Иллюстрация:

Будда Шакья-Муни

Бронза. XIX в. Ленинград. Музей антропологии и этнографии АН СССР

концу XIX в., когда начинается вовлечение региона в мировую капиталистическую систему. Художественный потенциал, накопленный местными литературами, становится важной субстанциональной предпосылкой этого характерного для всего незападного мира типа модернизации. Его социальной предпосылкой следует считать формирование той среды, в которой (в последовательности, сформулированной советским этнографом С. А. Арутюновым) может происходить отбор, воспроизведение, модификация и в конечном счете структурная интеграция явлений западной культуры и литературы. Среда эта создается, естественно, там, где наиболее интенсивно и долговременно контактируют европейские и местные культуры. В преимущественном положении здесь оказывается Индия (где в качестве лидера выступает Бенгалия, попавшая в сферу английского влияния еще в XVIII в.) вкупе со Шри-Ланкой, почти целиком окрещенные испанцами в XVI—XVII вв. Филиппины и Нидерландская Ост-Индия. Культурное взаимодействие сосредоточивается во всех этих трех сферах по преимуществу в крупных городских анклавах, таких, как Калькутта, Манила и Батавия, форпостах торгово-промышленной и административной деятельности, охватывающей и пришлое, и местное, и смешанное, метизированное городское население.

Очевидны общие черты, присущие всем трем основным очагам модернизации в Южной и Юго-Восточной Азии. Так, во всех трех, подобно тому как это было и в других неевропейских странах, важную, если не решающую роль в формировании местной интеллигенции, т. е. читателей и писателей нового типа, играли миссионерские, а затем и светские европеизированные школы, равно как и местная периодическая печать. С развитием печати меняется и тип чтения (экстенсивное вместо интенсивного, чтение про себя вместо чтения вслух). Во многих отношениях сходна и местная рецепция европейской культуры и литературы, опять-таки напоминающая соответствующий тип рецепции в других странах Азии. Так, не подлежит сомнению пиетет, с которым местная интеллигенция, как правило, относится к европейской культуре. По словам советского культуролога Г. С. Померанца, «основные ценности европейского просвещения — это ценности именно Просвещения: прогресс, развитие, права человека и гражданина. Как бы ни жила Европа после XVIII в., Восток она больше всего поражала этим просветительским наследством...». Неудивительно поэтому, что местные авторы критически рассматривают как местные общественные пороки (включая сюда и религиозный обскурантизм), так и несправедливости колониального строя, находящиеся в противоречии с усвоенными ими идеалами Просвещения.

По-своему истолкованный просвещенческий рационализм причудливо, на европейский вкус, сочетается у местных писателей с чертами сентиментализма и особенно популярного здесь романтизма — «неминуемых» этапов литературной эволюции Нового времени. В то же время здесь создается собственная шкала ценностей, подсказанная динамикой местного литературного развития, причем на этой шкале высшие места наряду с Д. Дефо, В. Скоттом, А. Дюма-отцом и Ж. Верном занимают, например, Г. Рейнолдс, П. А. Понсон дю Террайль или П. Ш. де Кок. Говоря об общих процессах, протекающих в модернизирующихся литературах региона (как и других частей Азии), следует отметить расширение информативных функций литературы, существенное обновление тематики, равно как и проблематики местных литературных произведений

623

(а тем самым и изменение их дидактической направленности), разработку нового литературного языка, адекватного задаче отображения действительности, встающей перед литературой, и в связи со всем этим — заходящие все глубже структурные перемены в присущей каждой из местных литератур системе литературных родов и видов.

Не менее существенны, разумеется, и отличия, выявляющиеся в ходе образования конкретных модернизированных социумов, в процессе освоения ими явлений западной культуры и литературы и в конечном счете в ходе литературной революции, разворачивающейся в указанных странах. Никоим образом не сводясь к «продвинутости» той или иной литературы в ее перестройке по некоему усредненному западному образцу, локальные особенности литературного развития определяются и спецификой преобразуемой литературной системы (груз традиций), и типами культурных и литературных контактов, преобладающих в той или иной из рассматриваемых сфер, и своеобразием исторических процессов, характерных для каждого отдельно взятого общества и так или иначе влияющих на местных литераторов.

