71. Теоретические подходы к проблеме внутренней речи.

Внутренняя речь отличается от указанных форм внешней речи, и по назначению, и по строению. Это речь свернутая, редуцированная, отрывочная, выразительные средства в ней предельно минимизированы - сложная фраза может быть сведена к единственному ключевому слову - но при такой фрагментарности, разумеется, исключены какие-либо недоразумения, связанные с недопониманием смысла или контекста высказывания. Внутренняя речь составляет фазу планирования любой сложной деятельности; она актуализируется при возникновении затруднений, повышении неопределенности и поиске решения какой-либо задачи, т.е. в проблемных ситуациях, требующих нешаблонного ответа.

Переход внешней речи во внутреннюю (интериоризация) сопровождается редукцией внешней речи, сокращением ее объема и упрощением грамматической структуры, тогда как обратный процесс (переход от внутренней речи к внешней или экстериоризация) требует, наоборот, развертывания внутренней речи, ее реорганизации согласно грамматическим правилам, дополнения и уточнения.

Первоначальная постановка вопроса о внутренней речи связана, по свидетельству литературных источников, с философско-этическими изысканиями: в учениях о совести и нравственных переживаниях этика обратилась к представлениям о внутреннем, скрытом от других людей, монологе, в котором человек формирует для себя требования совести и долга.

В более позднее время возникло и утвердилось представление о том, что основными видами внутриречевых процессов следует считать те, которые протекают в особом, скрытом звене механизма речи — предваряющем этапе любого осмысленного говорения (будь то громкая, беззвучная или письменная речь), а также у слушающего человека приводящем к осмыслению воспринятой речи. Многие авторы нашего времени отмечают, что истоки внешне выраженного высказывания следует искать на некотором «антиципирующем этапе», на котором происходит определенное предвосхищение будущей фразы [12; 10]. А. Р. Лурия считал, что этап «замысла» будущей фразы выполняет роль внутренней динамической схемы предстоящего высказывания [11]. По наблюдениям А. Н. Соколова, речедвигательные импульсы, свидетельствующие об активизации процессов внутренней речи, всегда хотя бы на доли секунды предшествуют произнесению слов во внешней речи [14]. Четкое определение этапа, предваряющего внешнюю речь, мы находим у А. А. Леонтьева, квалифицирующего этот этап как «внутреннее программирование» [10]. Процессы, предваряющие внешнюю речь и следующие за ее восприятием, как правило, непосредственно не наблюдаются извне. В этом смысле они являются «внутренними» и речевыми, т. е. подходят под категорию внутренней речи. Можно согласиться называть их внутренним звеном речевого механизма. Научное познание внутриречевого звена оказывается весьма ценным, так как на этом пути открываются основные загадки человеческой речи: ее способность выражать и воспринимать смысл, подчиненность языковым правилам, ее репродуктивно-продуктивный, а порой творческий характер и др.

При достаточно очевидном различии содержания, вкладываемого в понятие «внутренняя речь» в двух указанных выше случаях, этим термином часто без специального разъяснения пользуются недифференцированно.

Недифференцированное использование термина «внутренняя речь» мы находим у старых авторов (А, Бине, А. Леметр, Фр. Полан, Фр. Кайнц и некоторых других). При этом обсуждались различные гипотезы, объясняющие происхождение и природу внутренней речи. Согласно аудитативной гипотезе (В. Эггер), внутренняя речь возникает на основе слуховых образов; их оживление и внутренняя активность составляет ее функционирование. Р. Додж, А. Торсон, Е. Джекобсон и другие поддерживали моторно-кинестетическую гипотезу, согласно которой внутренняя речь основывается на неполностью заторможенных речедвижениях артикулярных органов. Соответственно, она исчерпывается по своей сути «моторными образами слов». А. Леметр предложил так называемую идеографическую гипотезу, считая, что у грамотного человека основу внутренней речи составляют зрительные образы слов.

В советской психологии большую популярность получили суждения о внутренней речи, развитые Л. С. Выготским [5]. Его подход основан на сближении понятий внутренней и эгоцентрической речи. Он считал, что оба эти явления имеют генетическое родство, проявляющееся в том, что внутренняя речь приходит на смену эгоцентрической: к началу школьного детства эгоцентрическая речь (по данным Ж. Пиаже) редуцируется и отмирает. В это же время, думал Л. С. Выготский, возникает речь внутренняя. Оба вида речи обнаруживают сходство в своем строении, оба выполняют интеллектуальные функции. Сближение эгоцентрической и внутренней речи обосновано тем, что эгоцентрическая речь является переходной формой от интерпсихических к интрапсихическим функциям, т. е. от социальной коллективной деятельности к индивидуальной. В соответствии с новым назначением перестраиваются структурные особенности эгоцентрической речи, превращая ее в тот феномен, который Л. С. Выготский называл внутренней речью, «речью для себя».

Развивая аргументацию о связи двух названных видов речи, Л. С. Выготский делал вывод о том, что структурные особенности эгоцентрической речи, специально тенденции развития этих особенностей, позволяют характеризовать и внутреннюю речь, недоступную для наблюдения иными способами. Собственно, именно эта логика получила наименование методики исследования внутренней речи по Л. С. Выготскому.

Теоретическую разработку проблемы внутренней речи дал Н. И. Жинкин. К этой теме он обращался многократно, однако наиболее полно развил в последней книге «Речь как проводник информации» [7]. Особенность его подхода в том, что вопрос о внутренней речи он ставит в широком аспекте проблем формирования и обмена информацией. Внутренняя речь рассматривается в структуре целостных «коммуникативных кругов», охватывающих множество людей [7; 147]. Рождение, поиск, прием и обработка информации связываются с путями отражения действительности, формирования смысла, сознанием человека, управлением деятельностью языка, формированием системы языковых средств.