basin_eia_semanticheskaia_filosofiia_iskusstva

как отмечает Блэк, к несостоятельным требованиям обладать точной экспериментальной техникой исследования искусства, к преувеличениям в деле создания критики как науки (15, 213)1. Для объяснения коммуникации в искусстве Ричардс обратился к методам физиологии (в частности, к павловским методам) и психологии, обнаруживая при этом бихевиористские тенденции в объяснении сознания, процессов коммуникации вообще и в искусстве в частности. Безусловно, сказалось здесь влияние идей Пирса и прагматизма, их «поведенческий» подход к проблеме «значения». «Узкая» ориентация только на методы физиологии и психологии (главным образом «поведенческой») привела к натуралистической концепции коммуникации, свойственной уже Пирсу, а также характерной для прагматизма и неопозитивизма в целом.

В прямой связи с сайентизмом, как известно, находится один из важнейших принципов неопозитивизма – принцип верификации. Согласно этому принципу, все факты сознания, которые не поддаются проверке фактами опыта (понимаемого как чувственные переживания субъекта), объявляются лишенными научного смысла или «псевдоутверждениями». В теории символизма Ричардса конкретизацией этого принципа явилось центральное положение о различении символического (или референциального) и эмотивного использования знаков. Символическое использование, согласно Ричардсу, отвечает принципу верификации, имеет референты в опыте и поэтому применяется в науке. Эмотивное не отвечает этому принципу, не имеет референта в опыте и является «ненаучным» способом использования знаков. С учением о двух видах использования языка связана основная идея коммуникативной теории искусства Ричардса – мысль о том, что специфику поэзии и искусства в целом надо искать в особом использовании слов, знаков.

2.Поэзия – высшая форма «эмотивного» языка

1 С подобными критическими замечаниями выступают Блэкмур (16, 390), Джеймс (21, 71).

100

Глава II Неопозитивистская концепция искусства... А. Ричардс

Авторы работы «Значение значения» полагают, что «интерпретация любого знака есть наша психологическая реакция». Эту «тотальную реакцию» они и рассматривают как «значение» знака. В дальнейшем все свое понимание они сосредоточивают на анализе одной из разновидностей знаков – словах. Реакция на слово включает множество компонентов, которые можно разделить на две основные группы, составляющие символическое (или референциальное) и эмотивное (или эвокативное) значения. Значение слова – это «та часть нашей тотальной реакции на слово, которая представляет собой «мысль» о том, для чего слово предназначено и что оно символизирует». Таким образом, мысль и составляет символическое, или референциальное, значение слова. Иногда авторы рассматривают «референс» как «отношение» к нашей мысли о некоторой вещи, но это различение не объясняется,

ичаще всего символическое значение просто означает «мысль». Мысли относятся к предметам «вне нас», а значит, и слова «через» мысли о предметах обозначают сами предметы. «Тотальная» психологическая реакция на слово включает «чувство», «эмоции» и «установки», которые составляют эмотивное значение слова (2, 9, 20, 200, 244; 3, 118, 125).

Ричардc вводит важное различение между «значением» слов и их «использованием», или «функциями»2. Он различает два основных вида использования (или две функции) слов: символическое (референциальное)

иэмотивное (эвокативное) (см. 3, 261). Первый вид характеризует использование языка в науке и иногда прямо называется «научным» использованием языка. Второй вид характерен для функций слов (знаков) в поэзии (искусстве). Поэзия определяется как «высшая форма

2 Это различие проведено не совсем четко, что видно хотя бы из того, что одни комментаторы (например. Поллок) утверждают, что у Ричардса «функции» слов характеризуют значения и отличаются от «использования» (25, 1 – 8): другие (Ч. Моррис) ставят знак равенства между «функциями» и «использованием» (23, 70).

101

эмотивного языка» (3, гл. XXXV)3. Какие же критерии выдвигаются для дифференциации этих двух видов использования языка?

