Ocherki_istorii_zapadnoi_politicheskoi_filosofii

Грамши, действительно, одним из первых задумался о конку- рентности коммуникативных возможностей левой идеологии, то есть о потенциале левой политической культуры в условиях борьбы разнообразных политических культур. Он стал родоначальником теории левой политической культуры или левой коммуникативной теории политики, со значением, не меньшим, чем, например, аренд- товские или франкфуртские модели.

Заглядывая вперед, отметим, что его гипотеза легла в основу так называемой «матрицы Грамши» – модели организации дискур- са в версии постмарксистов (Эрнесто Лаклау и Шанталь Муфф). Представители этого течения также называли себя агонистами, что означало приверженность особому способу ведения политической борьбы: не до взаимного уничтожения оппонентов (антагонистиче- ски), а до универсализации политических доктрин как коммуника- тивно-конкурирующих, борющихся стратегий (агонистически).

Идеология. Классическая семантика понятия «идеология» пред- ставленавфилософиивдвухвзаимодополняющихсмыслах.Первое, идеология – это все, что не наука. Хотя современники Грамши пы- тались проблематизировать понятие идеологии в научном клю- че, то есть вне всякой классовой оценочности (именно эту задачу была призвана решить Мангеймова «социология знания»), тем не менее, результатом того, что Клиффорд Гирц обозначил «парадок- сом Мангейма», оказалась полная идеологизация понятия идеоло- гии. Второе, идеология – это превращенное сознание, неадекватное, иллюзорное, сформированное развитием в условиях отчуждения. Этот смысл Вернер Старк, продолжатель идей Мангейма, обозна- чил как «мышление, сбитое с толку».

Однако классическое содержание идеологии не столько прояс- няет перспективу идеологической рефлексии, сколько возвращает к исследованию исходных принципов появления идеологического сознания.

В самом общем смысле идеология – это мир социально-полити- ческих идей, как некая программа партикулярного политического проекта. В рамках такой интерпретации идеология и политическая наука не противопоставлены, а являются лишь двумя аспектами од- ного феномена.

С одной стороны, если идеи относятся к чему-то конкретному как факт, но при этом под конкретным понимается не эмпирический факт, а цель (например свобода), то в таком случае наукообразная те- ория всецело является стадией развития идеологического сознания.

471

С другой стороны, возникает вопрос, какие исторические цели бытуют сами по себе. Всякая историческая, общественно-политиче- ская цель опосредована интенциями, стратегиями, предпочтениями и т.п. конкретных политических сил, и именно как атрибут конкрет- нойполитическойрациональноститаилиинаяцелькакидеяпрояв- ляется в истории человечества. Следовательно, наукообразная пер- спектива идеологии не ее субститут, а промежуточное состояние це- лостной идеологической рефлексии. Оно полностью соответствует главному парадоксу Мангейма: человек не мыслит самостоятельно, а, попадая в определенный социальный контекст, присоединяется

кконкретному социально-детерминированному стилю мышления (Мангейм К. Идеология и утопия / Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994. С. 9). То есть политическая наука сама по себе (в себе) носит классовый, групповой и т. п. характер. В этом смысле она не преодолевает идеологию, а сама является инструментом зрелой иде- ологической артикуляции.

Самая важная импликация к подобному пониманию заключена в том, что некоторые результаты наукообразного объективирования классового или иного социально-политического сознания фунда- ментально случайны. Перефразируя Т. Парсонса, скажем: наука – это отклонение субъективности в сторону объективности. Другими словами, если «социально-политические идеи», неотделимые от своих классовых корней, прогрессируя, теоретизируются (науко- образятся), человек все равно остается в мире идеологий (пусть и более зрелых), а мышление, впитавшее в себя данные идеи, будет всегда социально-детерминированным.

Грамши, во многом мыслящий по-ленински, понимает гегемо- нию как элемент пролетарской идеологии. Пролетариат руководит освобождением, но вопросы руководства им расширяются до уров- ня культурного верховенства.

Для этого есть ряд «объективированных» причин. Рабочий класс является носителем левой идеологии, которая действи- тельно наиболее приближена к научному состоянию. Это ведет

квозникновению права на интеллектуальное лидерство. Рабочее движение разнородно и в историческом, и в актуальном смысле, следовательно, левая социально-политическая стратегия плюра- листична, но не разорвана, а активно коммуницирует (устанав- ливает смысловые связи) внутри себя. Однако коммуникативный модус, тем более критический, невозможен без продуцирования этических механизмов, из чего и следует моральное превосходство

472

пролетарского движения над иными морально-политическими ав- тономиями.

