Еврейская литература

Середина XIX в. — начало нового этапа в истории новой еврейской литературы. Литература эта достигла высокого уровня развития в Восточной Европе, главным образом на западе России, а также в Польше, Галиции. С конца 80-х годов, в связи с массовой эмиграцией еврейской бедноты на Запад, преимущественно за океан, литература на идише интенсивно развивается в США, отчасти в Канаде и Аргентине.

Опираясь на творческий опыт своих зачинателей — Б. Левинзона, Ш. Этингера, А. Аксенфельда, испытывая сильнейшее воздействие идей Просвещения в их специфически национальном варианте («Гаскала»), литература на идише в России за сравнительно короткое время вступает в пору идейно-эстетической зрелости. Тому способствовала социально-политическая атмосфера 60-х годов, эпохи первой революционной ситуации в России, эпохи реформ. На мировоззрение и творчество первых классиков новой еврейской литературы наложили свой отпечаток растущий авторитет идеологов русской разночинной демократии, расцвет русской литературы критического реализма. Еврейская литература проникалась идеями демократизма, протеста против национального гнета, особенно ужесточившегося в годы царствования Александра III, энергично вступала в борьбу с религиозным обскурантизмом еврейского духовенства и авторитарно-догматическим «средневековым» строем мышления. Эта остроактуальная для еврейской среды проблематика была затронута уже в беллетристических опытах литераторов-просветителей начала века. В 60—70-е годы она становится центральной. Значительно повышается художественный уровень литературы.

Во второй половине века заявила о себе целая плеяда даровитых литераторов: А. М. Дик (1814—1893), написавший свыше трехсот дидактических рассказов, драматург и прозаик А. Б. Готлобер (1811—1899), поэты-песенники Вольф Эрнкранц (1823—1883) и Берл Бродер (1815—1868), выражавшие протест против социальной несправедливости. Приобретают известность романы Переца Смоленскина (1840—1885), публицистика М. Л. Лилиенблюма (1843—1910), поэмы на исторические темы И. Л. Гордона (1830—1893) и др.

Наследуя традиции народного творчества, создавал в первой половине века свои басни, сказки, эпиграммы «еврейский Крылов» Ш. Этингер (1800—1856). В сатирические тона было окрашено творчество и других авторов, закладывавших фундамент литературы на идише.

191

Значительный вклад в становление новой еврейской литературы внес Аврам Гольдфаден (1840—1908), основоположник национального театра, плодовитый драматург. Взыскательный художник слова И.-Л. Перец писал, что Гольдфаден наивен, местами даже примитивен, но национален, сердечен, музыкален. Будучи связан с русской демократической литературой критического направления и с демократически-просветительской еврейской средой, Гольдфаден корнями своего творчества уходит в глубины народной жизни. Драматург нашел опору в протестующей народной мысли, как она выразилась в сатирическом слове еврейских скоморохов (пуримшпилер).

Театр А. Гольдфадена — при очевидной его идейной ограниченности — наносил ощутимые удары по отжившим традициям в общественном сознании. Сатира автора любимейших демократическим зрителем комедий «Бабушка и внучек», «Колдунья», «Двое простодушных» и др., написанных в духе народных комических представлений, была нацелена против устаревших форм жизни, религиозного фанатизма, проникнута сочувствием к обездоленному люду. Драматург проповедовал просветительские идеи, верил в созидательные возможности народа. Гольдфаден черпал вдохновение в народной мудрости. Созданные им образы шутников-острословов пользовались большой популярностью. Многие стихи Гольдфадена стали народными песнями.

Крупнейший еврейский драматург, чье творчество глубоко национально, пропитано духом родного фольклора, неоднократно подчеркивал свою духовную связь с русским театром и с русской литературой вообще. Примечательно в этом отношении его признание: «Кто имел случай читать первого знаменитого критика Белинского, мог убедиться в том, как строг просвещенный рус в своем принципе и как сильно он ненавидит всякий обман и балаганщину. Когда я начал писать для еврейской сцены, я хотел идти тем же путем, что мои соотечественники».

