2. Гней Невий

Другим ранним римским писателем был Гней Невий (Gn. Naevius, 274–201 г. до н. э.), продолжавший дело Ливия Андроника. Биография его известна по отдельным фрагментам: он был также родом не из Рима, а из провинции Кампания на юге Италии; для него латынь была родным языком. Был он участником 1-й Пунической войны. Вернувшись с поля боя в Рим, испытал себя в драматургии, переводил греческие трагедии. Переводы эти утеряны. Кроме того, он писал собственные трагедии, в основе которых лежали римские сюжеты, «претексты» (tabulae praetextatae). В трагедиях такой жанровой разновидности персонажи были одеты в претексту, разновидность тоги, окаймленной пурпурной каймой, которую носили римские магистраты и жрецы. Претексты писались на легендарные сюжеты или сюжеты из римской истории, они ставились во время триумфальных или погребальных игр. Известно, что Невию принадлежала претекста «Воспитание Ромула и Рема», героем которой был легендарный Ромул. В пьесе излагалась драматургическая версия знаменитой легенды (о ней рассказывалось во Введении), история двух братьев, их чудесного спасения, гибели Рема и деятельности Ромула, правившего 37 лет, основавшего Рим и римскую религию.

Известно название еще одной претексты Невия – «Кластидий», в основе которой эпизод из римской истории: ее герой – римский полководец Клавдий Марцелл (ок. 270–208 до н. э.), одержавший победу в борьбе с галлами; позднее он погиб в войне с Ганнибалом.

Стремление придать римской литературе национальную окраску нашло свое выражение в создании Невием эпической поэмы «Пуническая война», которая дошла до нас лишь в виде разрозненных фрагментов. Неясно, например, какой Пунической войне она посвящена – 1-й или 2-й. Известно, что началом поэмы было бегство Энея из охваченной пожаром Трои; упоминался любовный роман Энея и Дидоны, карфагенской царицы. Затем Эней прибывал в Италию, где его внук Ромул становился основателем Рима. Таким образом в поэме подчеркивалось величие Рима, а небольшое поселение на берегах Тибра оказывалось основанным выходцами из легендарной Трои. Поэма Невия, как можно судить по фрагментам, была написана сатурнинским стихом, ее язык был прост, но архаичен. Позднее к этой теме обращается уже великий поэт Вергилий, создавший в «Энеиде» высокохудожественный римский эпос.

С окончанием 2-й Пунической войны (201 г. до н. э.), когда Карфагену было нанесено решительное, хотя и не окончательное поражение, а Рим еще больше укрепил свои позиции, открывается новый этап римской истории. До того литература развивалась относительно стихийно. Постепенно становится очевидным, что она способна выполнять явную идеологическую, воспитательную функцию.

3. Квинт Энний

Значительной фигурой на рубеже III–II вв. до н. э. был Квинт Энний (Quintus Ennius, 239–169 г. до н. э.), уроженец эллинизированной Южной Италии, соединивший в себе как греческую, так и римскую культуры. Он получил прозвище «человека о трех языках» (греческого, латинского и окского). Широко образованный, Энний сделался одной из главных фигур кружка Сципиона.

Энний был плодовит, работал в разных жанрах, хотя его наследие, как и ряда других римских писателей, дошло до нас в незначительных фрагментах. Энний стремился к реализации двух главных задач: пробудить в своих коллегах, римских литераторах, большую озабоченность вопросами художественного мастерства и укоренить на римской почве основные жанры греческой словесности.

В качестве образца Энний взял Еврипида и, подражая ему, написал около двух десятков трагедий; от них сохранились только названия. В большинстве трагедий воссоздавались события, относившиеся к Троянской войне. Перу Энния принадлежала трагедия под названием «Медея», о которой известен хвалебный отзыв Цицерона. Писал он претексты, среди которых была драма «Сабинянка»; в ее основе, как можно судить, была относящаяся к древности война римлян с сабинянами и похищение римлянами сабинянских женщин.

Выступал Энний также в жанрах дидактической поэмы, сатиры. Но наиболее значительным произведением Энния была стихотворная эпопея «Анналы» (Annales – «Летопись») в 18 книгах, от которой уцелело 600 стихов. В ней Энний вознамерился выступить в роли «латинского Гомера», создать произведение общенациональной значимости. В «Анналах» Энний излагал историю Рима начиная с высадки в Италии легендарного Энея, бежавшего из Трои, и доводил свое поэтическое повествование до современных ему римских деятелей, его покровителей. Среди персонажей Энния были уже упоминавшиеся Ромул и Рем, эпирский царь Пирр, римский военачальник Фабий Максим («Кунктатор»). Первая книга, например, завершалась восхвалением Ромула, который после смерти стал богом:

 Сладкою речью их сердце пронзилось: царя славословят Речью такой: «О Ромул божественный, Ромул – владыка, Страж и блюститель отчизны, бессмертных славная отрасль. Ты наш отец, ты родитель, божественной крови потомство, Вывел на свет лучезарный ты нас из мрака забвенья».  В третьей книге, например, шла речь о войнах с царем Эпира Пирром. В одном из эпизодов в уста Пирра была вложена речь, в которой он отвергает предложение римлян обменяться пленными или получить за них выкуп. Цицерон, комментируя это место поэмы, говорит, что Пирр произносит слова, «истинно царские и достойные потомка Эакидов».

 Злата не требую я, и выкупа мне не давайте: Мы не торгуем, войну мы ведем, и жребий о жизни Нам подобает железом решать, а не златом презренным.  Эний использовал отдельные художественные приемы Гомера, он написал свое произведение не сатурнинским стихом (как Ливий Андроник и Невий), а гекзаметром. Он содействовал развитию и утверждению латинского поэтического языка. В эпитафии, которую он себе сочинил, есть такие слова:

 Плакать к чему обо мне? К чему же лить слезы напрасно? Жив я в крылатом стихе: стих тот у всех на устах.  Дело Энния на ниве драматургии продолжил Теренций, также близкий к кружку Сципиона: о нем пойдет речь в специальной главе.

Что же касается другой линии, эпической поэтической традиции, заложенной в «Анналах», то она была развита позднее Лукрецием («О природе вещей») и, конечно же, Вергилием («Энеида»).

34. Плавт как "плебейский" драматург. Отношение к греческой драматургии. Влияние народного римского театра. Смешивание греческих и римских элементов. Особенности композиции и сюжетов комедий Плавта. "Комедия о горшке" Плавта, отражение в ней римских реалий. Тема скупости и образ скупого в мировой литературе. Комедия "Хвастливый воин" Плавта. Осмеяние римской военщины в ней. Сюжет. Средства создания комических характеров ("имена характеристики", гротеск). Тит Макк Плавт (250-184) родился на с Италии, занимался торговлей, разорился, нанялся на мельницу и там писал

• Плавт (прозвище)– плоскостопный (жанр низовой комедии), Макк – «маска дурака» (прозвище?) > близок к народу

• писал комедии – паллиаты - комедии с греческим сюжетом

• герои, сюжеты те же (подброшенные дети, юноша, влюбленный в гетеру, рабы, сводники)

• сюжетно близок к новой комедии, но смешнее Менандра, серьезная сторонаv, смешная^

• действие комедий происходит в греческих городах. Герои – греки.

• остроумие не в словах, а в ситуациях, хотя остроты есть

Использует приёмы контаминации, не стараясь это скрыть. Контаминация может выразиться и в объединении различных интриг, слиянии двух пьес воедино, и в перенесении какой-либо сцены из одной пьесы в другую.

• все пьесы разные по построению и по форме, разная степень переделки

• безразмерные размеры – разная метрика, важная роль – музыкальное сопровождение

• все греческое, но вводятся римские реалии (форум, а не агора)

• комедии рассчитаны на плебс > мало философских и психологических проблем

• главный двигатель интриги – раб (ех: помощник влюбленного, но безвольного хозяина).

• интрига обусловлена не характерами лиц, а неожиданностью положений

Воспроизводя обычные сюжеты «новой» комедии и ее маски, пьесы Плавта разнообразны по построению и тону. Плавт должен был приспособлять пьесы к мировоззрению, к культурному и эстетическому уровню посетителей публичных игр Рима. Римский городской плебс - основная масса зрителей Плавта. Поэтому Плавт ослабляет серьезную сторону «новой» комедии, вводит элементы буффонады и фарса.

Обращения к публике в прологах служат для разных целей: сообщают сюжетные предпосылки пьесы, заглавие оригинала и имя его автора и почти всегда содержат просьбу о благосклонности и внимании. (Прологи Плавта перекликаются по содержанию – не относятся к сюжету комедии - с «парабасами» древнеаттической комедии).

Излюбленная фигура Плавта - раб, представляет собой самую динамичную маску комедии, наименее стесненную в своих поступках, словах и жестах требованиями степенности и пристойности, предъявлявшимися к свободным. Раб — не только носитель интриги, но и средоточие буффонного элемента. Он потешает зрителей шутовством и пародией на высокий стиль

Комедия Плавта строится как чередование диалога с речитативом и арией и является своего рода опереттой

Цель Плавта — непрерывно возбуждать смех каждой сценой, фразой, жестом. «Горшок», «Хвастливый воин», «Менехмы», «Шкатулка» - тема «подкинутого и найденного ребенка».

Подобно греческому, римский театр имел фольклорные истоки. На становление римской комедии повлияла ателлана (название происходит от небольшого городка Ателла), короткая импровизированная пьеса, в основе которой лежал какой-либо бытовой эпизод. Сюжеты ателланы отличались простотой, грубоватыми шутками, даже выпадами против отдельных лиц, а также непритязательным набором типовых комических масок. Главными среди них были: хвастун и льстец Буккон; скупой старик Папп; ученый шарлатан, злобный горбун Доссен. Популярна также была маска прожорливого глупца и волокиты Макка (бытует мнение, что второе имя Плавта – Макций произошло от имени данного комического персонажа). Типы и сюжеты ателланы решительно повлияли на структуру и общий характер комедий Плавта.

На поэтике комедий сказалась стилистика фесценнин – шуточных песен фольклорного происхождения. Они исполнялись в Риме на народных праздниках урожая и плодородия, особенно в сельской местности, на свадьбах. Их содержание, как и лексика, отличались фривольностью. Фесценнины напоминали фаллические песни Греции.

В структуру римского театра был также «интегрирован» мим, драматическая сценка бытового содержания. Мим сделался популярен в эллинистическую эпоху, из Греции проник в Рим, где обрел сценическое воплощение. Мим «синтезировал» монолог актера, танец, музыку, цирковой номер. Большую роль играло пародирование, например, серьезных жанров, трагедии. Миму не были чужды непристойные сцены, языковые вульгаризмы, клоунада и буффонада. Все это находило отклик у плебейской части зрительного зала.

В сюжетах Плавта, заимствованных зачастую из новоаттической  греческой  комедии, обнаруживаются характерные ситуации  и  привычные персонажи: подкинутые дети, ловкие гетеры, девушки, проданные в рабство, находчивые рабы. Нередки у Плавта комбинированные сюжеты из разных произведений, этот прием называется «контаминацией». При этом Плавт ориентировался на широкие демократические слои  римского  плебса. В его комедиях присутствует  и  буффонада,  и  буйное веселье,  и  грубоватый юмор, в сочетании с музыкальным сопровождением это придавало его комедии сходство с современным водевилем или опереттой. Плавт смешивал в пьесах  греческие   и   римские   элементы : герои носят  греческие  имена, однако действие происходит в Греции, но почему-то на  римских  улицах, к тому же тут действуют некоторые римские законы, в диалогах присутствуют римские поговорки, а на пирушках подают римские кушанья. 

Хорошо знавший законы сцены, Плавт давал благодарный материал для актеров, его пьесы были сценичны, имели успех, долго не сходили с римской сцены. Плавт создал целый ряд выразительных образов. Это - Псевдол, раб из комедии «Раб-обманщик», помогающий своему господину, образ, который, трансформировавшись, «пройдет» через всю мировую драматургию, напомнив о себе чередой находчивых слуг: Скапена у Мольера, Труффальдино у Гольдони  и  Гоцци и Фигаро у Бомарше. Это скупец Эвклион в комедии «Кубышка», который окажется надежным звеном в цепи персонажей, олицетворяющих разные виды скаредности: Шейлок в «Венецианском купце» Шекспира, Гарпагон в «Скупом» Мольера, Гобсек и папаша Гранде у Бальзака, Скупой рыцарь у Пушкина. Можно упомянуть и «хвастливого воина» в одноименной комедии, наделенного «говорящим» именем Пир-гополиник, что означает победитель крепостей и городов, похваляющийся своими придуманными подвигами.

