 161].

160

и именно родственники матери могли повлиять на выборы кагана [Ecsedy H., 1972, p. 251–252, note 8]. Да-ло-бянь же, получив лишь титул А-бо кагана, «вернулся управлять своим племенем» (хуань лин-со бу ) [Ecsedy H., 1972, p. 251–252, note 11], и в дальнейшем предпринимал все действия со своим «народом» (шу ), «племенем» (бу-ло ) [Ecsedy H., 1972, p. 251– 252, note 8]. Их И. Эчеди посчитала как раз родственниками матери А-бо, что как будто подтверждается сообщением, что когда враги напали на его главную ставку, то убили там его мать [Ecsedy H., 1972, p. 255–257, note 13].

Подобная ситуация произошла с Сы-мо , который был похож лицом на согдийца (ху ), потому каганы подозревали, что он не из рода А-ши-на, из-за чего оставаясь тегином, он не мог продвинуться выше определен-

ного социального статуса [Liu Mau-tasi, 1958, Bd. I, S. 152, 204; Лю Маоцай, 2002, с. 73; TaşağılA., 1999, s. 88; Қазақстан тарихы, 2005, 170 б.].

Вероятно,женщины,взятыевженыпообычаям,имелистатусвышеввиду того, что за ними стояли их родственники. Захваченные женщины ни на чью поддержку рассчитывать не могли. Поэтому речь может идти о группе женщин, которые не относились к полноправной части социума.

Сведения письменных источников о положении женщин в тюркском обществе существенным образом дополняют результаты анализа археологических материалов, имеющих большое значение для детализации данного аспекта социальной истории кочевников. Результаты раскопок погребальных памятников второй половины I тыс. н.э., расположенных в различных частях Центрально-Азиатского региона, позволяют конкретизировать целый ряд вопросов, рассмотренных выше.

Несмотря на очевидную актуальность реконструкции гендерных отношений в обществах номадов, целенаправленного изучения данного вопроса на материалах погребальных комплексов тюрков Центральной Азии не предпринималось. Вместе с тем отечественными археологами высказывались ценные замечания по данному вопросу. Многие исследователи подчеркивали высокую степень сходства мужских и женских погребений тюрков, отмечая разницу междунимилишьвсоставесопроводительногоинвентаря[ЕвтюховаЛ.А.,Ки-

селев С.В., 1941, с. 100; Гаврилова А.А., 1965, с. 28; Кубарев Г.В., 2005, с. 23;

и др.]. Анализ наборов вещей из могил номадов второй половины I тыс. н.э. позволил Г.В. Длужневской [1976] обозначить категории находок, характерных для захоронений лиц различных полов.

В связи с немногочисленностью женских погребений тюрков большое внимание исследователей привлекло изучение показателей, характерных для данных объектов. Д.Г. Савинов [1994, с. 148] обратил внимание на такую этнографическую особенность ряда женских захоронений кочевников, как наличие внихустойчивогонаборапредметов,включающегозеркало,гребеньи маленький ножик. В.Н. Третьякова [2000, с. 55] отметила, что на некоторых ранне­

161

средневековых некрополях, раскопанных в Минусинской котловине, могилы представительниц слабого пола определенным образом приурочены к курганам мужчин. Исследовательница подчеркнула однотипность погребений женщин и отсутствие ярких признаков подобных объектов. Схожие наблюдения приведены в совместной статье Ю.С. Худякова и К.Ы. Белинской [2006, с. 498– 499]. Авторы публикации на материалах трех охарактеризованных женских захоронений тюрков, обнаруженных в Монголии, пришли к выводу о том, что рассматриваемые объекты, по сравнению с мужскими могилами, отличаются меньшим разнообразием черт обряда.

Перспективы изучения женских погребений тюрков Алтая обозначены в ряде публикаций К.Ы. Белинской [2007а–б, 2009]. По ее мнению, в мате­ риалах захоронений представительниц слабого пола не наблюдается социальной градации, и все объекты принадлежат рядовым членам общества номадов [Белинская К.Ы., 2007а, с. 147]. Подобную слабую дифференцированность обряда К.Ы. Белинская [2009, с. 10] объяснила отсутствием резкого противопоставления между представителями элиты и рядовыми кочевниками. В работах исследовательницы представлена характеристика женской погребальной обрядности на основе анализа материалов раскопок раннесредневековых памятников Алтая [Белинская К.Ы., 2007б; 2009]. Судя по приведенным описаниям, всего ей было учтено более 20 захоронений. При этом остался неясным принцип определения половой принадлежности умерших из рассмотренных комплексов. К примеру, среди прочих объектов к женским погребениям отнесена могила 12 некрополя Кудыргэ, в составе сопроводительного инвентаря которой зафиксированы остатки меча и колчана [Гаврилова А.А., 1965, с. 25–26, табл. XX]135, а также несколько других захоронений, однозначное определение которых вызывает вопросы.

