Arkhangelskiy_A_Gumanitarnaya_politika_M_2006
.pdfщества и одновременным усилением профес сиональной составляющей. То есть неуклонно двигаться в сторону профессиональной ар мии. И есть столь же необратимая, железная необходимость притормаживать процесс, считаться с символическими датами и ожида ниями той косной среды, без поддержки кото рой либеральные перемены в нашей армии невозможны.
Я имею в виду ветеранов и пенсионеров. Они сейчас с трепетом ждут вовсе не перемен, а начала сталинградского юбилея. Это пред последний «информационный повод», воз можность заставить молодеющую страну погрузиться в мир уходящего военного поко ления, разделить его ценности и иллюзии. Хо тя бы на словах.
Последний будет в 2005-м, но в силу понят ных демографических причин эта дата вызовет еще меньший отклик у молодежи, а после это го Великая Отечественная война окончательно перейдет в разряд грандиозных исторических преданий, о которых люди помнят, но которые лишены для них актуальности. Как «гроза 12 года». Как Полтава. Как Поле Куликово.
Уже летят петиции по всем кремлевским адресам: верните городу Волгограду его ис конное историческое имя; понятно, что под «исконным» имеется в виду вовсе не Цари цын, а Сталинград. Пойти им навстречу нель
130
зя; отказать невозможно. Повторю еще и еще раз: главный политический ресурс президен та, единственная его надежда на проведение эффективных экономических реформ — рей тинг популярности как раз у «антиреформаторских» слоев населения.
И вот подворачивается идея с красной звездой. Ход опробованный, отработанный. Как с тем же гимном. Интеллигенция возму тится, помитингует, поворчит. Ее никто не услышит. Она и успокоится. А решение будет уже принято. И утешит убогих.
Как, собственно, к этому относиться? Можно — романтически. Напоминая о жут коватой истории этого знака, о его коммуноидальной природе. В ответ мы услышим, что не все однозначно, что есть и другая сто рона пятиконечной медали. Та же победа над фашизмом неразрывно связана с симво лом красной звезды... Можно — прагматиче ски. По принципу: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Если за реально необхо димую реформу отечественной армии нужно заплатить ничтожно малую цену, глупо сопротивляться, упрямствовать. Отдайте ке сарю кесарево, пенсионеру пенсионерово, ветерану ветераново. И неостановимо дви гайтесь вперед.
Но где гарантии, что звезда, будь она три жды неладна, — это цена вопроса, а не сам
131
вопрос? Если вы уверены, что политическая энергия, как то уже не раз бывало, не уйдет на подготовку дымовой завесы, за которой ничего не окажется, никаких реформ, ника ких действий, — что ж, действуйте. Сожмем зубы и стерпим. Если же нет... Но на нет и су да нет.
2 декабря
Фашизм крепчал
Когда заходит речь о современном фашиз ме, все по инерции кивают на маргиналов. На подонков общества. Которые нацелены на «низовую» борьбу видов — мелкие лавочники против мелких лавочников, русские лабазни ки против кавказских торгашей. Отечествен ные фашисты предстают сейчас в образе недо рослей-скинхедов, футбольных фанатов, немногочисленных бритоголовых, совсем уже редкоземельных национал-большевиков и по лубезумного вождя этой экзотической партии Эдуарда Савенко, по кличке Лимонов.
Благонамеренный читатель газет и зри тель ТВ ужасается, трепещет, но волей-нево лей утешается: это творится где-то там, на темных улицах, у детей подземелья; быдловатые армяне наезжают на быдловатых русских, те их немножко рэжут; авось меня пронесет. Да не пронесет, вот в чем беда.
132
Кого бояться?
Главное происходит не внизу. А где же, на верху, что ли? Есть такое мнение. Чаще всех высказывает его Владимир Познер. Будучи че ловеком убежденным, ангажированным (в хо рошем смысле) и последовательным, в своей программе «Времена» он систематически демонстрирует публике то краснодарского ксенофоба Ткачева, то московского жидобора Миронова, который занялся партийным строительством... Это уже посерьезнее, чем подростки в черном с металлическими прута ми в исколотых наркотических руках; это не быт, это, братцы вы мои, политика.