Вотличие от расширенного толкования гегемонии, как больших шансов на победу, культурное лидерство, по Грамши, не заинтересо- вано в финальной победе левой идеологии как политико-культур- ной ассимиляции социальных оппонентов. Наоборот, гегемонисти- ческая стратегия наиболее эффективна в позиционной борьбе, что невозможно сделать вне политической традиции роста многообра- зия. Более того, поддержание и развитие политической инаковости становится тактическим инструментом стабилизации (удержания) культуры политического лидерства.

Коль скоро модус гегемонии – это политическая коммуника- ция, то весьма актуальным становится разговор о том, какие фор- мы организации общежития являются наиболее приемлемыми для гегемонии пролетариата. По логике Грамши она возможна в «политическом государстве», демократически определяющемся в сложной межклассовой системе политико-культурных отношений. «Политическое государство» как модель противостоит «социальноэкономическому государству», например пролетарскому, руководи- мому рабочей партией. По сути, социальное государство, решающее проблемы только рабочего класса и их исторических союзников, ни- велирует гегемонию, а как мы уже отмечали, для Грамши власть без гегемонии – диктатура.

Вполитическом государстве в полной мере может реализоваться потенция«войныпозиций»,борьбасамапосебестановитсясуществен- ной, тогда как в экономическом государстве сначала должна наступить чья-либо победа – установиться политический статус-кво (как мини- мум, отменена большая политическая борьба на уровне «обществен- ного договора» о формате человеческого общежития). Закрепление на уровне фундамента конкретного типа общежития, безусловно, откры- вает больше возможностей для роста экономики, но не дает оптими- стичных прогнозов относительно свободы как освобождения.

Очевидно, что выделение политического и социально-экономи- ческого государства – это более позднее прояснение грамшианских неопределенностей, связанных с трактовкой его понятий «полити- ческое общество», «целостное государство», «гражданское обще- ство» и т. п. Но выбор Грамши между диктатурой пролетариата и политической демократией очевиден, поэтому в современном про- чтенииподобозначением«гражданскоеобщество»можнопонимать политическое государство.

473

Помимо развития внутреннего общества, политической силе необходимо стать источником общения, то есть коммуникативной формой в отношениях с иными политическими субъектами, искать формы диалога, например, со своими прямыми оппонентами (либе- ралами, консерваторами и пр.). И это в высшей степени актуально, поскольку, что бы ни говорилось о левых корнях теории гегемонии, на сегодняшний день собственно гегемонию воплощают кто угодно, но только не левые.

Утрата своего статуса историческим гегемоном эпистемологи- чески может означать, что гегемонистический идеологический ап- парат нащупал предел своей компетенции. Всякое проблемное поле имеет свои границы, однако демаркация идеологической стратегии осуществляется как внутри, так и снаружи. Если гегемония – поли- тический инструмент, то, как и все надстроечное, она также исто- рически происходит от базиса. Следовательно, утрата гегемони- стичности пролетариатом при неизменившемся базисе проблема- тизирует не только понимание того, что пролетарская перспектива «освобожденного труда» осознается не всеми, но и то, что, вероятно, структуралистское различие базиса и надстройки не срабатывает в проблемном поле гегемонии. Возникает конкуренция гегемоний, и результат этого соревнования просматривается не историософски, а ситуативно.

В заключение хотелось бы обратить внимание на то, что про- ект культурной гегемонии Грамши – это, пользуясь понятием К. Ясперса, осевой поворот в истории марксисткой критики. Без осознания культурогенной перспективы современная левая мысль просто не в состоянии ответить на вопрос о собственной полити- ческой культуре. Безусловно, Грамши не хватило времени, чтобы многое прояснить, он оставил исследователям значительный объем неопределенностей, среди которых главной, на наш взгляд, являет- ся ответ на вопрос: каков предполагаемый формат будущего обще- ственного устройства (не с точки зрения определения, а с точки зре- ния стратегического смысла объясняющего, почему люди должны продуцировать особенный тип отношений – свободу). Тем не менее Грамши действительно наметил ряд перспектив, проблемность ко- торых как раз и указывает на стратегические направления планов раскрытия важнейших сторон человеческой свободы.

