14ekabrya

«Я не хочу делить ни с кем своих несчастий»...

Делайте вы там как хотите, меня же оставьте и не губите; у меня семейство» (Муравьев 1954: 132 öèò. ïî: Азадовский 1951: 627).

П.И.Колошин и И.Н.Горсткин были привлечены к следствию по делу декабристов, но не вошли в число приговоренных к «различным казням и наказаниям». Братья Павел и Петр Колошины и Иван Горсткин некогда играли значительную роль в Союзе благоденствия (Павел Колошин был членом Союза спасения и, так же как и его брат Петр,6 членом Коренного Совета Союза благоденствия; И.Н.Горсткин был в числе руководителей отделения общества в л.-гв. Егерском полку (Пушкина, Ильин 2000: 30–31), но в дальнейшем их политическая энергия угасла. И.Н.Горсткин и Павел Колошин, хотя и поступили в начале 1825 г. в Северное общество, но деятельность их там была совершенно незаметна. Женившись, они полностью ушли в семейные заботы, где политике было мало места. И.Н.Горсткин писал: «Нет на свете человека благополучнее меня! Счастливейшее супружество, благословенное семейство, устройство и благосостояние их <...> вот теперешние заботы мои, вот средства, вот цель жизни моей» (Горсткин 1984: 202). Привлечение их к следствию по делу декабристов было для них настоящим шоком. «Оставя внезапно жену 20-òè ëåò, — показывал Павел Колошин, — беременную по 7-ìó месяцу, имеющую при себе однолетнего сына, не простившись даже с дряхлою и престарелою матерью <...> я соделал их всех несчастными...» (Колошин 1984: 156).

Как уже было сказано выше, Горсткин и Павел Колошин полностью окунулись в семейную жизнь и делами общества почти не занимались. «Âåñü ýòîò ãîä (1822 — П.М.), — писал Колошин, — прошел без всяких от меня помыслов, так же как и 1823-é; я женился в сентябре и все время до этого не помышлял ни о чем другом, как об ожидавшем меня счастии» (Колошин 1984: 155). Попытки некоторых членов тайного общества привлечь Колошина и Горсткина к активному участию в организации оказались неудачными.

6 Известно намерение Петра Колошина жениться на одной из сестер Шаховских в 1818–1819 гг. Намерение это не было реализовано.

391

П.И.Макарь

«Оставя все замыслы, занимающие пылкую и праздную молодость, имея характер более робкий, нежели решительный <...> я в семействе нашел истинное счастье, которым дорожил и дорожу чрезвычайно; переменивши образ жизни и мыслей, я занимался прилежно устройством домашних сильно расстроенных дел <...> и всегда всемерно старался удаляться от бесед, которые вредным шумом могли нарушить спокойствие моего семейства и, следовательно, мое счастие. Сношения мои с некоторыми по сим причинам стали холоднее, и замечена эта холодность» (Колошин 1984: 160).

Горсткин и Колошин даже объединились во мнении, что необходимо как-то отстраниться от «людей свободомыслящих». Горсткин писал: «После всего видел Колошина, который изъявлял одинаковое со мной негодование, что никак не отделаешься от людей

(членов тайных обществ — П.М.), которые впоследствии сделали нам столько зла, не нам — семействам нашим!» (Горсткин 1984: 204).

То, что Горсткин и Колошин, как и некоторые другие лица из этого круга, «совершенно отстранились от дел общества» по семейным обстоятельствам, подтверждал в своих показаниях Е.П.Оболенский. О И.Н.Горсткине и А.В.Семенове Оболенский сообщал, что они «принадлежат и к нынешнему обществу (т. е. Северному обществу — П.М.), но, быв женаты, в дела Общества уже не входили» (Оболенский 1925: 239). Красноречиво показание Оболенского о московских декабристах — М.М.Нарышкине, Павле Колошине, Горсткине, В.П.Зубкове, Штейнгейле: «Все сии члены женаты и потому принадлежат к обществу единственно по прежним связям» (Оболенский 1925: 240). Интересно и другое свидетельство Е.П.Оболенского — о принадлежности к тайному обществу А.Ф.Бригена. «Принадлежит и к нынешнему обществу, — писал Оболенский, — но, ведя более домашнюю жизнь, от членов Общества удалялся, особенно в последние годы» (Оболенский 1925: 239). Косвенное подтверждение того, что Бриген по «домашним обстоятельствам» удалялся от общества, но, несмотря на это, понес суровое наказание, имеется в «Записках» Н.И.Лорера, который писал:

«Бригген служил прежде в Измайловском полку полковником и, женившись на Миклашевской, сестре известного кавказского героя, убитого

392

«Я не хочу делить ни с кем своих несчастий»...

