Арнольд тойнби Об отношениях Запада с остальным миром

(…) Запад никогда не составлял всего значимого мира. Запад никогда не был единственным действующим лицом на сцене современ­ной истории, даже находясь на самой вершине западной мощи (а вершина эта, вероятно, уже пройдена). (…) в столкновении между ми­ром и Западом, которое длится к нынешнему времени уже четыре или пять веков, именно остальной мир, а не Запад обрел наиболее значитель­ный опыт. Не мир нанес удар Западу, а именно Запад нанес удар – и очень сильный – остальному миру (…). За все это время мировой опыт общения с Западом показывает, что Запад, как правило, всегда агрессор (…).

(…) поразительные военные и политические успехи ислама в нача­ле его истории дают объяснение, почему турки и другие мусульманские народы так нескоро последовали примеру Петра Великого в том, чтобы противостоять Западу его же оружием, техникой, институтами и идеями. (…)

Вывели мусульман из (…) самоуспокоения неоднократные поражения Османской империи и других мусульманских держав от противников, ос­нащенных западным оружием, равно как и технологией и наукой, лежащи­ми в основе современного западного военного искусства (…). Однако в той ранней главе истории даже убежден­ные сторонники вестернизации Турции не питали ни малейшей привязан­ности к чуждой им Западной цивилизации, которую они сознательно внед­ряли. Их намерением было допустить лишь минимальную дозу западной культуры (…) именно этот дух тайного и явного недоброжелательства приводил к провалу одну за другой попытки вестернизировать Турцию. (…) Причина, по которой эта политика дози­рованной вестернизации была обречена на провал и провалилась, заключа­ется в одной непреложной истине, (…) счастливо угаданной гением Петра Великого. Эта истина гласит, что любая цивилизация, любой образ жизни есть нераз­рывное целое, где все части взаимозависимы и нераздельны. (…) Собственно, долгие поиски частичного решения этого вечного «западного вопроса» не вели ни к какому решению вообще, и для Турции оставалось два альтернативных выхода: либо заплатить за ошибку – попытку принимать Западную цивилизацию минимальными до­зами, – подчинившись этой цивилизации полностью, либо спасти себя от исчезновения, приняв западный образ жизни всем сердцем, телом и ду­шою. Выбрав первый из этих двух путей, турки оказались почти на краю пропасти, однако им удалось буквально в последний момент спастись, по­вернув на путь полной и безоговорочной вестернизации под руководством Мустафы Кемаля Ататюрка. (…) Его час пришел, когда Турция была повержена в результате поражения ее союзницы Германии в первой мировой войне (…) Политика Мустафы Кемаля была направлена на полный и решительный поворот Турции к западному образу жизни (…).

Индия (…) представляет собой общество не меньшей величины, чем на­ше западное, и в то же время это единственное значительное незападное общество, которое не просто подверглось нападению, но было захвачено и разграблено силой западного оружия, и не только захвачено, но надолго осталось под властью западных правителей. (…) опыт общения с Западом оказался у Индии значительно более бо­лезненным и унизительным, чем у Турции и Китая или у России и Японии (…). Благодаря многочисленным личным контактам между индийцами и людьми Запада стальной западный клинок еще глубже проник в душу Ин­дии.

В 30-е годы XIX века британские (…) правители приоткрыли индийцам окно в Западный мир, заменив воспитание в духе индуизма и ислама высшим образованием западного образца, тем самым приобщив индийцев к западным идеям свободы, парламентаризма и наци­онализма. Индийцам пришлось по душе это новое западное политическое просвещение. Оно привело их к тому, чтобы потребовать для Индии тако­го же самоуправления, каким пользовалась Великобритания, а британцев в конечном итоге вынудило предоставить его Индии. (…) сегодняшние индусские правители большей части Индийского субконтинента решили избрать для себя запад­ный вариант управления, первоначально привнесенный в их страну чуже­земными завоевателями. (…)

(…) когда в XVI веке порту­гальские первопроходцы совершили первую высадку на берега Китая и Японии, они воспринимались там как сверхъестественные пришельцы с другой планеты. (…) Незваные гости с Запада были отброшены назад, в Океан (…) и после этого Япония, Китай и Корея закрыли свои двери для чужеземцев и постарались сделать все возможное, чтобы сохранить себя «царствами-отшельниками». (…) Захватчики вернулись обратно в XIX веке, и на этот раз им удалось внедрить западный образ жизни на Дальнем Востоке, как они уже успели сделать это в России и Индии и частично в Ислам­ском мире.