Если мы используем слова, чтобы передать информацию, коммуницировать «мысли» о вещах, символизировать отношение к референту обозначения – это будет символическое использование (функция) слов. Эта функция может быть реализована в основном через символическое значение слова (5, 181-182), но иногда могут «помогать» и эмотивные значения. Эмотивное использование языка характеризуется тремя основными функциями: 1) выразить отношения (чувства) к слушателю, 2) выразить отношения (чувства) к объекту (референту). 3) вызвать направленный эффект у слушателя4. Эмотивное использование реализуется через эмотивное значение слов. А какова роль символического значения («смысла») при эмотивном использовании?

Отвечая на этот вопрос, очень важный для понимания искусства, Ричардс занимает непоследовательную позицию, в особенности когда речь идет о высшей форме эмотивного языка – поэзии. В поэзии, утверждает он, язык используется для того, чтобы вызвать эмоции и установки, в этом состоит его функция и именно это придает коммуникации более глубокий характер по сравнению с той, где имеет место лишь «референция» (3, 179, 267). Это отличает поэзию от науки, где слова используются прямо противоположно их использованию в поэзии (4, 33). а именно символически, для передачи информа-

3 Вводя это разделение. Ричардс, как отмечает К. Уитти, обратился в сущности к старому дихотомическому делению рационально-эмоционального и интуитивно-символического (29, 157). которое получает у него неопозитивистскую интерпретацию.

4 В книге «Колеридж о воображении» для обозначения функций слов применяется иная терминология. Символической функции соответствует «коммуникация смысла», эмотивной – соответственно тона, чувства и направленности (6, 88). В «Инструментах мышления» различается семь функций: указание, описание, понимание (они соответствуют символическому использованию), оценка, влияние, контролирование, достижение практической цели (они соответствуют эмотивному использованию) (8, 19).

102

Глава II Неопозитивистская концепция искусства... А. Ричардс

ции. Многие комментаторы отмечали, что Ричардс в своих ранних работах утверждал, что в поэзии язык может быть использован чисто «эмотивно», без обращения к смыслу слов (18, 299; 26, 93). Допуская возможности эмотивного использования языка в поэзии, без обращения к смыслу слова, Ричардс не отрицает значения для поэзии ни смысла слов, ни утверждений (которые могут быть и истинными и ложными). Какую же роль отводит им эстетик? Авторы книги «Значение значения» считали, что элемент мышления входит, по крайней мере у всех цивилизованных взрослых людей, почти во всякое использование слов. Эти две функции обычно встречаются вместе, но тем не менее они в принципе отличны друг от друга (2, 150, 359).

Главной функцией в поэзии является эмотивная, символическая же функция играет подчиненную роль. При условии, что установка и чувства вызваны, самая важная функция языка поэзии выполнена и «любая символическая функция», которую слова могут иметь, только вспомогательная, «подчиненная эвокативной функции» (2, 150). Таким образом, символическое значение слов, «смысл» в поэзии служит главным образом не функции сообщения информации, а эмотивной функции. Эта мысль, как мы видели уже в «Значении значения», была подчеркнута Ричардсом и позже, в частности в «Инструментах мышления» (8, 42).

В качестве другого критерия, позволяющего различать упомянутые два вида использования языка, авторы «Значения значения» выдвигают вопрос, который следует из неопозитивистского принципа верификации: истинно или фальшиво данное высказывание. Если вопрос уместен, значит, это символическое использование, если нет – эмотивное.

