Джауфре Рюдель

* * *

Мне в пору долгих майских дней

Мил щебет птиц издалека,

Зато и мучает сильней

Моя любовь издалека.

И вот уже отрады нет,

И дикой розы белый цвет,

Как стужа зимняя, не мил.

Мне счастье, верю, царь царей

Пошлет в любви издалека,

Но тем моей душе больней

В мечтах о ней – издалека!

Ах, пилигримам бы вослед,

Чтоб посох страннических лет

Прекрасною замечен был!

Что счастья этого полней –

Помчаться к ней издалека,

Усесться рядом, потесней,

Чтоб тут же, не издалека,

Я в сладкой близости бесед –

И друг далекий, и сосед –

Прекрасной голос жадно пил!

Надежду в горести моей

Дарит любовь издалека,

Но грезу, сердце, не лелей –

К ней поспешить издалека.

Длинна дорога – целый свет,

Не предсказать удач иль бед,

Но будь как Бог определил!

Всей жизни счастье – только с ней,

С любимою издалека.

Прекраснее найти сумей

Вблизи или издалека!

Я бы, огнем любви согрет,

В отрепья нищего одет,

По царству сарацин бродил.

Молю, о тот, по воле чьей

Живет любовь издалека,

Пошли мне утолить скорей

Мою любовь издалека.

О, как мне мил мой сладкий бред:

Светлицы, сада больше нет –

Всё замок Донны заменил!

Слывет сильнейшей из страстей

Моя любовь издалека,

Да, наслаждений нет хмельней,

Чем от любви издалека!

Одно молчанье – мне в ответ,

Святой мой строг, он дал завет,

Чтоб безответно я любил.

Одно молчанье – мне в ответ.

Будь проклят он за свой завет,

Чтоб безответно я любил!

БВЛ, с. 47–48

Клара Андузская

* * *

Заботами наветчиков моих,

Гонителей всей прелести земной,

Гнев и тоска владеют нынче мной

Взамен надежд и радостей былых.

Жестокие и низкие созданья

Вас отдалить успели от меня,

И я томлюсь, в груди своей храня

Боль смертных мук, огонь негодованья.

Но толков я не побоюсь людских.

Моя любовь – вот гордый вызов мой.

Вы жизнь моя, мне жизни нет иной, –

Возможно ли, чтоб голос сердца стих?

Кто хвалит вас, тому почета дань я

Спешу воздать, превыше всех ценя.

Зато вскиплю, зато невзвижу дня,

Промолви кто словечко в порицанье.

Пусть тяжко мне, пускай удел мой лих,

Но сердце чтит закон любви одной, –

Поверьте же, я никакой ценой

Не повторю другому слов таких.

Есть у меня заветное желанье:

Счастливого хочу дождаться дня, –

Постылых ласк угрозу отстраня,

Себя навек отдать вам в обладанье.

Вот, милый друг, и все мои писанья,

Примите их, за краткость не браня:

Любви тесна литых стихов броня,

И под напев не подогнать рыданье.

БВЛ, с. 179

Бернарт де Вентадорн

Коль не от сердца песнь идет,

Она не стоит ни гроша,

А сердце песни не споет,

Любви не зная совершенной.

Мои кансоны вдохновенны –

Любовью у меня горят

И сердце, и уста, и взгляд.

Готов ручаться наперед:

Не буду, пыл свой заглуша,

Забыв, куда мечта зовет,

Стремиться лишь к награде бренной!

Любви взыскую неизменной,

Любовь страданья укрепят,

Я им, как наслажденью, рад.

Иной такое наплетет,

Во всем любовь винить спеша!

Знать, никогда ее высот

Не достигал глупец презренный.

Коль любят не самозабвенно,

А ради ласки иль наград,

То сами лжелюбви хотят.

Сказать ли правду вам? Так вот:

Искательница барыша,

Что наслажденья продает, –

Уж та обманет непременно.

Увы, вздыхаю откровенно,

Мой суд пускай и грубоват,

Во лжи меня не обвинят.

Любовь преграды все сметет,

Коль у двоих – одна душа.

Взаимностью любовь живет,

Не может тут служить заменой

Подарок самый драгоценный!

Ведь глупо же искать услад

У той, кому они претят!

С надеждой я гляжу вперед,

Любовью нежной к той дыша,

Кто чистою красой цветет,

К той, благородной, ненадменной,

Кем взят из участи смиренной,

Чье совершенство, говорят,

И короли повсюду чтят.

Ничто сильнее не влечет

Меня, певца и голыша,

Как ожиданье, что пошлет

Она мне взгляд проникновенный.

