4.5. Эволюция мифологической концепции Буслаева

По вопросу об эволюции взглядов Буслаева в историографии существуют 2 точки зрения:

ПЕРВАЯ. Его наследие целостно и едино. Эту точку зрения высказывал в свое время в отношении своего учителя А.Н.Веселовский в рецензии на книгу Буслаева «Мои досуги»: «Открывались новые материалы, новые области научного ведения…, и автор принимал их к сведению,.. но его идеальный кругозор не изменился от этого материального приумножения».

ВТОРАЯ. Буслаев изменил свои научные позиции, перейдя от гриммовской концепции на позиции теории заимствования. Основание для такой точки зрения дал сам Буслаев в предисловии к сборнику «Народная поэзия», переизданному в 1887 г. Он писал в нем, что с 60-х годов в науке многое значительно изменилось, и «так называемая Гриммовская школа с ее учением о самобытности народных основ мифологии, обычаев и сказаний, которое я проводил в своих исследованиях, должна была уступить место теории взаимного между народами общения». В связи с этим Буслаев пишет, что переиздает свои прежние работы только по просьбе Академии Наук и в качестве «материалов по истории науки». Тут необходимо отметить необычайную скромность ученого. Еще в 1862 г. то же самое было с переизданием его книги «О преподавании отечественного языка». Буслаев согласился на него с условием: «только как материал по истории педагогики». Между тем в конце Х1Х века, в 1898 году, она снова была переиздана, и академик А.Шахматов писал в связи с этим: «Со времени выхода этих материалов прошло уже полстолетия. Но из всего написанного о русском языке я не читал ничего более интересного, более живого и талантливого»¹.

Как же решить вопрос об эволюции Буслаева? В 1840-60-е гг. его теоретические взгляды отличаются целостностью и основаны на идеях гриммовской школы. С 70-х – под воздействием теории заимствований Бенфея в его взглядах происходит изменение: не отказываясь от основ мифологической концепции Гриммов, он считает возможным внести в нее коррективы.

В 1874 г. в статье «Странствующие повести и рассказы» и в ряде других работ Буслаев показывает наличие иноземных влияний в апокрифических произведениях, в произведениях о животных, в сказках, в летописях. С его точки зрения, заимствование не есть свидетельство беспомощности: «Национальность каждого народа, которому предназначена великая будущность (а таков и народ русский), обладает особенною силою претворять в свою собственность все, что ни входит в него извне. Следовательно, указывая на чужеземные влияния на русскую старину, исследователь говорит не столько во вред, сколько в пользу нашей народности, которая вышла самостоятельною из-под всех чуждых наростов, усвоив себе из чужого только то, что согласно с ее существом» («Исторические очерки русской народной словесности и искусства», т. П).

Тогда, в конце своего творческого пути, Буслаев признает и фактор самозарождения: «Длинные ряды сходных между собою преданий… приводят к мысли о том, что кроме сродства первобытного, по языку и мифологии, кроме исторической передачи предания и литературной взаимности есть еще другие узы, которыми народы на громадных расстояниях связываются между собою. Общие всему человечеству законы логики и психологии, общие явления в быту семейном и крестьянской жизни, наконец, общие пути в развитии культуры, естественно, должны были отразиться и одинаковыми способами понимать явления жизни и одинаково выражать их в мифе, сказке, предании, притче или пословице» («Странствующие повести и рассказы», 1874).

Буслаев двигался в том направлении синтеза результатов различных течений мифологической школы, который в литературоведении Х1Х века осуществил все же не он, а А.Н.Веселовский. Для Буслаева движение к идее синтеза было конечным пунктом его творческой эволюции, для Веселовского – начальным.

У мифологической концепции Буслаева основа все-таки гриммовская. Соединение конечных выводов трех течений мифологической школы на такой основе получалось не органическое, а все же несколько эклектическое.