Много споров и дискуссий вызвало положение Ричардса, развитое им в «Науке и поэзии», о том, что в поэзии нет «утверждений», а есть «псевдоутверждения». Этим термином Ричардс хотел подчеркнуть существенное отличие в использовании утверждений в поэзии от их применения в науке. Утверждения в науке использу-

103

ются для информации. Эмоциональные эффекты, которые они могут вызвать, несущественны для науки. Наука требует от утверждений однозначности, логичности

иистинности. Истинное утверждение верифицируется «соответствием с фактами» (4, 70 – 71). В поэзии также имеются утверждения. Но они «обслуживают» эмотивное использование. Их задача состоит не в том, чтобы информировать. Ричарда враждебно относился к «охоте за сообщениями» в поэзии, к интеллектуальной реакции, которая часто может препятствовать эмоциональному обогащению. Задача утверждений в поэзии – воздействовать на эмоции, упорядочивать их, организовывать импульсы и установки. «Большая часть утверждений, содержащихся в поэтическом произведении, существует, лишь как средство для проявления и выражения чувств

иустановок, а не в качестве мыслительного вклада в какую-либо систему взглядов» (5, 186).

Впоэзии «псевдоутверждения» не являются логическими выводами, логика здесь подчиняется чувствам. Взятые в другом контексте, например в науке, они могут быть истинными или ложными, но в поэзии они «ни то и ни другое» (5, 148). Их соответствие фактам бывает трудно установить. Это может быть связано с обобщенным

и«смутным» характером псевдоутверждений, их недостаточным специфицированием пространственными и временными координатами, а также с тем, что «факты» могут быть вымышленными. Широчайшие различия в референции для поэзии не важны, если будет достигнут определенный эффект в виде требуемых эмоций и установок. Установки шире и более обобщенны, чем референции, они не всегда направлены к тому, к чему отсылают утверждения. Говорить об «истинности» и «фальшивости» «псевдоутверждений» можно, но в другом, «поэтическом» смысле. Псевдоутверждения истинны, если они служат некоторым желательным установкам, связывают их вместе. Истинность этих псевдоутверждений определяется целиком их действием в освобождении или организации наших импульсов и установок. «Ложные» с точки зрения науки положения могут оказаться поэти-

104

Глава II Неопозитивистская концепция искусства... А. Ричардс

чески «истинными». Так, например, старые магические взгляды ценны, так как обеспечивают возможность для сложной эмоциональной игры, ценной для развития наших чувств. Потеря их угрожает эмоциональным голодом или односторонним упражнением самых тривиальных импульсов. Но Ричардс предостерегает от взгляда на поэзию как на отрицание науки. В поэзию не следует вводить ошибочные утверждения, не следует сочинять новые мифологии и возвращаться к детству: это профанирует поэзию и является опасным занятием. Ричардс выступает против «обычной» точки зрения на поэзию как на «коррелятив» науки. Поэзия служит иным задачам, чем наука (4, 70 – 74, 128, 268, 273).

Итак, Ричардс признает, особенно в поздних работах, что референция, несущая информацию и познание, играет известную роль в поэзии, но отводит ей служебное по отношению к эмоциям и установкам положение. Но авторы «Значения значения» не всегда последовательны в проведении этой точки зрения. В последних работах, например в «Инструментах познания», Ричардс более последовательно отдает должное познанию в искусстве, хотя эмотивному использованию по-прежнему отводится главное место. Для различения двух видов использования языка выдвигается кроме разобранных выше и третий критерий. Он связан с причинной теорией значения. Коммуникация предполагает, что идея человека действует на другого и у этого другого возникает опыт, сходный с опытом первого (3, 177). Из этого следует, что психологическим реакциям на слово у слушающего соответствуют в уме говорящего сходные состояния. Они-то и будут непосредственными причинами использования данного слова. «Между мыслями и символом – причинное отношение. Когда мы говорим, символизм, который мы используем, вызывается частично нашим мышлением и частично социальными и психологическими факторами – целью, для которой мы производим понятия, предполагаемым действием наших символов на других лиц и нашей собственной установкой» (2, 10). Символическое использование слов вызвано мыслью, в частности

105

мыслью о каком-нибудь предмете, все другие «причины» обусловливают эмотивное использование. Эмотивные слова, рассматриваемые в отношении их психологических причин, являются выразительными.