там, вышел в отставку и жил в деревне своего свекра в Черниговской губернии <...> Странно непонятна месть императора Николая всем тем, которых он знал лично и коротко. Не приговором суда, а личным его указанием все лица, ему хорошо известные и, как нарочно, менее других виновные, как-то: Бригген, Норов, Назимов, Нарышкин — были строже наказаны, чем другие» (Лорер 1984: 170–171).

В доносе М.К.Грибовского, поданном через генерал-адъ- ютанта А.Х.Бенкендорфа, читаем: «Кажется, что наиболее должно быть обращено внимание на следующих людей <...> Фон дер Бриггена, по короткой связи с Тургеневым <...> Кажется, что связи по женитьбе долженствовали бы его несколько образумить» (Бенкендорф 1988: 186). Как нам кажется, «связи по женитьбе» действительно повлияли на политическую активность полковника Бригена, однако полного «охлаждения» не произошло: в 1825 г. Бригген, как давний член общества, выполнил поручение Рылеева по связи Северного и Южного обществ. (Рылеев просил Бригена передать С.П.Трубецкому, что в Петербург приехал А.И.Якубович, который выражал намерение совершить цареубийство).

Показания Оболенского о Горсткине и Павле Колошине дополняет Никита Муравьев: «Павел Колошин и Горсткин, как я узнал от Пущина, Семенова и Нарышкина, совершенно отстранились от дел Общества и потому не участвовали в совещании» (Муравьев

1906: 53). Совещание, упоминаемое Никитой Муравьевым, — то самое, на котором генерал Фонвизин предложил членам тайного общества разойтись и заняться семейными обязанностями.

Итак, из рассмотренных примеров мы убеждаемся, что семейная жизнь оказывала большое влияние на политическую активность многих декабристов. Полковник член Южного общества И.Ю.Поливанов, девятнадцатилетняя жена которого во время суда над мужем, будучи беременна, «теряла от печали рассудок», писал в показаниях: «Через 12 èëè 14 дней по вступлении (в Южное общество — П.М.) я женился, и тогда я совершенно отклонился от общества» (Поливанов 1975: 53).

393

П.И.Макарь

3.Вариант С.Г.Волконского: сохранение политической активности после женитьбы

Создание семьи и следующая за этим семейная жизнь были сильным толчком к изменению прежнего образа жизни и политической активности некоторых декабристов. Некоторых, но не всех. Как мы помним из случая с генералом М.Ф.Орловым, одним из условий его женитьбы был выход из тайного общества. Орлов выполнил это условие, отказавшись от дальнейшего участия в делах организации. Существует легенда, что аналогичное условие было поставлено Раевскими другому видному декабристу — С.Г.Волконскому. Волконский будто бы обещал выполнить это условие и даже подписал бумагу, в которой обязался выйти из тайного общества, но вскоре нарушил данное слово.

Посредником между Раевскими и Волконским в получе- нии последним руки другой дочери генерала Н.Н.Раевского, Марии Николаевны, был уже женатый М.Ф.Орлов. Обращаясь к Орлову, Волконский предупреждал, что «если <…> сношения и участие в тайном обществе будет помехою в получении руки той, у которой я (т. е. Волконский — П.М.) просил согласия на это, то, хотя скрепя сердце, я лучше откажусь от этого счастия, нежели решусь изменить своим политическим убеждениям и своему долгу» (Волконский 1991: 368).

То, что Раевские знали или догадывались об участии Волконского в тайном обществе, — несомненно, но ставили ли они какие-либо условия? О том, что подобное условие женитьбы было поставлено Орлову, мы знаем от самого Волконского. Но о том, что такое же условие было предложено Раевскими ему самому, Волконский не сообщает. Как бы то ни было, брак состоялся, а Сергей Григорьевич продолжил деятельное участие в тайном обществе. Вот что писал по этому поводу сын декабриста И.Д.Якушкина, Е.И.Якушкин:

«Почти в одно и тоже время он (Волконский — П.М.) и Орлов женились на двух сестрах Раевских <…> Н.Н.Раевский, знавший, что оба они принадлежат к Тайному Обществу, требовал, чтобы они оставили его, ежели хотят жениться на его дочерях. М. Орлов согласился, но Волкон-

394

«Я не хочу делить ни с кем своих несчастий»...