Здесь на случайность, маргиналитет и спонтанный выплеск социальной агрессии ничего не спишешь.
А некоторые (о ужас! правда, не публично) показывают пальцем в потолок. Дескать, там, в кремлевских небесах, таится главная беда. Слишком многие чекисты в глубине души со чувствуют ткачевским выплескам и миронов ским выкрикам; слишком очевидно делают ставку на этих самых мелких лавочников как на главную опору своего режима.
Все так, все правда. Скинхеды все чаще устраивают показательные кровопускания на московских рынках, с фанатами лучше вообще не пересекаться, чекисты недаром используют сленговое выражение «все пучком» — образ
133
«пучка», «связки» лежит в этимологической ос нове слова «фашизм». Национальная политика губернатора Ткачева опасна, Миронов ничем не лучше генерала Макашова, который собирался писать в еврейские окна. Но ведь ничем и не ху же. Спор о том, где прячется главная угроза но вого фашизма, где таится зло, в нижних или верхних слоях политической атмосферы, напо минает мне очередную бессмертную фразу Вик тора Степаныча Черномырдина. Сказанную о конфликте нижней и верхней палат парламен та. «Вот многие говорят, где лучше, сверху или снизу. По мне, так снизу оно даже спокойнее».
Приходится признать: главная угроза — не в ощерившихся маргиналах, не в зажравших ся фанатах, не в обнаглевших партийцах. И даже не в скучных чекистах. Она — в том самом благонамеренном, обычном, внешне мирном, спокойном, работящем и обыденном слое, который в нормальном обществе служит опорой буржуазной стабильности, а в нашем, больном и усталом, вполне может стать заква ской ядовитого теста.
Выйдите за пределы охраняемых офисов, пообщайтесь с таксистами, продавцами, мас терами сервиса, ремонтерами, маклерами, чи новниками средней руки, военными, консьер жами, мастерами на хороших заводах, редко — учителями, чаще — университетски ми преподавателями, еще чаще — мелкими
134
клерками крупных бизнес-структур. И вы уло вите один и тот же мотив, который на разные лады повторяется людьми разных поколений, разных жизненных ориентаций, разных уров ней дохода, разных бытовых укладов. Этот мо тив: вокруг незримые враги; демократия защи тить не может; силе способна противостоять только сила; их ненависть к нам должна быть уравновешена нашей ненавистью к ним.
Причем роль его, роль настоящего врага — вопреки устарелому Макашову, он же Миро нов, он же Ткачев и батька Кондрат, —давно уже отобрана у братьев-еврейцев. Нет в России массового антисемитизма, что бы нам ни твер дили авторы газеты «Завтра» и их пламенные враги — публицисты-шестидесятники. Болезнь наша носит другое название, стало быть, и ле карство следует искать другое. Имя этой болез ни — ксенофобия; в разные эпохи она прини мает разные обличья, направляется на разные объекты. То под руку и впрямь попадутся ев реи. То — свой, русский, сосед, просто прибыв ший из соседней обдасти, а потому—чужак.
Ныне главными врагами нации стали «черные».
Прислушайтесь к ропоту толпы. Попробуй те различить ее невнятное бормотанье. И то гда вы уловите вполне четкое, вполне одно значное, по-своему логичное и очень жесткое противопоставление. Они — и мы. Они нам
135
бандита Закаева — мы им героя Буданова. Они нам террориста Бараева — мы им рядово го Иванова, который придет на зачистку во всеоружии и покажет им кузькину мать. Все, что выходит за рамки этой примитивной логи ки, отторгается напрочь. Или преобразуется, приспосабливается к нуждам среднего уровня.
Так произошло со сложными, путаными фильмами Алексея Балабанова.
Ну что, «Брат»? «Война», брат
В «Брате» Балабанов впервые зафиксиро вал появление молодого героя, который ли шен четких нравственных представлений. За то в избытке наделен жаждой справедливости.
Чем-то бодровский типаж похож на молодого немца после Веймарской республики до прихода нацистов. Данила аккуратен, работящ, душевно чист, не обременен чрезмерным интеллектом и не знает, как применить себя в мирной жизни, как какой-нибудь Ганс или Фриц, которых спустя несколько лет Гитлер увлечет перспективой на- ционал-социального обустройства Германии. Именно они станут его опорой, его пушечным мясом, его орудием и его жертвой. Именно что — потом. Так и Данила. Кто предложит ему Большую Идею, кто ответит на мучительный во прос «в чем сила, брат?», тот и распорядится ко гда-нибудь его молодой мощью.
