Бельский В.Ю., Золкин А.Л. Философия. Ч. 1

241

онтологического понимания, изначально присущего брошенному в мир существу.

Философские последствия этого переворота Рикер резюмирует следующим образом: не существует понимания самого себя, не опосредованного знаками, символами и текстами; самопонимание в конечном счете совпадает с интерпретацией этих опосредующих терминов. Однако понимание мира знаков является не самоцелью, а средством для самопонимания; символический универсум – это среда самообъяснения. Проблемы смысла не существовало бы, если бы знаки не были средством, условием, медиумом, благодаря которым существующий человек стремится спроектировать себя, понять себя. Интерпретация символизма заслуживает названия герменевтической лишь в той мере, в какой она является составной частью самопонимания и понимания бытия; вне этой работы по присвоению смысла она ничего не значит; в таком своем значении герменевтика является философской дисциплиной.

Для французского философа существует два способа обоснования герменевтики. Есть короткий путь как путь онтологии понимания, аналогичный пути, избранному Хайдеггером. Такую онтологию понимания Рикер называет коротким путем потому, что она, отказываясь от поисков метода, сразу переносится в план онтологии конечного бытия, чтобы здесь найти понимание уже не как способ познания, а как способ бытия. В эту онтологию понимания не погружаются постепенно, углубляя методологические возможности истолкования истории или психоанализа, – туда переносятся внезапно, резким поворотом проблематики. Вопрос об условии понимания того или иного текста заменяется вопросом: что это за существо, бытие которого заключается в понимании?

Рикер предлагает другой путь, иным образом сочленить герменевтическую проблематику с феноменологией. Хайдеггер хотел, чтобы мы подчинили историческое познание онтологическому, как некую форму, производную от первичной формы. Но все же он, по мнению французского философа, не дал нам никаких средств выявить, в каком смысле собственно историческое понимание является производным от этого первичного понимания. Скорее, следует исходить из производных форм понимания и в них самих отыскивать признаки того, что делает их производными. Это означает, что точка отсчета находится там, где осуществляется понимание, т. е. в плане языка.

Начав с анализа языка, следует постоянно сохранять контакт с дисциплинами, которые пытаются методически осуществить интерпретацию, сопротивляясь попытке отделить истину, свойственную пониманию, от метода, свойственного дисциплинам, исходящим из истолкова-

242

ния. Итак, новая проблематика существования должна быть выработана на основе семантического выяснения понятия интерпретации, общего для всех герменевтических дисциплин. Эта семантика будет располагаться вокруг центральной темы значений с множественным, многозначным, или символическим смыслом.

Семантическим ядром всякой герменевтики является определенная конструкция смысла, которую можно было бы назвать двусмысленной или многосмысленной, ее роль всякий раз состоит в том, чтобы показывать, скрывая. И Рикер сводит анализ языка к семантике показанно- го–скрытого, к семантике многозначных выражений. Тогда символом будет называться всякая структура значения, где один смысл, – прямой, первичный, буквальный, означает одновременно и другой смысл, косвенный, вторичный, иносказательный, который может быть понят лишь через первый. Этот круг выражений с двойным смыслом составляет собственно герменевтическое поле. Интерпретация – это работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении.

Рефлексия – это слепая интуиция, если она не опосредована объективирующими жизнь выражениями. Рефлексия – это присвоение нашего усилия существовать и нашего желания быть через произведения, свидетельствующие об этом усилии и об этом желании. Cogito – это как бы пустое место, поскольку непосредственное сознание является ложным сознанием. Таким образом, философия рефлексии должна быть полностью противоположной философии сознания. Борьба против нарциссизма – фрейдовского эквивалента ложного Cogito – ведет к открытию того, что язык укоренен в желании, в жизненных импульсах. Именно благодаря интерпретации Cogito открывает позади себя археологию субъекта. Существование просвечивает в этой археологии, оно остается включенным в движение расшифровки, которое оно само порождает. Другая герменевтика, например, герменевтика феноменологии духа, говорит о другом расположении источника смысла – не за субъектом, а впереди него. Телеология субъекта противопоставляется археологии субъекта.

Далее, Рикер располагает феноменологию религии. Археология и телеология обнаруживают arche и telos, которыми субъект может овладеть, понимая их, но такого не происходит со священным, символически означающим альфу и омегу всякой телеологии, которыми субъект уже не владеет.

