Иллюстрация:

Иллюстрация П. П. Соколова к рассказу И. С. Тургенева «Бурмистр»

1891—1892 гг.

видел в самом крестьянстве предпосылки для восприятия народнических идеалов.

В романе «Новь» изображены разные типы народников. Народник-романтик Нежданов, чьи мечты и усилия терпят крушение, и Соломин — практик, трезво оценивающий окружающее. У него, по мнению Тургенева, больше шансов принести пользу обществу. Поэтому он предстает в романе как положительный герой, воплощающий здоровые, реальные созидательные возможности страны. Однако фигура Соломина была лишь данью времени и не удовлетворяла Тургенева. Поэтому в воображении писателя уже возник облик нового, исторически более перспективного героя, черты которого он проницательно предвидел в образе помощника Соломина рабочего Павла. «Быть может, — писал он в конце 1876 г., — мне бы следовало резче обозначить фигуру Павла, соломинского фактотума, будущего народного революционера: но это слишком крупный тип — он станет со временем центральной фигурой нового романа. Не под моим, конечно, пером — я для этого слишком стар и слишком долго живу вне России».

Наиболее полное и возвышенное воплощение облик революционной передовой молодежи получил в образе Марианны. Она духовно близка к своим предшественницам — цельным, глубоко проникнутым чувством долга, стремящимся к новой жизни натурам, таким, как Наташа («Рудин») и Елена («Накануне»). Марианна тоже стремится к подвигу. Однако в ее облике много новых черт. Она — человек другой эпохи и уже непосредственно связана с практикой революционной борьбы, определенна в своих планах и стремлениях. В ней нет покаянных, жертвенных настроений, свойственных представителям дворянской среды. Марианна готова немедленно включиться в дело. «Мы придем в народ... Мы будем работать, мы принесем им, нашим братьям, все, что мы знаем, — я, если нужно, в кухарки пойду, в швеи, в прачки... Никакой заслуги

49

тут не будет, — а счастье, счастье». Образ Марианны вызвал восхищение деятелей народнического движения.

Как известно, программа революционных народников оказалась утопической, их судьба была героической и вместе с тем драматической главой истории русского освободительного движения. Тургенев не разделял взглядов народников. Но он изобразил эту драму в общественной и духовной жизни передового революционного поколения 70-х годов чрезвычайно сочувственно, с горечью переживая судьбы своих героев. В прокламации «Народной воли» в связи с кончиной писателя сказано, что Тургенев «служил русской революции сердечным смыслом своих произведений... Он любил революционную молодежь... признавал ее „святой“ и „самоотверженной“».

В последние годы жизни Тургенев создает прозаические произведения малых форм: повести «Песнь торжествующей любви», «Клара Милич» и «Стихотворения в прозе». По своей жанровой специфике «Стихотворения в прозе» (1877—1882) близки к «Маленьким поэмам в прозе» Ш. Бодлера. «Стихотворения в прозе» глубоко лиричны, воспоминания, поэтические видения соседствуют в них с философскими аллегориями, грустные размышления о быстротечности жизни и неотвратимой смерти — с прославлением любви, красоты и искусства. Высоким чувством преклонения перед подвигом самоотвержения во имя счастья людей проникнуто стихотворение «Порог». В знаменитом стихотворении «Русский язык» торжественно звучит патриотическая вера Тургенева в будущее русского народа.

Обобщающая сила реализма Тургенева сказалась прежде всего в том, что он проницательно определил общие черты основных человеческих типов, своего рода метатипов целой эпохи. Их воплощение получило в русской литературе дальнейшее развитие. Именно от Тургенева идет как тип правдоискателя в сфере общих отвлеченных социальных и моральных проблем, так и тип нового человека — революционера, устремленного к конкретно-историческому делу своего времени. Их изображение Тургеневым, при всей значимости, не всегда и не во всем было исторически всесторонним и точным. Это часто вызывало упреки со стороны представителей как реакционной, так и революционно-демократической критики. Но именно Тургенев открыл эти основные для своего времени (40—70-е годы) типы, которые впоследствии, исходя из нового опыта истории, всесторонне были воплощены в творчестве ряда писателей-реалистов прошлого века.

Проблемы героя жизни и литературы у Тургенева не ограничены лишь потребностями развития русской жизни. Они сближаются у него с общечеловеческими, выходящими за пределы эпохи 40—70-х годов. Естественно, именно эта общая концепция места человека в жизни и искусстве нашла наиболее широкий отклик у зарубежных писателей и критиков.

