Неопределенность правовых норм как фактор коррупции в сфере уголовной юстиции

1. Весьма важным фактором, влияющим на эффективность борьбы с каким либо общественно опасным (противоправным, криминальным) явлением, в том числе и с коррупцией, выступает определенность в понимании сути этого явления, обстоятельств, стимулирующих или способствующих его изменению, а также достаточность его описания (оценки) в правовой норме. Лишь при таком условии представляется возможным выстроить некую систему борьбы с этим явлением, определить (приспособить) для этого сколь либо пригодные и адекватные правовые инструментальные средства. В противном случае, борьба с таким явлением будет иллюзией или ее имитацией.

Определение коррупции, содержащееся в Федеральном законе «О противодействии коррупции», существенно сужает криминологическое понимание коррупции, ограничивая ее деяниями, целевая направленность которых определяется получением имущественной выгоды. Вместе с тем, существует более широкое понимание коррупции как социального явления, не сводящегося только к подкупу, взяточничеству, корыстному злоупотреблению. Коррупция рассматривается как злоупотребление властью, как результат ее использования в личных целях, которые не обязательно должны быть материальными. Коррупция рассматривается и как отклоняющееся поведение, соединенное с частной мотивацией, означающей, что частные (индивидуальные, групповые) цели преследуются за публичный счет.

Коррупция — это скорее любое злоупотребление властью, нечестное произвольное поведение в процессе принятия решений, ущемляющее чьи-либо законные права и интересы, пренебрежение должностными и иными лицами правами физических и юридических лиц, умышленное нарушение принципов законности, равенства и справедливости при осуществлении своих функциональных обязанностей. В связи с этим, коррупция может рассматриваться шире, чем деяния, запрещенные уголовным законом, или ответственность за совершение которых предусмотрена кодексом об административных правонарушениях.

2. Искажение или сужение в правовых нормах сути коррупции как явления, исключительно связанного с корыстной мотивацией противоправного поведения, а соответственно и сужением сферы применения закона, ошибочно расценивается как условие экономии уголовной репрессии, укрепления законности, правопорядка и цивилизованных отношений.

Отрасли права, на которые возложена задача оптимального правового регулирования различных сфер общественных отношений, в которых сосредоточены основные причины и условия, способствующие совершению коррупционных преступлений, в отличие от уголовного закона, прочно отгородились от какого либо содействия в решении криминологических проблем¹. Коррупция получила развитие именно в силу криминогенности российского законодательства. Криминальная приватизация госсобственности, создание мошеннических финансовых пирамид, отмывание преступно нажитых миллиардных средств, нелегальный вывоз российского капитала в оффшоры, нелегальные банковские операции, злоупотребления при использовании государственных средств, выделенных на поддержку банковской системы и кредитование предприятий реального сектора экономики, да еще и в условиях мирового экономического кризиса, совершались и совершаются при порочности российского законодательства, которое создавалось без учета фактора коррупционности по легкомыслию, а то и умышленно. Современной практике известны случаи проведения законов, изначально разработанных для криминальных целей.

В этой связи, применение уголовного закона было и остается по существу единственной реальной мерой противодействия преступности. Однако, определяя коррупцию в таком узком понимании и закрепляя признаки преступлений ее образующих, уголовное право недостаточно эффективно решает задачу предупреждения коррупционных преступлений, обеспечения борьбы с преступностью. Это связано не только с тем, что оно слишком консервативно, а потому не может мобильно реагировать на изменения состояния преступности и содержания общественно опасных деяний, обладает ограниченными возможностями непосредственного воздействия на причины преступности, но и в связи с тем, что сам уголовный закон недостаточно совершенен, содержит множество правовых норм, конструкция которых не отвечает требованиям формальной определенности, что таит опасность для произвольного применения закона, содержит предпосылки для коррупционного поведения правоприменителя, оставляя применение закона на его субъективное усмотрение. Выборочная же уголовная ответственность, неодинаковое применение закона порождают безнаказанность – одну из серьезных причин новых и более опасных преступлений, злоупотребления законом и правом, нарушение принципов равенства и справедливости при применении закона, и, как следствие, утрату доверия к государственным институтам. В этой связи невозможна успешная борьба с коррупцией неэффективными, недостаточно пригодными средствами.

3. Коррупционная преступность традиционно рассматривается в качестве преступности должностных лиц. Все коррупционные преступления так или иначе связаны с понятием должностного лица или лица, выполняющего управленческие функции в негосударственной организации. В этой связи неопределенность в понятии должностного лица во взаимосвязи с сужением понятия коррупции оставляют без уголовно-правовой оценки значительный объем коррупционных деяний. Это, например, относится к такому распространенному виду коррупции как коррупция в сфере образования и здравоохранения, где медицинский персонал или педагогический состав лишь при определенных условиях может быть отнесен к числу должностных лиц.