Различные герменевтики – не просто «языковые игры», противостоящие друг другу лишь в плане языка, поскольку каждая обоснована

243

той или иной экзистенциальной функцией, так, например, психоанализ имеет свое основание в археологии субъекта, феноменология духа – в телеологии, феноменология религии – в эсхатологии. В диалектике археологии, телеологии и эсхатологии онтологическая структура заявляет о своей способности соединить несогласованные в лингвистическом плане интерпретации.

Задача герменевтики – показать, что существование достигает слова, смысла, рефлексии лишь путем непрерывной интерпретации всех значений, которые рождаются в мире культуры; существование становится самим собой – человечески зрелым существованием, лишь присваивая себе тот смысл, который заключается сначала «вовне», в произведениях, установлениях, памятниках культуры, где объективируется жизнь духа.

Рикер выделяет несколько фаз этого опосредования: 1) опосредование знаками, с помощью которого устанавливается изначальная языковая предрасположенность любого человеческого переживания: не существует до такой степени потаенного желания, чтобы оно не могло быть прояснено благодаря выходу в сферу языка; 2) опосредование культурными символами, под которыми Рикер подразумевает обладающие двойным смыслом выражения, в традиционных культурах связанные с именами космических «элементов» (огня, воды, воздуха, земли и т. д.), их «измерений» (высота и глубина и т. д.) и «аспектов» (свет и мрак и т. д.); 3) опосредование текстами, благодаря которым дискурс достигает тройной семантической автономии: по отношению к интенциям говорящего, восприятию первичной аудитории, экономическим, социальным и культурным обстоятельствам своего возникновения.

Таким образом, окончательно отбрасываются картезианский, фихтеанский и отчасти также и гуссерлианский идеалы прозрачности субъекта для самого себя. Понимать себя означает теперь понимать себя перед текстом и воспринимать из него состояния некоего «Я», отличного от меня, только что приступившего к чтению. Ни одна из двух субъективностей – ни субъективность автора, ни субъективность читателя – не может быть, следовательно, признана первичной в смысле исходного наличия «Я» для самого себя.

Задачей феноменолого-герменевтического исследования, по мысли Рикера, тогда становится обнаружение в самом тексте, с одной стороны, той внутренней динамики, которая направляет структурацию произведения, с другой стороны, той силы, благодаря которой произведение проецируется вне себя и порождает мир – «предмет» текста. Внутренняя динамика и внешнее проецирование составляет работу текста.

244

Как видим, пройденный путь ведет от первой установки – философия как рефлексия, через вторую – философия как феноменология, к третьей – опосредование через знаки, потом символы, через тексты. Герменевтическая философия – это философия, которая усваивает все требования этого долгого обращения и отказывается от мечты о совершенном опосредовании, в конце которого рефлексия снова поднялась бы до уровня интеллектуальной интуиции. Итак, перед герменевтикой стоит двойная задача: реконструировать внутреннюю динамику текста и воссоздать способность произведения проецироваться вовне в виде представления о мире.

Литература

Аблеев С. Р. История мировой философии. – М., 2016. Авдеев В. И. Философия : хрестоматия. – М., 2017. Батурин В. К. Философия : учебник для вузов. – М., 2016. Гриненко Г. В. История философии. – М., 2011.

Грядовой Д. И. История философии. Книга 2. Средние века. Возрождение. Новое время. – М., 2014.

Зотов А. Ф. Современная западная философия. – М., 2012. Философия : учебник для вузов / под ред. В. Д. Губина, Т. Ю. Сидо-

риной. – М., 2016.

Философия / под ред. В. Н. Лавриненко. – М., 2012.

Философия / учебник для вузов / под ред. В. В. Миронова. – М.,

2017.

Юлина Н. С. Философская мысль в США. XX век. – М., 2010.

Вопросы для повторения

1.Что такое феноменология? Кто ее основоположник?

2.Что такое герменевтическая философия? Кто считается ее основоположником?

3.Какую роль играет проблема понимания в герменевтической философии?

4.Что такое феноменологичекая редукция?

5.Что такое ноеэма?

6.Что такое интенциональность сознания?

7.Что такое герменевтический круг?

8.Какова задача герменевтики?

245

Г л а в а 11. ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ РАЗВИТИЯ

СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ: СТРУКТУРАЛИСТСКАЯ ТРАДИЦИЯ

1. Структурализм и неоструктурализм

Предпосылкой формирования структурализма были успешные структурные исследования в лингвистике, производившиеся еще в начале нашего века. Начиная с 40-х гг., метод структурного анализа применялся этнологом К. Леви-Строссом для изучения первобытного общества и характерного для него мифического мышления. Литературовед и литературный критик Р. Барт с 50-х гг. успешно использовал структурный метод в своих многочисленных литературоведческих работах, распространив его также на некоторые другие явления культуры.