 Плавт оставил значительный след в истории мировой драмы. Его сюжеты использовали Шекспир («Комедия ошибок» по мотивам комедии). Им интересовался А. Н. Островский, в архиве которого найден неопубликованный перевод пьесы Плавта «Ослы». Русский критик Н. А. Добролюбов еще в бытность студентом Педагогического института в Петербурге написал серьезную работу о драматургии Плавта.

Раб-обманщик» (Psrudolos)

В этой комедии также разрабатывается еще одна вариация «типового» сюжета – освобождение похищенной девушки. При этом у Плавта действуют привычные для данной ситуации персонажи: юноша, страдающий от потери возлюбленной; его отец старик; грубый, циничный сводник. Главное же лицо, ведущее нить интриги, – ловкий раб.

У него «говорящее» имя Псевдол – т. е. «обманщик».

ЭКСПОЗИЦИЯ. С первых реплик зритель вводится в суть конфликта. Раб Псевдол озабочен печальным состоянием своего хозяина Калидора, который «измучен Венерой», т. е. любовью. Калидор только что получил письмо от возлюбленной флейтистки Феникии, которая принадлежит своднику Баллиону. Девушка сообщает, что ее хозяин продал ее за двадцать мин македонскому воину, желающему увезти ее «в далекий край». Воин уже заплатил Баллиону часть цены – пятнадцать мин. В ближайший Дионисиев день прибудет его человек, выплатит остаток в пять мин и увезет Феникию. В письме девушка трогательно прощается с Калидором:

Прощай ты, наша страсть – вся сласть любовная, Игры и шутки, поцелуи сладкие, И тесные любовные объятия.  У юноши нет средств, чтобы выкупить девушку. Он готов просить у Псевдола хотя бы драхму, но лишь для того, чтобы «купить веревку и повеситься». У Калидора одна надежда – Псевдол. А тот обещает помочь юноше. Он еще не знает, как это произойдет, но, обращаясь к зрителям, провозглашает:

 Друзьям и всем знакомым издаю указ: Меня сегодня бойтесь и не верьте мне!  РАЗВИТИЕ ДЕЙСТВИЯ. В следующей сцене появляется еще одно важное действующее лицо – отвратительный сводник Баллион. Вооруженный хлыстом, он производит «смотр» своему живому товару: рабам и девушкам. Рабы обязаны блюсти идеальный порядок в его доме, а девушки приносить доход. Напрасно Калидор пробует усовестить Баллиона, просит его повременить с продажей Феникии, но сводник глух к его просьбе. Единственное, на что соглашается Баллион – продать Феникию Калидору, если тот добудет 20 мин. Но как это сделать? «Друзей найдется много, верных – мало, вот беда», – жалуется Калидор. И вновь перед зрителем Псевдол, размышляющий вслух:

 Ты теперь один, Псевдол! Ну, что затеешь? Щедр на обещания Ты был, а как-то выйдет с исполнением? Где план твой? Никакой. Деньги? Тоже нет Ни капли. Что мне делать, сам не знаю я.  У Псевдола нет ничего, кроме решимости, самонадеянности и изворотливости. Последующая цепь эпизодов позволяет ему выработать верное решение. Сначала Псевдол сталкивается с отцом Калидора стариком Симоном, который «имеет зуб» на раба. Старик отец считает, что именно Псевдол повинен в пагубном увлечении сына Феникией. Псевдол же провозглашает свое намерение добыть у Симона необходимые двадцать мин. Более того, он объявляет:

 У соседа сводника Ту флейтшицу, в которую твой сын влюблен, Искусными и хитрыми уловками Намерен увести я, и притом еще То и другое сделаю до вечера.  Пораженный наглостью раба, Симон заключает с ним пари: если план его не осуществится, он будет отправлен на мельницу; если удастся – отдаст ему двадцать мин.

Для Псевдола наступает решающий момент. Он копит в душе все силы, «все коварство и обман». Готовится к решающему бою. В уста раба комедиограф вкладывает специфическую военную лексику: враг, доспехи, приступ, легионы, крепости. Твердыня, которую он должен штурмовать, – дом сводника. Как и водится в комедиях, герою помогает случай. И Псевдол в полной мере использует его в своих целях.

ТОРЖЕСТВО ПСЕВДОЛА. У дома Баллиона появляется Гарпаг, раб македонского воина, принесший остаток денег для покупки Феникии. Псевдол незамедлительно представляется ему ключником сводника, его доверенным лицом, называется вымышленным именем: Сир. Поскольку Баллиона нет лома, Псевдол обещает Гарпагу связаться с хозяином, а пока просит отдать письмо воина, его печать и деньги. Опасливый Гарпаг расстается только с письмом и печатью, деньги же оставляет себе. Псевдол в восторге. Он называет письмо «рогом изобилия».

Для осуществления уже созревшего плана Псевдолу необходим человек, «умный, изворотливый». Таковой имеется у приятеля Калидора – Харина. Это раб по имени Симия (еще одно говорящее имя – «обезьяна»); Симию «ловили в плутнях много раз», но он всегда ускользал как «угорь». Ему отведена роль «подставного гонца от воина». И вновь Псевдол объявляет зрителям свое намерение:

 Твердый вижу путь теперь. Под знаменами, рядами войско поведу свое.  Решающие события – в четвертом акте. Получив инструкции от Псевдола, облаченный в военную форму, Симия является к Баллиону в качестве посланца македонского воина Полимахероплагида. Во время разговора с Баллионом, которому он предъявляет печать и письмо воина, а также пять мин, Симия несколько раз оказывается на грани разоблачения, но ему удается выкрутиться. На Баллиона производит впечатление самоуверенно развязный тон этого Лже-Гарпага. В итоге Баллион выдает ему Феникию. При этом сводник не скрывает радости, полагая, что посрамил Псевдола, эту «разбойничью голову». Он спешит прихвастнуть своим успехом перед Симоном. Отец Калидора также рад «посрамлению» Псевдола, которого собирается наказать, сослав на мельницу.

Новая сюжетная коллизия возникает, когда появляется настоящий Гарпаг и предъявляет деньги, чтобы взять Феникию. Несмотря на все объяснения Гарпага, Баллион и Симон считают его самозванцем, специально подосланным Псевдолом. Лишь когда Гарпаг вспоминает, как отдал печать и письмо рабу, назвавшемуся Сиром, «толстобрюхому, головастому, рыжему, с красной рожей», становится ясно, что всех их провел Псевдол. Главный пострадавший – Баллион: он лишился девушки, обязан вернуть задаток воину, а также отдать Симону проигранные на пари 20 мин.

ПЯТЫЙ АКТ – ФИНАЛ КОМЕДИИ. Снова на сцене Псевдол, явно навеселе. Идет пирушка, на которой развлекаются Калидор с Феникией и их друзьями. Симон возмущен нахальством раба, но ему приходится отдать Псевдолу двадцать мин. Псевдол великодушно приглашает старика принять участие в веселье. Симон же предлагает присоединиться к трапезе также и зрителей.

Центральная фигура в комедии – Псевдол. Интрига, т. е. тайные умыслы, – плод его хитроумия. Он находчив, смел, остер на язык. Симон говорит, что тот любого «забьет словами», сравнивает его с Сократом. Псевдол – наблюдателен, не прочь пофилософствовать:

Умных сто людей составляет планы, побеждает же Их одна богиня Счастья… Глупы мы, и невдомек нам, как мы заблуждаемся, Добиваяся со страстью для себя чего-либо, Словно мы познать способны, что идет на пользу нам. 45 «Клад» (Aularia) Эта комедия (иногда она переводится как «Кубышка», или «Комедия о горшке») заслуженно считается крупной творческой удачей Плавта. Ее тема поистине «вечная» – человеческая скупость.

ЗАВЯЗКА. Драматизм ситуации в том, что герой комедии – бедняк, на которого негаданно обрушилось богатство. В прологе, обычно вводящем зрителя в сущность ситуации, играющей роль завязки, Лар, бог домашнего очага, сообщает, что некий крестьянин захоронил в очаге кубышку с золотом. Эту тайну он не открыл своему сыну. Потом хозяином в доме стал внук по имени Эвклион. Он уважительно относился к богу семейного очага Лару, и тот открыл ему тайну клада. Лар хотел, «чтоб Эвклион мог выдать замуж дочь свою», над которой некий знатный юноша совершил насилие. Такова предыстория событий.

Став хозяином клада, старик Эвклион лишился покоя. Всюду ему мерещатся воры, охотящиеся за его сокровищем. Жадность Эвклиона, соединенная со страхом, принимает патологические формы. По словам его раба Стробила: «Хоть голода проси, и то не даст». Старая служанка Стафила опечалена переменами в поведении Эвклиона:

 И в толк не взять, что сделалось с хозяином! Беда какая! Подлинно с ума сошел: Вот этак-то меня гоняет из дому Раз десять в день. Какое, не пойму, Нашло на человека помешательство.  РАЗВИТИЕ ДЕЙСТВИЯ. За экспозиционными эпизодами начинают развертываться главные события. У Эвклиона имеется сосед – состоятельный немолодой уже человек Мегадор, сестра которого Эвномия убеждает его в необходимости обзавестись семьей. Она предлагает Мегадору жениться на женщине не первой молодости, но с приданым. Но это не по душе Мегадору: от женщин такого рода – «чванство», «крик, капризы, приказания», траты, которые обращают «всех мужей в невольников». На самом деле, Мегадор не прочь посватать дочь Эвклиона, Федру, о чем он и сообщает ее отцу. Старик согласен, но предупреждает, что за дочерью нет никакого приданого. В желании же Мегадора взять в жены молодую, но бедную девушку подозрительный Эвклион усматривает тайный умысел: не прознал ли что-нибудь его сосед о кладе.

 Пасть раскрыл на золото, кажет хлеб одной рукою, Камень у него в другой.  Все же Эвклион соглашается сыграть свадьбу. Начинается подготовка к пиршеству; дом наполняется поварами, присланными Мегадором. Эвклион видит в них угрозу своему кладу, о котором те могут пронюхать:

 Горшочек! Много у тебя врагов! На золото глядят, в тебе сокрытое. Решил я вот что сделать: унесу тебя В храм Верности – там лучше будет спрятано.  Особую тревогу вызывает у Эвклиона раб Стробил, которого он постоянно обыскивает, подозревает в воровстве: подобным странным, поведением он лишь себе вредит. Стробил начинает следить за стариком, пока не замечает то место в роще, где Эвклион зарывает клад. После этого раб похищает кубышку с золотом.

И здесь разыгрывается самая комическая сцена пьесы. В момент приготовления к свадьбе у Федры, дочери Эвклиона, начинаются родовые схватки. Одновременно Эвклион узнаёт о похищении клада, что приводит его в отчаяние:

 Я пропал! Я погиб! Я убит! Ой, куда Мне бежать и куда не бежать? Стой, держи! Кто? Кого? Я не знаю, не вижу, я ослеп! Но куда мне идти? Где же я? Кто же я? Не могу я понять! Помогите, молю. Укажите того, кто ее утащил?  Речь Эвклиона – столь бессвязна, что не ясно, о какой потере сетует отчаявшийся старик. Стенания Эвклиона слышит племянник Мегадора – молодой человек Ликонид. Оказывается, что это он соблазнил дочь Эвклиона Федру. Ликонид полагает, что Эвклион догадался, что он – виновник беременности. Смятение Ликонида выражено в не менее бурной форме:

 Кто тут перед домом так рыдает, причитает? Это Эвклион, я вижу! Я пропал! Раскрыто дело! Он уже узнал про роды дочери своей, конечно! Как мне быть? Уйти ль? Остаться ль? Подойти к нему? Бежать?  На вопрос Эвклиона: «Кто тут?», Ликонид отвечает: «Это я, несчастный». Но Эвклион полагает несчастным себя, ибо на него обрушилось столько горя из-за исчезновения его сокровища. Между Ликонидом и Эвклионом происходит комический диалог, основанный на том, что оба имеют в виду разные вещи. Ликонид готов повиниться в насилии, совершенном над Федрой; Эвклион же считает, что молодой человек признается в похищении клада. В конце концов все разъясняется, Ликонид просит сочетать его «законным браком» с дочерью Федрой.

Конец пьесы утерян, сохранилось лишь начало пятого акта: Ликонид спорит со Стробилом, требуя вернуть похищенное золото. Можно предположить, исходя из принципа счастливой концовки в комедии, что клад был возвращен. Эвклион на радостях выдал дочь замуж за Ликонида и даже одарил молодых своим богатством. Избавившись от клада, Эвклион обретает душеное равновесие: ему не надо отныне пребывать в постоянном страхе за свое сокровище и заниматься тем, чтобы время от времени его перепрятывать.

ТИП СКУПОГО В МИРОВОЙ ЛИТЕРАТУРЕ. Плавтовский Эвклион стоит у истоков того типа скупого, который проходит через всю мировую литературу: писатели разных эпох исследуют грани этого широко распространенного порока. В этой галерее образов мы встречаем ростовщика Шейлока из комедии «Венецианский купец» Шекспира, у которого скаредность сочетается с живым умом, сметкой, остроумием, чадолюбием, любовью к дочери.