Так, яркая и многоплановая картина, которую являют нам модернизирующиеся бенгальская, маратхская, гуджаратская литературы, а за ними литературы на хинди и урду, объясняется и многообразными традициями, стоявшими за этими литературами, и особой мобильностью индийского типа культуры, и влиятельностью тех местных социальных слоев, которые оказываются застрельщиками модернизации, и своего рода равнением на передовых, характерным для индийских литератур, и, наконец, тем, что литераторы полной мерой черпали из культурного и литературного опыта одной из наиболее развитых европейских наций того времени. Результатом всего этого явилось радикальное обновление местного театра и возникновение разноплановой новой драматургии, с самого начала берущейся за наиболее острые и насущные проблемы индийского общества («Зеркало индиго» Динобондху Митро), становление романа, который в немалой степени ориентируется на английский просветительский и исторический роман, вплоть до создания оригинальных индийских версий конкретных произведений английской романистики, первые опыты модернизации — в романтическом духе — местной поэзии.

Голландцы, более склонные к культурной сегрегации, не торопились открыть окно в Европу колонизируемым ими народам. Этим в немалой степени объясняется то, что литературы Нидерландской Ост-Индии продолжали вариться в собственном соку, и лишь в последней четверти XIX в. здесь складывается «второсортная» прослойка метизированного городского населения, тяготеющая к европейской культуре и получившая, как правило, посредственное светское образование на единственно доступном ей «низком малайском» языке — городском койне Малайского архипелага. Письменная (на латинской основе) форма «низкого малайского», лишь в незначительной степени связанная с языком классической малайской литературы, оказывается единственно возможным и в то же время по-своему идеальным языком местной печати, равно как и местной переводной литературы, которую составляют как европейские (по большей части переведенные с голландского), так и китайские приключенческие повести и романы. Лишь к концу 80-х годов относятся первые попытки отобразить на «низком малайском» в квазитрадиционной поэтической форме актуальные события современности. Тогда же впервые заявляет о себе коммерческая музыкальная комедия на «низком малайском».

Особая ситуация складывается в это время на Филиппинах. Народы Филиппин до колонизации в массе своей были бесписьменными, и лишь после обращения их в христианство у них формируются литературы, возникшие путем трансплантации на местную почву средневековой испанской словесности. Однако образующаяся во второй половине XIX в. частично креолизованная филиппинская интеллигенция, вместо того чтобы тратить силы на реформирование этих популярных и черепашьими темпами эволюционизирующих литератур, обращается к литературной деятельности на испанском языке, изучение которого поощрялось колониальной администрацией. В результате первые и наиболее значительные произведения новой филиппинской поэзии и прозы пишутся по-испански, что не лишает их примет, свойственных многим другим модернизирующимся литературам Востока, таких, например, как антиклерикализм или отголоски произведений А. Дюма-отца и Э. Сю в шедевре испаноязычной филиппинской романистики «Noli me tangere» Х. Рисаля.

В целом же для литературной истории Южной и Юго-Восточной Азии во второй половине XIX в. характерно неустойчивое равновесие между традиционными и модернизирующимися литературными системами, где количественный перевес (за исключением сравнительно немногочисленных городских анклавов) оказывается еще на стороне первых, обреченных, однако, на распад в первой половине XX столетия.

Литературы Индии [второй половины XIX в.]

624

ВВЕДЕНИЕ

Период второй половины XIX в. характеризуется дальнейшим усложнением общественно-политической и культурной жизни Индии. Все прочнее укореняются капиталистические формы хозяйствования, в этот процесс втягиваются окраинные районы Индии, феодальные княжества. Открытие колледжей, университетов (в Калькутте, Бомбее, Мадрасе, Лахоре) сопровождается увеличением числа европейски образованных индийцев. В огромной мере возрастает количество печатных органов — общественно-политических, литературных, религиозно-философских; расширяется сеть культурно-просветительских и литературных обществ. Все это способствует установлению более тесных связей и контактов между культурными центрами, общественными организациями, деятелями культуры различных районов Индии.

Общественно-политическая жизнь Индии отмечена заметным усилением напряжения между колониальными властями и местным населением, которое принимает порой резкие формы. Так, после Великого национального восстания 1857—1859 гг. одно за другим вспыхивают в различных местах Индии восстания («Восстания индиго», крестьянские восстания под предводительством Пхадке, движение намдхари, выступление аборигенных племен и т. д.). Возрастают социальные претензии и буржуазной интеллигенции, хотя они не выливаются в столь резкие формы. Все настойчивее становится ее требование допуска к экономическому и политическому управлению страной. К данному периоду относится создание общественных организаций — Индийская ассоциация (Бенгалия), Сарваджаник Сабха (Западная Индия). Центральная мусульманская ассоциация и др., на основе которых в 1885 г. был организован Индийский национальный конгресс — общеиндийская партия национальной буржуазии.

Культурно-просветительская и литературная, общественно-политическая и религиозно-реформаторская виды деятельности, переплетаясь и взаимодополняясь, создавали сложную, порой противоречивую духовную атмосферу.