Э. М. де Вогюэ в книге «Русский роман» (1886) подчеркивал особенность Тургенева, всей русской литературы в утверждении самоценности человека, его живой непосредственной индивидуальности. «Он, — писал Вогюэ, — не демонстрирует жизнь, факты сами по себе мало занимают его. Он видит их лишь сквозь душу человеческую».

Французский критик Эннекен полагал, что антропоцентризм — это и есть главная поэтическая сила в произведениях русской литературы. Он писал, что книги Тургенева «обладают качеством, на сегодняшний день отсутствующим во всех лучших французских произведениях, — они жестоки к человеку». В Тургеневе критик ценил лиризм, дар «интимного деликатного проникновения в людские души».

Концепция самоценности каждой личности, глубина человековедческой устремленности Тургенева проявляется в своеобразии изображения им психологии героя. Он показывает самые сложные внутренние состояния человека, духовные конфликты, оттенки самых сокровенных чувств.

Но в то же время при всей многогранности психологического анализа передача «диалектики души», деталей психологического процесса значительно меньше привлекает внимание Тургенева в сравнении с Л. Толстым и Достоевским.

Сила изображения Л. Толстым, проникшим в еще неизведанные глубины внутреннего мира героев, «диалектики души», — новый шаг в развитии реализма. Но это открытие Толстого не могло бы быть свершено, если бы к тому времени русская литература в творчестве Пушкина, Гоголя и Тургенева не накопила опыт художественного психологизма, реалистического воспроизведения образа человека в его индивидуальности, с его общественными и духовными особенностями.

И то поступательное развитие реализма, которое достигается в психологизме Достоевского, устремленного в глубины бытия обычных людей, в предельно обостренные духовные конфликты, раскалывающие общество, также подготовлено опытом великих предшественников, в частности Тургенева.

50

Тургенев — первый русский писатель прошлого века, чьи произведения были широко известны на Западе. Именно в творчестве Тургенева впервые проявилось интенсивное сближение и взаимодействие русской и западноевропейской литератур. В его произведениях явственно чувствуется освоение опыта западного романа. Однако роман Тургенева, при своей органической связанности с общими принципами этого жанра в мировой литературе, отнюдь не повторяет особенности западноевропейского опыта.

Своеобразие творчества Тургенева уходит своими корнями в почву русской действительности, питается основными проблемами русской литературы.

Впервые и наиболее объективно Тургенева оценили во Франции. Знаменательный факт в истории литературы — тесные дружеские связи Тургенева с группой выдающихся французских писателей-реалистов (Г. Флобер, А. Доде, Э. Золя, Э. Гонкур), составлявших вместе с ним своеобразное литературное содружество, которое вошло в историю литературы под именем «кружка пяти». Несмотря на разницу во взглядах на литературу, членов этого кружка объединяли прежде всего размышления о судьбах реализма, которые и стали предметом обсуждения во время регулярных дружеских встреч членов кружка в 70-е годы.

По словам Мериме, литературные круги на Западе видели в Тургеневе «одного из вождей реалистической школы» в европейской литературе. Такие крупные писатели, как Мопассан или Г. Джеймс, считали себя в какой-то мере учениками Тургенева.

Безусловно, реализм Тургенева связан с общим развитием реализма в мировой литературе. Но прав был Анатоль Франс, подметивший и высоко оценивший ярко выраженное национальное своеобразие и самобытность произведений Тургенева. В своей статье о русском писателе он замечает: «Тургенев родился русским и русским остался. Конечно, европейские идеи ему не чужды и нравы наши ему нравятся, раз он захотел к ним приобщиться, причем очень охотно, всем знакомым его это известно. Но он славянин и чувствует, что такова его натура, таков его гений, таков он есть сам».

Действенность произведений Тургенева во многом определяется тем, что он представил, при всей отчетливой выраженности своей творческой индивидуальности, общие черты русской художественной культуры своего времени, прежде всего — своеобразие развития классического реализма русской литературы XIX столетия.

50

ГОНЧАРОВ

В историю отечественной и мировой литературы Иван Александрович Гончаров (1812—1891) вошел как один из выдающихся мастеров реалистического романа.

И. А. Гончаров родился в г. Симбирске на Волге, в зажиточной купеческой семье. «Учился, — вспоминал писатель, — сначала дома, потом в одном домашнем пансионе», где была небольшая библиотека, «прилежно читавшаяся, почти выученная наизусть».

