Н. Бердяев. 1918. Судьба России

«Владимир Соловьев духовно покончил со старым славянофильством, с его ложным национализмом и исключительным восточничеством. И после дела Вл. Соловьева христианский универсализм должен считаться окончательно утвержденным в сознании.

Ветхозаветный, охраняющий национализм очень боится того, что называют европеизацией России. Боятся, что европейская техника, машина, развитие промышленности, новые формы общественности, формально схожие с европейскими, могут убить своеобразие русского духа, обезличить Россию. Но это— трусливый и маловерный национализм, это—неверие в силу русского духа, в несокрушимость

национальной силы, это— материализм, ставящий наше духовное бытие в рабскую зависимость от внешних материальных условий жизни. /…/ В славянофильстве было еще много провинциальной замкнутости. /.../ Сознание их /славянофилов/ еще не вмещало мировых перспектив. /.../ Это было еще детское сознание русского народа, первое национальное пробуждение от сна, первый опыт самоопределения».

В целом Бердяев повторяет аргументы Соловьева, указывая на все те же факторы: национальный эгоизм и отсталость. При развитии этого направления критики изображение почвенничества приняло совсем карикатурные черты.

Отто Бауэр. 1924. Национальный вопрос и социал - демократия

«Как орудие реакционной борьбы, национальный способ оценки приобрел величайшее значение в России. Там уже в течение десятилетий существует направление, которое борется со всякой реформой в западноевропейском духе; из нищеты и невежества мужика, из произвола чиновничества, из абсолютной власти и суеверия греческой церкви оно создало особую смесь, какую - то национально - славянскую сущность, которую во что бы то ни стало надо, мол, предохранить от всякого западноевропейского влияния (Нации и национализм)».

Постепенно все более преобладали мнения, в которых отмечались недостатки и западников, и славянофилов — несмотря на то, что высказывающий эти мнения автор мог квалифицироваться как очевидный приверженец той или иной стороны в споре. Позднее уже евразийцы поставили себя над прежним диалогом, по - новому решив старые проблемы — и с новых позиций критикуя и западников, и почвенников.

2) Критика западничества.

Теперь, услышав, как критикуют почвенников, время посмотреть на экзекуцию, которой подвергаются западники.

Западническое мировоззрение также может быть оспорено по очень разным линиям. Можно усомниться в том, что западники желают добра России и русским — это обвинение в «русофобстве». Можно сказать, что западники мешают мировому развитию, перенося частный опыт Европы на другие культуры и страны, которые призваны сыграть иную роль в истории.

Можно укорить их в непонимании того, чему, собственно, учит Европа: сказать, что западники слепо подражают частностям европейского развития, препятствуя усвоению того универсального и ценного урока, который Европа «на самом деле» дала миру. Наконец, возможна и такая позиция, что современное развитие Европы является ошибочным, ведущим в пропасть, и тогда западники выступают как агенты «мирового зла». Можно считать, что Европа всегда была такой «нехорошей», а можно полагать, что она лишь недавно «испортилась». Тогда западничество разделяется на этапы: когда - то Европа несла добро и у нее было чему поучиться, а потом она пошла по неправильному

пути и попытки учиться у нее — призыв пить из отравленного источника.

«Что вызывает несогласие, когда слушаешь наших западников? Связав себя с проведением радикальной экономической реформы, призванной превратить Россию в капиталистическую страну, они подняли на щит, абсолютизировали и то, что противо

показано не только традиционной России, но и самому Западу как культурному образованию.

В этом их коренное расхождение с русскими западниками прошлых времен. Последние, как известно, если и завидовали Западу, то только наличию у него политической свободы и просвещения. О «просвещенной свободе» еще Пушкин писал. Не рынок и частную собственность отвергали западники, но «дух капитализма» с его «протестантской этикой»

и культом частной выгоды и наживы, возведенными в ранг высшей человеческой добродетели. Мир «лавочников», европейского «мещанства» был для них

не Западом даже, а изменой Запада самому себе, его культурным «грехопадением», предательством собственных идеалов свободы, равенства и братства.

Отсюда и разочарование некоторых русских западников (Герцена, например) в современной им Европе, их обращение к социализму в качестве противоядия против буржуазной пошлости.

Классическому русскому западничеству противостоит сегодня его новая разновидность, объявившая капитализм высшей и конечной целью исторического развития, заветной мечтой всего человечества. Если западники первого призыва отвергали буржуазный Запад во имя спасения западной же культуры, которую они хотели сделать достоянием

и России, то их нынешние потомки согласны пожертвовать и историей, и культурой России ради ее уподобления рядовой капиталистической стране.

Первые западники, мечтая о свободной и просвещенной России, не умаляли ее великодержавия, ее государственного величия (защищая дело Петра, они

защищали и существование Российской империи, понимая ее не как «тюрьму народов», а как способ их приобщения к западной культуре и цивилизованности), новые западники во имя вхождения в мировой рынок, похоже, согласны смириться с любой ролью, которую Запад предпишет России. Ради счастья «быть Европой» они согласны стать какой

угодно ее малой частью. Чем - то они напоминают незабвенного лакея Яшу из «Вишневого сада».Побывав однажды в Париже со своей барыней, он вернулся домой, преисполненный величайшего презрения к собственной стране: «...страна необразованная, народ безнравственный, притом скука, на кухне кормят безобразно...». И потому: «Любовь Андреевна! ...Если поедете в Париж, то возьмите меня с собой.. Здесь оставаться положительно невозможно». От такого западничества разит передней, лакейской. Оно лишено чувства собственного достоинства и продиктовано всего лишь завистью к чужому достатку.

Откуда взялся это новый тип западника, открыто ликующего по поводу развала собственного государства и слагающего гимны потребительскому раю?

Искать его родословную в просвещенных западниках ХIХ века вряд ли правильно. Последние руки не подали бы нынешнему западнику. У старых западни

ков сознание отсталости России от Запада не переходило в сознание ее неполноценности. Россия была для них в чем - то отсталой страной, но более любимой, чем любая другая. И только сейчас отсталость стала отождествляться с чувством ущербности, ограниченности, чуть ли не врожденного уродства собственной страны, с неприязнью ко всему отечественному. Такое западничество можно назвать плебейским и холопским. Бердяев был прав, усматривая в нем наиболее яркое проявление нашей азиатчины. Стоит ли удивляться, что западник новой формации порождает в качестве ответной реакции на себя рост ксенофобии и консервативного национализма, обостренное чувство вражды и подозрительности ко всему, что исходит от Запада. Не Запад провоцирует это чувство, а «неистовые ревнители» Запада в нашей стране».