В эпоху классицизма Мольер, опираясь на опыт Плавта, создает в комедии «Скупой» блистательный по сатирической выпуклости образ Гарпагона. Плавтовский Стробил говорит, что Эвклион до того жаден, что отправился к претору, судейскому чиновнику, чтобы привлечь к суду коршуна, который унес у него кашу. Мольеровский Жак, слуга Гарпагона, сообщает, что его хозяин подал в суд на соседскую кошку, стащившую у него остаток баранины. Скаредность Гарпагона абсурдна: он похищает овес у собственных лошадей.

Удивительно рельефны фигуры скупых у Бальзака: их имена стали нарицательными. Таков Гобсек из одноименной новеллы – старик ростовщик, миллионер, тайный властитель Парижа, живущий как последний нищий, для которого накопительство сделалось самоцелью. Другой раб собственной страсти к стяжательству – старый бочар папаша Гранде из романа Бальзака «Евгения Гранде»: он буквально изводит своей скаредностью ближних. Еще одна разновидность накопителя представлена в «маленькой трагедии» Пушкина «Скупой рыцарь».

Механическое объединение двух интриг наблюдается в «Хвастливом воине» (около 204 г.), одной из самых известных комедий Плавта.

Зарисовка фигуры воина дается в первой сцене: в пурпурной хламиде и в шлеме с перьями, со щитом, вычищенным до блеска, и огромным мечом, с пышными локонами, в сопровождении военной свиты выходит Пиргополиник («Башнеградопобедитель»). Он сидит перед своим домом и следит, как слуги чистят его доспехи - «чтоб ярче солнца!». Ограниченный и чванный, он с удовольствием слушает карикатурно-преувеличенные небылицы о своих подвигах (А то еще в Индии он одной левой перебил слону руку, то бишь ногу, и то ударив лишь вполсилы!), сочиняемые для него параситом Артотрогом (парасит в сторону ухмыляется) («Хлебогрызом»), но всего приятнее действуют на него рассказы о неотразимом впечатлении, которое он производит будто бы на женщин. «Ужасное несчастие красивым быть», - говорит он о самом себе. Образ Пиргополиника вошел в мировую литературу.

На самом же деле он мошенник, трус и развратник. Об этом со¬общает публике его раб по имени Палестрион. Палестрион служил в Афинах у одного юноши, а тот любил одну девушку. Когда юноша был в отлучке, вот этот самый Пиргополиник обманом похитил эту девушку и увез сюда, в город Эфес. Палестрион помчался предупре¬дить господина, но в пути его схватили пираты и продали в рабство этому же Пиргополинику. Впрочем, ему удалось-таки переслать вес¬точку прежнему хозяину; тот приехал в Эфес, поселился по соседству с воином у доброго старичка и тайно видится с любимой. Вот на сцене дом воина, а вот дом старика, они рядом, и между ними умный раб легко соорудил потайной ход.

Все бы неплохо, но другой раб воина подглядел за свиданием влюбленных, и старичок сосед очень встревожен: не устроил бы буян воин ему погрома. «Ладно, — говорит Палестрион, — выдумаем, будто у его девушки была в Афинах сестра-двойняшка, вот она-то и поселилась со своим любовником у тебя, старик». Что же касается свидетеля, то его можно запутать и запугать: с него ведь и спрос, если недоглядел. В самом деле, пока соглядатай спешит с доносом, девуш¬ка, пробравшись по тайному ходу, оказывается уже дома и обруши¬вается на злополучного доносчика как на клеветника; а потом, снова перебравшись к соседу, она уже показывается открыто и под видом собственной сестры милуется с юношей, а у глупого раба голова со¬всем идет кругом.

(Первая часть действия основана на мотиве потайного хода, соединяющего дом Пиргополиника с соседним домом, в котором остановился приехавший за Филокомасией Плевсикл. Потайной ход нередко встречается в сказках, и одна из сказок «Тысячи и одной ночи» являет значительное сходство с этой частью «Хвастливого воина». И там и здесь мотив потайного хода осложнен мотивом мнимого двойника. Но в то время как в сказке выдумка эта служит для обмана того лица, во власти которого героиня находится, у Плавта жертвой хитрости становится раб, стерегущий Филокомасию и заметивший ее было в соседнем доме)

Для самого Пиргополиника приуготована другая интрига, она составляет вторую часть комедии.

Старик сосед не против такого розыгрыша, так что юноше-афиня¬нину даже неудобно: столько хлопот из-за него! «В таких делах я рад помочь, - отвечает старик, - я и сам еще падок до красавиц, а они до меня: воспитанный, остроумный, любезный - настоящий эфесец!» «А что ж до сих пор холост?» - удивляется юноша. «Свобода превыше всего!» - гордо заявляет старичок. «Что правда, то прав¬да!» - подтверждает раб. «А как же без детей? - удивляется юноша. - Кто же о тебе заботится?» - «Что ты! - отмахивается старик, - ни один сын не будет так внимателен и обходителен, как дальние родичи, надеющиеся на мое наследство: они меня на руках носят!» - «А это и к лучшему, что ты не женат, - говорит раб. - Найди-ка ты гетеру, красивую и жадную, и выдай ее за свою жену...» - «Это еще зачем?» - удивляется старик. «Пусть она при¬кинется, будто по уши влюблена в Пиргополиника и будто передала мне для него вот это твое кольцо...» - предлагает юноша.

Герои без труда договариваются с гетерой, служанка из дома соседа передает воину кольцо, расхваливает соседку, расписывает ее любовь. Воин, конечно, верит. Теперь, значит, нужно отделаться от похищенной им афинянки, чтобы новая красотка не ревновала. Пожалуй, даже хорошо, что здесь по соседству появилась ее сестра: воин решается передать ей свою лю¬бовницу с рук на руки, да еще и щедро одарить, чтобы помалкивала, а рабу Палестриону за услуги дать свободу и отправить с ними прово¬жатым, Появляется юноша, выдавая себя за доверенное лицо матери обеих девушек; воин отдает ему свою афинянку, та изображает вели¬кое горе: ах, как тяжко ей расставаться с таким красавцем и богаты¬рем! Юноша с подружкой, рабом и подарками благополучно уплывают в Афины.

Добродетель восторжествовала, но порок еще не наказан. Однако и этого ждать недолго. Выступает гетера и разыгрывает, как задума¬но, жену старика, влюбленную в Пиргополиника. Тот послушно сле¬дует на свидание с нею в соседский дом. Там на него набрасывается старик хозяин с крепкими рабами: «Как ты смеешь, окаянный, подъ¬езжать к моей жене?» Его хватают, колотят, точат нож, чтобы выхо¬лостить на месте; с громкими воплями воин откупается от расправы большими деньгами и, «обмякши от побоев», удирает с позором, «Я обманут, я наказан - но, увы, заслуженно!» - воин. «Всех распутников бы этак: стало бы поменьше их» - раб его. «Ну, теперь домой! а вы нам, зрители, хлопайте!» - воин. Такой моралью заканчивается комедия

Первая интрига с потайным ходом совершенно не нужна для второй, использующей любовные слабости воина, и составляет самостоятельный эпизод. Источником «Хвастливого воина» названа в прологе греческая комедия «Хвастун» без указания автора. Объединил ли обе интриги Плавт в порядке «контаминации» двух пьес или нашел это объединение уже в «Хвастуне», неизвестно. Являясь по существу веселым фарсом, комедия имеет, однако, и своего «резонера».

Сосед воина Периплектомен, веселый и общительный старик, избегающий семейных оков и покровительствующий проделкам молодежи, является носителем эллинистических взглядов на искусство жизни. Для римской публики эта фигура представляла во всяком случае интерес новизны.

35. Поэты республиканского Рима (сер. II в. - до 30 г. I в. до н.э.). Цицерон, его личность, гуманистический идеал, вклад в создание латинского литературного языка. Политическая тема в творчестве ("Речи против Каталины"). Произведения Цицерона как образец ораторского искусства.Из речей, произнесенных Цицероном в должности консула, наибольшей известностью пользуются четыре речи против Катилины. Чтобы сплотить все сословия на защиту государства, воспользовался призраком анархии. 63 г –Раскрыл заговор Луция Сергия Катилины. 8 ноября выступил перед римским сенатом с речью против него, в которой почти не содержалось никаких доказательств обвинения, зато она была шедевром ораторского искусства. Начинает свое обвинение серией патетических риторических вопросов, которые далее дополняются выразительной анафорой, в оригинале начинающейся словом nihil. Нагнетаемое перечислением эмоциональное напряжение разрешается скорбным и выразительным афоризмом: «О времена! О нравы!», за которым следует не менее выразительная антитеза. Глагольные формы, стоящие в конце каждого колона, удачно подчеркивают ритмическое членение антитезы и продолжают ритмику перечисления, соединенную с градацией в сочетании с коррекцией. Ирония, специальная лексика жрецов. Но столь эмоциональный всплеск не опирается ни на один из реальных доводов, поскольку ниже Ц переходит к историческим аналогиям о расправах олигархов над демократическими вождями. Историческая аналогия – излюбленный метод Ц, поскольку егое идеальное гос-во находится в прошлом. Само же обвинение Катилине, опирающееся на чистую эмоцию, теряется в этой обойме исторических и правовых доводов. Из речи, произнесенной консулом, чсно одно – Катилина мыслил «резню и поджоги», А главным док-вом служит преступный хар-р обвиняемого, появляется инвектива. Другой прием – персонификация, олицетворение Родины, Отечества., в чьи уста Ц вкладывает собственные страхи и опасения, требование покинуть город. Доводит антитезу до оксюморонного сочетания, создавая иллюзию всенародной поддержки собственной вражды к Катилине и необходимости его изгнания. Сам себя спрашивает, почему требует лишь изгнания. Но фактических обвинений так и нет. Они заменены предсказаниями, сравнениями, божбой, метафорами и прочими стилистическими красотами.

Катилина, человек охренернной наглости, так офигел от таких обвинений, что потерял дар речи и предпочел слинять из Рима по-быстрому. После отъезда противников Цицерон ощущает себя гораздо уверенней и начинает апологию собственному деянию. После таких подвигов сенат объявил Цицерона отцом отечества.

36. Философская поэзия Рима. Лукреций и его поэма "О природе вещей". Структура, замысел, идеология поэмы (философская позиция Лукреция - эпикуреизм), композиционное своеобразие, наглядность. От него осталась неоконченная и недостаточно обработанная поэма "О природе вещей" в 6-ти книгах, написанная гекзаметром. В своих философских взглядах Лукреций не оригинален, следуя великому греческому материалисту Эпикуру. Но его поэма как таковая является глубоко оригинальным произведением, не имеющим себе равных в мировой литературе. В ней Лукрецию удалось гармонически слить науку, философию и поэзию. В ярких художественных образах он рисует картину природы и человеческого общества, взятых в их непрерывном развитии, понимаемых как вечно движущийся мир материи.

С первых же страниц его поэмы "О природе вещей" мы попадаем в атмосферу полнейшей иррелигиозности. Более того, подчас мы видим в поэте не просто скептика, но ярого, воинственного атеиста. Оказывается, как он разъясняет читателю, жизнь людей "долго безобразно влачилась под религией тягостным гнетом". Вера в богов приносила людям величайший вред, вселяя в них страх перед неким существом, которое с неба взирало на них "ликом ужасным". и жалкие смертные опускали глаза долу, робея и трепеща. Но вот один эллин (Эпикур) осмелился не опустить глаз, и сколько бы его ни пугала молва о богах, он отважно обратился к природе, в ней одной ища разъяснения загадкам мира. Лукреций изложил в своей поэме философию материолизма, точнее ту высшую ступень его, на какую поднялся античный мир. Он заявил, что вселенная бесконечна /"Дна никакого нет у вселенной нигде", "нет ни конца ни предела пространству"/, что состояние материи - вечное движение /"Мир обновляется вечно. Все это вошло как несомненная истина в современное учение о материализме. Лукреций затронул проблему познания и пришел к выводу, что первыми посредниками между нами и окружающим миром являются органы чувств, которыми снабжено наше тело /"Осязать, как и быть осязаемым, тело лишь может"/. Далее Лукреций размышляет и о вопросах бытия человека и общества. Все люди и отдельный человек должны жить для радостей земных. Счастье - вот цель их существования. Этого требует сама жизнь, сама природа. Поэт обращает свой взор и на жизнь общественную, его интересует проблема прогресса. Что движет им? Что заставляет людей постоянно совершенствовать свой быт? Оказывается - потребности, нужда:

Судостроение, полей обработка, дороги и стены, Платье, оружье, права, а также и все остальные Жизни удобства и все, что способно доставить усладу: Живопись, песни, стихи, ваянье искусное статуй - Все это людям нужда указала, и разум пытливый Этому их научил в движенье вперед постепенном.

