Мани был, однако, тепло принят Шапуром I и провел много лет при его дворе, находясь под царской защитой от гнева Кирдэра на протяжении всего долгого правления Шапура I (около 240—272). Он заблаговременно написал руководство к учению, которое было переведено на среднеперсидский язык для царя, и фрагменты этой книги, названной «Шабураган», а также других манихейских писаний на иранских языках найдены в начале этого столетия в погребенных под песком развалинах манихейских монастырей в Восточном Туркестане.

ЗУРВАНИЗМ ПРИ РАННИХ САСАНИДАХ

Из этих писаний видно, что манихеи передавали имя верховного Бога манихейства по-среднеперсидски как Зурван, а его «сына», «первого человека» манихеев, называли Ормаздом. Это важнейшее из многочисленных современных свидетельств, которые показывают, что Сасаниды были зурванитами (возможно, и в этом следуя примеру последних Ахеменидов). Впоследствии Мани посылал миссионеров в Парфию, на северо-восток. Они же переводили его сочинения на парфянский язык и называли манихейских божеств именами богов, принятых у местных зороастрийцев. Примечательно, что они не употребляли имени Зурвана, но просто переводили имя верховного Бога манихейства как «Отец величия».

По буддийским источникам можно проследить распространение зурванизма среди согдийцев далеко на северо-вос- ток — возможно, его принесли туда персидские сатрапы и жрецы во времена Ахеменидов, — но парфяне, видимо, устояли против ереси. По всей видимости, в том и заключалось главное различие между парфянским и персидским богословием, различие, которое сохранялось вопреки усилиям сасанидского духовенства. Потому-то армянский автор V в. н. э. и упоминает о зороастрийском жреце, который одинаково хорошо знал и персидскую, и парфянскую школы богослов-

ской мысли. Сам Кирдэр, глава религиозной общины по меньшей мере при четырех царях, должен был быть зурванистом, как и другие видные персидские религиозные деятели после него, — в противном случае во времена Сасанидов не существовало бы такого поразительного согласия между персидскими правителями и священнослужителями. Мани не удалось, однако, ввести Кирдэра в заблуждение, приспособив свое учение к зурванизму.

ВЕРОУЧЕНИЕ ИПИСЬМЕННОСТЬ

Остается неизвестным, насколько сам Шапур был увлечен манихейством в обличье реформированного зороастризма. Динкард отмечает огромный интерес царя к делам знания и веры, соединенный с приверженностью к религии «почитания Мазды». Соответствующий пассаж гласит: «Царь царей, Шапур, сын Ардашира, собрал затем те писания, не относящиеся к вере, которые были распространены в Индии, Византийской империи и в других странах и которые касались медицины, астрономии, движения, времени, пространства, субстанции, акциденции, становления, исчезновения, изменения качества, логики и прочих ремесел и умений. Все это он сличил с Авестой и повелел, чтобы со всех тех писаний, в которых нет порока, сняли копию для хранения в царской сокровищнице» (Динкард 412, 17—413, 2; Воусе, 1984, 10. 3. 4. 4). Авестой, с которой эти чужеземные писания были сличены, был, очевидно, Зэнд, то есть среднеперсидский перевод с пословным толкованием и комментариями. Пехлевийские компиляции и арабо-персидские сочинения свидетельствуют, что чужеземные учения действительно проникали в религиозные предания, так что древнее учение о семи творениях, например, иногда контаминировалось с теорией Эмпедокла о четырех элементах (земля, воздух, огонь и вода), а гиппократовские и индийские доктрины ассоциировались с традиционной иранской медициной. Подобные заимствования связаны с книгами, и зороастрийские жрецы все более

с религиозной и научной деятельностью, а не считать еепригодной лишь для практических целей, для которых она использовалась писцами на протяжении столетий.