ский, страстно влюбленный в Раевскую, отказался наотрез, объявя, что убеждений своих он переменить не может… Партия была так выгодна, что Раевский не настаивал на своих требованиях и согласился на свадьбу» (Якушкин 1926: 51).

Как видим, Е.И.Якушкин объяснял состоявшийся несмотря ни на что брак тем, что Раевский, видя «выгодность» такой «партии», закрыл глаза на остальное. Это мнение не единично. М.Д.Сергеев, во вступительной статье к «Запискам» М.Н.Волконской, также был уверен, что отец Волконской знал, что и Орлов и Волконский принадлежали к тайному обществу.

«Генерал, — отмечает Сергеев, — предложил и тому и другому: ежели хотят они жениться на его дочерях, пусть выйдут из заговора. Орлов внешне и в самом деле охладел <…> (Сергеев полагал, что Орлов по-прежнему оставался в обществе и даже возглавлял «Кишиневскую управу Южного общества» — Ï.Ì.), а Волконский думал, что он скорее лишится счастья стать супругом, чем предаст забвению свои политические убеждения» (Сергеев 1977: 7).

Итак, самая распространенная в литературе версия брака Волконского — версия о том, что Раевский, зная о деятельности Орлова и Волконского, поставил условие: или выход из тайного общества или женитьба на его дочерях. Действительно, Орлов, как мы знаем, снискал стойкую репутацию и даже славу «либерала», задолго до «намерений относительно женитьбы», чем вызвал немилость царя, став из любимца и свитского генерала — командиром дивизии, находившейся на окраине империи. По свидетельству Волконского, Раевский видел, что тайное общество не минуют преследования правительства, поэтому они, естественно, считали необходимым обезопасить будущее двух своих дочерей. Орлов согласился на это условие, Волконский же отказался (но, повторяем, у нас нет уверенности в том, что подобное условие ставили Волконскому). Отказ Волконского не смущает Раевских, которые, по признанию самой Марии Николаевны: «думали, что обеспечили мне

(т. е. Волконской — П.М.) блестящую, по светским воззрениям, будущность» (Волконская 1960: 36).

395

П.И.Макарь

«Партия» была действительно выгодной: С.Г.Волконский — генерал-майор, командир бригады 19-й пехотной дивизии; брат его — малороссийский генерал-губернатор Н.Г.Репнин-Вол- конский; сестра — Софья Григорьевна, «в супружестве за гене- ралом-от-инфантерии князем Волконским, состояние имеет весьма зна- чительное, крестьян состоит до 22 тысяч душ»; мать — статс-дама, княгиня А.Н.Волконская, «домашние обстоятельства их в хорошем положении» (ÈÏÄ 1926: 174). Породниться с Волконскими было действительно привлекательно. Сам декабрист не был уверен, что получит согласие на брак, и даже намеревался в случае отказа отправиться на службу на Кавказ. Вопрос решился положительно, свадьба состоялась в январе 1825 ã.

Намерение жениться и последующая свадьба, вероятно, не снизили политической активности Волконского. Вернувшись с Кавказа, он сообщает Верховной думе о существовании тайной организации в Кавказском корпусе, вместе с Пестелем участвует в переговорах с представителями Польского общества, участвует в совещаниях по обсуждению плана мятежных действий на 1826 г. Однако о деятельности тайного общества на юге знали уже не только декабристы. Волконский передает историю его беседы с П.Д.Киселевым. Уведомленный графом Виттом, пытавшимся внедриться в Южное общество с целью его раскрытия, Киселев предупреждает Волконского:

«Послушай, друг Сергей, у тебя и у многих твоих тесных друзей бродит в уме бог весть что, ведь это поведет тебя в Сибирь, помни, что ты имеешь жену, и она беременна <…> ради себя и жены твоей выпутайся из этого грозящего тебе исхода, повторяю, это пахнет Сибирью, послушайся давнишнего и теперешнего твоего друга» (Волконский 1991: 376–377).

Вообще, надо отметить, что «Записки» Волконского проникнуты гордостью за то, что «твердость убеждений» их автора никогда не ослабевала, что деятельность «на благо отечества» для него всегда была важнее каких-либо личных интересов и дел,7 но это вовсе не означало, что Волконский был

7 Можно ли считать показателем отстранения Волконского от действий по делам тайного общества известную историю с письмом

396

«Я не хочу делить ни с кем своих несчастий»...