Цель структурализма – выявление логики порождения, строения и функционирования сложных объектов человеческой духовной культуры. В самом общем виде применение структурных методов ставит целью ниспровержение привычных в области гуманитарного познания иллюзий: субъективизма, антропоцентризма, психологизма.

Структурализм противопоставил себя экзистенциализму с его превознесением субъективности и явным иррационализмом. В отличие от экзистенциалистов представители структурализма не придавали никакого значения отдельному индивиду, а в формах общественной жизни и культуры, в духовном творчестве выявляли главным образом определявшие их функ-ционирование объективные механизмы.

Структуралистский метод необходимо основывается на гипотезе о наличии в многообразных явлениях культуры некоторых общих логических структур. Предполагается, что такие структуры не лежат на поверхности, а могут быть открыты лишь путем глубокого исследования и тщательного сопоставления всех явлений.

Фундаментом всего духовного производства в структурализме является знаково-символическая, языковая деятельность человека – вся духовная культура формируется в языке и через язык, строится по образу и подобию языка.

Структурализм и возникает благодаря применению к антропологии и вообще к наукам о человеке лингвистических моделей. Зарождение структурализма связано с исследованиями швейцарского лингвиста Ф. де Соссюра (1857–1913 гг.), рассматривавшего язык как систему знаков, в результате чего лингвистика становилась частью новой науки

– семиологии, изучающей знаки. Идеи де Соссюра о том, что язык является системой знаков (каждый из которых представляет собой един-

247

себе смысл и одновременно расширяется за счет смысла, который оно расшифровывает.

Структурная аналогия, существующая между языком, взятым в его фонологической структуре, и другими социальными структурами с появлением искусства и религии значительно усложняется. Теперь мы уже имеем не только «некий язык», как в случае с правилами брака и системами родства, но и означающий дискурс, созданный на основе языка. Изреченные вещи не обладают неизбежно строением, сходным со строением языка как универсальным инструментом говорения. Мы можем только сказать, что лингвистическая модель направляет исследование на модели, сходные с ее собственными моделями, т. е. к логике оппозиций и корреляций, к системе различий. Язык представляет собой условие культуры в той мере, в какой она обладает строением, подобным строению языка. И то и другое означают с помощью оппозиций и корреляций, другими словами, логических операций. Таким образом, язык можно рассматривать как основу, предназначенную для возведения на ней структур порой более сложных чем он, но аналогичных ему, структур, соответствующих культуре, взятой в ее различных аспектах.

Леви-Стросс делает предметом изучения мышление, взятое во всем его объеме. Дикарское мышление – это упорядочивающее мышление, но оно не мыслит о себе самом. В этом смысле оно соответствует требованиям структурализма: бессознательный план, т. е. план, понимаемый как система различий, можно трактовать объективно, независимо от наблюдателя. Постижимы, следовательно, одни только упорядочивания, совершающиеся на бессознательном уровне; понимание состоит не в том, чтобы продолжить интенции смысла, дать им новую жизнь в историческом акте интерпретации, который сам вписывался бы в традицию; постижимость связывается с кодом, в соответствии с которым осуществляются изменения и который обеспечивает соответствие и подобие между упорядочиваниями, совершающимися на различных уровнях социальной реальности.

В своей книге «Первобытное мышление» Леви-Стросс изложил концепцию специфической логики первобытного мышления – упорядочивающего, но еще нерефлективного (т. е. не мыслящего о себе самом) мышления. Его метод анализа, примененный к нерефлективной первобытной культуре, был затем распространен и на изучение уже вполне развитых рефлексивных культур.

«Примитивная логика» при всей своей конкретности и связи с непосредственными ощущениями способна к обощениям, классификациям и анализу, так же, как и «непримитивная». Основу естественной классификации составляет тотемизм: природное различие между видами

248

животных и растений используется для анализа социального мира «культуры». Мифологическое мышление пользуется ограниченным набором средств, находящихся «под рукой», которые могут играть роль и материала, и инструмента, и обозначаемого, и обозначающего, причем элементы, уже использованные в рамках некоей мифологической системы, могут быть снова пущены в оборот мифической мыслью.