. Поэма из 6-ти книг «О природе вещей» формально представляет стихотворное изложение философии Эпикура. Поэт дает резкую критику религии, учит о первичных субстанциях сущего, об атомах и пустоте. Говорит, что материя беспредельна, ничто не появляется из ничего, и просто так не исчезает. Лукреций изображает культ Великой Матери, как символ живой природы. Он пишет о мудрости и спокойствии человека, но что движение в мире постепенно замедляется и наступает вечная смерть мира. Лукреций излагает доказательство материальности духа и призывает сохранять полное спокойствие духа и отгонять от себя всякие страхи. Пишет он и о психических способностях, о познании вещей, о человеческих потребностях. Содержание развивается весьма последовательно и логично, от общего к частному. Мир для Лукреция является объективным бытием, он управляется своими собственными законами. Тела состоят из атомов, кот. неразрушимы. Объяснение мира научно. У Эпикура наука допускается только в целях освобождения человека от мнимых страхов и ужасов, а у Лукреция самостоятельно. И у Лукреция нет полного атеизма, боги существуют, состоят из соответствующих атомов. Он даже считает что Эпикур стал в реальном смысле богом. Когда Лукреций говорит о развитии человеческого общества с первобытных времен до своей современности, он говорит о прогрессе культуры и цивилизации и учением активной об активной борьбе человека за свое лучшее будущее. Очевидна настроенность против всякого насилия. Но теоретически проповедуя прогресс он часто предается пессимизму, в его эпикурействе много уныния.

О самом Лукреции мы знаем очень мало. Его философскую поэму издал Цицерон, и она носит следы незаконченности, незавершенности. Это не только философский трактат, переложенный в стихи и «приправленный» поэзией. Жанр дидактической поэмы. Просветитель, борец с религией и ее суевериями. Самое опасное из людских заблуждений – страх перед смертью, политическим проблемам уделяется мало внимания. Гекзаметры, 6 книг, у каждой вступление. Вступление к 1 главе – вступление ко всей поэме.

Во 2 книге объясняется, каким образом из вечного движения первичных тел, атомов, возникает многообразие мира и его постоянное обновление. Каждая вещь – сочетание разнородных атомов, но сочетания эти не вечны. Множественность миров и их неизбежная гибель.

Кн. 3 – учение о духе и душе. «дуща», как центр жизни, и «дух» как место пребывания сознания. Умирают вместе с телом. «Пока есть я, нет смерти…»

4 – познавательные св-ва души и различные ее состояния.

5 – происхождение нашего мира. История культуры.

6 – о природных явлениях. Заканчивается описанием Фукидидом чумы в Афинах.

37. Римская лирика Катулла. Новизна лирического переживания (цикл, посвященный Лесбии). Давно замечено: поэты, с их эмоциональностью, ранимостью, редко отличаются долголетием. На долю Гая Валерия Катулла (С. Valerius Catullus) выпал короткий жизненный срок; он «сгорел», ненамного одолев тридцатилетний рубеж. Поэт родился в Вероне в 87 г. до н. э. в семье состоятельного всадника, который дружил с самим Цезарем. Катулл был одним из тех талантливых провинциалов, которые устремлялись в Рим, чтобы реализовать там природные таланты, развить умственные силы. В столице он оказался в гуще художественных интересов и политических страстей. Если использовать выражение Тютчева, Катулл был, как и его прославленный современник Цицерон, «застигнут ночью Рима»; он оказался на переломе двух эпох, переходе от Республики к Империи. Но политическая карьера Катулла не вдохновляла, хотя по внутренним убеждениям он был демократом и республиканцем. Сердцевиной интересов Катулла неизменно были поэзия, мир личных переживаний.    КАТУЛЛ И «НЕОТЕРИКИ». В Риме он оказался душой кружка молодых поэтов, которых Цицерон назвал «неотериками», т. е. «новыми поэтами», или «модернистами»; в него входили Валерий Катон, Гельвий Цинна, Корнелий Непот. Катулла, самую колоритную фигуру этого кружка, любили за дружелюбие, открытость и остроумие.    Неотерики вели богемный образ жизни. Было все: и любовные забавы с гетерами, и веселые ночные пирушки, и сочинение искрометных экспромтов, и тяжелое похмелье по утрам. На поэтических вечерах и застольях встречались не только поэты, но и политики, вельможи, люди разного социального статуса, объединенные любовью к изящной словесности. Иногда шумные собрания заканчивались тем, что разгоряченные вином поэты вступали в состязания: писали друг другу на восковых дощечках стихотворные импровизации, обменивались шутками, колкостями, эпиграммами. Небольшое состояние, которым владел Катулл, было быстро растрачено вследствие рассеянной жизни в Риме; его скромное имение также было заложено и перезаложено. В одном из стихотворений он говорит, что на него не дуют более приятные ветры, но «смертельный ветер», «целый ураган долгов».    Неотерики были во многом новаторами, они внесли свежую струю в римскую поэзию. Реформировали поэтический язык, придав ему живость и гибкость, избавив от тяжеловесности и высокопарности, например Квинта Энния (III в. до н. э.), тяготевшего к эпосу, вознамерившегося, как мы помним, сделаться римским Гомером. Конечно, неотерики были «грекофилами», поклонниками всего эллинского. Они считали для себя непременными две веши: познания в стиховедении и отделку стиля.    Неотерики ввели в римскую поэзию греческую метрику, а также мифологические мотивы. Новаторской была и общая направленность их поэзии.    В центре поэтического мира Катулла – психологическая жизнь индивида. Воспевал он дружбу (amicitia). В Риме дружба понималась и ценилась, прежде всего, в ее общественном смысле, как единение на почве политических интересов, как гражданская добродетель. Для Катулла же дружба – это душевная близость, сердечная привязанность. В этом он близок Цицерону.    Катулл славен, в первую очередь, своей любовной лирикой, поэтизирующей тонкие психологические переживания. Но это лишь одна сторона его наследия. Он – поэт широкого и разнообразного диапазона: и лирик, и «ученый поэт», и создатель «бранных стихов».    «УЧЕНЫЙ ПОЭТ». «АТТИС». Катулл ориентировался на поэтов эллинистической эпохи, прежде всего на «александрийцев», таких, какКаллимах, Феокрит, которые группировались вокруг двора египетских царей Птоломеев. Александрийцы наряду с поэзией занимались наукой, осваивали любовно-мифологические сюжеты. Их произведения отличались высокой поэтической техникой. Катулл сделал переложение поэмы «Локон Береники» Каллимаха, а также выполнил вольный перевод эпиллия (т. е. малого эпоса) «Свадьба Пелея и Фетиды» неизвестного александрийского поэта.  Разрабатывал Катулл мифологические сюжеты: пример тому – его самое крупное стихотворное произведение эпиллий «Аттис». Герой – юноша, оставивший светскую жизнь и ставший жрецом Кибелы, фригийской богини плодородия. Празднества в честь Кибелы носили характер оргий, во время которых жрецы богини, впадая в неистовство, подвергали себя оскоплению. Эти жрецы называли себя «галлами»; отсюда название стихотворного размера, использованного Катуллом, – «галлиямбы». Кибела вселяет в Аттиса безумие, и ют, находясь в помрачении рассудка, себя оскопляет. Когда же наступает просветление, юноша горько сожалеет о содеянном: Все, что сделал, все, что было, вспоминает Аттис, дрожа, Понимает ясным взором, чем он стал, куда залетел. С потрясенным сердцем снова идет он на берег морской, Видит волн разбег широкий. Покатилися слезы из глаз, И свою родную землю он призвал с рыданьем в груди. «Мать моя, страна родная, о родная страна! Я, бедняк, тебя покинул, словно раб и жалкий беглец. На погибельную Иду ослепленный я убежал».

   Стенания несчастного доходят до слуха безжалостной богини. Она распрягает львов, верно ей служащих, и посылает одного из них усмирить Аттиса: Поспеши, мой друг свирепый, в богохульца ужас всели! Пусть, охвачен темным страхом, возвратится в дебри лесов Тот безумец, тот несчастный, кто бежал от власти моей.

   Лев загоняет юношу обратно в лесную чащу. Там он и остается, покорным Кибеле.    Исследователи усматривают в сюжете поэмы как аллегорический смысл, так и автобиографические мотивы. Блок видел в «Аттисе» отзвук тревожных настроений Катулла перед лицом обостряющихся социальных конфликтов в Риме. Напомним, что поэт был современником заговора Катилины. Бытует и версия, согласно которой Катулл изобразил себя, неспособного вырваться из сетей безнадежной любви к Лесбии (о чем будет сказано ниже).    «БРАННЫЕ СТИХИ». Катулл – поэт разносторонний. Он – мастер иронической инвективы, способен обрушиться на своих недругов, не стесняясь в словоупотреблении, что, впрочем, считалось в порядке вещей. В одной из инвектив он высмеивает самого Юлия Цезаря: стихотворение это проливает свет на образ жизни «золотой» молодежи. В чудной дружбе два подлых негодяя, Кот Мамурра и с ним похабник Цезарь! Что тут дивного, эти же грязь и пятна На развратнике Римском и Формийском. Оба мечены клеймами распутства. Оба гнилы, и оба полузнайки. Ненасытны в грехах прелюбодейных. Оба в тех же валяются постелях, Друг у друга девчонок отбивают. В чудной дружбе два подлых негодяя.

   Стихотворение – свидетельство вызывающих любовных похождений Цезаря, которые ни для кого не были секретом в Риме. Но еще более антипатичен Катуллу друг Цезаря Мамурра, начальник инженерных войск. Вообще, поэт не жалует изящным слогом тех, кто ему антипатичен: «У Эмилии рот и зад друг друга стоят»; «Эгнаций зубы мочой чистит»; «Галл, ты воруешь в банях, берегись плетей»; «Вы, кабацкие, отбили у меня девчонку, берегитесь». Его эмоции – откровенные, а то и просто неконтролируемые. Руфа, отбившего у Катулла любовницу, поэт хочет унизить: у него «козлом пахнет подмышками», он – «кровосмеситель», «путается с матерью и сестрой».    Зачастую отношения между молодыми поэтами, друзьями Катулла, осложнялись соперничеством на литературной и особенно любовной почве. «Квинтий влюблен в Авфилену, – будь ему неладно», – сетует Катулл. Авфилене также достается, ибо она «берет, но не дает», «вдобавок блудит с родным дядей». Имея в виду какой-то любовный эпизод, его друзья Аврелий и Фурий посмеиваются над робостью Катулла: тот же им обещает: «Вот ужо я вам докажу, какой я мужчина».    Но Катулл нежен к верным друзьям. Омрачение дружбы тяжело переживает. Этим Катулл напоминает Пушкина, писавшего: «Друзья мои, прекрасен наш союз». Страдавшего от измен, познавшего «жар души, растраченной в пустыне». Катулл с готовностью делит радость близких товарищей, он счастлив, что Септимий и его возлюбленная Акме – взаимны в страсти.    С преувеличенным восторгом относится к более чем скромным поэтическим достижениям друзей. Сообщает другу Лицинию, что на поэтическом состязании он был так «зажжен» его блеском и остроумием, что даже лишился аппетита.    Пушкин сделал вольный перевод одного из стихотворений Катулла, пронизанного светлой жизнерадостной тональностью: Пьяной горечью Фалерна Чашу мне наполни, мальчик. Так Постумия велела, Председательница оргий. Ты же прочь, речная влага, И струей, вину враждебной, Строгих постников довольствуй: Чистый мне любезен Бахус.

   Но, как отмечалось, самое значимое в лирике Катулла – цикл стихов, обращенных к женщине, которую он увековечил под именем Лесбия.Римские поэты имели обыкновение не называть имен тех красавиц, которых они воспевали, а укрывали их под поэтическими именами. Имя Лесбия было навеяно сравнением возлюбленной Катулла с Сапфо, прославленной поэтессой, уроженкой острова Лесбос. Катулл ценил поэзию Сапфо и сделал переложение знаменитого стихотворения: «Тот мне видится ровней богам». Но стихотворение переадресовано Лесбии, женщине, которую любил Катулл: Тот мне зрится ровней богам, над ними Тот, коль суждено, возвышаться может, Кто тобой любуется то и дело, сидя напротив, Сладкий слышит смех, что меня, беднягу, Всех лишает чувств, – на тебя лишь только, Лесбия, взглянул.

