Вторые предварительные выводы.
Сталинская программа коммунистического строительства действительно обеспечивала переход к коммунистическому способу производства.
Следовательно, Коммунизм вовсе не является утопией, как сегодня заявляют «теоретики» КПРФ и других «левых» партий.
Не было никаких объективных причин для отказа от воплощения в жизнь этой сталинской программы.
Однако после смерти И.В. Сталина эта программа перехода к Коммунизму не только была свёрнута, но и началась ползучая контрреволюция, приведшая к поражению Социализма в СССР.
Поражение социализма в ссср и его причины.
После смерти товарища Сталина руководство партии, не смогло воплотить в жизнь сталинскую программу коммунистического строительства и разрешить точно указанные Сталиным противоречия того периода. Сработал субъективный фактор. Возникли те же трудности коллективного руководства, что и после ухода товарища Ленина. Однако на сей раз эти трудности не были преодолены.
Требовалась кропотливая политическая и организационная работа по начертанному Сталиным плану, которая пусть с запозданием, но принесла бы желаемые плоды, и выявила бы новых большевистских вождей партии и рабочего класса. Вместо этого руководство партии выбрало путь «больших скачков». Троцкистские по сути авантюры с освоением Целины и переходом к территориальному принципу управления (совнархозам) подорвали экономику. В спорах о путях выхода из создавшегося, как тогда казалось, чисто сельскохозяйственного кризиса победила точка зрения Хрущева, выражавшая особые экономические интересы колхозного крестьянства. Это была победа правого уклона. Ликвидация в 1958 году государственных МТС и продажа машинно-тракторного парка колхозам, резко расширило сферу товарного обращения.
А ведь именно против продажи МТС колхозам резко возражал Сталин в работе «Экономические проблемы социализма в СССР», отвечая экономистам Саниной и Венжеру:
…предлагая продажу МТС в собственность колхозам, т.т. Санина и Венжер делают шаг назад в сторону отсталости и пытаются повернуть назад колесо истории.
Допустим на минутку, что мы приняли предложение т.т. Саниной и Венжера и стали продавать в собственность колхозам основные орудия производства, машинно-тракторные станции. Что из этого получилось бы?
Из этого получилось бы, во-первых, что колхозы стали бы собственниками основных орудий производства, т. е. они попали бы в исключительное положение, какого не имеет в нашей стране ни одно предприятие, ибо, как известно, даже национализированные предприятия не являются у нас собственниками орудий производства. Чем можно обосновать это исключительное положение колхозов, какими соображениями прогресса, продвижения вперед? Можно ли сказать, что такое положение способствовало бы повышению колхозной собственности до уровня общенародной собственности, что оно ускорило бы переход нашего общества от социализма к коммунизму? Не вернее ли будет сказать, что та кое положение могло бы лишь отдалить колхозную собственность от общенародной собственности и привело бы не к приближению к коммунизму, а, наоборот, к удалению от него? Из этого получилось бы, во-вторых, расширение сферы действия товарного обращения, ибо колоссальное количество орудий сельскохозяйственного производства попало бы в орбиту товарного обращения. Как думают т.т. Санина и Венжер, может ли способствовать расширение сферы товарного обращения нашему продвижению к коммунизму? Не вернее ли будет сказать, что оно может лишь затормозить наше продвижение к коммунизму?
Основная ошибка т.т. Саниной и Вояжера состоит в том, что они не понимают роли и значения товарного обращения при социализме, не понимают, что товарное обращение несовместимо с перспективой перехода от социализма к коммунизму. Они, видимо, думают, что можно и при товарном обращении перейти от социализма к коммунизму, что товарное обращение не может помешать этому делу. Это глубокое заблуждение, возникшее на базе непонимания марксизма.
Критикуя «хозяйственную коммуну» Дюринга, действующую в условиях товарного обращения, Энгельс в своем «Анти-Дюринге» убедительно доказал, что наличие товарного обращения неминуемо должно привести так называемые «хозяйственные коммуны» Дюринга к возрождению капитализма. Т.т. Санина и Венжер, видимо, не согласны с этим. Тем хуже для них. Ну, а мы, марксисты, исходим из известного марксистского положения о том, что переход от социализма к коммунизму и коммунистический принцип распределения продуктов ,по потребностям исключают всякий товарный обмен, следовательно и превращение продуктов в товары, а вместе с тем и превращение их в стоимость.
