Глава II. Война есть факт божественный

У всех народов война является первоначально как факт божественный.

Я называю божественным все то, что в природе имеет начало непосредственно от творческой силы, а у человека — непосредственно в разуме или совести.[...]

Но в чем же заключается эта божественность войны?

Если бы война, как я сейчас говорил, была не более как столкновение сил, стра­стей, интересов, то она ничем не отличалась бы от драки между зверями и вошла бы в категорию явлений животной жизни; она была бы, подобно гневу, ненависти, сладо­страстию, одним из явлений, производимых волнением крови, и этим все было бы сказано. Есть даже основание предполагать, что она в таком случае исчезла бы уже несколько столетий тому назад, осужденная и разумом, и совестью. Из уважения к самому себе человек перестал бы воевать с человеком, как перестал есть человека, обращать в раба, как перестал жить в беспорядочном плотском смешении, боготво­рить крокодилов и змей.

Но в войне есть нечто другое; в ней есть нравственный элемент, что и делает ее самым блистательным и в то же время самым ужасным выражением человеческого существа.[...]

Слава войне! Благодаря ей человек, едва вышедши из грязи, где зародился, явля­ется великим и доблестным: на трупе убитого врага — его первая мечта о славе и бессмертии.[...]

Если бы община поглощала всего человека, нашей цивилизацией была бы конюш­ня. Не будь войны, могли ли бы понять, чего стоит человек, — что такое народ, пле­мя? Был ли возможен прогресс? Имели ли бы мы даже понятие о ценности, уа1еиг, перенесенное из языка воина в язык торговца?.. Нет народа, сколько-нибудь просла­вившегося, который бы не гордился своими военными летописями: это его лучшее право на уважение потомства.[...]

Глава VI. Война — школа человечества

Итак, война есть неотъемлемое свойство человечества и будет существовать, пока человечество существует; она есть часть его нравственности сама по себе, независи­мо даже от образа своего проявления, независимо от правил, по которым могут со­вершаться битвы, независимо от определения прав победителя и обязанностей побе­жденного.[...]

Глава VIII. Война и мир — выражения соотносительные

Как людям не воевать, когда вся их мысль полна войною; когда их понятие, вооб­ражение, диалектика, промышленность, искусство — все связано с идеей войны; ко­гда все в них и вокруг них представляет сопротивление, противоречие, антагонизм.

Но вот насупротив войны становится божество не менее таинственное, чем война, и не менее ее уважаемое смертными; это божество есть мир.

Идея всеобщего, вечного мира также присуща сознанию народов, как и идея вой­ны, и не менее ее категорична.[...]

Война и мир, которые масса представляет себе как два порядка вещей, исклю­чающие друг друга, составляют попеременное условие жизни народов. Они обоюдно вызывают друг друга, взаимно определяются, пополняются и поддерживаются как обратные, равные и нераздельные термины антиномии. Мир предполагает войну, война предполагает мир.[...]

Итак, война и мир, явления соотносительные, равно действительные и необходи­мые, суть две главные функции человечества. Они чередуются в истории, как в жизни индивидуума — бдение и сон, как у работника — потеря сил и их возобновление, как в политической экономии — производство и потребление. Мир есть еще война, а война есть мир: было бы ребячество воображать, что они исключают друг друга.[...]

Пока мир продолжается, упражняются в искусстве владеть оружием. В продолже­ние сорока столетий занимается человечество метафизикой, поэзией, комедиею, ро­маном, наукою политическою и земледелием и не придумало для минут отдохнове­ния более благородного занятия, как война.[...]

Общие выводы. НОВОЕ ПРАВО: НОВАЯ МИССИЯ

Феноменальность войны. Война есть самый глубокий и самый великий феномен нашей нравственной жизни. Никакие величественные процессии, никакие акты вла­сти, никакие гигантские создания промышленности не могут сравниться с ним. В гармониях природы и человечества война дает самую сильную ноту; она действует на душу как удар грома, как голос урагана.[...]

Идея войны. Идея войны равна ее феноменальности. Это одна из тех идей, кото­рые с первой минуты их появления овладевают всем разумом человека, проникают все его созерцания, все его чувства и которые по причине этой их всеобъемлемости логика называет категориями. Действительно, война заключает в себе три начала:

силу — принцип движения и жизни, который мы находим также в идеях о причине, воле, свободе, уме; антагонизм — действие-противодействие, всемирный закон мира, который, как и сила, есть одна из двенадцати категорий Канта; правосудие — высшая способность души, принцип нашего практического разума, которое обнаруживается в природе равновесием.

Предмет войны. Если мы от феноменальности и идеи войны перейдем к ее пред­мету, наше удивление к ней нисколько не уменьшится. Цель войны, ее роль в человечестве состоит в том, чтоб возбуждать все человеческие способности и чрез это соз­давать право, универсализировать его и с помощью этой универсализации права оп­ределять и двигать общество.[...]

Война есть нормальное явление в жизни человечества, хотя она и не есть такое явление, которое бы мы должны были признать вечным. Она есть только первона­чальная форма, в которую облекается антагонизм, этот закон человечества, как и за­кон природы, — необходимое условие общественного развития. Следовательно, можно рассматривать войну с двух различных точек зрения: с точки зрения полити­ческой и законодательной и с точки зрения экономической.