ПАЛАТИНСКАЯ ВЕНЕРА. Кто же была Лесбия, воспетая Катуллом? Эта женщина пользовалась популярностью в светских кругах Рима. За красоту и вызывающее поведение она удостоилась прозвища Палатинская Венера. Ее настоящее имя было Клодия, а принадлежала она к патрицианской семье Клавдиев.    Широко известен был ее брат – политик Клодий Пульхр, упоминавшийся в главе о Цицероне, недруг знаменитого оратора. Плебеи Рима провозгласили Клодия своим вожаком. А он, опираясь на поддержку Цезаря, добился ряда законов, в частности о раздаче хлеба в пользу городских низов. Затем он встал во главе вооруженных отрядов, которые терроризировали римское население, и был убит в одной из уличных схваток. Имел он и весьма скандальную репутацию как человек аморальный.    Клодия была не менее яркой фигурой, чем ее брат. Ходили слухи, что она отравила своего мужа, Квинта Метелла Целера, сенатора, человека посредственного. При муже и особенно после его смерти Клодия отличалась вольностью поведения, вкушая плоды той эмансипации женщин, которая стала выразительной приметой жизни в Риме в последние десятилетия Республики. Несмотря на бурные романы, Клодия и после тридцати сохранила неувядаемую обольстительность: как и многие состоятельные римлянки, она неутомимо следила за собой. Вот какой увиделась она при первой встрече Катуллу:

   «Цвет лица Клодии изумлял свежестью, кожа – упругостью и белизной, движения – грацией и свободой, – пишет В. Пронин в книге «Катулл». – Разумеется, все снадобья и ухищрения были использованы для поддержания божественного юного облика… Клодия даже не подкрашивала свои обольстительные губы и не сурьмила от природы чернью изогнутые ресницы. Низкий и ясный лоб – словно мрамор без малейшего изъяна, нос – совершенное явление красоты, овал лица – почти Фидисвой богини… Своим пышным, светло-каштановым волосам она придавала золотистый оттенок и укладывала в высокую прическу. Огромные, чуть косящие глаза Клодии постоянно меняют выражение: в них то нежность и кротость, то надменная уверенность, то грозный вызов могучей хищницы. И цвет глаз меняется – от безмятежной небесной лазури до взволнованной морской синевы».    Клодия была среднего роста, но казалась высокой из-за прически и редкой стройности. Ее тело, отлично развитое греческими танцами и гимнастикой, прославлялось в Риме, Байях, Неаполе, везде, где она появлялась, вызывая восхищенные пересуды и завоевывая новых поклонников.

   КАТУЛЛ И КЛОДИЯ. Клодия не утаивала свои любовные увлечения. Поклонники тешили ее женское тщеславие. Но при этом она была образованна, интересовалась политикой, литературой, искусством, тянулась к людям одаренным и умным.    Как встретились поэт и светская красавица?    Мы не знаем конкретных обстоятельств, но, надо думать, они были уже наслышаны друг о друге. Конечно, бродившие по городу байки о светских победах неотразимой Клодии не могли не заинтриговать влюбчивого стихотворца. Но и честолюбивая Клодия умела «коллекционировать» всякого рода интересных и одаренных людей. А к поэзии была неравнодушна. Стремилась иметь среди поклонников и юных поэтов; иным даже оказывала материальную поддержку.    Красота Клодии, с легким налетом порочности, произвела неизгладимое впечатление на увлекающегося Катулла: он был на 5–7 лет моложе этой многоопытной женщины «бальзаковского» возраста.    Возможно, при первом знакомстве Катулл прочел ей какой-то мгновенно придуманный стихотворный экспромт, чем ее заинтересовал. Клодия умела оценить меткое слово, живость ума. Катулл был приглашен Клодией посетить ее роскошный дом. В это время умер любимый воробей красавицы. И поэт незамедлительно отозвался на это событие двумя стихотворными миниатюрами.  Бедный птенчик, любовь моей подружки. Милых глаз ее он был ей дороже. Слаще меда он был и знал хозяйку, Как родимую мать дочурка знает.

   В стихотворении – катулловская ирония, легкое пародирование поминального обряда, надгробных речей; все это было высказано в шутливом и ласковом тоне. Оба стихотворения охотно цитировались в светских кругах Рима. Позднее другой замечательный поэт, Овидий, в подражание Катуллу сочинил элегию: «На смерть попугая».    «ИНТИМНЫЙ ДНЕВНИК». В. Брюсов назвал стихотворный цикл Катулла, посвященный Лесбии, «интимным дневником поэта». Это было уникальное явление в римской поэзии. Почти восемь десятков стихотворений стали своеобразной стенограммой любовных переживаний поэта, самых разных, счастливых и горестных, этапов романа с Лесбией, длившегося несколько лет.    Их отношения развивались стремительно. Пылкость поэта нашла у Лесбии отклик. Они стали любовниками, Катулл чувствовал себя на вершине блаженства. Казалось, что он неспособен насытиться страстью: Будем, Лесбия, жить, любя друг друга! Пусть ворчат старики – что нам их ропот, За него не дадим монетки медной! Пусть восходят и вновь заходят звезды, — Помни: только лишь день погаснет краткий, Бесконечную ночь нам спать придется. Дай же тысячу сто мне поцелуев, Снова тысячу дай и снова сотню, И до тысячи вновь, и снова до ста. А когда мы дойдем до многих тысяч, Перепутаем счет, чтоб мы не знали, Чтобы сглазить не мог нас злой завистник, Зная, сколько с тобой мы целовались.

   В другом стихотворении Катулл признается, что полезней считать зыбучий песок ливийский, чем вести счет его с Лесбией поцелуям.    Возлюбленная видится ему совершенством. В одном из стихотворений упоминается Квинтия, известная прелестница: она «бела, стройна, высока». Но для Катулла не она эталон красавицы. В ней отсутствует то, что есть в Лесбии: грация, изящество, внутренняя порода женщины из патрицианского рода: Как бы изваян весь сей образ несравненный, И вся изящества полна, Она все прелести красавиц всей вселенной В себе усвоила одна.

   Несомненно, Катулл, как все влюбленные, пристрастен, наделяя Клодию безупречными достоинствами. Не к таким ли, как Катулл, обращены слова Шекспира: «Любовь слепа, и нас лишает глаз». А может быть, точнее: «Сердцу не прикажешь». И об этом также есть у Шекспира: Мои глаза в тебя не влюблены, Они твои пороки видят ясно, А сердце ни одной твоей вины Не видит и с глазами не согласно.

   Цикл стихов, посвященных Лесбии, будет волновать поколения читателей не только своей пронзительной подлинностью. В нем запечатлена глубоко индивидуальная и в то же время многократно повторенная ситуация. Это о ней сказал Гейне: «Эта старая история вечно новой остается». Сначала любовь взаимна, потом один остывает, охладевает, а другой любит. В чем тому причины? Они – многообразны. Может появиться третье лицо, а может просто угаснуть чувство. В истории с Катуллом первой охладела Лесбия. Нам не дано точно знать, что произошло, да и нужно ли это? Ничто не вечно под луной. Есть мнение, что Лесбия подсознательно «мстила» Катуллу за какие-то прошлые любовные неудачи. Не исключено, что поэт ей просто надоел, что у Лесбии, не привыкшей к длительным связям, появился кто-то другой. В неразделенной любви нет победителей. Обе стороны – проигравшие. Зато в выигрыше оказывается Поэзия.    У Катулла поворот в отношениях с Лесбией выливается в такие строки: Ты прежде, Лесбия, твердила, Что лишь Катулл твой близкий друг И что ни с кем иным житье тебе не мило, Хотя б тебе Юпитер был супруг. Не так тебя я чтил в то время, Как чтит любовник свет пустой, Но так же как отцом, годов несущим бремя, Бывает зять любим иль сын родной.

   Катулл испытывает чувство, многим знакомое: чем холоднее Лесбия, чем больнее уязвляет она поэта, чем она «ничтожней и пошлей», тем сильнее он к ней влечется. Но не получившая должного отклика любовь, когда один – полон страсти, а другой – остывает, обретает какое-то новое качество. Лишается былой чистоты и непосредственности: В мечты влюбленного ты больше страсти вносишь, Но гасишь в нем любви огонь святой.

   Поэтому Катулл корит себя, причем безжалостно, за неспособность совладать с собственной страстью. Вырвать Клодию из сердца. Никто до Катулла в античной поэзии не обнажал с такой открытостью собственную болезненно мятущуюся душу: Катулл, измученный, оставь свои бредни, Ведь то, что сгинуло, пора считать мертвым.  Его гложет обида: никто так, как он, не поймет Лесбию, ни для кого она не будет так желанна. И он к себе взывает «терпеть», «быть твердым».    «И НЕНАВИЖУ, И ЛЮБЛЮ». В конце концов, безответная, попранная любовь перерастает в свою противоположность. В ненависть. И тогда-то рождается прославленное двустишие: Да, ненавижу и все же люблю! Как возможно, ты спросишь? Не объясню я. Но так чувствую, смертно томясь.

   Е. Корш предложил свой вариант перевода, достаточно свободный: двустишие «расширилось» до четверостишия, появились рифмы, которых нет у Катулла: Любовь и ненависть кипят в душе моей. Быть может, «почему?» ты спросишь. Я не знаю, Но силу этих двух страстей В себе я чувствую и сердцем всем страдаю.

   Приведем и некоторые другие начальные строки перевода прославленного двустишия.    «Я ненавижу, люблю, люблю… зачем это делаю, спросишь?» (1850-е гг. В. Водовозов).    «Я ненавижу и вместе люблю – как же это?» (А. П. Тамбовский, 1896).    «Я ненавижу ее и люблю и, если ты спросишь…» (В. В. Уманов-Каплуновский, 1899).    «Я ненавижу и люблю…» (Згадай-Северский, 1910).    «Я, ненавидя, люблю. Зачем, быть может, ты спросишь…» (В. Байкин, 1918) «И ненавижу ее, и люблю. Это чувство двойное» (Я. Э. Голосовкер, 1955).«Я ненавижу любя. Возможно ли это, ты спросишь…» (Н. В. Вулих, 1963). «Ненавидя – люблю. Как такое творю, может, спросишь?» (М. Амелин, 1999).    Как нетрудно заметить, поколения переводчиков настойчиво стремились передать трудно достижимый лаконизм и силу латинского подлинника.    Как и его любимая поэтесса Сапфо, Катулл воспринимает свое состояние как недуг, подлежащий излечению: Боги! Жалость в вас есть, и людям не раз подавали Помощь последнюю вы даже на смертном одре. Киньте взор на меня, несчастливца, и, ежели чисто Прожил я жизнь, из меня вырвите черный недуг!

   «Обещания женщины надо доверять ветру или записывать их на воде», – такую мудрость извлек Катулл из общения с Лесбией. Он пробовал забыть ее, поступал так, как позднее советовал Овидий в стихотворном трактате: «Средства от любви». Пытался «переключиться» на другую. Хотел забыться в объятиях куртизанок. Но минутные наслаждения долго не могли убить истинное чувство. И это было не ново! «Если ты когда-нибудь любил, это не уходит», – писал Хемингуэй.    Иногда поэт, и это, наверно, естественно, давал волю мстительному чувству. Со своими пусть кобелями дружит, По три сотни обнимая их сразу, Никого душой не любя, но печень Каждому руша. Только о моей пусть любви забудет, По ее вине иссушилось сердце, Как степной цветок, проходящим плугом Тронутый насмерть.

   В этом стихотворении, ставящим точку в их отношениях, Катулл использует т. н. сапфическую строфу.   Связь с Лесбией продолжалась три или четыре года. Чувства угасали, но разрыв произошел не сразу. В конце концов Катуллу стало ясно, что у него – счастливый соперник. А возможно, и не один.    Когда Катулл окончательно расстался с Лесбией, то, чтобы залечить душевную рану, отправился в годичное путешествие на Восток; он находился в свите Меммия, одного из богатейших людей Рима. Посещал города Малой Азии, могилу своего брата в Троаде. Видимо, когда Катулл вернулся в Рим, Лесбия попыталась восстановить отношения, но Катулл либо проявил характер, либо чувство уже угасло, как явствует из таких строк: Прежней любви ей моей не дождаться, Той, что убита ее же недугом Словно цветок на окраине поля Срезанный плугом.

   Что касается Лесбии, то она еще некоторое время оставалась звездой римского бомонда. Среди ее известных любовников был Целий, начинающий оратор, ученик Цицерона. Этот светский жуир, соривший деньгами, по-видимому, был удачным соперником Катулла. Но если любовь Катулла к Лесбии имела своим результатом поэтические шедевры, то роман Лесбии с Целием завершился более чем прозаическим образом. Целий первый охладел к Лесбии, что больно ее уязвило. Желая ему отомстить, Лесбия подала на Целия в суд, обвинив его в попытке ее отравить. Защитником Целия выступил сам Цицерон. Желая рассчитаться с семьей Клодиев, особенно с братом Лесбии, его врагом, Цицерон аттестовал Лесбию как «подругу всех». Суд оправдал Целия, а репутация Лесбии после подобного скандала оказалась безнадежно подмоченной.    И все же рана, нанесенная Лесбией, оказалась трудноизлечимой. Возможно, что она ускорила раннюю кончину Катулла, последовавшую примерно через два года после возвращения из Вифании.    Некоторые исследователи выделяют в творчестве Катулла три этапа: до встречи с Лесбией, период их любви и годы после разрыва с ней.