Хрущёв и его окружение, продав МТС колхозам, сделали в 1958 году свой первый шаг к возрождению капитализма. С этого шага и началась ползучая контрреволюция в СССР. Ответ на важнейший для нас вопрос: «Почему стала возможной победа правого уклона в партии после смерти И.В. Сталина?» мы обстоятельно изложим в дальнейших лекциях этого курса, а в сжатом изложении вы найдете этот ответ в нашем программном документе «Цели и задачи коммунистов»
Давайте посмотрим на схеме обращения продуктов и товаров, какой урон социалистическому способу производства нанесла тогда группа Хрущёва. Вспомним наш рисунок 10 и изменим его с учётом продажи всех государственных МТС колхозам.
Рисунок 12
На первый взгляд изменения не коснулись структуры социалистического способа производства, а лишь значительно увеличили объём товарооборота между колхозным и государственным секторами. Но это лишь на первый взгляд.
Получив в своё полное распоряжение все средства производства, колхозы объективно стали экономически самостоятельными товаропроизводителями (и, следовательно, товародержателями). То есть превратились в те самые «хозяйственные коммуны» Дюринга. А какова может быть цель самостоятельного товаропроизводителя? - Никакой, кроме получения максимальной прибыли от производства и продажи своего товара. И это объективное стремление самостоятельных товаропроизводителей к максимальной прибыли не могло остановить никакое административное воздействие со стороны государственного сектора и партийного руководства. Колхозы всеми правдами и неправдами, вопреки всем плановым директивам, стали производить в основном ту продукцию, продажа которой сулила им максимальную прибыль.
Почти всё сельское хозяйство страны стало в течение двух-трёх лет товарным. Закономерная (предсказанная – как мы видели - ещё Марксом) анархия товарного производства ввергла сельское хозяйство в глубокий кризис. В 1962 году впервые за послевоенные годы были подняты цены на всю сельскохозяйственную продукцию. Резкий подъём цен на продовольствие вызвал волнения рабочего класса, которые удалось подавить только после расстрела войсками рабочей демонстрации в Новочеркасске. Эти события стали началом конца диктатуры пролетариата в СССР.
В 1963 году кризис товарного сельскохозяйственного производства привёл к тому, что впервые после 1934 года СССР был вынужден начать закупки зерна за границей.
Но разрушение социалистического производства не ограничилось только сельским хозяйством. Как и предсказывали Энгельс и Сталин, в стране возникло обращение капитала (его первоначальным источником стала денежная прибыль колхозов), который стал направляться в «теневую» экономику, поскольку только там этот капитал производил максимальную прибыль. В начале 60-х годов наряду с государственным сектором в СССР возник параллельный товарный уклад, объёмы производства которого постоянно увеличивались за счёт паразитирования внутри государственного сектора производства.
Сельскохозяйственный кризис, паразитирующий теневой товарный уклад, потеря пролетариатом доверия к руководству СССР неуклонно разрушали государственный сектор. Темпы роста промышленного производства стали резко снижаться.
Общий экономический кризис неизбежно перерос в кризис политический. В октябре 1964 года Хрущёв и его ближайшее окружение были сняты со всех постов и отправлены в отставку. Для выхода из кризиса было необходимо развернуть беспощадную борьбу с правым уклоном в партии и вернуть экономику страны на коммунистические рельсы.
Однако партийное руководство к тому времени оказалось настолько засорено правыми элементами, что для выхода из кризиса требовались решительные действия уже всей партии, всего рабочего класса. Но товарное бытие уже отравило общественное сознание. В партии и в рабочем классе возобладали тогда мелкобуржуазные взгляды на политику: «руководству виднее».
Так называемая «косыгинская экономическая реформа 1965 года» превратила уже все социалистические предприятия в обособленных товаропроизводителей. На смену социалистическому способу производства пришёл товарный (государственно-капиталистический) способ производства.
Рассмотрим схему обращения сложившегося в СССР во времена «брежневского застоя» государственно-капиталистического способа производства. Поскольку все предприятия после «косыгинской» реформы стали обособленными товаропроизводителями, то эта новая схема обращения товаров и капиталов уже не могла отличаться от схемы обращения товарного производства (смотри рисунок 6).
Рисунок 13.
Госторговля,
колхозные рынки
По сравнению с предыдущей схемой (смотри рисунок 12) из последней схемы исчезли колхозы. В действительности колхозы, как товаропроизводители, остались. Но поскольку теперь уже все предприятия стали товаропроизводителями, то в нашей схеме мы включили колхозное производство внутрь подразделений I и II.
Из этой схемы исчезли и Советы. Почему? – Потому что с переходом к госкапитализму Советы трудящихся утрачивали политическую власть и постепенно становились ширмой, за которой властвовала партийно-хозяйственная номенклатура. А все государственные органы управления превращались в аппарат этой новой власти.