В начале 80-х годов, после запрещения царским правительством еврейского театра, А. Гольдфаден вынужден был эмигрировать.

Закономерно, что именно в 60—70-е годы, когда значительная часть еврейской интеллигенции находилась под влиянием революционно-демократических настроений, чутко прислушивалась к голосу Чернышевского, Добролюбова, Писарева, произошла решительная переориентация многих литераторов, начинавших свой творческий путь на древнееврейском языке.

Художественная культура на языке, которым народ в массе своей не владел, была крепчайшими узами связана с религиозным мировоззрением, носила преимущественно элитарный характер и по сути своей была консервативна. Но за этой литературой был опыт веков. Престиж идиша, разговорного еврейского языка, восходящего к одному из германских диалектов, не был высок, хотя первые произведения на нем относятся к средним векам. Правда, язык этот постоянно обогащался, становился более гибким, выразительным, но вместе с тем подвергался и порче, наводнялся чужеродными элементами. В этих условиях борьба за признание «жаргона», языка простонародья полноправным наряду с древнееврейским литературным языком приобретала особую остроту и требовала гражданской смелости. Тем более что теоретики «Гаскалы», еврейские просветители, занимали в этом вопросе, как и в ряде других, непоследовательную позицию.

Напротив, А. Аксенфельд (1787—1866), чей роман «Головной убор» (1861) положил начало художественной сатире в еврейской прозе, а также его единомышленники верили в будущее языка народа. В письме 1841 г. на имя министра Уварова он, мотивируя необходимость обращения к «жаргону», писал о высоко патриотическом и моральном значении этого акта. Несколько позднее, вступив в горячую полемику с противниками идиша, выдающийся прозаик, реалист и сатирик И. И. Линецкий доказывал, что, невзирая на всевозможные препоны, следует всячески добиваться достижения «святой цели». Речь шла о создании полнокровной и полноценной литературы, доступной и понятной народу. Только на простом и повседневном, будничном «жаргоне», настаивал Линецкий, литература может обратиться к своим братьям, забитым, бедным ремесленникам, мелким торговцам, носильщикам, батракам, и побудить их поднять голос протеста против угнетателей.

И. И. Линецкий (1839—1915) родился в Виннице и долгие годы жил в Одессе. Писатель принадлежал к радикальному крылу еврейского просветительства. В историю литературы он вошел главным образом как автор книги «Польский мальчик» (1868) — резкой сатиры против клерикальных заповедей и обычаев, против религиозного фанатизма, против устаревших форм жизни. Автор наносил крепкий удар по еврейскому «темному царству» и его охранителям. Недаром клерикалы так враждебно встретили эту талантливую повесть.

«Польский мальчик» — грустная история о деградации человека из народных низов под влиянием религиозного обскурантизма. Историки новой еврейской литературы имеют основание, говоря о «Польском мальчике»,

192

проводить многозначные параллели с «Очерками бурсы» Н. Помяловского: созвучен протест против духовной тюрьмы, калечившей человеческие души, протест, сильно выраженный в обоих произведениях на столь непохожем материале. Автор «Польского мальчика» одним из первых в литературе поставил под сомнение сам тезис об общности еврейских национальных интересов. Писатель-сатирик бескомпромиссно критикует «собственных» угнетателей, а с ними заодно и священнослужителей, которые вели паразитический образ жизни за счет невежества обманутой и безжалостно эксплуатируемой еврейской бедноты.

В литературе на идише во второй половине XIX в. происходит становление критического реализма. При всем своем национальном своеобразии творчество общепризнанного основоположника реалистической литературы Менделе Мойхер-Сфорима (1836—1917) — псевдоним Ш. Я. Абрамовича (в переводе с древнееврейского — книгоноша) — многими чертами перекликается с русской литературой XIX в., в частности с творчеством Гоголя и Щедрина.