Катулл был поэтом «миниатюристом». Мастером малой формы. Он опирался на опыт александрийцев, взял на вооружение их отдельные приемы. Но при этом оставался поэтом самобытным и оригинальным. Он создал ряд элегий, поистине образцовых, и положил начало этому жанру в римской поэзии: по стопам Катулла пошли Тибулл, Проперций, Гораций и Овидий   Он удачно вводил в стихи просторечную лексику. Ученые филологи даже изучают на основании инвектив Катулла, анализа его «бранных» стихов латинские ругательства. Он также явил пример тщательной работы над словом. И достиг в этом плане счастливой выразительности. Он содействовал укоренению греческих размеров на римской почве; сам же был мастером аллитерационного стиха.   Лучшее у Катулла – его цикл, посвященный Лесбии. М. Л. Гаспаров заметил: «Значение Катулла в римской поэзии – не в том, что он страстно любил свою Лесбию и с непосредственной искренностью изливал свой пыл в стихах. Оно в том, что Катулл первый задумался о своей любви и стал писать не о женщине, которую он любит, а о любви как таковой». Может быть, здесь стоит внести небольшое дополнение. Глубокие переживания, вызванные отношениями с Лесбией, побудили Катулла задуматься о сущности любви, о ее природе. Греческая и римская литература знали разные ипостаси любви. Она могла быть чувственным наслаждением, как у Гомера; легким, приятным чувством, как у Анакреонта; «досугом», которому предается сильный пол, как правило, с гетерами, как у поэтов эпохи эллинизма; мучительной «болезнью», как у Сапфо. У Катулла любовь – это переживание, сопряженное с работой ума и сердца, душевными исканиями, захватывающими поэта безраздельно.    Катулл дал неподвластный времени образец интимной лирики. Поэтому он стал одним из самых любимых поэтов античности, популярных в эпоху Возрождения. Его ценили французские поэты, входившие в группу «Плеяда», особенно Пьер Ронсар. Из русских поэтов он был близок Батюшкову.И, конечно же, мимо него не мог пройти Пушкин. В цитировавшемся вольном переводе «Пьяной горечью Фалерна» Пушкин отозвался на светлый жизнерадостный пафос Катулла. При этом он отказался от воспроизведения тяжеловатого одиннадцатисложника, как в подлиннике, а использовал более динамичный и легкий четырехстопный хорей. В рецензии на книгу своего дяди В. Л. Пушкина «Путешествие N. N. в Париж и Лондон»    Пушкин ставит Катулла в один ряд с Вольтером как поэта, который проявляет себя «не только в обширных созданиях драмы и эпопей, но в игривости шутки и в забавах ума, вдохновленных ясною веселостью». Эта оценка важна для понимания поэтической природы самого Пушкина.    Валерий Брюсов, знаток, поклонник и переводчик римской поэзии, писал, что Катулл и поэты его поколения «первые в Риме дали создания в полном смысле лирические. Гений Катулла был лиричен в высшей степени, и его песни такой же интимный дневник жизни поэта, как стихи Гейне или Верлена». Одно из стихотворений Брюсова называется: «В духе Катулла». Обманули твои, ах! поцелуи, Те, что ночь напролет я пил, как струи. Я мечтал навсегда насытить жажду, Но сегодня, как Скиф, без кубка стражду. Ты солгал, о Насон, любимец бога! Нет науки любви. И глядя строго, Беспощадный Амур над тем хохочет, Кто исторгнуть стрелу из сердца хочет. Должно нам принимать богов решенья Кротко: радости и любви мученья.

38. Римская литература периода приципата Августа, основные представители. Литература   периода   принципата  1.  Принципат . В течение целого столетия история Рима была заполнена сплошной гражданской смутой. Случилось то, что гораздо раньше и в меньших размерах происходило в Греции.  Принципат  (рrinceps — первый) был естественной формой власти и означал уже переход от республики к империи. Обезземеленное, безработное свободное население шло теперь в армию какого-либо вождя. Аристократия и финансово-административное сословие всадников пошло теперь на службу принцепсу и превратилось в его чиновный аппарат, а всякая оппозиция со стороны республиканских остатков, как аристократических, так и демократических, подавлялась огнем и железом.

Так возникла  Римская  империя —  принципат , который на первых порах возглавил Октавиан  Август , сумевший к 30 г. до н. э. побороть всех своих противников, менее удачных военных вождей. В короткое время  Август  захватил все главнейшие руководящие посты прежнего республиканского государства, оставляя, таким образом, видимость республики, на самом же деле становясь единоличным владыкой.

2. Писатели эпохи  принципата . Весьма внушительным в  римской   литературе   периода  ее классики было то официальное направление, в центре которого был кружок Гая Цильния Мецената, куда входили Варий Руф, Вергилий и другие поэты. Самым крупным поэтом здесь был Вергилий, завоевавший своими произведениями мировую известность. Среди тех, кто старался забыть свое республиканское прошлое, были талантливейшие восхвалители нового режима. Здесь «блестит» имя знаменитого Горация, который, впрочем, тоже входил в кружок Мецената, но отличался добродушным свободомыслием, безопасным для политики  Августа .

Следует отметить другой литературный кружок — Корвина Массалы, куда входили Овидий, Тибулл, Проперций и др. Овидию, как и Вергилию, тоже предстояла мировая слава в веках.

Этот краткий список главнейших писателей эпохи Августа должен быть дополнен еще двумя именами. Огромной славой пользовался историк Тит Ливий, тоже примыкавший к официальному направлению своим изложением героической истории  римского  народа в том возвышенном духе, в котором хотел ее реставрировать Август. Азиний Поллион, наоборот, примыкал к легальной оппозиции и славился как оратор, драматург и историк.

3. Публий Вергилий Марон родился в 70 г. до н. э. в Северной Италии, в деревне Анды, около Мантуи. Образование получил в Кремоне и в Риме. Однако уже в 42 г. он вернулся домой, так как не был расположен к городской жизни, а любил простую жизнь в глухой провинции. В 41—40 гг. его имение было конфисковано цезарианцами.

Мировую славу доставило Вергилию его большое произведение — героическая поэма «Энеида». В «Энеиде» Вергилий изображает прибытие Энея со своими спутниками после падения Трои в Италию для последующего за этим основания  римского  государства. Вся эта мифология, однако, не дана в «Энеиде» полностью, так как основание Рима отнесено к будущему и о нем даются только пророчества. Созданные Вергилием двенадцать песен поэмы носят следы неполной доработки (так, например, некоторые стихотворные строки остались недоконченными). Имеется целый ряд противоречий и по содержанию. Вергилий не хотел в таком виде издавать свою поэму и перед смертью велел ее сжечь. Но по распоряжению  Августа , инициатора этой поэмы, она все же была издана после смерти ее автора.

4. Тибулл и Проперций.

Талантливым  римским  поэтом-элегиком I в. до н. э. был Тибулл. Он родился в богатой семье всадника около 55 г. до н. э., а умер в 19 г., в один год с Вергилием.

Поэт входил в литературный кружок Корвина Мессалы, а не в кружок Мецената, пропагандирующего идеологию нового режима, режима  принципата . Кружок Корвина Мессалы в противоположность кружку Мецената не преклонялся перед цезаризмом и наоборот, даже выражал скрытую оппозицию ему.

До нас дошел сборник, в котором содержались стихи нескольких поэтов. Две первые книги этого сборника, кроме того, еще одна элегия и одна эпиграмма принадлежат Тибуллу.

Тибулл мечтает о мирной жизни на лоне природы, о счастливой жизни вместе со своей возлюбленной Делией. Вторая книга элегий Тибулла была написана в  период  между 25 и 19 гг. В этой книге шесть элегий. В трех из них поэт говорит о своей любви к какой-то женщине, которую он называет Немезидой, связывая, видимо, это имя с именем богини мщения, Немезиды. Он с болью в сердце пишет о том, что его возлюбленная требует денег, одни стихи ей не нужны. У кого есть деньги, тому доступна любовь, — для него не страшна стража у ворот дома возлюбленной, перед ним даже собака и та молчит. Поэт покорно говорит Немезиде, что готов ради нее бороздить поля, даже носить кандалы, терпеть побои, только бы знать, что он любим ею.

Эти элегии трогают силой чувства, выраженного в них, искренностью любовных переживаний и связанных с ними страданий.

Тибулл, несомненно, талантливый  римский  лирик. Его элегии трогают своей искренностью чувства и нежностью души. Он умеет живо передать оттенки любовного чувства, умеет нарисовать картины природы, показать жизнь простого человека.

Он прекрасно владеет богатством латинского языка, пишет легко и изящно, в совершенстве владеет ритмом, особенно ему удается соединение гекзаметра с пентаметром.

Младший современник Тибулла Секст Проперций был выдающимся римским лириком. Он родился около 50 г. до н. э., а умер около 15 г. Отец его был богат, но часть земли потерял при отчуждении ее Августом в пользу ветеранов. Проперций входил в кружок Мецената, был другом Овидия.

Он оставил нам четыре книги элегий. В основном эти стихи посвящены любви поэта к красавице Кинфии, подлинное имя которой, по словам Апулея, было Гостия.

Проперций — певец страстной любви, и он видит цель жизни в любви, поэтому понятны его слова, когда он свою победу над Кинфией ставит выше победы Августа, только что одержанной им над парфянами:

Эта победа моя мне ценнее Парфянской победы,

Вот где трофей, где цари, где колесница моя.

Как и Тибулл, Проперций в некоторых элегиях осуждает современное ему общество, где царит корыстолюбие, где нет ни чести, ни прав, ни добрых нравов:          

Ныне же храмы стоят разрушаясь, в покинутых рощах.

Все, благочестье презрев, только лишь золото чтут.

Золотом изгнана честь, продается за золото право.

Золоту служит закон, стыд о законе забыв.

В III книге поэт заявляет, что он освобождается от своей любви и переходит в поэзии к иной тематике. В 11-й элегии этой книги Проперций восхваляет Августа и его победу при Акциуме, где принцепсу удалось окончательно сломить своего политического противника Антония.

Многочисленные мифологические образы, сравнения придают элегиям Проперция тон учености и не так трогают сердце читателя, как искренние, простые элегии Тибулла. Язык поэзии Проперция не столь доходчив, как язык элегий Тибулла, в нем немало грецизмов и архаизмов.

Элегии Тибулла были, видимо, более популярны в Риме, чем элегии Проперция, но стихи последнего тоже охотно читались, о чем свидетельствуют выдержки из его элегий, начертанные на стенах в Помпее.

Проперция вместе с Тибуллом упоминают Марциал, Стаций, Плиний Младший и Квинтилиан.

Гёте в «Римских элегиях» обратился к элегиям Проперция и творчески использовал их.

5. Публий Овидий Назон родился в 43г. до н. э. в городе Сульмоне (приблизительно в 150 километрах от Рима); он происходил из зажиточного всаднического рода. Надежды отца сделать его государственным чиновником очень рано потерпели крушение, так как молодой Овидий скоро убедился в своей полной негодности для судейских и административных должностей, которые он пытался занимать.

В самые молодые годы он почувствовал в себе призвание поэта, что и заставило его тоже с самой ранней юности войти в круг тогдашних виднейших поэтов Рима — Тибулла, Проперция и даже Горация, несмотря на разницу с последним в возрасте. Посещение риторских школ в Риме рано приучило его к изощренному риторически-декламационному стилю, элементы которого заметны даже в его позднейших произведениях.

Будучи обеспеченным человеком и свободным от государственной службы, Овидий вел в Риме легкомысленный образ жизни, а обладая блестящим талантом стихотворца, он часто вводил и в свою поэзию легкомысленные образы и мотивы, несомненно, вступая в антагонизм с политикой Августа, мечтавшего возродить древние и суровые римские добродетели. Отрицательное влияние Овидия на римское общество в этом смысле было настолько велико, что в 8 г. н. э. Август дал распоряжение об его высылке из Рима в крайнюю северо-восточную местность империи, а именно в город Томы (в нынешней Румынии, к югу от устья Дуная).

Общий характер любовной элегии Овидия отличается по своему содержанию по преимуществу легкомысленной и безыдейной тематикой, а по своему стилю – отрывом от описания реальных чувств поэта к реальным возлюбленным. «Песни любви» являются первым произведение Овидия в таком роде. Здесь восхваляется некая Коринна, скорее всего просто условно-поетический образ. Тематика этих элегий – описание разнообразных любовных переживаний и любовных похождений.