С точки зрения политической и законодательной война есть орган самого перво­начального из всех прав, права силы. Существование этого права свидетельствуется всемирным сознанием: без этого права рушится все здание правосудия, без него не­объяснимы ни строение общества, ни ход цивилизации, ни смысл религиозных ми­фов. С признанием же этого права, напротив, все становится рационально и ясно, становится ясным, как цивилизация постоянно развивалась войною, как закон уста­новил свои формулы, как все виды права: право войны, право международное, право политическое, право гражданское, право экономическое, право философское, право разума, право свободы, право любви и право семейное, право труда — как все эти виды права истекают один из других, различаются и определяются по принципу и образцу права сильнейшего.

Впрочем, компетентность войны как специального органа силы ограничивается только вопросами силы. Вот почему, создав государство как свой субститут для ре­шения споров между частными лицами, она предоставила себе только решение спо­ров между народами. Ужасна эта юрисдикция без судей, без свидетелей, без присяж­ных, без аудитории, где спорящие суть в то же время и свои собственные судьи и свои собственные адвокаты. Но тем не менее приговоры войны безошибочны, дейст­вительны, неподкупны! Горе тому, кто вздумал бы уклониться от них! Горе тому, кто отказался бы от битвы или, приняв битву, нарушил бы ее законы! Победа будет для него бесплодна, и рано или поздно оскорбленная им сила обратится против него.[...]

Война, создавая право и возводя изучение этого права в науку положительную, объективную, выше всех теорий; ее авторитет выше всех возможных авторитетов. Право любви не произвело ничего, что могло бы сравниться с созданиями права си­лы. Война раскрыла нам, наконец, что, вопреки всем господствующим до сего време­ни учениям, ни монархия всемирная, ни федерация, ни иерархия, как ее понимали Средние века, не могут быть политическою конституцией) человечества. Всемирная монархия была бы слиянием всех сил, следовательно, отрицанием антагонизма, абсо­лютной неподвижностью; всемирная федерация привела бы к инерции сил, подчинив их общей власти: федеративная система применима только по отношению к неболь­шим государствам, соединяя их для взаимной защиты против нападений со стороны больших государств; всемирная иерархия, наконец, была бы не что иное, как всемир­ное порабощение, и необходимо повлекла бы за собой прекращение антагонизма и, следовательно, смерть. Политическая система человечества состоит в общем равно­весии государств, взаимно друг друга ограничивающих, причем свобода, жизнь не­престанно истекали бы из взаимного воздействия государств одного на другое, скажу даже, из угрожающего положения их в отношении друг к другу. Это равновесие есть Мир в значении отрицательном; война, с точки зрения экономической, представит нам его положительное значение.[...]

Цель войны, смотря по степени цивилизации, — грабеж, дань, экспроприация и, наконец, эксплуатация человека без различия победителей и побежденных. Доведен­ная до абсурда этим превращением завоевания в эксплуатацию человека, война теря­ет все свое обаяние и становится невозможной. Возникает новая проблема, решение которой — вне пределов военной юрисдикции — проблема экономическая. Решение этой проблемы, преображая антагонизм, дает реальность миру. Таким образом, во­преки пауперизму, который ее развратил, и даже под влиянием этого пауперизма война, оставаясь неуклонно на пути правосудия, приводит нас к обезоружению. Мы уже видели, каким образом, рассматриваемая с точки зрения политической и законо­дательной, она приводит нас к обезоружению чрез международное равновесие; рас­сматриваемая с точки зрения экономической, она нас также приводит к обезоруже­нию, ставя пред нами экономическую проблему и объявляя себя некомпетентной для ее решения.

Демократия и война. Для того, кто проследил изложенный мною ход войны, должно быть очевидно, что общее течение дел ведет к миру. Осмелюсь даже сказать, что недалеко то время, когда наступит окончательное умиротворение: по всей веро­ятности, это будет делом XIX столетия. Но тем не менее справедливо, что в настоя­щую минуту, как я пишу эти строки, народы и правительства, по-видимому, более чем когда либо расположены к войне.[...]

Но кто же хочет войны вопреки стремлениям и самым достоверным выводам са­мой войны? Я предоставляю моим читателям труд самим оценить политику держав и воздерживаюсь сказать что-либо, что могло бы оскорбить правительства. Но да будет мне дозволено высказать мое сожаление, что часть французской демократии, увлека­ясь ложным революционным рвением, подстрекает правительства к войне наперекор своей идее, наперекор истинному назначению Франции.[...]

Французские демократы! Вместо того чтоб пережевывать старые формулы, ста­рые идеи и старые парадоксы, вместо того чтобы увлекаться устарелыми утопиями и возбуждать угасшие страсти, — станьте в уровень событиям, изучайте дух и дела ва­шего столетия, наблюдайте его стремления, и вы убедитесь, что война не имеет более ни малейшей причины существовать, что она не может более иметь ничего органиче­ского, цивилизующего, либерального.

Человечество подобно обширному мозгу, в котором могут рождаться всякого рода мысли, но в конце концов истина торжествует над заблуждением. От Франции зави­сит война и мир. Ни одно государство не думает нападать на нее; напротив, все ее боятся и не доверяют ей, что не очень должно льстить ее гордости. Как Франция ре­шит, так и будет. Война приходит к концу: таков результат всех наших исследований. Не хотим ли мы снова восстановить войну? Установленные нами принципы, анализ поводов и причин войны, теперешнее положение Европы — все свидетельствует, что в настоящее время не существует ни одного рационального казуса войны. Политика войны исчерпана.[...]

Впрочем, как бы люди ни решили, нам нечего бояться за будущее. Люди ничтож­ны: они могут только до некоторой степени потревожить ход вещей и этим сделают вред только самим себе. Только одно человечество — велико; оно — непогрешительно. И я смело говорю от его имени: Человечество не хочет более войны!