Менделе Мойхер-Сфорим многие годы жил в Одессе, где он и умер. Писатель прошел сложную мировоззренческую эволюцию, серьезные качественные сдвиги претерпела и поэтика самобытного художника-реалиста. Как и другие литераторы-современники, находившиеся под влиянием идей «Гаскалы», Абрамович начинал писать на древнееврейском языке. На этом языке под влиянием «Отцов и детей» Тургенева он создал одноименный роман в духе раннего просветительства. В романе, посвященном конфликту поколений, немало риторики, надуманных коллизий. Тем не менее автор имел право впоследствии в своей биографии писать, что именно Тургенев помог ему со временем спуститься с неба на землю. И уже первое его произведение на идише — «Маленький человечек» — стало событием в литературной жизни. Отдельным изданием повесть появилась анонимно в 1865 г., а в 1879 г. она вышла четвертым, радикально переработанным изданием, подписанным ставшим популярным псевдонимом автора. Открытая социальная целеустремленность «Маленького человечка» возвышала это произведение над всей предыдущей просветительской дидактической по преимуществу еврейской литературой; писатель поднимал актуальные, жгучие проблемы действительности, непосредственно затрагивавшие жизненные интересы нации.

Линецкий стоял у истоков критического реализма в еврейской литературе, Менделе своим творчеством обозначил уже качественно новый, более зрелый этап. Шолом-Алейхем, назвавший Менделе «дедушкой еврейской литературы», утверждал, что как художник-реалист он сделал для своей национальной культуры то же, что Гоголь для русской.

Ближайшие предшественники, да и многие современники, Менделе пытались облечь новый жизненный материал в старые, испытанные традицией формы. Зачатки реализма причудливо переплетались в их произведениях с элементами дидактического классицизма. Не был еще преодолен сентиментализм. Преобладали схематические образы, надуманные сюжеты. Менделе, типичный демократ-разночинец, черпал вдохновение в реальной действительности, воплощал реальные конфликты и коллизии, поднимаясь до широких социально-философских обобщений. Писатель был знаком с сочинениями Чернышевского и Добролюбова, с русской и западноевропейской философской и естественнонаучной литературой. И это нашло свое отражение как в его художественном творчестве, так и в литературно-эстетических суждениях 60—70-х годов.

Автор «Клячи» (1873), произведения полемического, преисполненного пафоса отрицания косности, пассивности, долготерпения, был стихийным материалистом, преодолевавшим власть вековых традиций. В этой связи многозначительно следующее заявление Менделе: «Все кричат, шумят, но из этого крика разве что-нибудь путное выходит!.. Почему? Потому что в мире царствует один закон для всего сущего, равно для всех людей, я имею в виду тот известный закон, что все хотят есть...»

Материалистическое, пусть стихийное и во многом еще наивное, мироощущение, свойственное Менделе Мойхер-Сфориму, определяет характер его реализма. Он оставался просветителем вплоть до 1917 г., не сумев преодолеть иные иллюзии и догмы «Гаскалы». Выступая против диких пережитков средневековья в еврейской местечковой среде, против беспощадного гнета, которому подвергалась беднота, против тех, кто держал в темноте и невежестве массы, кто ратовал за национальную ограниченность и замкнутость, Менделе первым в еврейской литературе так отчетливо и убедительно вскрыл социальную природу и отчасти классовые корни этих явлений. Как художник, пытаясь разобраться в закономерностях хода истории и критически относясь к отжившим национальным традициям, он, однако, не становился на позиции национального нигилизма, подобно иным радикалам тех лет. Именно поэтому ему удалось воссоздать объемную и многокрасочную панораму жизни еврейских народных масс в России в канун широкого наступления капитализма.