Потом. Не сейчас. Но очень скоро.
13б
В фильме «Война» Балабанов сделал сле дующий шаг в заданном направлении. Его но вый герой смел, субъективно честен, добр и силен, как Данила. Но в конце концов пре дан всеми — и своими, и чужими. Англичани ном, увлекающим его на вызволение невесты (Ингеборга Дапкунайте) из чеченского плена.
Ичеченцем, полубоевиком, полупастухом, дающим ложные показания. И родным рос сийским государством, которое герой Балаба нова защищает от этих самых чеченцев и ко торое отправляет его в кутузку.
Он молод, он нуждается в наставнике, ко торый даст ему формулу смысла жизни (опять— «в чем сила, брат?»). В том, кто предложит нравственный пример. Но мужест венный пленник-лейтенант в исполнении все того же Бодрова, на которого юный герой го тов равняться, — сам предан государством, сам брошен на произвол судьбы.
Ужас той ситуации, о которой говорит со своим зрителем Балабанов, — в том, что смысл
усовременной жизни появляется только на грани смерти. А единство со страной и ар мией возможно лишь в катастрофических об стоятельствах — когда беглецы, окруженные чеченами, вызывают на помощь нашу авиа цию. .. Как только война окончена — забудьте.
Ио единстве, и о взаимопомощи, и о соли дарности, и о смысле, и об армии, и о государ
137
стве. Сидите себе в тюрьме. Пока не придет ка кой-нибудь вождь, который предложит вам все это: смысл, государство, солидарность...
Такие вот сложные конструкции. Все про ходит по грани — между пацифизмом и мили таризмом, между культом силы и апофеозом слабости. Балабановские фильмы — о пред чувствии завтрашней беды, которая подготов лена днем сегодняшним. Между тем в его фильмы вчитали, вдумали очень простое, поч ти примитивное содержание. Многие, слиш ком многие зрители увидели в них проповедь фашизоидных настроений, опознали античеченскую пропаганду и различили военизиро ванное, маршеобразное звучание. И в этом ка честве — приняли, признали, подняли на щит.
И вот тут самое время для следующего по ворота смыслового сюжета. А именно: слу чайно ли общая тяга к примитивной просто те, однозначности, четкости совпала с резким ростом массовой неприязни к образованному сословию, которая в нынешнем году оберну лась бесконечной чередой избиений извест ных московских и питерских интеллигентов?
В очках и ишяпе
«Известия» недавно написали об этом. В на чале года в Петербурге избивают до смерти пре старелого академика Глебова. Нападают на ре жиссера Алексея Германа. В Москве убивают
138
директора института психологии, избивают де кана истфака... Напали на киноведа Нею Зор кую*. Печальный список я могу продолжить, ос танавливаюсь лишь из экономии места. Тем не менее системность происходящего очевидна.
Вчем она? В том, что жертвами хулиганов
имелких грабителей оказываются люди при близительно одного социального типа, сопо ставимого уровня достатка, близких поколе ний. Зачем нападать на университетского профессора, ученого, критика? Не затем же, чтобы ограбить, в самом деле. Много с них не возьмешь. Нет, тут, кажется, дело в ином. Их потертые портфели — не более чем внешний повод для выплеска подсознательной агрес сии. Как чернявость кавказца-торгаша и его крючковатый нос. Маргиналы никогда не действуют сами по себе; они тупы и неориги нальны. Зато чутки, как антенны, улавливаю щие общее умонастроение. И если они сего дня с одинаковым остервенением бросаются на рыночных кавказцев и российских интел лигентов, значит, нечто общее между теми
идругими обыватель находит.
* Это было написано в 2002 году. С тех пор по той же чудовищной схеме, примерно в том же районе Москвы, было совершено еще несколько нападений на ученых. Боюсь, в этом же страшном ряду — внезапная смерть выдающегося филолога Александра Чудакова в октябре 2005 года: то ли удар виском при падении, то ли — скорее — падение в результате удара в висок.
139