Сеньор на празднике; щедрость сильных мира сего

Как заметила Линда Паттерсон, самые пышные праздники, устраивавшиеся на христианском Западе, приходятся на десятилетие с 1170 по 1180 год; торжества эти проходили при аристократических дворах Окситании и отличались поистине королевской и княжеской роскошью.⁸⁵

В хронике тех лет, написанной монахом Жоффруа де Вижуа, в юности получившим образование в монастыре Святого Марциала в Лиможе, рассказывается забавная история, случившаяся в конце предшествующего века при дворе Гильема IX, герцога Аквитанского⁸⁶. Эблес II, виконт Вентадорнский, прозванный трубадурами «Певцом», был другом и одновременно вассалом Гильема, ибо его владения находились в одном из четырех виконтств, расположенных на территории домена, принадлежащего графу де Пуатье.

Однажды Эблес прибыл ко двору в Пуатье в обеденный час, и граф без всякого предупреждения отдал распоряжение устроить по такому случаю пир. Однако приготовления к празднеству затянулись, и Эблес в нетерпении воскликнул: «Не стоило идти на такие большие расходы, чтобы доставить удовольствие столь ничтожному сеньору, как я!» Спустя некоторое время граф де Пуатье неожиданно явился в замок Вентадорн; сопровождало его, как утверждает хронист, более сотни всадников. Эблес сидел за столом. Поняв, что его сеньор пожелал испытать его, он тотчас приказал принести прибывшим гостям воды для омовения рук и принял их как должно, то есть проявил щедрость и широту души. Всем окрестным крестьянам было отдано распоряжение живо нести в замок на кухню побольше съестных припасов. Крестьяне собрали все, что имели: кур, уток, пернатую и иную дичь, так что вполне хватило бы даже на пир по случаю княжеской свадьбы. А вечером в замок, без ведома его хозяина, пришел крестьянин, ведя за собой повозку, запряженную быками; приблизившись, он громко, будто исполняя обязанность глашатая, объявил: «Подойдите сюда, товарищи графа де Пуатье! Взгляните, как развешивают воск при дворе сеньора Вентадорнского!» Продолжая выкрикивать свои слова, крестьянин забрался на телегу и топором разрубил обручи на стоявших в повозке бочках: оттуда посыпались свечи чистейшего воску. Затем он повернулся и отправился к себе в деревню Мальмон. Граф де Пуатье не поскупился на похвалы находчивости и смелости виконта Вентадорнского. Эблес наградил крестьянина, одарив его фьефом Мальмон с правом передачи его по наследству, дабы потомки крестьянина могли беспрепятственно владеть им. Сумев проявить щедрость (largueza – одна из куртуазных добродетелей, воспетых трубадурами) по отношению к своему сеньору, Эблес обязан был поступить вдвойне великодушно, награждая своего вассала, который, принимая во внимание свое низкое положение, проявил поистине верх остроумия. Если верить этой истории, можно прийти к заключению, что в то время куртуазный кодекс уже оказывал свое облагораживающее влияние на отношения в обществе.

Один из наиболее пышных праздников, воспоминание о котором сохранилось до наших дней, был устроен 18 апреля 1176 года в Бокэре⁸⁷, точнее, на острове Жарнег, расположенном посреди Роны, между Тарасконом и Бокэром. Бокэр, наряду с Сен‑Жилем, опорой графских владений в землях д’Аржанс, был основан около 1080 года Раймоном де Сен‑Жилем, дабы соперничать с Тарасконом, построенным на другом берегу Роны, во владениях Дус Прованской, принадлежавших к домену каталонских графов. И по сей день две башни – одна в Бокэре, другая в Тарасконе – горделиво, подобно двум непреклонным соперникам, высятся на берегах разделяющей их реки. Очевидец этого праздника, все тот же лимузенский хронист Жоффруа де Вижуа описал его в своем труде. Поводом для торжества послужило примирение графа Раймона V Тулузского с Альфонсом II Арагонским и графом Барселонским (самым знаменитым покровителем трубадуров), произошедшее при посредничестве Генриха II Плантагенета, короля Англии и супруга Альеноры, внучки первого трубадура Гильема Аквитанского. По словам Жоффруа, в тот день в стенах Бокэра разместились десять тысяч рыцарей (то есть сто отрядов по сто рыцарей) со свитой. Десять тысяч – цифра, скорее всего, вымышленная, магическая, взятая из волшебных сказок.

В архивах сохранились документы, свидетельствующие о существовании нескольких проектов мирного соглашения, предложенных по случаю праздника. Так, известно, что в апреле 1176 года, то есть весной, в сезон, располагающий как к войне, так и к мирным торжествам, обе враждующие стороны достигли договоренности соблюдать границы о разделе Прованса, зафиксированные в договоре от 1125 года. Чтобы компенсировать своему противнику территориальные потери, король Арагона пообещал заплатить ему тысячу тридцать марок серебром.

Согласно Жоффруа, на всем протяжении торжеств, устроенных по случаю заключения мирных соглашений, граф Тулузский щедро раздавал дары: к примеру, один из его приверженцев, Раймон д’Агут, «великолепный рыцарь» и покровитель лимузенского трубадура Гаусельма Файдита, получил сто тысяч солей, чтобы дать достойное приданое своим пяти дочерям, ибо приданое, которое в те времена на юге и прилегающих территориях положено было давать за графской дочерью, равнялось двадцати тысячам солей. Каждый, кто на этом празднике хотел выступить в роли покровителя, большого либо малого, сумел завербовать себе новых сторонников. Ходили слухи, что некий Гильем Гро де Мартелло, прибывший с тремя сотнями рыцарей, сжег «просто так» несколько связок восковых свечей, не посчитав нужным пустить их на освещение или же пожертвовать какому‑нибудь святому… А Раймон Вернуль, если верить слухам, сжег тридцать лошадей, животных, являющихся неотъемлемой частью рыцарского снаряжения и свидетельством богатства их владельца! Какой скандал! – возмущается Жоффруа, вконец обескураженный подобным расточительством.

Все дни, что продолжался этот небывалый праздник, сильные мира сего, казалось, соперничали в расточительстве. Говорили, что «добрая» графиня д’Уржель, в которую влюбился трубадур Раймбаут Оранский, отправила в подарок некоему Гильему Мита, преданному человеку из свиты своего друга, корону стоимостью сорок тысяч солей! Разумеется, Жоффруа де Вижуа возмущен столь бессмысленными тратами владетельных сеньоров. Почтенный клирик, он в своих оценках ориентируется на комментарии проповедников и моралистов Северной Франции, где отнюдь не одобряются вольные нравы и мотовство южан.