Анализ наземных и внутримогильных сооружений, а также ритуала погребения, характерного для некрополей тюрков, позволил нам выделить две группы показателей. В первую включены признаки, вариабельность которых не связана напрямую с половой дифференциацией обряда номадов. К таковым относятся тип погребального сооружения136, ориентировка и положение умерших и сопровождавших их животных.

Показатели, различающие мужские и женские захоронения, составляют вторую группу признаков. К ним отнесены параметры погребальных кон- струкций и количество лошадей, находившихся рядом с умершим. Для муж-

135 Самой А.А. Гавриловой [1965] могила 12 определена в одном месте как женская (стр. 28), в другом – как мужская (стр. 25).

136 Некоторая зависимость в этом плане отмечена по материалам отдельных некрополей. К примеру, на могильнике Белый Яр-II только мужские погребения были совершены в гробах [Поселянин А.И., Киргинеков Э.Н., Тараканов В.В., 1999, рис. 4.-4, 7.-2, 10.-6, 12.-2]. Однако при рассмотрении всех материалов такие свидетельства не находят подтверждения и не выходят за рамки частных случаев.

162

ских захоронений характерен больший объем трудозатрат на сооружение курганной насыпи и могильной ямы. Данный показатель может быть зафиксирован только на уровне тенденции в силу разрушенности значительного количества объектов, а также в связи с существованием локальной специфики памятников тюрков на различных территориях. Более важным признаком является количество лошадей в погребении. В большинстве учтенных женских захоронений (32 объекта, 80%) находилось одно животное, две лошади зафиксированы только в одной могиле (2,5%). Кроме того, в семи (17,5%) захоронениях представительниц слабого пола животное отсутствовало. Для сравнения отметим, что в погребениях мужчин значительно более распространенным является присутствие двух лошадей (14,28% объектов). Зафиксированы также случаи нахождения рядом с умершим трех (3%) и четырех (0,75%) животных.

В связи с высокой степенью унификации рассмотренных признаков погребального обряда тюрков Центральной Азии наиболее четким показателем, отличающим женские захоронения, является качественно-количественный состав сопроводительного инвентаря. Для выявления и конкретизации закономерностей в этом плане был проведен статистический анализ, который позволил обозначить степень распространения конкретных находок в могилах представительниц слабого пола [Серегин Н.Н., 2013а, табл. 3]. Выделены четыре комплекса предметов сопроводительного инвентаря, встречающихся в женских погребениях. Первый комплекс составили вещи, характерные только для захоронений представительниц слабого пола. Показателями исключительно женских погребений являлись металлическое зеркало, обнаруженное в 13 (32,5%) могилах137, игольник – 5 (12,5%) и пряслице – 7 (17,5%). Предметы сопроводительного инвентаря, включенные во второй комплекс, характерны, преимущественно, для захоронений представительниц слабого пола, однако зафиксированы и в мужских могилах. К ним относятся серьги, обнаруженные в 20 (50%) погребениях женщин, другие украшения (бусы, подвески, кольца и др.) – 9 (22,5%), гребень – 7 (17,5%), а также украшения конского снаряжения – 13 (32,5%). Третий комплекс составили находки, встреченные в равной степени в мужских и женских захоронениях: фрагменты шелковой одежды, найденные в 8 (20%) захоронениях представительниц слабого пола, нож – 21 (52,5%), удила и псалии – 25 (62,5%), стремена – 22 (55%), плеть или стек – 4 (10%). Четвертый комплекс предметов сопроводительного инвентаря представлен вещами, не характерными для погребений женщин. Главным образом, это предметы вооружения, маркирующие мужские могилы. Исключение пред-

137 В одном из погребений тюркской культуры умерший, рядом с которым находилосьметаллическоезеркало,определенантропологомкакмужчина[Грач А.Д.,1958;Алек­ сеев В.П., 1960, табл. 3]. В этом случае возможна неточность из-за плохой сохранности черепа [Нестеров С.П., 1999, с. 95]. С другой стороны, на принадлежность погребения мужчине указывает наличие таких предметов, как котел и тесло.