Жду этой радости священной,

Но промедленья так томят,

Как будто дни длинней стократ.

Лишь у того стихи отменны,

Кто тонким мастерством богат,

Взыскует и любви отрад,

Бернарт и мастерством богат,

Взыскует и любви отрад.

БВЛ, с. 51

* * *

Люблю на жаворонка взлет

В лучах полуденных глядеть:

Все ввысь и ввысь – и вдруг падет,

Не в силах свой восторг стерпеть.

Ах, как завидую ему,

Когда гляжу под облака!

Как тесно сердцу моему,

Как эта грудь ему узка!

Любовь меня к себе зовет,

Но за мечтами не поспеть.

Я не познал любви щедрот,

Познать и не придется впредь.

У Донны навсегда в дому

Весь мир, все думы чудака, –

Ему ж остались самому

Лишь боль желаний да тоска.

Я сам виновен, сумасброд,

Что мне скорбей не одолеть, –

В глаза ей заглянул и вот

Не мог я не оторопеть;

Таит в себе и свет, и тьму

И тянет вглубь игра зрачка!

Нарцисса гибель я пойму:

Манит зеркальная река.

Прекрасных донн неверный род

С тех пор не буду больше петь:

Я чтил их, но, наоборот,

Теперь всех донн готов презреть.

И я открою, почему:

Их воспевал я, лишь пока

Обманут не был той, к кому

Моя любовь так велика.

Коварных не хочу тенёт,

Довольно Донну лицезреть,

Терпеть томленья: тяжкий гнет,

Безжалостных запретов плеть.

Ужели – в толк я не возьму –

Разлука будет ей легка?

А каково теперь тому,

Кто был отвергнут свысока!

Надежда больше не блеснет, –

Да, впрочем, и о чем жалеть!

Ведь Донна холодна как лед –

Не может сердце мне согреть.

Зачем узнал ее? К чему?

Одно скажу наверняка:

Теперь легко и смерть приму,

Коль так судьба моя тяжка!

Для Донны, знаю, все не в счёт,

Сколь к ней любовью ни гореть.

Что ж, значит, время настает

В груди мне чувства запереть!

Холодность Донны перейму –

Лишь поклонюсь я ей слегка.

Пожитки уложу в суму –

И в путь! Дорога далека.

Понять Тристану одному,

Сколь та дорога далека.

Конец любви, мечте – всему!

Прощай, певучая строка!

БВЛ, с. 51–54

* * *

Цветут сады, луга зазеленели,

И птичий свист, и гомон меж листвою.

Цвету и я – ответною весною:

В душе моей напевы зазвенели.

Как жалки те, что дара лишены

Почувствовать дыхание весны

И расцвести любви красой весенней!

Немало слез, обид и злых мучений –

Мои мечты всё превозмочь успели,

И до сих пор они не охладели,

Я полюбил еще самозабвенней.

Всевластию любви подчинены

Все дни мои, желания и сны –

Я, как вассал, у Донны под пятою.

Недаром чту я истиной святою:

В делах любви язык мольбы и пеней

Пристойнее сеньора повелений, –

Иначе я самой любви не стою!

Богач, бедняк – все перед ней равны.

Надменные посрамлены, смешны,

Смиренный же достиг заветной цели.

Да, для другой, ее узнавши еле,

Я кинул ту, что столь нежна со мною, –

Ни с песнею, ни с весточкой иною

Мои гонцы давно к ней не летели,

И впредь меня оттуда гнать вольны.

Да, отрицать не вправе я вины,

Но одолеть не мог я искушений.

От всех безумств и головокружений

Я лишь тогда б очнулся в самом деле,

Когда б глаза той, нежной, поглядели

В мои глаза хоть несколько мгновений,

И, кротостью ее укрощены,

Все думы будут ей посвящены, –

В том поклянусь я с поднятой рукою.

Себе тогда я сердце успокою

В раскаянье, средь горьких сожалений,

Когда та, кого нет в мире совершенней,

Пренебрежет своей обидой злою.

Пред ней с мольбой ладони сложены:

Лишь только бы взглянуть со стороны,

Как милая готовится к постели!

Но трепещу от страха: неужели

Себя окажет кроткая крутою –

Сочтет меня утратою пустою?

Князья, меж тем, вассалов не имели,

Чтоб были так покорны и скромны,

Как я пред ней, – решимости полны

Ждать милости и не вставать с коленей.

К покинутой стихи обращены,

Но Глаз Отраде преподнесены,

Дабы ни в ком не вызвать подозрений.

Будь мы, Тристан , вовек разлучены,

О вас вовек не прекращу молений!

БВ, с. 67–68