Не закончив курса в Московском коммерческом училище (1822—1831), Гончаров поступает на словесное отделение Московского университета. Годы учебы в университете (1831—1834) совпали с формированием в русской литературе реалистического направления, оживлением философско-эстетических, идейно-нравственных исканий, отзвуки которых проникали в лекции университетских профессоров (И. Давыдова, Н. Надеждина, С. Шевырева).

В 1835 г. Гончаров был зачислен переводчиком в департамент внешней торговли. Он поселяется в Петербурге, входит в качестве домашнего учителя в литературно-художественный салон Майковых, где знакомится со многими столичными писателями и журналистами. В 1847 г. в журнале «Современник» появился первый роман писателя «Обыкновенная история», принесший автору широкую известность и литературное признание. Спустя два года Гончаров публикует отрывок из нового романа («Сон Обломова»), задумывает роман «Обрыв» (первоначальное название — «Художник»), интенсивная работа над которыми была прервана в связи с кругосветным плаванием (1852—1855) писателя на военном фрегате «Паллада» в качестве секретаря экспедиции. Гончаров наблюдал жизнь современной ему Англии, совершил поездку в глубь Капштадтской колонии, посетил Анжер, Сингапур, Гонконг, Шанхай, длительное время знакомился с бытом японского порта Нагасаки. На обратном пути он проехал всю Сибирь. Творческим итогом путешествия стали два тома очерков «Фрегат „Паллада“» (отдельное изд. в 1858 г.). «Обломов» был опубликован в «Отечественных записках» (1859). Читатели оценили это произведение как «вещь капитальную» (Л. Толстой), «знамение времени» (Н. А. Добролюбов). Роман «Обрыв», «любимое дитя... сердца», по выражению писателя, создавался «урывками, по главам», с большими остановками, обусловленными неясностью фигуры нигилиста Волохова и переменами в первоначальном плане, и был завершен лишь в 1869 г. (опубликован тогда же в «Вестнике Европы»).

51

Вынужденный из материальных соображений служить, писатель выполняет обязанности цензора Петербургского цензурного комитета, редактора правительственной газеты «Северная почта», члена совета министра по делам книгопечатания. В 1867 г. он выходит в отставку.

В 70—80-е годы Гончаров, не чувствуя сил для реализации замысла четвертого романа, «захватывающего и современную жизнь», обращается к жанру очерка и мемуаров.

Гончаров считал роман жанром, который занял ведущее место в современном обществе, с его «скрытым механизмом», «тайными пружинами», господствующей прозаичностью. В этих суждениях Гончаров опирался на Белинского.

Мысль о прозаичности современного писателю мира раскрывается уже в заглавии первого гончаровского романа: история обыкновенная, а не героическая, не высокая. Гончаров чутко улавливает всемирно-исторический по своему масштабу процесс смены патриархально-феодального уклада и строя жизни с его узкими, но непосредственно-личными общественными связями (отсюда и известная «поэзия», человечность прежнего бытия) укладом качественно иным (объективно — буржуазным), отмеченным широтой, но безличностью, опосредованностью (товаром, деньгами) человеческих отношений, их с традиционной точки зрения антипоэтичностью.

В «Обыкновенной истории» этот момент схвачен в самой экспозиции. С молодым представителем патриархального уголка (поместье Грачи), выпускником университета Александром Адуевым читатель знакомится в тот переломный для него день, когда герою «стал тесен домашний мир»: его неодолимо «манило вдаль», в жизнь «нового мира». «Он принадлежал двум эпохам», — сказано о слуге Обломова Захаре («Обломов»), и это с полным основанием можно отнести к самому Илье Ильичу, живущему уже в Петербурге, но духовно не порвавшему и с патриархальной Обломовкой. Героем переходного времени задуман романистом и художник Райский — центральный персонаж «Обрыва».

Современники перевала истории, герои Гончарова и сам художник объективно поставлены либо перед выбором между старым и новым укладами, либо перед поиском еще неясной и трудноуловимой будущей «нормы», идеала взаимоотношений личности с обществом, общежития, в равной мере отвечающего как прозаическому складу новой действительности, так и лучшим, вечным потребностям индивида. Если некоторые герои Гончарова (Петр и Александр Адуевы, Обломов в конечном счете) не идут далее простого выбора, то сам романист свою задачу видит в отыскании и художественном воплощении новой поэзии, нового нравственно-эстетического идеала и положительного героя, по-своему отвечая на кардинальный вопрос современности: как жить, что делать?