По соответствующим статьям Уголовного кодекса РФ подлежат ответственности и должностные лица иностранных государств, совершившие преступления на территории Российской Федерации. Вместе с тем, факты коррупции могут иметь место и межправительственных или наднациональных организациях, участниками которым может быть и Россия, органы которых могут находиться как за пределами, так и на территории Российской Федерации. По нормам современного уголовного закона иностранные должностные лица и должностные лица публичной международной организации, совершившие преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления (глава 30 УК РФ), несут уголовную ответственность по статьям этой главы только в случаях, предусмотренных международными договорами Российской Федерации, поскольку такого рода их деяние посягает не на установленный порядок деятельности российского государственного аппарата, а на иной объект.

В этой связи, исходя из более широкого понимания коррупции, в том числе включая коррупцию в частном секторе или так называемую «бытовую» коррупцию следовало бы расширить в уголовном законе перечень деяний, предусматривающих уголовную ответственность за получение незаконного вознаграждения с признаками его прямого или косвенного вымогательства, ответственность за которые могли бы нести и лица, например работающие в сфере обслуживания, не относящиеся к числу должностных.

4. Принцип формальной определенности закона, будучи неотъемлемым элементом верховенства права, выступает необходимой гарантией обеспечения эффективной защиты от произвольных преследования, осуждения и наказания, а соответственно служит некой гарантией от коррупционного поведения.

Применительно к уголовному законодательству, являющемуся по своей правовой природе крайним (исключительным) средством, с помощью которого государство реагирует на факты противоправного поведения в целях охраны общественных отношений, если она не может быть обеспечена должным образом только с помощью правовых норм иной отраслевой принадлежности требования определенности, ясности, недвусмысленности правовых норм и их согласованности в системе общего правового регулирования приобретают особую значимость¹.

Вместе с тем, в статьях Уголовного кодекса РФ достаточно распространены оценочные понятия. Немало в УК и статей, диспозиции которых являются бланкетными. Непросто обстоят дела с формальной определенностью уголовного закона и применительно к составам преступлений по объективным признакам схожих с административными правонарушениями и др.

В нормах уголовного закона достаточно много как абсолютно, так и относительно оценочных понятий. В их числе можно назвать «крупный ущерб», «крупный размер», «иной способ массового истребления», «аффект», «аморальные действия», «психотравмирующая ситуация», «аморальное поведение», «обезображивание», «неприличная форма», «развратные действия», «порнография», «порнографические материалы» и др.

В научной литературе употребление такого рода понятий объясняется тем, что оценочные признаки диспозиций уголовно-правовых норм и описанных в них составов преступлений содержат максимально обобщенную характеристику элементов и признаков составов преступлений, не поддающихся описанию и формализации в УК ввиду их ситуационной вариативности. Тем самым лишь подчеркивается неопределенность уголовно-правовой нормы. Законодатель не смог определить содержание признака преступления – значит, правоприменитель домыслит это за него, а соответственно исключит неопределенность каждый по-своему и по-разному.

Вместе с тем, употребление оценочных признаков, особенно абсолютно оценочных, если прямо не противоречит, то находится на грани принципа законности с его требованием «Nullum crimen sine lege», поскольку оценку отдельных обязательных признаков преступления законодатель фактически делегирует правоприменителю. В этой связи немало оценочных признаков преступлений, дискуссии относительно которых ведутся как среди ученых, так и неоднозначная оценка которым дается правоприменительной практикой. В этой связи нормы права приобретают качества неопределенности, неясности, двусмысленности, что приводит к разночтениям в их применении, а соответственно к нарушению принципов равенства, законности, верховенства права, правовой стабильности, и, в конечном счете, к коррупционному поведению.

Не всегда снимает проблему правовой определенности употребление в уголовном законе бланкетных норм. В них признаки преступления, а соответственно и наличие его состава, фактически могут определяться не только в законодательных, но и подзаконных актах. Соответственно уголовно-правовая норма корректируется не законодателем, а исполнительной властью, совершенно в иных процедурах, существенно отличающихся от законодательного процесса. Тем самым исполнительная власть подменяет законодательную, подстраивает закон «под себя» на свое усмотрение, делает его удобным для применения, что, по сути, также может рассматриваться как коррупция или фактор ее обусловливающий.