Чем же отличалась ситуация во время второй попытки Запада завое­вать Дальний Восток, что позволило на этот раз победителю добиться ус­пеха?

Одно очевидное отличие заключается в технологии. В XVI и XVII веках западные корабли и оружие не настолько превосходили вооружения и флот Дальнего Востока, чтобы дать Западу ощyтимый перевес сил. (…) Дальний Восток остал­ся хозяином положения; и когда он почувствовал необходимость разо­рвать отношения, западным пришельцам не хватило сил противостоять это­му. Но когда западные гости появились вновь на берегах Китая и Японии в XIX веке, баланс сил был в их пользу, ибо китайские и японские воору­жения оставались все теми же, что и два века назад, в то время как на Западе за этот период произошла Промышленная революция; пришельцы вернулись, оснащенные новейшим оружием, с которым дальневосточные державы тягаться не могли. В этих новых обстоятельствах они были вы­нуждены уступить влиянию Запада, причем перед ними открывались два возможных пути. Если дальневосточное царство-отшельник попыталось бы проигнорировать технологический вызов Запада, то его крепко запертые двери быстро вышибли бы западные орудия. Единственной альтернативой было держать непрошеных гостей на расстоянии, освоив их собственное оружие; но это можно было сделать, лишь добровольно распахнув свои двери западным технологиям прежде, чем захватчик вломится силой. (…)

(…) второе столкновение (…) закончилось внедрением западного образа жизни, в то время как первое, начавшееся весьма благожелатель­но, закончилось полным разрывом. (…) Реакция была разной оттого, что вызов, стоявший перед ними в каждом из случаев, был неодинаков. В XIX веке Западная цивилизация предстала перед ними прежде всего в облике незнакомой новой техноло­гии; в XVI же она возникла в облике новой не знакомой религии. (…) Технология оперирует вещами и понятиями, лежащими на поверхности жизни, так что кажется практически безопасным взять на вооружение за­рубежную технологию, не подвергая себя риску духовного закабаления. (…) Однако все отдельные элементы культурного пространства имеют глубинную внутреннюю связь между собой, так что, отбрасывая старую и привычную технологию и овладевая новой и чужой, нельзя удержать из­менения на чисто технологическом уровне, они постепенно будут прони­кать все глубже, подтачивая исконную культурную традицию (…).

(…) В том, первом столкновении с Западом непосредственная опасность, которую следовало отразить (…), заключалась не в воен­ной угрозе и попытке завоевания с помощью новейшего, неотразимого оружия; опасность крылась в том, что народ предпочтет неизвестную, но неотразимо привлекательную религию, которую усердно проповедовали западные миссионеры. (…) если технология оперирует прежде всего поверхностными факторами жизни, то религия проникает прямо в сердце; и хотя технология тоже в конечном итоге может иметь серьезный разрушительный эффект на ду­ховную жизнь общества, в котором она укоренилась, этот эффект прояв­ляется не слишком быстро. (…)

(…) «закон», (…) применимый не только к данному частному случаю, но и ко всем столкновениям между цивилизациями (…) гласит, что отдельный фрагмент какой-либо культуры, отщепленный от культурного целого и за­пущенный на зарубежную орбиту, сам по себе имеет шанс встретить меньше сопротивления и, таким образом, может продвинуться быстрее и дальше, нежели чужеродная культура, переносимая на новую почву целым блоком. Западная технология в отрыве от западного христианства была принята не только в Китае и Японии, но и в России и многих других незападных странах, где прежде она отвергалась, внедряемая как единый и не­делимый образ жизни, включающий и христианство.

И революция Мэйдзи в Японии в 60-х годах прошлого века, и гоминьдановская революция в Китае в 20-х годах нынешнего - каждая в свое время выглядели как триумф секуля­ризованной Западной цивилизации современной эпохи. (…)