Элементы первобытного мышления располагаются на полпути между перцептами и концептами. Первые невозможно отделить от той конкретной ситуации, в которой они появились, в то время как обращение ко вторым потребовало бы того, чтобы мышление, могло, хотя бы на время, заключить в скобки, свои проекты. Создать чистое мыслительное пространство – идеальную логико-математическую структуру – значит создать понятийное пространство. И все же семантическое пространство было уже создано. Между образом и понятием существуют посредники: это знаки, которые в таком союзе играют роль означающего и означаемого. Как и образ, знак – это конкретное бытие, однако он подобен понятию своей референциальной способностью: они оба могут замещать другую вещь. И все-таки в этом отношении понятие обладает неограниченными возможностями, тогда как у знака они ограничены. Понятие стремится быть полностью прозрачным для реальности, в то время как знак допускает и даже требует, чтобы определенный пласт человеческого был инкорпорирован в эту реальность, т. е. знак «кому-то адресован».

Мифологическое мышление принципиально метафорично, и раскрытие смысла имеет характер бесконечных трансформаций – раскрытие символов в мифологии сохраняет образный характер. При этом прежде всего вычленяются многочисленные бинарные оппозиции типа высокий – низкий, тёплый – холодный, левый – правый, жизнь – смерть, свой – чужой, добрый – злой и т. д. Выявление бинарных оппозиций – важнейшая сторона структуралистской методики, восходящая к принципам структурной лингвистики. Бинарные оппозиции прежде всего упорядочивают и концептуализируют данные элементарночувственного восприятия. Процесс абстрагирования осуществляется через сходства и несовместимости чувственных свойств. Следующая логическая ступень – бинарные оппозиции различения формы, пустого и полного, содержащего и содержимого и т. п. (мифы об убежищах и ловушках, видах пищи, музыкальных инструментах). Природные или культурные предметы, используемые одновременно для разных целей, играют особую роль в развитии мифических представлений, становятся пучками дифференциальных признаков.

249

1.2. Неоструктурализм Мишеля Фуко

Наибольший интерес с собственно философской точки зрения представляют взгляды французского мыслителя М. Фуко (1926–1984 гг.), развитые в его известных работах «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук» (1966 г.) и «Археология знания» (1969 г.), «Надзор и наказание» (1975 г.) и многие другие.

Вработе «Слова и вещи» Фуко вводит понятие эпистемы, которое характеризует типичное для определенной эпохи «эпистемологическое поле», в котором происходит формирование знаний. Эпистемы – это «основополагающие коды любой культуры, управляющие ее языком, ее

схемами восприятия, ее обменами, ее формами выражения и воспроизведения, ее ценностями, иерархией ее практик»1. Упорядочивающий принцип эпистемы – это соотношение «слов» и «вещей». Фуко вычленяет в европейской культуре нового времени три «эпистемы»: ренессансную (XVI в.), классическую (рационализм XVII–XVIII вв.) и современную (с конца XVIII – начала XIX вв. и по настоящее время).

Вренессансной эпистеме слова и вещи тождественны друг другу, непосредственно соотносимы друг с другом и даже взаимозаменяемы (слово–символ). В эпистеме классического рационализма слова и вещи лишаются непосредственного сходства и соотносятся лишь опосредованно – через мышление, в пространстве представления (слово–образ).

Всовременной эпистеме слова и вещи опосредованы «языком», «жизнью» и «трудом», вышедшим за рамки представления (слово – знак в системе знаков). Наконец, в новейшей литературе мы видим, как язык замыкается на самом себе, обнаруживает свое самостоятельное бытие. Слово–символ, слово–образ, слово–знак, слово, замкнутое на само себя.

Ренессансная эпистема основана на сопричастности языка миру и мира языку, на разнообразных сходствах между словами языка и вещами мира. Слова и вещи образуют единый текст, который принадлежит миру природы и изучается как природное существо. «В XVI веке, – пишет Фуко, – реальный язык – это не единообразная и однородная совокупность независимых знаков, в которой вещи отражаются словно в зеркале … Это, скорее, непрозрачная, таинственная, замкнутая в себе вещь, фрагментарная и полностью загадочная масса, соприкасающаяся то здесь, то там с фигурами мира и переплетающаяся с ними … Великая метафора книги, которую открывают, разбирают по складам и читают, чтобы познать природу, является лишь видимой изнанкой друго-

1 Фуко М. Слова и вещи. М., 1993. С. 89.