3) Письма жены/жене

Письма жены/жене упомянуты во второй тетради и, в отличие от писем родителей, касаются не пороговых, а бытовых повседневных обстоятельств. Поэтому подчеркивается, что писем от Нины во время пребывания героя в Казани было много, но пересказаны они в общих чертах. Первые ее письма написаны старательно и очень подробно рассказывают о мелочах повседневной жизни («Эти листки, написанные старательным детским почерком, представляли собой подробный отчет о том, что происходило в их жизни, начиная от беспокойства за всход озимых и кончая подгоревшими пирогами с вязигой» [С. 146]).

Внимание к бытовым мелочам позволяет жене героя ощущать постоянную чувственную связь с ним: «Она пересказывала мне каждый свой сон. Ей все время снилось, что со мной что-то произошло. В каждом письме она писала, что любит меня и ждет, когда мы снова будем вместе, что только с моим отъездом поняла, что я для нее значу и что, кроме меня, у нее ничего в жизни нет. В одном из писем была приписка, что она перебирала в гардеробе мои вещи и оказалось, что они еще сохранили мой запах. Она так и написала: «Представь себе, я проревела целое утро» [С. 146]).

Александр Львович, убежав в Казань от тягот семейной жизни, напротив, отписывается жене двумя-тремя короткими письмами, содержащими так же, как письма Нины, бытовые сведения, но уже самого общего характера: «Я написал ей два или три коротких письма. В них я сообщал, что все хорошо, что со службой дело уладилось и что дом я уже присмотрел. Только в нем нужно будет сделать небольшое ремонт. Я даже спрашивал Нину, хочет ли она, чтобы в гостиной было солнце или чтобы окна выходили в сад» [C. 146]. Поэтому письменный диалог с Ниной прерывается.

Пересказанные героем письма исчерпывают отношения супругов. Ларионов получает два письма, одно из которых от матушки, сообщающее о болезни Нины, а другое от нее самой, в котором она говорит, что «так дальше жить не может, что она сойдет с ума», что Александр Львович ее не любит и никогда не любил, «что она это всегда знала и только обманывала зачем-то себя» [С. 147]. Ответное письмо герой решается написать нескоро. Оно короткое и также пересказано им самим: «Я написал ей, что она во всем была права, что брак наш был ошибкой, потому что я не люблю ее и, наверно, не любил. Я написал, что в Казани я встретил женщину, которую полюбил, и что это – первое истинное в моей жизни чувство. Закончил я так: «Ты вправе думать обо мне самое дурное. Прощенья мне нет, да я и не прошу его» [C.162].

4) Письмо полковнику Маслову

Письмо-донос на Ситникова занимает особое место в романе, так как является самым объемным письмом героя, написанным им ситуации глубочайшего личного кризиса (в финале второй тетради, когда понятна исчерпанность и бессмысленность службы в Казани и невозможность отношений с Ектериной Алексеевной). Но и это письмо пересказывается героем косвенно, так как важен сам процесс написания письма, важны условия и цели, побудившие героя к его написанию – они возникают в пороговый для героя момент, когда вновь решается его судьба, и показывают увлеченность Ларионова процессом письма.

Письмо служило Александру Львовичу средством снятия стресса, переживаний, когда он был под подозрением в распространении революционных идей, связавшись с Ситниковым. Тогда письменное признание жандармскому полковнику, описание всего хаотичного, что накопилось в его жизни, помогло ему развязать узлы: «Я писал все, что знал и про Степана Ивановича, и про наши разговоры, как мы спорили с ним, как я убеждал его отказаться от пагубных затей, и про Ивашева, и про ревельские воды. Я старался ничего не опустить, ни малейшей подробности. Я писал сумбурно, без всякого порядка. Я писал всю правду. <...> Я исписал всю бумагу, которую дал мне Маслов, попросил еще и все не мог остановиться» [С. 290-291].

Для рассказчика письмо в этот момент – процесс, который существует сам по себе: «Исписанные перья пачкали чернилами бумагу, я бросал одно, хватался за другое. Строчки разбегались вкривь и вкось. Я спешил, писал, не промокая клякс, не понимая, сколько прошло времени, час, а может быть, целый день. Солнце залило стол, я обливался потом, но мне некогда было задернуть шторы» [С. 291]. Письмо было осознано Ларионовым как способ спасти свою репутацию, жизнь и душу. Но после написания такого письма душевного очищения не происходит: герой, возвращаясь домой, инстинктивно захотел искупаться – очиститься физически от текста («Меня вдруг охватило странное желание искупаться. – Вези к Волге, – сказал я» [С. 292]).