5. Вытекающий из Конституции Российской Федерации принцип соразмерности правонарушения и мер юридической ответственности, выражающийся в уголовном праве в требовании соразмерности наказания совершенному преступлению, обязывает как федерального законодателя, так и правоприменителя устанавливать меры уголовной ответственности, адекватные общественной опасности преступления, отграничивая при этом запрещенные уголовным законом деяния и уголовные наказания от административных правонарушений и мер административной ответственности, не допуская смешения оснований и видов уголовной и административной ответственности.

Соответственно, нормы, вводящие юридическую ответственность, должны исключать расширительное их истолкование, с тем, чтобы за правонарушения, являющиеся, по существу, административными, не допускалась одновременно возможность и уголовной ответственности. Тем более не должно иметь место такое регулирование, в результате которого уголовная ответственность вводится за совершение тех или иных действий, разрешенных законом, регулирующим соответствующую сферу отношений, т.е. законных по своему существу.

Следует отметить, что ввиду неопределенности правовой нормы грань между административным правонарушением и преступлением может оказаться весьма незначительной. К таким корреспондирующим относятся, например, нормы, предусматривающие ответственность за контрабанду, хищение, незаконную добычу (вылов) водных биологических ресурсов, хулиганство, действия (бездействие) в сфере налогообложения и др. В этой связи представляется достаточно широкой дискреция правоприменителя, а соответственно и угроза злоупотреблений при квалификации деяния в качестве преступления или административного правонарушения.

Еще большей дискрецией обладает правоприменитель при решении вопроса о назначении наказания, особенно по совокупности преступлений и по совокупности приговоров. Предусматривая назначение изначально наказания за отдельные преступления, а после этого их поглощение менее строгого наказания более строгим либо путем частичного или полного сложения назначенных наказаний, УК Российской Федерации устанавливает максимальный размер наказания, который может быть назначен при их сложении. Однако законодатель не определил какая часть наказания складывается при частичном их сложении. Именно это и относится к усмотрению суда и достаточно часто вызывает неоднозначную оценку как стороны защиты, так и стороны обвинения, которые в свете недостаточной определенности норм права оспаривают справедливость приговора. Это обстоятельство выступает и важным фактором коррупционного поведения, основанного не столько на норме закона, сколько на внутреннем убеждении правоприменителя, а соответственно его субъективном мнении.

На основании изложенного, встает проблема определения пределов усмотрения при применении норм уголовного закона. Дискреция правоприменения в уголовно-правовой сфере представляется достаточно широкой, что неоднократно подчеркивалось в решениях Конституционного Суда РФ. В этой связи законодатель обязан следовать конституционным предписаниям общего характера о равенстве, правовой определенности, соразмерной допустимости ограничения прав и свобод конституционно признанным целям с тем, чтобы обеспечить безопасность личности, общества и государства от преступных посягательств, недопустимость злоупотреблений или пренебрежения правом, манипулирование законом.

Произвольные действия правоприменителя в уголовно-правовой сфере абсолютно недопустимы, поскольку это не только затрагивает признанные мировым сообществом права человека, но и прямо связано с обеспечением общественной безопасности государства. Тем более, что в условиях глобального экономического кризиса весьма актуальна защита от любого произвола и злоупотреблений, в том числе уголовно-правовыми средствами, с тем, чтобы обеспечить общественный правопорядок, интересы законопослушных граждан, а по сути основной массы населения России.

6. Еще в 2004 году Президент России впервые публично признал, что «корни коррупции …подпитываются некачественным законодательством», в связи с чем сформулировал задачу по проведению его постоянной и системной антикоррупционной экспертизы.

В настоящее время идет процесс принятия Федерального закона «Об антикоррупционной экспертизе нормативных правовых актов и проектов нормативных правовых актов», который к коррупционным факторам относит положения нормативных правовых актов (проектов нормативных правовых актов), устанавливающих для правоприменителя необоснованно широкие пределы усмотрения или возможность необоснованного применения исключений из общего порядка, а также содержащие неопределенные, трудновыполнимые и (или) обременительные требования к гражданам и организациям и тем самым создающие условия для коррупции.

В этой связи следует подчеркнуть, что нормы уголовного права могут и должны стать предметом антикоррупционной экспертизы с тем, чтобы минимизировать коррупцию в сфере правоприменения уголовного закона. Это тем более важно, поскольку применительно к нормам уголовного закона осуществляется уголовно-процессуальная деятельность, в процессе которой допускаются ограничения прав личности. Уголовный закон служит и материально-правовой предпосылкой осуществления оперативно-розыскной деятельности, содержание которой в значительной степени связанно с ограничениями конституционных прав личности.

Рябко Д.А., начальник отделения делопроизводства и режима МСЧ ГУВД по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области; Воскресенский К.А.