Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
307278_33AAA_tkachenko_s_v_pravovye_reformy_v_r...doc
Скачиваний:
5
Добавлен:
12.11.2019
Размер:
3.02 Mб
Скачать

1.2. Идеологический компонент рецепции права

Игнорирование идеологического компонента рецепции, сведение ее содержания к «улучшению правовой системы» реципиента не позволяет в принципе разобраться не только с причинами рецепции как прошлого, так и настоящего, но и с действительным ее содержанием.

История знает примеры, когда, в силу идеологического фактора, зачастую отвергались действительно более передовые иностранные правовые технологии и воспринимались архаичные правовые системы. Известно, что армянское право IV-V вв. реципировало древнееврейские законы Моисея, сформулированные в Ветхом Завете, отвергнув более развитую систему «языческого» римского права. Такая рецепция произошла вследствие того, что Моисеевы законы рассматривались как «божественные», возникшие на родине основателя христианства.

Конечно, улучшение своей правовой системы с помощью такой рецепции представляется весьма сомнительным явлением. Однако рецепция древнееврейского права позволила армянскому государству приобрести необходимый международный авторитет и решить ряд практических задач.

Подобные процессы характерны не только для седой древности, они происходят повсеместно, и настоящее время для них – не исключение.

Показательна ситуация, связанная с современной рецепцией республикой Молдова румынского права, которое никогда не отличалось передовыми технологиями, а сама румынская цивилизация – какими-либо достижениями в экономике и необходимым для рецепции международным авторитетом.

Однако известно, что все молдавское законодательство, от системы права до знаков препинания, есть не что иное, как полная рецепция права румынского. Судебная система Молдовы дословно воспроизводит структуру судебного строительства румынской провинции[1].

Объяснять этот факт улучшением молдавского права, его модернизацией воистину абсурдно. Принципиальное игнорирование идеологического компонента превращает такую рецепцию в гордиев узел для исследователя.

Учет идеологического компонента рецепции позволяет рассмотреть и сам ее процесс. Рецепция, как правовая акция, может происходить либо полностью, либо частями. Заимствование лишь некоторых элементов говорит о косвенной рецепции, осуществляемой, как правило, в целях улучшения действия собственной системы права. При полной же рецепции усматривается либо декларативная акция покорности перед донором с целью получения определенной благосклонности, либо утрата самостоятельности (в рамках колонизационной и оккупационной моделей), либо действительная попытка выйти из кризиса путем полной модернизации всех проявлений общественной и государственной жизни (осуществляемой, как правило, при угрозе внешней агрессии).

Зачастую полномасштабная рецепция сопровождается декларативным отказом от своего правового прошлого. Иногда это принимает официальные формы разрешения государственной власти. Так, при подготовке к судебным преобразованиям 1864 г. в Российской империи потребовался отказ от официальной идеологии об исключительности российских учреждений, и в январе 1862 г. чиновникам Государственной канцелярии официально было дозволено использовать западные принципы и модели[2].

Не стала исключением из этого правила полномасштабная рецепция западного права в 1990-е годы, официально отправившая успешно действовавшее советское право на «мусорную свалку истории».

Идеология реципиента, донора, а зачастую и совместная идеология донора и реципиента образует искомый идеологический компонент рецепции, выражаясь в научном обосновании и целесообразности отказа от правового прошлого и заимствования «передовых» правовых технологий иностранного происхождения.

Это обоснование может быть выражено в попытках модернизации права и государства, в различных формах декоративной рецепции, сопровождающейся скрытым внутренним политическим «переворотом», скрытой или открытой экспансией донора, демонстрацией преемственности с могучей империей прошлого (Древний Рим) или близости к «цивилизованным» государствам современности (США, страны Европы).