474

Тема седьмая

Постмарксизм и плюрализм. Агонистическая теория демократии. Эрнесто Лаклау и Шанталь Муфф

Постмарксистское отрицание марксизма. Тупик политологи-

ческих дискуссий конца ХХ века вокруг марксизма послужил при- чинойпоявленияновогонаправления–постмарксизм(см.о«пост-

новых-левых»: Feldman J.M. Extending Disarmament Through EconomicDemocracy/PeaceReview.Jun.2000.Vol.12.Issue2.Р.209; Demertzis N. On Class Once More / Acta Sociologica. 1986. Vol. 29. Issue 2. Р. 159–160). Следует подчеркнуть, что это обозначение не- обходимо понимать правильно, как сказал Эрнесто Лаклау (Laclau E. Politics, Polemics and Academics: An Interview by Paul Bowman / Parallax. Apr. 1999. Vol. 5. Issue 2. Р. 93, 125). Приверженцы этого направления назвали себя агонистами. Это понятие означает, что в модусе политических отношений приверженцы данного течения ведут борьбу не до взаимного уничтожения политических оппо- нентов (антагонистически), а до универсализации политических доктрин как коммуникативно-конкурирующих, борющихся стра- тегий (агонистически).

Постмарксизм как стратегия выводит политическую мысль за пределы марксизма. Поэтому постмарксизм как форма рефлексии имеет мало общего с внутренней историей марксистской идеоло- гии, прежде всего потому, что многие современные проблемы про- сто не входят в сферу компетенции классической марксистской теории, а их осмысление ведет к пересмотру доктрины (Ziai A. The Ambivalence of Post-Development: Between Reactionary Populism and Radical Democracy / Third World Quarterly. Sep. 2004. Vol. 25. Issue 6. Р. 1056).

Классический марксизм, разумеется, требовал понимания того, что общественное несогласие имеет более сложную природу, не- жели простая система «классовых противоречий». Но поскольку

475

отправной точкой своих рассуждений марксисты так или иначе брали этот первичный антагонизм, возникла необходимость, как сказал Лаклау, «в постулировании новых отправных точек со-

циального анализа» (Laclau E., Mouffe C. Hegemony and Socialist Strategy. Towards a Radical Democratic Politics, 2nd edition. L.: Verso, 2000; Ojeili C. Post-Marxism with Substance: Castoriadis and the Autonomy Project / New Political Science. Jun. 2001. Vol. 23. Issue 2. Р. 226).

В системе, основанной на различении базиса и надстройки, по- следняя «отвечает» за идейное обоснование общественной систе- мы. Государство, СМИ, правовая система, религия, образование и т. д. оформляют общественный строй. Но вопрос о его справед- ливости зависит не от надстройки, а от экономического базиса. А поскольку масштаб базиса таков, что изменения в нем приводят к всемирно-историческим переменам, то необходимо прояснить, как марксистская теория объясняет эти перемены.

Классический марксистский ответ отсылает нас к изучению трансформаций, происходящих в сознании эксплуатируемых. При переходе к социализму рабочий класс освобождается от «фальши- вого самосознания», но не избавляется от необходимости государ- ства, которое становится пролетарским, однако не перестает нуж- даться в институциональной системе.

Стремительные революционные события, происходившие в об- щественнойсфере,оставлялималовременидлярефлексии,однако марксисты не испытывали недостатка в идеях, им не хватало вре- мени на их усвоение. Поэтому самые конкурентные формы марк- систкой политической философии стали преодолевать этот «де- фицит» практикой. Если классовые отношения «недоразвились», противоречия не обострились до предела, то авангард (партия) не просто возглавляли освобождение рабочего класса, но провоциро- вали восстание, «подталкивая историю в нужном направлении».

Марксово понимание гегемонии пролетариата трансформи- ровалось из руководства всемирно-исторической революцией в провокацию этой революции. Однако, как справедливо заметят Л. Филипс и М.-В. Йоргенсен, на практике отсутствует любое объ- яснение того, как рабочий класс узнает свое реально-историческое (привилегированное) положение в обществе и свои истинные ин- тересы в условиях капиталистической эксплуатации (Филипс Л., Йоргенсен М.-В. Дискурс-анализ. Теория и метод. Гуманитарный

476

Центр, Х.: 2004. С. 57). Поэтому необходимо вновь перевернуть марксизм «с ног на голову», наделив значением обновленную над- стройку. По мысли Лаклау, существенное изменение «онтического содержания» неизбежно приведет к созданию новой парадигмы. Проблема современного освободительного движения не в эконо- мике, а в политике, чья перспектива всецело зависит от следствий поступков и принятых решений.