Овидию принадлежат еще такие произведения, связанные с тематикой любви, как «Медикаменты для женского лица», «Наука любви» и «Средства от любви».

В произведениях Овидия реализм заменяется красивой и пространной декламацией с широким использованием школьных риторических приемов.

51.Этот период совпадает с правлением принципата Августа, кот. пришел к власти после гражданских войн. После смерти Цезаря побеждает Октавиан, Август – прозвище, «священный», потому что принес на римскую землю мир. Государству была нужна идеология. Понимал, что без культуры нет идеологии. У него был богатый друг – Меценат. Он создает условия для бедных поэтов, а те поддерживают Августа. В этот кружок входили: Вергилий, Гораций, Проперций… В противовес этому кружку создается кружок Корвина Мессала: Тибул и Овидий.

Публий Вергилий Марон (70 – 19) по сути пишет по заказу Августа все три поэмы. «Буколики» - пастушьи стихи, «Георгики» - земледельческие. «Энеида» - героический эпос. Объединяет их всех идея, отличная от греческой, – Вергилий отрекался от прошлого и звал к возрождению в будущем.

«Буколики»

1. пастушечья поэзия

2. включает 10 стихотворений - эклоги

3. прошлое всегда счастливо, настоящее печально

4. источники – идиллическая поэзия Феокрита, почти пересказ

отличия от Феокрита:

1. герои В. носят условные маски пастухов, на деле образованные поэты

2. мир природы – не просто фон, он исполнен таинственной жизни

3. образы неоднозначны, как в эллинистической поэзии

4. нестройность композиции – эклоги перекликаются парами в 4-й книге предсказание рождения ребенка (→счастливый век, все делается само, не свойственно для формы буколик) → Христос для христиан

«Буколики», составлявшиеся в один из самых острых моментов гражданской войны, знаменовали бегство из действительности в идеальный мир. Георгики» («О земледелии»)

соотносятся человек и природа. Георгос – земледелец, человек улучшает землю. «Труд побеждает все». Вергилий думал, как улучшить природу. писал 7 лет, 4 книги. Практических советов нет, цель – моралистическая.

1. о посеве хлеба, о почвах и их обработке

2. о вине, прививка фруктовых деревьев, о сортах винограда

3. о скотоводстве, дрессировке и обращению с животными

4. о пчелах – образец идеального гос хозяйства, пчелы – римляне

Особенности:

1. одухотворяет природу

2. много поэтических отступлений – во 2й книге – похвальное слово Италии

3. композиция – четные книги кончаются жизнерадостными картинами, нечетные – трагическими.

4. политические мотивы переплетаются с философскими, о человеке

5. источник – Гесиод Т

ворчество Вергилия находилось под влиянием греков. Прежде всего, александрийская «ученая» лирика, творчество Феокрита. Гесиода

39. Вергилий, его жизненный и творческий путь, идейные позиции. Ранние произведения. "Энеида" Вергилия - "национальная" героическая поэма римлян. Содержание, композиция, отличие от гомеровского эпоса ("Обращение к музе" (вступление) - наизусть). Вергилию дали время для работы – 12 лет, но так и не завершил. Завещал эту поэму сжечь своему другу. Об Августе ни слова – но тот не стал ее уничтожать. Одобрил политические тенденции, что римляне – это избранный народ, которому предназначено править миром.

Состоит из 12 книг. Вергилий делит на две части.

Первая часть – бегство Энея из горящей Трои и прибытие в Карфаген – 5 книг. Вторая часть – повествование о войнах в Италии. Посередине шестой книги – рассказ о спуске Энея в царство мертвых. Эней спускается узнать, куда он плывет и о будущей судьбе Рима. «Страдал ты на море - будешь страдать и на суше, - говорит Энею Сивилла, - ждет тебя новая война, новый Ахилл и новый брак - с чужеземкой; ты же, беде вопреки, не сдавайся и шествуй смелее!»

Приплывают - устье Тибра, область Лаций. Путники ужинают, выложив овощи на плоские лепешки. Съели овощи, съели лепешки. «Вот и столов не осталось!» - шутит Юл, сын Энея. «Мы у цели! - воскли¬цает Эней. - Сбылось пророчество: «будете грызть собственные столы». Мы не знали, куда плывем, - теперь знаем, куда приплыли».

Но богиня Юнона в ярости - враг ее, троянец, одержал верх над ее силой и вот-вот воздвигнет новую Трою: «Будь же война, будь общая кровь меж тестем и зятем!». В Лации есть храм; когда мир - двери его заперты, когда война - раскрыты; толчком собственной руки распахивает Юнона железные двери войны. …

Мать Энея, Венера, сходит в кузницу своего мужа Вулкана (Гефест), чтобы тот сковал ее сыну доспехи, как когда-то Ахиллу. На щите Ахилла был изображен весь мир, на щите Энея - весь Рим: волчица с Ромулом и Ремом, похищение сабинянок, победа над галлами, преступный Катилина, доблестный Катон и, наконец, торжество Августа над Антонием и Клеопатрой. …

После первого дня борьбы - Поставлены алтари, принесены жертвы, произнесены клятвы, два строя войск стоят по две стороны поля. И опять, как в «Илиаде», вдруг перемирие обрывается. В небе является знамение: орел налетает на лебединую стаю, выхватывает добычу, но стая обрушивается на орла, заставляет его бросить лебедя и обращает в бегство. «Это - наша победа над пришельцем!» - кричит латинский гадатель и мечет свое копье в троянский строй. Войска бросаются друг на друга, начинается общая схватка.

Эней и Турн нашли друг друга: «сшиблись, щит со щитом, и эфир наполняется громом». Юпитер стоит в небе и держит весы со жребиями героев». Турн ранен, просить его не убивать, но Эней видит на нём пояс убитого друга и не щадит Турна. (Поединок Энея и Турна = Ахилла и Гектора) Вергилий как бы объединил «Илиаду» и «Одиссею» в обратном порядке. Вергилий не скрывает, что в качестве примера использовал Гомера. Энею предназначено основать римское государство, которому будет принадлежать мир. Поэма направлена в будущее. Еще одна сверхзадача, связанная с героем. О судьбе Энея, о судьбе Рима – судьба это главная сила, управляющая всем. Герои Гомера не были слепыми игрушками, а здесь полное подчинение року, отрицание личности. Устремлена к будущему, поэтому в ней много глаголов. Отбор деталей.

На идейное содержание оказали влияние стоики. Страдания оправдываются целью, гармония. Причина людских страданий в том, что люди не всегда разумны. Боги нужны, чтобы показать иерархию знания и соподчинения. Только боги знают истину. Внешне поэма напоминает Гомера. Но мир греков нам знаком, а у Вергилия мир раздвигается до необыкновенных пределов. Расширяется представление о времени. Героя интересует будущее потомков. Поэма не закончена. Уже многим современникам Августа казалось, что надежды не оправдались. Вергилий оставляет героя на распутье, убийство Турна.

Особенности:

• посвящена и прошлому, и настоящему

• в отличие от «И» и «О» - Гомер не знает, что будет дальше, это его не интересует. В. знает, что будет дальше (3 Пунические воины, уничтожен Карфаген).

• драматизм, а у Г. – спокойно-повествовательный тон

• соотносит мифологическое прошлое и современность

• судьба, рок – главная сила, управляющая событиями. Боги – возвышенные и мудрые, главное не они, а рок.

• Эней – как идеальный римлянин, но есть трагизм человека, который должен подчиниться року.

• и Эней и Дидона показаны в развитии

• Каждый эпизод – эпилии

53. Родился на ю. Италии в семье вольноотпущенника, откуда-то получил имение и жил с дохода. Много пишет об отце, мать не упоминается

Учителем его был Орбилий. Поехал Г. доучиваться в Афины, чтобы заработать на обучение сына. В Афинах писал по-гречески, слушал беседы философов «Новой Академии». Философские занятия Горация были прерваны гражданской войной (после убийства Цезаря (44 г.)). В Афины прибыл Брут, вербовавший приверженцев для защиты республиканского строя и борьбы с преемниками Цезаря, Горац поступил в его армию. Горац. в войске Брута стал командиром легиона (круто).

42 г (битва при Филиппах) – Брут с Касием разбиты Октавианом, Г. бежал «бросив щит» → общее место. Октавиан: «Кто сдаст сразу оружие → амнистия», 14 тыс перешло. Г. не сдал → долго слонялся по островам. Октавиан: «Амнистию всем, но без имущества» → Г. вернулся.

Становится писцом, начинает писать стихи «побуждаемый бедностью дерзкой» . Они доходят до Вергилия, тот показывает их Меценату, понравились. Тот долго присматривается к Г. Раннее творчество Горация имеет агрессивно-полемический характер; отливается оно в форму ямбографии или сатиры

«Эподы» - первый сборник (30-е гг.) – ямбографические стихотворения. Эпод в античности одна из строфических форм - двустишие, в котором второй стих короче первого..

-ямб, двустишья, образец – Архилох (именно в метрике и агрессии). Насмешки – на современников, но только на «маленьких». -

агрессивная ироническая поэзия, грубая, 17 эподов. Говорит, что Все сейчас плохо. Если -у Вергилия

– надежда на «золотой век», то у Г. – только бежать подальше можно.

13 г – два сборника сатир. Счастье – в «золотой середине» (выражение принадл ему же) - самое главное в жизни – умеренность и покой. Независимая бедность лучше зависимого богатства.

«Сатиры»

- это жанр формы «просвещенной беседы» подходил для изложения «правильных ценностей жизни». Каждой сатире соответствует одна определенная тема.

Лирика неотериков и любовная элегия, популярные, его не интересуют, для него главное – правильный выбор жизненного пути.

«Сатиры»-2

- более зрелый, чем 1, много общих мест, усложняется композиция

- диалогическая форма преобладает

- автопортрет – как бы со стороны – непостоянство, лень, раздражительность, вспыльчивость

Говорит: Человек должен быть художником и мудрецом своей жизни, идеал – «довольство малым». «О полевой и городской мыши» - басня, «Полевая мышь и хорек»

23 г– «Кармина»=«Оды» (песни) – употреблены новые размеры. 3 книги образец – Сапфо, Анакреонт, Алкей и приспособил их размеры к римской литературе разный поэт, но поэт мысли, а не чувства темы различны – дружеские, гимны богам, размышления, любовная.

-Асклепиадов стиль – единицы деления – не строки, а строфы. 1-я книга «Од» начата 9-ю стихотворениями 9-ти разных размеров. Освоил и ввел в римскую литературу все размеры.

-Расстановка слов очень сложная.

-стихи конкретны, наглядны, вещественны («раскаленные колеса»). Каждая последующая -картина крупнее предыдущей и мгновенна

-концовка всегда падает, менее напряженная. Тот самый «Гимн Мельпомене» «золотая середина» - относится ко всему.

• много возлюбленных, всегда легкая влюбленность. Любовная лирика – без страданий.

• счастье не может быть совершенным →пофигист

• главное – независимость, з.с. – отказ от всего, что делает зависимым. На предложение Октавиана стать секретарем отказался.

• хорошо не испытывать сильных чувств

• плохо быть и бедным, и богатым

• не надо быть плохим, а надо быть хорошим

23 послания в гекзаметре -20 г.

- письма в стихотворной форме. Каждое как-нибудь называется, часто – греческими именами. Форма – советы. Писал Меценату, Августу.

Впервые дает описание своей внешности.

13 г. - 4-ая книга из «Од» - посвящена Августу

2-ая книга «Посланий» - посвящ вопросам лит-ры. Сост из 3-х писем: Августу, второе и «Послание к Писонам».

идеи

• поэт должен быть образованным человеком, мыслителем

• поэзия – не развлечение Стихотворение Горация почти всегда имеет форму обращения (почти всегда это – совет): поэт адресуется к некоему второму лицу.

Ямб, сатира, ода, послания («Гимн Мельпомене» - станет «Памятником» Пушкина)

40. Эподы и сатиры Горация. Новизна жанра и темы. Поэтическое мастерство. Оды и послания Горация. Мораль "золотой середины" (Ода "К Помпею Вару" в переводе А.С.Пушкина - наизусть). Квинт Гораций Флакк(65-8 гг. до н.э.).Раннее тв-во Г. имеет агресивно-полемический х-ер: отливается оно в форму ямбографии или сатиры. Ямбографические стихотворения относятся к 30-м годам и составляют небольшой сборник "Эподы" - двустишие, в котором второй стих короче первого. Гораций начинает с политической поэзии, с пылкого протеста против непрекращающихся войн. Он дает картину "Золотого века", но на каких-то "блаженных островах"., куда только и остается бежать гражданам обреченного Рима. 2-й эпод прославляет прелести сельских занятий, но в конце оказывается, что все это прекрасное вложено в уста жадного ростовщика. Элемент пародии распространяется и на любовные стих-я. 11-й эпод - сентиментальная элегия. В течение 30-х годов - "Сатиры" см. № 62. ...В 23-ем году - три книги лирических "Стихотворений", иногда их называют "Одами". "Ода" - песня, или лирическое произведение в стиховых формах песни, и ,в частности, "Оды" Горвция весьма далеки от "высокого стиля".