Во второй половине XIX в. усиливаются реставраторские, традиционалистские тенденции; былой пиетет перед западной культурой заметно ослабевает, уступая место более углубленному осмыслению и творческому ее освоению. Именно к этому времени относится распространение романтической идеи «Индия — духовная родина человечества», которая, не являясь отнюдь изобретением самих индийцев, тем не менее весьма успешно использовалась идеологами индийского буржуазного национализма.

Героическое прошлое и народные восстания второй половины XIX в. способствовали возбуждению патриотических настроений в индийской среде и одновременно обостряли интерес к национальной культуре и истории. В условиях колониального господства это часто приводило к идеализации наследия прошлого. Этим интересом были вызваны к жизни кроме созданного еще в начале века «Брахмо самадж» многочисленные религиозно-реформаторские общества, среди которых огромную популярность приобрело основанное в 1876 г. «Арья самадж».

Что бы ни брали за исходное в своей деятельности религиозные реформаторы (учение вед, средневековый вишнуизм, веданту Шанкары или Рамануджи), суть сводилась к одному — очистить религиозные идеи от искажений позднейших времен. На деле «восстановление в чистоте» оборачивалось реформацией, модернизацией религиозных учений прошлого под влиянием западноевропейских идей и требований реальной действительности.

Религиозные реформаторы пересматривали главным образом социально-этическую сторону индуизма и ислама. Они выступали против неравенства каст, женского бесправия, ранних браков; давали идеологическое обоснование трудовой, социальной, гражданской активности человека и т. д. Социальные реформаторы, просветители (Наороджи, Бонкимчондро Чоттопадхай, Даянад Сарасвати, М. Г. Ранаде, В. Чиплункар, Г. Агаркар, Локманья Тилак и др.) определили идеологический и культурный климат страны на долгие годы.

Существенной чертой данного периода является резкая активизация мусульманской общины. Мусульманская интеллигенция выдвинула из своих рядов целую плеяду реформаторов во главе с Саидом Ахмад-ханом, А. Х. Хали, которые выступили с радикальной программой пересмотра социально-этических и культурных традиций.

Говоря об идеологической обстановке в колониальной Индии, необходимо учитывать тот факт, что в деятельности как индусских, так и мусульманских просветителей к этому времени уже наметилась тенденция взаимного общинного

625

недоверия и претензий, поощряемая колониальными властями и имевшая в дальнейшем роковые последствия. Это было закономерно вследствие того, что идеологические настроения и тех и других все явственнее облекались в конфессиональные формы.

Формированию идеологических построений индийцев в значительной мере способствовали позитивистские теории О. Конта, Г. Спенсера, Д. Милля, учение Т. Карлейля, идеи европейского Просвещения.

Наряду с позитивизмом огромное воздействие на умы индийцев оказывали идейно-эстетические декларации и художественная практика английских романтиков. Индийцы с энтузиазмом восприняли романтический пафос индивидуализма, сильных страстей, культ сильной личности. Но у индийских просветителей индивидуализм был наполнен патриотическим и гражданским содержанием, мерой личности выступала способность личного самопожертвования во имя служения родине и социальному прогрессу.

Сложная идейно-политическая обстановка в Индии непосредственно отозвалась и на литературе, оказавшейся к тому же под одновременным воздействием разновременных, разностадиальных художественных методов и направлений (Ренессанс, классицизм, сентиментализм, просветительский реализм, романтизм). Стяжение, совмещение и синтезирование разных художественных направлений и образование в результате этого сложной художественно-эстетической системы — характерная черта всей индийской литературы не только XIX, но, в известной мере, и XX в.

Индия решала совокупность духовных проблем, связанных с существенными изменениями в традиционном сознании, что сказалось расширением эстетического горизонта, ориентацией литературы на меняющуюся действительность, обогащением ее жанровой системы. К литературе предъявляется требование правдивого и нелицеприятного отражения социальной действительности, критики пороков общества и воспитания у читателей высокой нравственности, социальной и гражданской активности. В произведениях писателей иногда проявляется тенденция критического отношения к буржуазной реальности, но это скорее периферийное явление; ценностный центр литературы — критика феодальной действительности с позиций просветительского гуманизма. Просветительский морализм литературы проявляется и тогда, когда произведение искусства посвящено конфликту с колониальным режимом; даже в самых антиколониальных произведениях данного периода авторский замысел нередко ограничивается взыванием к разуму и совести властей, к вере в возможность сотрудничества с ними. Смягчение форм колониального угнетения, широкое, равноправное участие индийцев в управлении страной — вот главное требование идеологов буржуазного индийского национализма.