Рецепция права представляет собой не просто технический перенос правовых норм иностранного права в российские законы. Процесс рецепции гораздо сложнее, так как переносятся, прежде всего, правовые идеи, принципы. Поэтому, как правило, найти их первоисточник всегда необыкновенно сложно. Возникает множество теоретических и практических вопросов (источник рецепции, взаимоотношения донора и реципиента, материал рецепции), которые только запутывают весь процесс, уводя от главного – от действительных целей рецепции права.

Так, известно, что создатель Гражданского кодекса Аргентины Д.В. Сарсфиель в 1871 г. творчески использовал гражданский кодекс Наполеона и комментарии к нему, Прусское уложение 1794 г., Саксонский гражданский кодекс и проект кодекса Баварии, Австрийское гражданское уложение 1811 г., Гражданский кодекс Чили 1855 г., проект Гражданского кодекса Бразилии и проект Г. Гойены, представленный им правительству Испании в 1851 г. Возникает вопрос: Гражданский кодекс Аргентины – это продукт рецепции или же «творчески переработанный правовой опыт»? Думается, что все же рецепция.

Зачастую, исходя из государственной идеологии, отрицается либо затушевывается сам факт рецепции. Здесь интересна рецепция правовых идей римского права в право СССР, в котором в принципе отрицалось всякое заимствование из права капиталистических, а уж тем более рабовладельческих правовых систем. Однако применение в советском гражданском праве институтов римского права приводило к стандартным объяснениям, наподобие: «Постановления о юридических сделках в наименьшей степени связаны с индивидуальными особенностями места и времени – они наиболее абстрактны и потому в своей основе остаются неизменными на протяжении тысячелетий от римского права до ГК РСФСР»[3].

Декрет от 7.08.1932 г. об охране имущества государственных предприятий, колхозов и коопераций и укреплении общественной (социалистической) собственности определял в русле римского права, что общественная собственность является основой советского строя, «священной и неприкосновенной, и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа».

Рассматривая факт обозначения собственности в римско-правовом духе как «священной и неприкосновенной», что уже достаточно непривычно для советского восприятия, известный советский правовед Н.В. Крыленко был вынужден лавировать в русле господствующей идеологии: «Вдумайтесь в этот термин, в это слово. Только зубоскал, несерьезный человек или только скрытый классовый враг может смеяться или зубоскалить по поводу того, что мы называем, и законно называем, вот эту собственность, пропитанную потом и кровью, трудом десятков миллионов, представляющих собой накопление труда 15 лет напряженнейшей работы в тяжелейших условиях, только зубоскал может смеяться по поводу того, что мы говорим, что это для нас священная собственность. Священная – это значит самая близкая, самая дорогая, самая святая, если мы вообще не отказались принципиально от употребления этого слова. Ибо она «освящена» кровью, которую рабочий класс и трудящиеся массы пролили, чтобы отстоять свое социалистическое государство и эту общенародную собственность против покушения бандитов международного капитала и остатков прежних эксплуататорских классов старой царской России»[4].

Именно от идеологического компонента зависит ход и оценка результатов любой рецепции, ее характера, воздействия на общество. Так, в кризисные моменты российское государство отвлекает общественность идеями о рецепции правовых достижений либо политических теорий более развитых стран, что, якобы, моментально приведет к всеобщему благоденствию.

В силу идеологической подоплеки рецепции она рассматривается либо как панацея, либо как необходимое основание для авторитета, либо как источник современных проблем общества, либо как «оскорбительные» для общественности намеки об утрате «самостоятельности», об ухудшении общественных устоев, нравов. Эта традиция имеет глубокие исторические корни. Так, в Древнем Китае Западной Чжоу приписывается составление одного из трактатов «Шу цзина» под названием «Люй син» (952 г. д.э.), в котором излагается философия права и подробно рассматривается работа судебной системы. Начинается этот трактат с приписывания введения «пяти видов наказаний» варварам – по-видимому, для того, чтобы снять ответственность за сей неблаговидный акт[5].