равнодушен к судьбе жены: «сердце мое исполнилось грусти, — писал Сергей Григорьевич, — не из страха за последствия, которые меня ожидали, а из опасения, как это повлияет на мою жену <…> Сон не шел мне на глаза при мысли о положении жены» (Волконский 1991: 388–389). Дальнейшая судьба декабриста и его жены хорошо известна.

Несколько ранее мы затронули историю И.В.Поджио: его жена, М.А.Бороздина, долгое время после ареста мужа оставалась в неведении о его судьбе и, отчаявшись что-либо узнать, вышла замуж вторично. Аналогично М.А.Бороздиной поступила ее сестра, Е.А.Бороздина, жена другого члена Южного общества В.Н.Лихарева. И Лихарева, и Поджио в одно время, при сходных обстоятельствах, в тайное общество принял В.Л.Давыдов (дядя их жен). Но у Лихарева история вступления в общество и знакомства с В.Л.Давыдовым выглядит привлекательнее и «правдоподобнее», чем у Поджио, который сообщал, что отказом вступить в общество боялся навлечь гнев Давыдова и лишиться возможности жениться на его племяннице. Лихарев в своих показаниях писал: «Вскоре я составил знакомство с Василием Давыдовым. Ум, благородство характера, доброта сердца — все меня влекло к этому человеку. Он бредил Родиной, я поклонялся ей, и мы стали друзьями. Моя женитьба на его племяннице, ì-ëü Бороздиной, еще более укрепила узы нашей дружбы» (Лихарев 1969: 84). Из слов Лихарева явствует, что женитьба на племяннице В.Л.Давыдова не отталкивала его от общества, а наоборот, косвенно даже способствовала политической активности декабриста. Сближаясь с Давыдовым, Лихарев теснее сближался с тайным обществом.

Фигура С.П.Трубецкого, пожалуй, одна из самых популярных в литературе. Поведение Трубецкого — до и во время восстания 14 декабря — не раз обсуждалось историками. Мы

А.В.Поджио, когда последний после ареста Пестеля призывал Волконского поднять командуемую им 19-ю дивизию на его освобождение? Волконский «словесно отвечал, что не будет действовать и в дивизии возмущения произвести не хочет» (Журналы 1986: 97). Ситуация довольно схожа с описанной нами историей А.З.Муравьева, но в то же время отличается от нее разностью обстоятельств и возможностей.

397

П.И.Макарь

же слегка затронем другой вопрос. По мнению практически всех исследователей, супруга Трубецкого знала о существовании тайного общества и об участии в нем мужа и его близких друзей. Это мнение основано на свидетельстве сестры Е.И.Трубецкой, З.И.Лебцельтерн. Действительно, если отбросить легенды, вроде той, что Е.И.Трубецкая вышивала знамя для повстанцев, то нет оснований сомневаться в ее осведомленности о существовании тайного общества. Если верить Лебцельтерн, ее сестра знала о намерении учредить в России конституционное правление, о составлении проектов Конституции, о планах восстания, знала и лиц, стоявших во главе движения, но счи- тала, что осуществление этого — дело далекого будущего и что заговорщики скорее развлекались составлением проектов, чем готовились к этому серьезно (Лебцельтерн 1988: 157). Известен факт обнаружения в ванной комнате Екатерины Ивановны типографского станка, который хранился там около четырех лет. И действительно, трудно представить, чтобы Трубецкая не знала, что за предмет был спрятан мужем в ее личной комнате (Вайнштейн, Павлова 1975: 172). Твердый, мужественный и спокойный характер Трубецкой отмечали практически все знавшие ее современники.

Трубецкой, избранный начальником войск, выступивших 14 декабря, не вышел на площадь. По мнению большинства исследователей, он считал дело восстания безнадежно проигранным вследствие плохой организации выступления, но кто знает, быть может, в последний момент Трубецкой подумал о последствиях своего участия в мятеже и будущем жены в слу- чае неудачи? Подтверждающих это конкретных свидетельств нет, а потому мы причисляем Трубецкого к числу активных членов Северного общества и придерживаемся мнения тех историков, которые считали Трубецкого преданным членом тайного общества все десять лет его существования. Другое дело, что его позиция была не схожа с позицией других участников заговора, представлявших себе иной ход восстания.

 1823 г. состоялась свадьба видного члена Северного общества, автора проекта «Конституции», Никиты Муравьева на Александрине Григорьевне Чернышевой. Известный историк, автор специальной работы, посвященной Н.М.Муравьеву, Н.М.Дру-

398

«Я не хочу делить ни с кем своих несчастий»...