Политика – духовно-практический феномен рождения и регулярного возрождения определенного типа общежития. Политические отношения возникают тогда, когда взаимосвязи между людьми преодолевают свой непосредственный прагматиче- ский характер и выходят на всеобщий уровень отношений. Другими словами, политика определяется более высоким уровнем интенсив- ности взаимоотношений. Как скажет М. Фуко, политика – это от- ношение отношений.

Постмарксистская рефлексия центрирована на демократиче- ской онтологии. Как рассуждает Лаклау, необходимо ответить на вопрос: каковы должны быть демократические сущности, чтобы объективность конкретной версии демократии стала возможной. Чтобы подобная постановка проблемы дала толчок политической активности, должен быть предложен четкий механизм обратной связи между тем, что сейчас представляет собой демократия, и тем, что будет привноситься в нее политической практикой.

Другойчертойпостмарксизмаявляетсяконцентрациянасверх- новых проблемах: следует отказаться от конструкций, в которых возможен так называемый онтологический плюрализм. По мыс- ли Лаклау, иррелевантность марксизма к проблемам современ- ной демократии связана также с тем, что доктрина классического марксизма определяется двумя онтологическими парадигмами: гегельянской и натуралистической. Что делает проблематичным установление обратной связи между демократической политикой и демократией как условием существования политики (Laclau E., Mouffe C. Hegemony and Socialist Strategy. Towards a Radical Democratic Politics, 2nd edition. L.: Verso, 2000. Р. vii–xix). Хотя проблемаонтологическогоплюрализмаявляетсядискурсивнойте- мой современных теоретических дебатов, но от ее решения зависят многие теоретико-политические проблемы. Если, к примеру, марк- сизм как наука конституировался исключительно на собственном категориально понятийном аппарате, то это может означать, что он

477

состоялся в полном смысле как система. Следовательно, его само- критика ограничена – заперта внутри системы. Выход за рамки си- стемы предполагает демаркацию внешней границы марксистской парадигмы.

Попытка четко определить границы марксистского дискурса не является исключительно постмарксистским экспериментом. Однако, как заметит Лаклау, в результате новые области полити- ческих объектов будут инкорпорированы в политику, тогда глав- ной задачей станет объединение их на универсальной общедемо- кратической онтологии. Чтобы продемонстрировать возможность использования критических достижений марксизма в «чуждом» для него модусе Лаклау использует метод «феноменологической реактивации».

Э. Гуссерль впервые использовал термин «реактивация»

(reactivation) в паре с понятием «седиментация» (sedimentation)

для того, чтобы феноменологически различить теории, которые пытаются скрыть условия своего первоначального образования от тех, что делают этот процесс открытым, то есть постоянно реакти- вируют причины. Лаклау показывает, что марксизм первоначаль- но не предвидел, какой синтез возможен на его основе. Для фило- софа ревизии марксизма, проделанные В. Лениным, Д. Лукачем, А. Грамши и др., укрепили данное учение, по-новому раскрыли его потенциал в политическом поле. Но это стало возможным только в определенных условиях и в пределах конкретных задач. В уни- версальном измерении марксизм так и не обрел единой онтологии, позволявшей преодолеть исходный контекст классовой борьбы.

Как считают Лаклау и Муфф, противоречивость Марксовой онтологии должна быть учтена как объяснение возникшего идео- логического «марксистского эффекта», значительно более слож- ного, нежели установление границ между политической борьбой и экономическим интересом.

Причины «марксистского идеологического эффекта» уходят в онтологическую глубину, в которой формируется политический субъект. «Историческому материализму» безразлично то, до ка- кой степени надстройка может влиять на базис. Важно, что люди принадлежат к конкретным классам, «независимо от того, осозна- ют они их существование или нет» (Филипс Л., Йоргенсен М.-В. Дискурс-анализ. Теория и метод. Гуманитарный Центр, Х.: 2004. С. 57–58). Но если политика переходит некоторый исторический

478

предел, то уже нельзя быть уверенным в том, что только экономика позволяет различать классы эксплуататоров и эксплуатируемых. Теперь на первый план должно выйти социально-политическое противоречие.