И Китай в этом случае – не исключение. В российской литературе также есть достаточно тому примеров. В рецепции иностранного права российские исследователи видели не только благо, но и корень зла, она обвинялась даже в «порче» славянского народа. Это видно из попытки «оправдания» русского народа в разных правовых проявлениях: «Варяжская дружина принесла нам рабство со всеми его юридическими последствиями»[6]; «кровная месть – закон по преимуществу скандинавский»[7]; «… на Руси, где первобытное славянское право во многом извратилось под влиянием варяжских или нормандских законов. <…> Однако славянский обычай, укоренившийся в народе, был здесь сильнее, чем закон, принесенный из чужбины»[8]. Г.Ф. Шершеневич в XIX в. вообще пришел к выводу, что рецепция римского права привела к полному игнорированию национальных основ права, которые не получили дальнейшего развития. Рецепция, приучив мысль к постоянному пользованию готовыми положениями, значительно и надолго ослабила самостоятельное творчество в области права[9].

Рецепцию права обвиняли и в разрушении национальных общественных укладов. В 1890 г. японская оппозиция выступала против первого проекта гражданского кодекса, скопированного с Французского гражданского кодекса: «Гражданский кодекс издан, а преданность императору и сыновний долг погибли». В результате это проект не был принят.

Но и современные ученые, которых, кстати, меньшинство, считают, что именно отказ от сохранения своих национальных корней и истоков, «кровного закона» ведет к духовному вырождению, знаменующемуся «появлением пограничного типа, который стремительно начинает овладевать всеми сферами жизни»[10]. А рассуждения о рецепции иностранного права в Русскую Правду «имели целью доказать отсталость восточных славян, “исконную неспособность” русского народа в государственно-правовом и культурном отношениях и неоригинальность Русской Правды»[11].

В литературе встречается даже определение рецепции как «культурной мутации», так как рецепция меняет весь правовой строй общества-рецепиента[12]. Н. Рулан пишет, что в ряде случаев рецепция чужого права может привести к юридической декультурации. Последняя выражается в том, что прежнее право «отбрасывается», правовая культура реципиента разрушается, в праве возникает огромное количество противоречий, недопустимых упрощений, что к тому же отнюдь не обеспечивает воспроизведение реципиентом у себя в стране заимствуемой правовой культуры[13]. В.В. Чемеринская разделяет это мнение: «Результатом рецепции может быть мутация воспринимаемых норм. Причина этого кроется в несовместимости реципируемого правового явления с традицией реципиента»[14].

Конечно, недооценивать рецепцию права нельзя ни в коем случае. Известно, что рецепция зарубежного права, правовых идей, несовместимых с правовой ментальностью населения, закономерно приводит к возможности разрушения самого государства. Пример – реципированная от соседних государств модель, воплотившаяся в законе эфора Эпитадея, который в Спарте изменил порядок наследования от отца к сыну. В результате «каждый мог подарить или оставить по завещанию свой дом и надел кому угодно» (Плутарх). После принятия этого закона спартанские граждане фактически могли свободно распоряжаться своими наделами, тогда как раньше их клеры были неделимыми и передавались, вероятно, в виде майората только старшему сыну. В этом и заключалась новизна ретры, ибо она допускала полную свободу дарения и завещания даже при наличии законных наследников[15]. В результате спартанское общество перестало быть равным, что привело к закономерному уничтожению такого типа государства.

Известно, что и российское общество в результате рецепции западного права утрачивает свою целостность, исконные духовные качества русского народа. Однако данное явление не совсем характерно для рецепции права. Так, известно, что даже при полномасштабной рецепции права общество в принципе сохраняет свои традиционные черты. Здесь типичным примером является Корея: «США и СССР оказали решающее воздействие на формирование политических режимов в обоих корейских государствах. Южная Корея заимствовала американский опыт, Северная Корея – советский. Однако, по мнению экспертов, по мере развития государственности на Юге и Севере политические системы “кореизировались”, наполнились национальным содержанием»[16].