193

Менделе не был просто бытописателем народной жизни. Принципиальное новаторство большого мастера, выделявшее писателя на фоне преисполненной сочувствия к беднякам беллетристики, заключалось в том, что впервые в еврейской литературе художник смотрел на жизнь глазами человека из народа, оценивал мир с его позиций. Дистанция между автором-рассказчиком и персонажами повествования сокращалась до минимума. Это сказалось на всем идейно-образном строе произведений Менделе, нашло свое отражение и в его публицистике. Свободомыслящий герой повести «Заветное колечко» (1888) говорит: «Чувствовать страдания и горе народа... могут лишь те, кто плоть от плоти, кровь от крови народа, кто терзался теми же заботами и мучился теми же болями». В одном из своих писем переводчику его произведений на русский язык Менделе признается, что временами при одном упоминании имени богача он взрывается как вулкан, переполняется чувством горечи и гнева — и тогда его слова звучат как крик протеста: «Спасите, грабят!»

О качественном сдвиге реализма Менделе, преодолевавшего ограниченность просветительского реализма адептов ортодоксальной «Гаскалы», свидетельствует не только «Маленький человечек», но и повесть «Фишка кривой» (1869), посвященная людям «дна». Наступательным духом проникнута пьеса-памфлет «Такса» (1869). В ней срывалась маска с клерикальной клики, господствовавшей с благословения самодержавия в «черте оседлости», разоблачалась коррупция, пустившая глубокие корни в Глупске. Предвосхищая щедринский образ-символ «город Глупов», Менделе в «Таксе» поднимается до большого художественного обобщения — Глупск, прототипом которого был Бердичев, становится нарицательным образом.

Опираясь на опыт Гоголя, художник шел от просветительского реализма к реализму критическому. Влияние «Ревизора» обнаруживается в той же «Таксе». В исследовательской литературе о Менделе часто встречаются аналогии с гоголевскими персонажами, с гоголевской критикой пошлости пошлого человека. Убедительна параллель «Менделе — Щедрин». Достаточно сопоставить «Конягу» (1885) великого русского сатирика с «Клячей» Менделе, обнародованной за двенадцать лет до щедринского шедевра. Многозначительная аллегория родилась в творческой фантазии обоих писателей независимо друг от друга. Тем очевиднее типологическая общность этого явления.

Следы поэтики и стилистики литературы предыдущего периода обнаруживаются не только в раннем творчестве Менделе, однако писатель энергично и успешно преодолевал риторику просветителей, их назойливый дидактизм, элементы мелодраматического сентиментализма. Его лучшие прозаические сочинения отличаются четкой логичностью мотивировок, психологической достоверностью. Как и предшественники, он конкретен в описаниях, но, рисуя с предельной точностью, подобно физиологическим очеркам «натуральной школы», мельчайшие подробности досконально ему знакомой еврейской местечковой среды, вскрывая ее специфику, автор «Маленького человечка», «Фишки кривого», «Заветного колечка», «Путешествия Вениамина Третьего» не становится бытописателем. Каждая деталь эстетически осмыслена, служит художественному обобщению, содержательна.

Потому-то продолжают жить лучшие творения «дедушки еврейской литературы», что в изолированной от большого мира «черте оседлости» писатель сумел вскрыть своеобразные вариации тех же самых всесветных социально-политических и морально-психологических процессов, которые происходили и происходят сегодня в масштабах глобальных.

Менделе-художник синтезировал выразительно-изобразительные приемы и средства фольклора, опыт мировой литературы — в том числе и религиозной, воспринятый им творчески, критически. Так, Менделе охотно и мастерски пародирует, часто стилистически имитирует библейские мотивы. Наибольшего успеха в этом отношении он добился в «Путешествии Вениамина Третьего» (1878). «Еврейский Дон Кихот», как принято называть сатирический роман Менделе, — вершинное достижение критического реализма в еврейской литературе второй половины XIX в.

Книга по сей день сохраняет живое значение как приговор религиозному фанатизму, национальной замкнутости, беспочвенному мечтательству.

Творчество Менделе Мойхер-Сфорима, аккумулировавшее опыт новой еврейской литературы XIX в., вывело ее на магистраль общероссийского и европейского культурно-исторического развития.

194