163

ставляют два захоронения представительниц слабого пола (5%), в которых обнаружены небольшие кинжалы. Кроме того, к четвертой группе находок относятся наборный пояс, встреченный в двух (5%) женских погребениях, а также металлический сосуд, китайские монеты и оселок, встреченные по одному разу (2,5%). Помимо предметов вооружения в могилах представительниц слабого пола не встречены тесло, котел и кочедык.

Таким образом, погребальные памятники тюрков демонстрируют наличие устойчивыхгендерныхстереотипов.Отличиемужскихиженскихзахоронений нашло отражение, в меньшей степени, в размерах погребальных сооружений, количестве сопровождавших человека лошадей и, главным образом – в качественном составе сопроводительного инвентаря. Наиболее распространенными находками в погребениях представительниц слабого пола были украшения и предметы быта. Практически полностью отсутствовали изделия, связанные с демонстрацией власти в обществе номадов (вооружение, наборный пояс, котел). Не встречены также предметы, связанные с реализацией определенных хозяйственных занятий и отражающие, вероятно, существовавшую трудовую специализацию (тесло, кочедык, оселок).

Интерес представляют редкие отклонения от обозначенных гендерных стереотипов, зафиксированные в материалах некоторых женских погребений. В отдельных захоронениях представительниц слабого пола обнаружены «мужские» предметы. Правдоподобным выглядит предположение о том, что такие вещи помещались в могилу для последующей передачи ранее умершему владельцу [Нестеров С.П., 1999, с. 97]. Подтверждение данной интерпретации находим в этнографических материалах. Известно, что у многих кочевых народов Центрально-Азиатского региона существовали представления о встрече родственников в загробном мире. Поэтому, к примеру, в ряде случаев в могилу вдовы клали кисет, предназначенный для передачи ее мужу [Дьяконова В.П., 1975, с. 23, 44–45, 130–131]. Вероятно, похожие традиции были и у тюрков. Именно так можно объяснить нетипичное расположение в женской могиле «мужского» наборного пояса, помещенного не на привычном месте, а у головы умершей [Гаврилова А.А., 1965, с. 61]138.

Весьмавероятенидругойвариантинтерпретацииприсутствия«мужских» предметов в женских погребениях. Имеющиеся материалы позволяют предположить, что такие вещи могли демонстрировать высокий прижизненный социальный статус умерших. В ряде случаев захоронения женщин, в составе инвентаря которых обнаружены не типичные для представительниц слабого пола серебряный сосуд [Савинов Д.Г., 1994, с. 118, рис. 108–110], китайские монеты

138 Судя по всему, такие представления нашли отражение и в материалах детского погребения, исследованного на могильнике Мойгун-Тайга. В этом захоронении наборный пояс, никак не подходивший по размеру ребенку, был положен в стороне, сбоку от умершего

[Грач А.Д., 1960б, с. 32].

164

[Евтюхова Л.А., 1957, с. 212, рис. 8], кинжал [Длужневская Г.В., 2000, с. 180, рис. IV.-4], включали и другие «престижные» категории предметов. Таким образом, нарушение гендерных стереотипов при создании рассмотренных погребений было призвано подчеркнуть особое положение погребенных. В данном случае мы переходим к рассмотрению вопросов, связанных с отражением социальной дифференциации по материалам женских захоронений.

Социальный анализ материалов раскопок женских погребений тюрков позволил выделить несколько групп памятников, демонстрирующих общую дифференциацию среди представительниц слабого пола [Серегин Н.Н., 2013а, с. 103–104]. Основой для ранжирования стал многоступенчатый анализ объектов, предполагавший последовательную корреляцию всех показателей обряда, но прежде всего тех, которые были определены как социально значимые.