Аналогичные процессы прослеживаются и в оккупированной США Японии. Известен факт, что формирование современной политической системы Японии под руководством США не привело к идентичности ее политической системы американской. Японская система имеет целый ряд особенностей, в том числе наличие доминантной партии с несколькими фракциями, традицию семейственности (на выборах в палату представителей в 1996 г. из 500 мест 122 перешли сыновьям, деверьям, зятьям и внукам прежних кандидатов[17]).

Таким образом, исходя из вышеперечисленного, приходим к выводу, что рецепция выступает, прежде всего, как идеологический правовой инструмент государства. Государство может декларативно отказаться от нее, но может и активно с необходимым афишированием внедрять положения иностранного права.

Можно ли говорить здесь о рецепции идей западного права? Конечно же да, только сами идеи «обернуты» в традиционную оболочку, понятную и доступную обществу в целом. А это, в свою очередь, приводит к полному усвоению заимствованных правовых идей обществом.

Таким образом, идеологический компонент непосредственно влияет на саму возможность рецепции, ее успешность либо безуспешность, составляя с ней единое целое, в связи с чем можно сформулировать следующее определение: рецепция представляет собой заимствование и внедрение идей, правовых институтов, норм, терминологии иностранного права в силу идеологии реципиента и (или) донора. Иными словами, суть рецепции заключается в ее идеологическом компоненте.

[1] Киселев, В. В режиме нуля / В. Киселев // www.nowopol.ru/phorum 334/html.

[2] Уортман, Р.С. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России / Р.С. Уортман. – М., 2004. – С. 437.

[3] Варшавский, К.М. Гражданское право в СССР / К.М. Варшавский // Правовые условия торгово-промышленной деятельности в СССР: Сборник статей. – Л., 1924. – С. 105.

[4] Крыленко, Н. Охрана социалистической собственности / Н. Крыленко // Советское государство. – 1932. – №7/8. – С. 17.

[5] Крил, Х.Г. Становление государственной власти в Китае. Империя Западная Чжоу / Х.Г. Крил. – СПб., 2001. – С. 115.

[6] Чичерин, Б.Н. Опыты по истории русского права / Б.Н. Чичерин. – М., 1907. – С. 163.

[7] Погодин, М.П. Исследования / М.П. Погодин. – СПб., 1876. – Т. 1. – С. 379.

[8] Воцель, Я.Э. Древнейшая бытовая история славян вообще и чехов в особенности / Я.Э. Воцель; пер. с чешск. Н. Задерацкого. – Киев, 1875. – С. 164.

[9] Шершеневич, Г.Ф. Учебник русского гражданского права / Г.Ф. Шершеневич. – М., 1995. – С. 25.

[10] Черносвитов, Е. Мы устали преследовать цели?.. О психических эпидемиях и некоторых тенденциях в культуре / Е. Черносвитов // Наш современник. – 1989. – №10. – С. 139.

[11] Хачатуров, Р.Л. Русская Правда / Р.Л. Хачатуров. – Тольятти, 2002. – С. 104.

[12] Карбонье, Ж. Юридическая социология / Ж. Карбонье. – М., 1998. – С. 198-201.

[13] Рулан, Н. Юридическая антропология / Н. Рулан. – М., 1999. – С. 194-196.

[14] Чемеринская В.В. Влияние византийского права на древнерусское российское законодательство X-XVII вв. (опыт сравнительного анализа): дис. … канд. юрид. наук / В.В. Чемеринская. – М., 2003. – С. 128.

[15] Печатнова, Л.Г. История Спарты (период архаики и классики) / Л.Г. Печатнова. – СПб., 2001. – С. 429.

[16] См.: Денисов, В.И. Политические системы государств Корейского полуострова (РК и КНДР) / В.И. Денисов // Политические системы и политические культуры Востока: сборник статей / под ред. А.Д. Воскресенского. – М., 2007. – С. 571.

[17] Молодякова, Э.В. «Неординарная» демократия в Японии / Э.В. Молодякова // Япония: мифы и реальность. – М., 1999.