Формально обращение товаров и капиталов проходило через государственные органы управления, но только формально. Фактически государственные органы управления превратились в огромную товарную биржу.
Но такая схема обращения – как мы уже видели – должна была сразу привести к кризису перепроизводства. Почему так не произошло? Почему после «косыгинских» реформ экономика СССР без катастрофических кризисов просуществовала 25 лет, перейдя в длительный период «застоя»?
Вот почему. Во-первых, вспомним раздел этой лекции «Капитализм и колонии» и рисунок 7. Мы видели, что товарное производство может долго существовать, если часть нереализованного товара сможет реализовать в колониях. Но у СССР не было колоний – скажете вы. Да, не было. Но ещё при Хрущёве они появились внутри страны. А в период «брежневского застоя» вся страна была фактически поделена на две части: экономически развитую и экономически отсталую. Последняя (Нечерноземье, Средняя Азия, почти все сырьевые районы) превратилась в экономическую колонию первой. Самым наглядным примером такой колонизации в застойные времена стала широчайшая эксплуатация детского труда в хлопкосеющих республиках Средней Азии.
Во-вторых, вспомним, что печатание лишних денег (как мы уже упоминали) также могло сгладить последствия кризиса перепроизводства.
И всё центральные органы управление экономикой в период застоя превратились в антикризисный штаб, варьировавший этими двумя факторами: колониальным и инфляционным.
Общая схема обращения в период брежневского застоя с учётом этих двух факторов будет теперь выглядеть так (сравните с рисунком 7):
Рисунок 14.
Что на этой схеме изменилось по сравнению со схемой обращения из раздела «Капитализм и колонии» (смотри рисунок 7)?
Добавлен инфляционный фактор: Центральным банком были напечатаны лишние деньги (на нашей схеме - 1 рубль) и переданы потребителям из Подразделения I для оплаты товаров, произведённых Подразделением II (предметы потребления).
Изменился объём кредита (дотации) и цена товара, направляемого в колонию.
Почему брежневскому госкапитализму потребовалось усложнить схему ограбления колонии по сравнению с традиционной капиталистической схемой ограбления? Почему был введён инфляционный фактор?
А вот почему. Вспомним, что брежневский госкапитализм действовал в рамках социалистической надстройки и под флагом развития социализма. Кроме того, у брежневского окружения ещё были свежи в памяти рабочие волнения 1962 года после хрущёвского поднятия цен на продовольствие. Следовательно, ограбление внутренней колонии нельзя было доводить до сверхограбления. Для этого и был введён в дело инфляционный фактор, который, во-первых, уменьшал степень неравноценности обмена с колонией, а, во-вторых, подавался как постоянное увеличение заработной платы.
Поддержание баланса двух этих факторов давалось трудно, и хотя длилось довольно долго, не могло продолжаться вечно. Инфляционный фактор увеличивал денежную массу быстрее, чем росла товарная масса, особенно продовольствия. Этот разрыв неуклонно возрастал, что породило товарный дефицит. Продовольственные товары буквально сметались с прилавков, а очереди за ними росли. Притчей во языцах стали «колбасные электрички», на которых жители глубинки отправлялись с Москву и другие крупные города за мясными продуктами. Но инфляционный фактор (как видно из нашей схемы) можно было уменьшить только усилением ограбления внутренней колонии. Что и происходило. И повсеместно порождало и усиливало региональное и национальное отчуждение.
Одновременно с этим происходили объективные процессы отчуждения экономических властителей страны (партийно-хозяйственной номенклатуры и теневых капиталистов) и их обслуги (чиновники, пропагандистский аппарат, «творческая» интеллигенция и т.п.) от трудового народа.
Что же мешало новым капиталистам вместе с экономической властью захватить в полном объёме и власть политическую? – Остававшаяся ещё социалистической надстройка. Социалистическая по своей форме надстройка не только мешала им наживаться, но и сохраняла возможность возврата к диктатуре пролетариата - такова диалектическая связь базиса и надстройки, о чём мы будем подробно говорить в следующих лекциях нашего курса.
Поэтому накануне назревшего катастрофического кризиса госкапитализма социалистическая надстройка была сломана. Сломана не в одночасье, сломана в борьбе с нараставшим сопротивлением значительной части членов партии. Но сломана. Под крики о перестройке и возврате к демократии.
За годы существования госкапитализма мелкобуржуазная волна захлестнула почти все слои общества. Вот почему после уничтожения социалистической надстройки, открытый контрреволюционный захват власти в 1991 году ставленниками мирового империализма почти не вызвал сопротивления Общества.