Введение

Во второй половине XIX в. вступает в заключительную стадию колониальный раздел Южной и Юго-Восточной Азии — региона, культурная память которого — где в большей, где в меньшей степени — сохраняла еще верность «индийской античности» — одному из краеугольных камней местной средневековой культуры. Подавив в 1857—1859 гг. сипайское восстание, англичане вступили в 1885 г. в столицу государства Ава — «золотой город» Мандалай и покончили тем самым с независимостью еще недавно внушавшей трепет всем своим соседям Бирмы; к концу 80-х годов они подчинили себе также большинство малайских княжеств с их вассальными территориями на Малаккском полуострове и на Северном Калимантане. Правительство Третьей республики, верное завоевательной политике Наполеона III, объявляет в 1887 г. о создании Индокитайского Союза, включающего в себя наряду с расчлененным Вьетнамом королевство Камбоджа, а с 1893 г. и французский Лаос. В это же время Нидерланды овладевают значительной частью прибрежных княжеств Западного и Юго-Восточного Калимантана, равно как и других островов Индонезии, образовавших так называемые Внешние владения Нидерландской Ост-Индии, и сосредоточивают усилия на покорении последнего сильного государства Малайского архипелага — султаната Ачех.

Усилившееся европейское присутствие не повлекло за собой немедленной перестройки всей местной культуры по западным образцам, как не привело оно и к полному преобразованию местных социальных структур и хозяйственных укладов. Практически незатронутым западным влиянием (если не считать христианизированных Филиппин) остается здесь фольклор. Покоясь на нем, как на живой основе, питаемые им и в то же время оказывающие на него воздействие сохраняются здесь и традиционные литературы, существующие при дворах благоденствующих еще раджей и султанов, воспроизводящиеся в среде местного духовенства. Процессы, протекающие в этих литературах, неравнозначны — так, в лаосской литературе второй половины XIX в. царил как будто упадок, связанный с тем, что лаосские княжества переживали в ту пору смутное время. Однако в ряде случаев придворные литературы продолжают свое развитие, ориентируясь по преимуществу на иноязычные классические образцы. Это можно сказать, например, о кашмирской или непальской литературах, где появляются в это время крупные по местным масштабам стихотворцы. Иногда эволюция придворных литератур идет главным образом за счет мобилизации местных художественных ресурсов — в связи с этим заслуживают внимания и многочисленные анонимные авторы почти изолированного в ту пору от внешнего мира острова Бали и такие значительные урдоязычные поэты, как Наваб Мирза-хан Даг и Амир Ахмад Минаи.

Более того, европейская экспансия, казалось, подхлестнула развитие некоторых из местных литератур, стремящихся по-своему, порой в сугубо традиционном духе, ответить на тот вызов, который они ощущают для себя в западной культуре, устремившейся в Южную и Юго-Восточную Азию вслед за пришельцами. Своеобразный подъем наблюдается в это время в литературах Сиама, Шри-Ланки, Центральной Явы, а также малайского султаната Риау. Яркие формы принимает «буддийский ренессанс» в государстве Ава при короле Миндоуне (1853—1878). При этом в бирманской литературе того времени усматривается не только стремление вернуться к религиозным, а частично и к фольклорным истокам (усиление песенной стихии в придворной поэзии), но и обусловленные отчасти этой тенденцией развитие житийной, проповеднической, комментаторской прозы, усиление разговорности в поэтическом языке, демократизация, актуализация, тематическое обновление местной драмы (творчество У Поун Нья). Сходные явления в ряде местных литератур позволяют говорить о том, что во второй половине XIX в. некоторые из них, испытав лишь минимальное косвенное влияние западной культуры, начали нащупывать выход в Новое время, до известной степени совпадающий с тем, который давно уже был найден европейскими литературами.

Стержневым путем местной модернизации оказывается, однако, сложный и во многих отношениях мучительный процесс «вестернизации» или «европеизации», заметно ускоряющийся к

622