К. Маркс действительно оставил множество парадоксов. Как скажет об этом Клод Лефор, его (Маркса) труды «не совпадали с ним самим». Лаклау считает, что противоречия политической он- тологии Маркса породили реакцию двух типов: одну назовем ре-

акцией Лукача, другую – Грамши (Laclau E. Politics and Ideology in Marxist Theory. L.: New Left Books, 1977; Mouffe C. Gramsci and Marxist Theory. L.: Routledge and Kegan Paul, 1979. Р. 169).

Лукач в своей «теории овеществления» показал социальное развитие как противоречивую целостность рационального и ирра- ционального. При этом под подлинным марксизмом понималась систематизированная сумма всех возможных форм «отчуждений». Идеи Лукача стали теоретической основой франкфуртской кри- тической школы (Хоркхаймер и Адорно), а не аутентичного марк- сизма, чья онтология «стала избыточной, как метафизика».

Марксизм лукачевской версии старался учесть новые истори- ческие вызовы и устранить идеологические эффекты. Если Маркс мыслил овеществление (опредмечивание) как результат конкрет- ных человеческих отношений, то, по Лукачу, современный трудо- вой процесс вообще не имеет никаких индивидуализированных характеристик. По Марксу, «отчуждение» и искажение трудовой природы человека можно было исправить, явив миру «универсаль- ного человека». Для Лукача человеческое общество превратилось в механический агрегат. Ученый так обозначил это положение: «Человек ни объективно, ни в своем поведении в трудовом процес- се не является его подлинным носителем; как механизированная часть он вводится в механическую систему, которую он преднахо- дит готовой и функционирующей независимо от него, – систему, законам которой он должен беспрекословно подчиниться» (Лукач Г. История и классовое сознание. М.: Логос-Альтера, 2003. С. 59).

Другая логика самокритики марксизма обнаруживается в творческом наследии Антонио Грамши, который указал на при- оритетное значение для политики противоречий Маркса. Грамши возвел политическую борьбу в статус верификатора совершен-

ства политического искусства (Mouffe Ch. Every Form of Art Has a Political Dimension / Grey Room. Winter 2001. Issue 2. Р. 98–125).

479

Ученый возобновляет (реактивирует) проект Маркса в политикокультурологической парадигме. В терминологии Лаклау это «недиалектическая замена классовой идентичности на культурную гегемонию».

Грамшианская ревизия радикализирует марксизм. Борьба есть стремление к уничтожению враждебной политической онтологии. Подобные соображения мы обнаруживаем и у Мангейма в его раз- личении «тотальной идеологии» и «частичной идеологии», где господствующая тенденция (гегемония) стремится заменить ана- литическую и морфологическую структуру соответствий между социальным бытием и формой познания (Мангейм К. Идеология и утопия / Диагноз нашего времени. М.: Юрист. С. 56–61).

Победа в борьбе означает появление универсальной политиче- ской онтологии. Синтез солидарных идеологий в новую коллек- тивную волю. Другими словами, историческая способность про- летариата инкорпорировать в себя разнообразные мотивы и даже чуждые интересы возможна только в том случае, если на практике будут найдены коммуникативные механизмы солидаризации ин- тересов. В этом контексте теория Грамши оказывается одним из первых экспериментов по разработке концепции левой политиче- ской культуры, чего ранее не предпринимал никто из марксистов. А также он первый задумался о конкурентности коммуникатив- ных возможностей левой идеологии.

В отличие от простого расширительного толкования гегемонии как наличия больших шансов на победу культурное лидерство не означает финальной победы левой идеологии. Наоборот, гегемо- нистическая стратегия наиболее эффективна в позиционной борь- бе, что невозможно сделать вне многообразия убеждений и мне- ний. Более того, поддержание и развитие политической инаково- сти становится инструментом культуры политического авангарда. Гегемония – новый способ общественной коммуникации.

Постмарксисты вслед за Грамши считают, что подлинная геге- мония возможна в «политическом государстве», демократически определяющемся в сложной межклассовой системе политикокультурных отношений. «Политическое государство» противосто- ит «социально-экономическому государству», – даже, например, пролетарскому, руководимому рабочей партией. Социальное госу- дарство, решающее проблемы рабочего класса и их исторических союзников, выхолащивает гегемонию. Ссылаясь на Грамши, пост-

480