«Использование» слов в теории Ричардса следует рассматривать также в связи с контекстуалистской теорией значения, или теорией интерпретации, изложенной как

в«Значении значения», так и в более поздних работах. Знак (согласно этой теории) определяется как нечто такое, что однажды было членом контекста или иной конфигурации, которые действовали в уме как целое. Когда знак вновь появляется, его действия таковы, как если бы присутствовал остальной контекст (3, 90; 2, 139). Контекст влияет на использование слов, на их значения, которые, как знаки, действуют «через свой контекст». Думать иначе и допускать, что значения принадлежат словам в изоляции, – значит отдавать дань магической теории имен (7, 132).

Каждое слово находится как бы в двух контекстах. Его значение относится к классу «вещей», им обозначаемых (т.е. к понятию), и к порядку слов (т.е. к тексту). Современная лингвистика сказала бы здесь о парадигме и окружении. Напряжение между ними является причиной потенциальной многозначности. Последняя – специфическая черта поэтической речи. Контекстный характер значения обусловливает и метафоричность. Последняя свойственна не только эмотивному использованию, но и символическому (5, 48), это «всеобщий принцип языка» и мышления (7, 92, 94), которое использует метафоры как модели вещей.

Положение о двух видах использования языка и о критериях этого различения, в особенности интерпретация этого положения в отношении искусства, были подвергнуты серьезной критике многими западными авторами,

втом числе и «приверженцами» английского эстетика. Блэкмур писал, что Ричардс пытался трансформировать литературную критику в науку о лингвистике (16, 390). Об этом же пишет К. Уитти, связывая эту позицию Ричардса с идеями «Пражского кружка» (Якобсон и др.).

106

Глава II Неопозитивистская концепция искусства... А. Ричардс

Противопоставление «эгоцентрического» языка искусства языку науки, отсылающему к внешним элементам реальности, давало теоретическое обоснование для «чистого дискриптивизма» в литературном анализе, причем взгляды Ричардса служили такому обоснованию даже больше, чем взгляды его последователей Паунда и Элиота (29, 159). Профессор Нью-Йоркского университета Т. Поллок, отметив, что теория Ричардса об использовании языка имеет достоинства, тем не менее считает, что «как теоретическая основа для изучения литературы она просто неадекватна» (25, 8). К аналогичному выводу приходит и Дж. Сполдинг (28). М. Блэк пишет, что у Ричардса нет различия между презентацией и утверждениями. Из этого следовало, что, например, всякая референция в искусстве есть одновременно утверждение. Да, соглашается Блэк, поэзия может ничего не «утверждать», но это не значит, что в таком случае нет референции. Последняя здесь выступает в форме «презентации» («репрезентации», «изображения»). Ошибка Ричардса в этом вопросе, по справедливому мнению критика, была одной из причин того, что Ричардс недооценил важность интеллектуального понимания как фактора эстетической оценки, вообще недооценил познавательный фактор в эстетике (15, 207).

Хотопф, «верный рыцарь» Ричардса, полагающий, что критика в адрес Ричардса, как правило, является результатом неправильного понимания Ричардса, тоже утверждает, что с точки зрения психологической практики не может быть резкого различия между референциальным и эмотивным использованием языка. Не может быть «чистого» референциального способа, ибо всегда «замешаны» интересы, удовлетворение потребностей. Хотопф считает, что тезис, будто поэзия чисто эмотивна и имеет дело лишь с гармонизацией личности, – крайняя позиция и, может быть, «главная слабость теории Ричардса» (20, 245 – 246; см. также 17, 114).