I. Для погребений данной модели характерен максимальный по количествуинаиболеевыдающийсяпокачествусоставсопроводительногоинвентаря. В могилах нередко обнаружены такие маркеры женских могил, как игольники и гребни. Наиболее показательными были предметы торевтики (изделия из художественного металла), присутствовавшие во всех погребениях. Для объектов рассматриваемой группы характерно сочетание не менее двух или трех вещей из числа таких «престижных» находок, как металлические зеркала, украшения конской амуниции и серьги, изготовленные, чаще всего, с использованием драгоценных металлов. Следует отметить, что в одном женском погребении обнаружен кинжал, являющийся редкой находкой даже для мужских могил. При исследованиивсехобъектовзафиксированоконскоеснаряжение;дваждывстречена рукоять плети или стека. Стандартным является сопровождение умерших лошадью; известно только одно погребение без животного. В рамках первой со- циально-типологическойгруппыобъединенывосемь(20%)женскихмогил[Са-

винов Д.Г., 1982, с. 110–112; 1994; Длужневская Г.В., 2000; Кубарев Г.В., 2005,

с. 370–371; и др.] (рис. 5). К перечисленным погребениям Алтае-Саянского региона следует добавить наиболее «богатое» женское тюркское захоронение, исследованное на территории Монголии [Евтюхова Л.А., 1957, с. 207–216].

II. Объекты, отнесенные к этой модели, несколько уступают погребениям первой группы по количеству и качеству обнаруженных изделий. В частности, дляниххарактернаредкостьфиксациипредметовторевтикииздрагоценныхметаллов, а также меньшее количество социально значимых находок в одной могиле (не более двух). При исследовании двух женских могил обнаружен наборный пояс, элементы которого изготовлены из бронзы. В одном случае встречен кинжал. В большинстве погребений зафиксировано конское снаряжение. Почти всегда, за единственным исключением, умершую женщину сопровождала лошадь. Ко второй социально-типологической модели отнесены 12 (30%) погребе-

ний[ЕвтюховаЛ.А.,КиселевС.В.,1941,с.100–102;ГрачА.Д.,1960а,с.120–123; Гаврилова А.А., 1965, с. 61–63; Кубарев Г.В., 2005, с. 376; и др.] (рис. 6).

165

Рис. 5. Бертек-34, курган №1. 1–2 – план насыпи и погребения

(по: [Савинов Д.Г., 1994, рис. 96–97, 102])

166

Рис. 5 (окончание). Бертек-34, курган №1. 1–17 – предметный комплекс из погребения (по: [Савинов Д.Г., 1994, рис. 105–108])

III. Погребения данной модели отличаются от объектов, включенных впредыдущие группы, отсутствием вещей, изготовленных с использованием драгоценных металлов. Во всех могилах присутствовала одна, реже две категории предметов торевтики из бронзы. При исследовании большинства объектов зафиксировано конское снаряжение. Одна лошадь сопровождала умершую женщину почти во всех случаях, и только в двух могилах животное отсутствовало. Третья социально-типологическая модель включает восемь (20%) погребений [Савинов Д.Г., Павлов П.Г., Паульс Е.Д., 1988, с. 98; Худяков Ю.С., Кочеев В.А., 1997;МолодинВ.И.,НовиковА.В.,СоловьевА.И.,2003,с.72–73;идр.] (рис.7).

IV. Стандартным показателем объектов этой модели является полное отсутствие предметов торевтики. В большинстве случаев рядом с умершей обнаружен нож, в половине могил зафиксировано конское снаряжение. Почти всегда в захоронении находилась одна лошадь. Кроме того, исследованы три одиночных женских погребения (без животного). Всего в рамках четвертой социально-типологической группы объединены 12 (30%) объектов [Борода-

ев В.Б., Мамадаков Ю.Т., 1985, с. 63–64; Могильников В.А., 1990, с. 142–144;

Поселянин А.И., Киргинеков Э.Н., Тараканов В.В., 1999, с. 94–95; Молодин В.И., Новиков А.В., Соловьев А.И., 2003, с. 73–76; и др.] (рис. 8–9).

167

Рис. 6. Катанда-II, курган №5, 1954. 1 – план погребения; 2–16 – предметный комплекс (по: [Гаврилова А.А., 1965, рис. 7–8])

Так выглядит структура женской части социума тюрков Центральной Азии по материалам погребальных памятников. Безусловно, это только схема, отражающая основные тенденции дифференциации общества кочевников. Имеются основания для отнесения захоронений, включенных в первую группу, к элитным слоям социума номадов. Обратим внимание, что в тех случаях, когда имеется заключение антрополога, возраст умерших женщин из погре-

168

Рис. 7. Кальджин-8, курган №1.

1–2 – план насыпи и погребения; 3–12 – предметный комплекс (по: [Молодин В.И., Новиков А.В., Соловьев А.И., 2003, рис. 5–6, 8, 10–11])

169