Была ли какая-нибудь часть Зэнда записана в парфянское время, остается неизвестным, но вероятно, что обращение зороастрийцев сначала в христианство, а затем в манихейство (оба эти вероучения придавали колоссальное значение ценности письменного слова для сохранения истины) побудило зороастрийских жрецов предпринять серьезные усилия для того, чтобы зафиксировать их собственные священные тексты на письме. Однако проблема адекватной записи авестийских текстов оказалась решенной гораздо позднее.

КИРДЭР НА ВЕРШИНЕ ВЛАСТИ

Преемником Шапура I стал его сын Хормизд I (272— 273) — один из тех царей, в чью честь был учрежден «именной огонь». Он, как рассказывает Кирдэр (надпись в Сармешхеде, строки 9—11), увеличил власть этого первосвященника и присвоил ему новый титул — мобад Ормазда. В этом можно видеть подтверждение большего достоинства западных священнических званий по сравнению с восточными, после этого титул эрбад, как кажется, становится несколько ниже по отношению к титулу мобад, хотя имеющиеся свидетельства и далеки от полной ясности.

Согласно традиции, именно во время краткого правления Хормизда и, вероятно, по инициативе Кирдэра была разрешена давнишняя проблема, возникшая еще при Ахеменидах в связи с введением 365-дневного календаря. Это нововведение, как мы показали, привело к тому, что все главные праздники отмечались дважды с интервалом в пять дней. Теперь же, чтобы не сбивать верующих с толку, «старые» и «новые» дни были официально объединены вместе так, что образовались продолжительные празднования по шесть дней

каждый. Праздничное время, отмечающее смену старого года новым, растянулось теперь на целых три недели. Некоторая путаница сохранилась все же в связи с соблюдением одной ночи, посвященной душам всех усопших, которая отмечалась между шестым гахамбаром в последний день старого и первым днем нового года. Но именно в конце года по этой календарной реформе вводились дополнительные дни, и, таким образом, получалось, что целых пять дней и ночей должно было пройти с момента возвращения душ-фраваши на землю до древнего обычая прощания с ними на заре первого дня нового года — Ноуруза. Большая часть общины, как кажется, в первый год игнорировала дополнительные дни и отпраздновала Ноуруз в семейном кругу как обычно, сразу же после шестого гахамбара. Видимо, все же их заставили, силой царского указа, дожидаться официального празднования «нового» Ноуруза после дополнительных дней. В результате этого на второй год реформы старый кадендарь отстал от нового уже на десять дней, и верующие вынуждены были соблюдать обряды, посвященные душам-фраваши в домашнем кругу в течение всего этого периода (возможно, даже с неофициальным празднованием «старого» Ноуруза). Впоследствии новый календарь был признан, но до сих пор большинство зороастрийцев отмечают празднество в честь фраваши в течение десяти дней, то есть в течение последних пяти дней двенадцатого месяца и пяти дополнительных дней, во время которых празднуется также шестой гахамбар. Затем следует главный праздник Ноуруз, но сдвоенный, как и все остальные большие праздники, — один празднуется в первый день первого месяца, а второй отмечается на шестой день этого месяца. Празднования в Сасанидскую эпоху растягивались на двадцать один день. Естественно, только досужие и богатые люди могли праздновать так долго все дни подряд, большая же часть общины участвовала лишь в главных празднествах этого самого священного времени года. До нас дошли от Сасанидской эпохи очаровательные описания этих праздников и в народе, и при дворе (Воусе, 1984, 4. 4. 2-3).

Хормизда сменил его брат Вахрам I (273—276). Именно во время его правления Кирдэр замыслил убийство Мани и

168 Зороастрийцы. Верования и обычаи

уговорил Вахрама пытать и казнить пророка. Парфянский манихейский фрагмент, рассказывающий об участии Кирдэра в казни, упоминает его как «магбеда Кирдэра».