Критики отметили также, что из теории Ричардса о двух видах использования языка следуют номиналистические тенденции эстетики Ричардса (15, 205), искусство

107

оказывается у него не связанным с предметами реального мира и в этом смысле противопоставляемым науке. Истмэн утверждает, что Ричардс рассмотрел функцию поэзии только с точки зрения побудительной установки

иорганизации поведения без отнесенности ее к реальности, а последнюю функцию он признает только за наукой

итем самым противопоставляет ее поэзии (18, 209, 303). М. Вейц считает ложным допущение, которое лежит в основе эстетики Ричардса о том, что истина – это сфера науки, а не искусства (30, 161).

3. Учение о коммуникации. Теория ценности

У Ричардса мы находим отчетливо выраженный основной принцип семантической философии искусства: проблема символизма, или, как она формулируется у Ричардса, проблема коммуникации, вместе с проблемой ценности являются двумя главными проблемами теории искусства. «Две опоры, на которых должна покоиться теория критики, – это учение о ценности и учение о коммуникации» (3, 25)5. В «Принципах литературного критицизма» Ричардс посвящает специальную главу (гл. V) доказательству необходимости для художественной критики и теории искусства общей теории ценности.

Позитивистская тенденция опираться на «проверенные факты», склонность к эмпиризму проявились в том, что Ричардс стремился построить теорию ценности без обращения к этическим «метафизическим» идеям, в частности не прибегая к учению об «абсолютной ценности». Ч. Стивенсон в работе «Этика и язык» (1941) писал, что у английского семантика имеются две несовместимые друг с другом теории ценности: аналитическая (эмотивистская) и натуралистическая (см. 14, 536).

Обычно эмотивистскую теорию ценности Ричардса рассматривают в плане его эмотивной этики. Но эмоти-

5 Английский семантик. как он об этом писал сам в «Принципах литературного критицизма», в отличие от последователей Б. Кроче, не «идентифицировал» красоту с «коммуникативной деятельностью», полагая, что есть много причин для того, чтобы отвести искусству важное место в теории ценности (3. 28, 32).

108

Глава II Неопозитивистская концепция искусства... А. Ричардс

визм обнаруживается и в понимании Ричардсом эстетической ценности. В книге «Значение значения» выдвигается тезис о том, что споры о красоте как специфическом внутреннем качестве вещей являются «пережитком словесных заблуждений» (2, 144). Таким образом, центральное понятие эстетики – «красота» оказалась среди «абстракций», лишенных научного смысла. Вместе с «красотой» подобную участь разделили такие понятия, как «форма», «гармония» и другие, ибо этим терминам не соответствуют никакие качества предметов «вне ума» (3, 21). Согласно Ричардсу, указанные термины используются не символически, но эмотивно. Не имея «референта» «вне ума», они выражают лишь эмоции и установки тех, кто их использует. Доказательство этого он видит, в частности, в их многозначности, насчитав, например, шестьдесят различных определений термина «красота».

Высказывание «это – красиво» служит лишь эмотивным знаком выражения нашего отношения к этому и. возможно, вызывающим подобное отношение у других людей, а также подготавливающим их к действиям того или иного рода. Эмотивный характер имеют не только высказывания об искусстве (о «красоте»), но и «высказывания» самого искусства. Произведение искусства (А) вызывает в нас эффект (Е) с признаком «В». Мы же обычно говорим, как если бы воспринимали А с качеством В («красиво»). Мы «проецируем» эффекты и действия произведения искусства в «качество» вне ума (3, 21). Такое проецирование, по мнению Ричардса, – это «мистический взгляд». Тем самым Ричардс полностью отрицает объективный характер эстетической ценности.

Пытаясь преодолеть субъективизм и релятивизм, Ричардс делал, по выражению М. Блэка, «героические усилия», чтобы обеспечить натуралистический критерий оценки (15, 209). «Натурализм» Ричардса во многом обусловлен влиянием ортодоксального позитивизма в духе Бентама, а также влиянием прагматистской теории ценности Д. Дьюи и неореалистической аксиологии Р.Б. Перри, в основу которых было положено понятие «интерес». Ключевым в натуралистической теории

109