жинин, связывал сближение декабриста с семьей Чернышева и его женитьбу с переменами в его политической деятельности.

«С осени 1821 г., возобновляются постепенное восхождение Н. Муравьева по иерархической лестнице и его успехи на старом служебном поприще. Этот путь облегчил ему сближение с семьей графа Г.И.Чернышева, обер-шенка двора и обладателя миллионного состояния. В 1823 г. Н.Муравьев вступил в брак с его дочерью и еще прочнее связал свою жизнь с интересами и бытом высшего дворянского общества. Эти внешние перемены в жизни Никиты Муравьева должны были оказать несомненное влияние на его социальные и политические оценки» (Дружинин 1985: 101).

Не следует забывать, что Дружинин писал свое исследование в период, когда многие историки старались излишне преувеличить революционный радикализм декабристов, объединяя их в некоем едином революционном движении, в котором противники насильственных мер или вооруженного восстания рассматривались с негативной стороны, как сторонники «буржуазного реформаторства». Причем, в таких слу- чаях акцент иногда ставился на положение декабристов в иерархической лестнице, оказывающее прямое влияние на «идеологический облик». С такой позиции охарактеризован Дружининым и Никита Муравьев: «Перемена в ориентации Н.Муравьева была не единичным и случайным явлением: крупные декабристы, наиболее близкие к Н. Муравьеву по своему социальному и идеологическому облику (М.Ф.Орлов, М.А.Фонвизин, С.П.Трубецкой), испытывали аналогичный процесс постепенного отхода от революционных позиций» (Дружинин 1985: 105).

Никак нельзя согласится с Дружининым, что Муравьев

«был лишен не только революционной инициативы, но и всякой способности к активной политической деятельности» (Дружинин 1985:

117). Действительно, некоторое время тайное общество в Петербурге не проявляло признаков жизни (обычно активизацию общества связывают с деятельностью К.Ф.Рылеева): редкость заседаний, отсутствие воздействия на «окружающую среду» и привлечения новых членов, определенная стагнация — были характерны для Северного общества 1821–1823 ãã.. Îòðà-

399

П.И.Макарь

зилось это и на Н.М.Муравьеве, но вряд ли можно сказать, что Муравьев в 1823–1825 гг. совершенно не активен. Напротив, в это время он достаточно активен и деятелен, но в рамках избранной и защищаемой им «мирной политической тактики». В этот период он выступает против слияния Южного и Северного обществ, борется против радикального проекта Пестеля, старается увлечь «южан» своей Конституцией, над которой продолжает постоянно работать. Будучи убежденным в отходе Н.М.Муравьева от тайного общества, Н.М.Дружинин невольно вступил в противоречие со своим же мнением. Вот что он писал:

«Отъезд из Петербурга в продолжительный (четырехмесячный) отпуск явился для Н.Муравьева естественным выходом из создавшегося тяжелого положения <…> От политических треволнений он замыкался в семью, в хозяйственные заботы, в текущие мелочи повседневного быта. Но при-

зрак революционного восстания продолжал преследовать его всю дорогу. В Москве он снесся с виднейшими членами тайного общества, вызвал из деревни М.А.Фонвизина и имел свидание с М.Ф.Орловым. Московской

управе он доложил о замыслах Якубовича и предложил изыскать реальные меры для их ликвидации <…> Беседа с Орловым имела другую политическую задачу. Н.Муравьев не только сообщил ему о террористиче- ских планах, но и дал общую характеристику создавшегося положения: он

говорил, что революционное настроение растет <…> что нельзя ручаться за завтрашний день; необходимо иметь во главе тайного общества авторитетного и опытного руководителя; он спрашивал, не возьмет ли на себя

Орлов эту ответственную задачу политического вождя. В лице влиятельного представителя крупной и богатой фамилии Н.Муравьев искал себе надежного и могучего союзника, способного противостоять мятущимся революционным порывам. Но Орлов отвечал неохотно и уклончиво <…>

Такое же настроение Н.Муравьев нашел и у Фонвизина, люди его социального положения и политических взглядов постепенно оставляли ряды тайного революционного общества» (Дружинин 1985: 117–118).

Как видим, для Дружинина активная политическая деятельность — это, прежде всего, революционный радикализм. Отход от последнего означал для него отказ от первой. Дружинин объединял Муравьева, Орлова и Фонвизина в категорию людей высокого социального круга и в этом видел при-

400