За Вахрамом I последовал его юный сын Вахрам II (276— 293), которого, как считают некоторые историки, возвел на престол Кирдэр. Во время его царствования Кирдэр достиг вершины величия и власти. Ему присвоили дополнительный почетный титул — «Кирдэр, спасший душу Вахрама» (Кирдэ- ри-бохтруван-Вахрам) и означили его «мобадом и судьей всей империи». Он также стал верховным жрецом священных огней Анахид-Ардашир и Анахид-Госпожи в Истахре, то есть во главе храма, который был наследственным святилищем самих Сасанидов. (История огня, именуемого «Анахид-Арда- шир», неизвестна.) Именно при Вахраме II, как рассказывает Кирдэр, он поразил неверных. Кирдэр повествует также о том, что наказал и осудил тех зороастрийских жрецов, чье поведение требовало этого, но «возвеличил религию поклонения Мазде и добрых жрецов и сделал их почитаемыми по всей стране» (надпись в Сармешхеде, строки 42—43). Кирдэр объявляет, что «многие люди, которые были неверующими, стали верующими; многие из тех, которые придерживались учения дэвов, благодаря мне оставили это лжеучение» (надпись в Сармешхеде, строка 45). На самом деле почитание дэвов сохранялось, видимо, в некоторых отдаленных областях (особенно в горных районах Согда) вплоть до исламского завоевания, так что мы не вправе прийти на основании этих заявлений к заключению, что Аршакиды были «чрезмерно» веротерпимы к неверным, а первым Сасанидам удалось сразу же «вычистить Авгиевы конюшни». Иран был слишком большой и открытой многим вероучениям державой. Государственная религия не могла вытеснить все прочие вероисповедания.

На этом этапе своей долгой карьеры Кирдэр стал, разумеется, богатым человеком. Он утверждает, что учредил на свои средства множество огней Вахрама и ежегодно совершал большое количество ритуалов и «служб божествам-яза- та» (надпись в Сармешхеде, строки 47—48). Видимо, в то же время он и приказал высечь свои надписи. Около надписи в Сармешхеде он поместил впечатляющий скульптурный

рельеф, изображающий Вахрама II в виде героя, пронзающего мечом прыгающего льва. Позади Вахрама II, придерживая пустые ножны, стоит женщина, в которой видят царицу, его супругу. На заднем плане видны две мужские фигуры; возможно, одна — это наследный принц, а другая — сам Кирдэр.

В своих надписях Кирдэр почти не упоминает о проблемах вероучения, он обеспокоен больше соблюдением обрядов, церковной дисциплиной, обращением в веру и борьбой с иноверцами. Однако Кирдэр провозглашает существование небес и ада, а последняя часть надписи в Сармешхеде (строки 57 и ел.) занята сообщением, лишь частично понятным, о путешествии его души на тот свет. В этом странствии он был встречен, судя по всему, своим двойником-прообразом, хангирб, и женщиной, очевидно даэна (по-среднеперсидски ден), которая приветствует души умерших на мосту Чинват. В их обществе, как сообщается, он увидел золотые престолы небес и ад, полный «сов и других храфстра», и убедился в том, что его обитель, так же как и у всех верных служителей маздаяснийской веры, будет когда-нибудь наверху. Ни Кирдэр, ни кто-либо из сасанидских царей ни разу не упоминают в своих надписях о Зороастре. Они ограничиваются тем, что объявляют себя приверженцами вероучения, которое он проповедовал, то есть поклонения Мазде, или мазда-ясна, посреднеперсидски маздесн. Все это заметно отличает надписи от пехлевийских сочинений, которые полны упоминаний имени пророка.

Хотя Кирдэр и приказал высечь свои надписи и приготовить оссуарий в правление Вахрама II, но в действительности он пережил также и этого царя. После семнадцатилетнего царствования Вахрама II сменил его сын Вахрам III, которого вскоре сверг двоюродный дед Нарсе, младший сын Шапура I. Имя Нарсе является среднеперсидской формой авестийского имени Наирйосанха, божества-вестника, весьма популярного в то время. Нарсе, правивший с 293 по 302 г., воздвиг грандиозный памятник на перевале Пайкули (территория современного Ирака), в том месте, где он был встречен персидской знатью, провозгласившей его царем. На массивных каменных блоках монумента высечена длинная надпись,