Как чистый классицист, Г. ищет для себя образов в древнегреч. лирике и находит их главным образом в лирике эолийцев. От архилоховского стиля Г. переходит к формам монодической лирики. Его образы теперь - Алкей, Сапфо, и Анакреонт, римский поэт усматривает свое право на бессмертие в том, что он "первый свел эолийскую песню на италийские лады".("Памятник"). Гораций т.о. обогащает поэзию стиховыми и строфическими формами эолийской лирики. Сборник 23 года содержит в пестром чередовании стихотворения, написанные "алкеевой строфой", "сапфической", "асклепиадовой"и.т.д. Воспроизводя метрическое построение и общий стилистический тон эолийской лирики, Г. во всем остальном идет собственными путями. Как в эподах, он использует худ. опыт разных периодов, нередко перекликается с эллинистической поэзией. Древнегреческая форма служит облачением для эллинистически-римского содержания. Переводов из древнегреч. у Гор. нет. Некоторые оды нач. с цититы: "Нам пить пора" - Алкей)., но цитаты несут такую же роль, как сегодня эпиграф. Мысль и воображение преобладают у Г. над чувством. Склонен к дидактической форме, характерной для античной лирики.

Стихотворение Г. обычно имеет форму обращения, поэт адрксуется к некому второму лицу и лирическая тема развертывается между авторским "я" и "ты" адресата; другие формы - монолог или диалог используются лишь в виде исключения. Иногда обращается к божеству. Почти все мужские адресаты од - реальные лица, современники поэта, но никто кроме Мецената не удостаивается больше одного обращения.

Другая характерная ос-ть горацианской лирики в том, что обращение почти всегда содержит в себе волеизъявление или совет.

По тематике и жанровым разновидностям оды весьма разнообразны. Обращения к богам, составленные по всем правилам античного гимна, политические стихи и философские размышления чередуются с любовной, пировой и дружеской лирикой, с насмешливыми и обличительными произведениями и со стихотворениями на различные жизненные случаи. При всем своем многообразии четко выделяется несколько основных групп, создающих специфический облик сборника. Это прежде всего группа "увещевательных" стихотворений - лирика размышления. Г. не отказывается от проблематики истинного счастья, занимавшей его в сатирах. "Горацианская мудрость". Не следует задумываться о будущем : "День текущий лови, меньше всего веря в грядущий день". Жажда богатства и стремление к почестям одинаково бесполезны. высокое положение таит в себе опасности.

Чаще треплет вихрь великаны - сосны,

Тяжелей обвал всех высоких башен,

И громады гор привлекают чаще молний удары...

Любовная лирика Г. не выходит за пределы поэзии легких увлечений. В его сборнике мелькает много женских фигур, почти не имеющих индив. черт - Лидии, Гликеры, Хлои.Авторское "я" не всегда является при этом носителем любовной эмоции. Сильное чувство Гораций предпочитает находить у других. Более значительную ценность представляет для эпикурейца дружба. Характерное сочетание серьезного и шутливого, его искусство средних красок находят благодарную почву в тонах дружеской лирики; к этой области относятся многие из наиболее изящных стихотворений Горация. Ряд посвящен Меценату. Особую категорию составляют оды на соц. и полит. темы. Август прославляется в связи с теми лозунгами его внешней и внутренней политики, которые были приемлемы для римских патриотов с консервативно-респ. уклоном. В цикле од, выдержанных в торжеств., несколько "пиндаризирующем" стиле,Горацицй выступает как пропагандист религиозных и моральных реформ в консервативном духе, возвещенных Августом.Примат Италии над эллинистическим востоком получает мифологическое освящение в пророчестве Юноны, сулящей миру власть над миром при условии, что стены Трои не будут восстановлены. Издавая в 23г. сборник своих "Carmina" он обращается во вступительном стихотворении к Меценату, выражая надежду, что будет "причислен к лирическим поэтам", т.е. поставлен наряду с прославленными представителями древнегреч. лирики; заканчивается сборник знаменитым "Памятником":

Создал памятник я, бронзы литой прочней...

Первым я приобщил песню Эолии

К италийским стихам. Славой заслуженной,

Мельпомена, гордись и , благосклонная,

ныне лаврами Дельф мне увенчай главу.

В 20-м году выходит сборник его "Посланий": одна из форм прозаического изложения, но у Горация письмо становится литературным жанром. Некторые письма являются действительно письмами, но в боль-ве случаев это лишь прдлог для высказывания мыслей и настроений. По тематике приближаются к размышлениям од., но стиль письма вводит момент моментального, индивидуально пережитого. Как и в сатирах, он изображает себя не каким-то совершенным мудрецом, но стремящимся к сов-ву. Спросишь,пожалуй, кто мной руководит, и школы какой я.

Клятвы слова повторять за учителем не присужденный,

Всюду я гостем примчусь, куда бы не загнала погода.

Возвращается к философии наслаждения, в основном, к фил-фии Эпикура.

К трем книгам од он присоединил после долгого промежутка четв. книгу. Содержит наряду с вариациями старых лирических тем, торжественные прославления императора и его пасынков, внешней и внутренней политики Автуста как носителя мира и благоденствия.

К последнему десятилетию жизни Г. относится вторая книга "Посланий",посвященная вопросам лит-ры. Она состоит из трех писем. Первое обращено к Августу, который выражал свое неудовольствие по поводу того, что он до сих пор не попал в чмсло горацианских посланий. Письмо касается вопросов литературной политики. Гораций полемизирует с преклонением перед старинными римскими писателями и не ожидает рез-тов от попыток возр. драмы. Столь же отрицательно относится к модному поэтическому дилетантизму. Но наиболее полное изъяснение теоретических взглядов Г. на лит-ру и тех принципов, котороым он следовал в своей политич. практике, мы находим в третьем письме - в "Послании к Писонам". , получившем впоследствии наименование "Науки поэзии". Не представляет собой теорет. исследования, как "Поэтика" Аристотеля. Произведение Г. относится к типу "нормативных" поэтик, содержащих догматические "предписания" с позиций определенного лит-ного направления. "Наука поэзии " - как бы теоретический манифест римского классицизма времени Августа. Как теоретик Г. осуждает "бессодержательные стишки и звучные пустячки" и подчеркивает основополагающее значение содержания: "мудрость - основа и источник истинного литературного искусства."Гораций требует философского образования для поэта: ф-я дает тот "образчик жизни и нравов". Вместе с тем Г. принимает выдвинутый неотериками лозунг длительной и гщательной отделки поэтического произ-я. Написанное надлежит "лет девять хранить без показу".

Отсутствие внимания к форме - это то, чем страдала древняя римская лит-ра. Гораций избирает своим теоретическим руководителем Неоптолема, который признавал за поэзией как учительное, так и развлекательное значение и считал техническую выучку столь же необходимой, как талант. Указывает он и на пользу, которую приносит серьезная критика. Произведение должно быть простым, целостным, гармоничным. Ассиметрия, манерность - все это нарушения канона красоты. Не называя имен, Гораций одновременно обращает свою полемику и против неотериков, и против "азианско-декламационного" стиля, и против архаизирующих аттикистов. Красота и эмоциональная насыщенность - вот что делается основной задачей римского классицизма. Средство - непрестанная учеба у классиков греч. лит-ры : "С греческими образцами не расставайтесь ни днем, ни ночью."Необходимо , однако, самостоятельное усвоение искусства. Г. считает превосходно сказанным, если "искусное сочетание слов сделает старое новым".

Из отдельных поэтич. жанров Г. подробно останавливается только на драме. Устанавливаемый им канон предполагает трагедию классического типа. Тенденции последующего времени к отрыву хора от действия, к развитию повествовательной стороны и к сильным зрительным эффектам Г. отвергает. К эллинистическим теориям восходит известное правило о том, что трагедия должна состоять из пяти актов; оно впоследствии стало одной из основных норм трагедии европейского классицизма.

41. Творчество Овидия. Периодизация. "Метаморфозы" Овидия: новеллистический характер поэмы, ее композиция, отношение к мифологии. Содержание одной из новелл (пересказ). Публий  Овидий Назон (20 марта 43 года до н. э., — древнеримский поэт, работавший во многих жанрах, но более всего прославившийся любовными элегиями и двумя поэмами — «Метаморфозами» и «Искусством любви». Из-за несоответствия пропагандируемых им идеалов любви официальной политике императора Августа в отношении семьи и брака был сослан из Рима в западное Причерноморье, где провёл последние десять лет жизни. Оказал огромное влияние на европейскую литературу, в том числе на Пушкина, в 1821 г. посвятившего ему обширное послание в стихах. 

Творчество.Первыми литературными опытами Овидия, за исключением тех, которые он, по его  собственным словам, предавал огню «для исправления», были «Героиды» (Heroides) и любовные элегии. Яркость поэтического дарования Овидия высказывается и в «Героидах», но наибольшее внимание римского общества он обратил на себя любовными элегиями, вышедшими, под заглавием «Amores», сначала в пяти книгах, но впоследствии, по исключению многих произведений самим поэтом, составившими три дошедшие до нас книги из 49 стихотворений. Эти любовные элегии, содержание которых в той или другой степени, возможно, основывается на любовных приключениях, пережитых поэтом лично, связаны с вымышленным именем его подруги, Коринны, которое и прогремело на весь Рим, как об этом заявляет сам поэт (totam cantata per Urbem Corinna). В этой довольно распространенной в римской литературе форме, уже имевшей своих классиков, Овидию удалось проявить в полной силе яркое дарование, сразу сделавшее его имя громким и популярным. Оканчивая последнюю из этих элегий, он изображает себя столь же прославившим свой народ пелигнов, сколько Мантуя обязана своей славой Виргилию, а Верона — Катуллу. Бесспорно, поэтического дарования, свободного, непринужденного, блистающего остроумием и меткостью выражения, в этих элегиях очень много, как много точных жизненных наблюдений, внимания к детали и версификаторского таланта, для которого, по-видимому, не существовало никаких метрических трудностей. Несмотря на это большая часть творческого пути Овидия лежала впереди. 

56. Метаморфозы»—главное произведение второго периода. Огромное произведение, содержащее примерно 250 разработанных превращений, располагая их в хронологическом порядке, разрабатывая каждый миф в виде эпиллия. Вся античная мифология начиная с самого древнего превращения—сотворения мира, кончая эпохой Цезаря. Превращение является глубочайшей основой первобытной мифологии, вообще любимый жанр эллинистической литературы. Дает фантастическую мифологию в качестве самостоятельного предмета, в то же самое время, реалистично.

1-я книга—самое древнее превращение, переход от хаотического состояния к оформлению гармонически устроенного мира, четыре традиционных века, гигантомахия, вырождение людей, также убиение Пафона Аполлоном, преследование Дафны Аполлоном, мифологию Ио, Фаэтона.

2-я книга—время царя Инаха, откуда и пошла древнейшая Аргосская мифология. 3-я и 4-я книги другой очень древний период, фиванская мифология (образы Кадма, Актеона, Семелы, Тиресия).

5-я -7-я книги—времена аргонавтов (самый крупный эпизод посвещен Финею) 8-я-9-я книги—мифы времен Геркулеса (о Дедале и Икаре, Кипарисе, атланте и т д). 1

2-13-я книги—троянская мифология (Авлида, Ифигнея, смерть Ахилла и тд). 13-15-я книги—мифологическая история Рима (от троянских поселенцев в Италии). Заканчивает похвалой Цезарю и Августу.

Философия, которую проповедует Овидий, вложена в уста Пифагора (пифогорейство), 4 идеи:

1. Вечность и неразрушимость материи.

2. вечная ее изменяемость.

3. постоянное превращение одних вещей в другие (при сохранении их собственной субстанциия)

4. вечное перевоплощение душ из одних тел в другие.

Эти идеи граничат с материализмом.

Уделяет внимание сильной личности (Фаэтон, сын солнца, Икар). Но также и критикует индивидуализм. Выступает против социального зла, алчности. Идеология принципиата (но в целом условно-мифологический и любовно-эротический х-р произведения противоречит принципиату, рассчитан на свободомыслящих людей).

42. Произведения Овидия периода ссылки ("Скорбные элегии", "Письма с Понта"). А.С.Пушкин и Овидий. «Скорбные элегии»  Ссылка  на берега Чёрного моря подала повод к целому ряду произведений, вызванных исключительно новым положением поэта. Свидетельствуя о неиссякаемой силе таланта Овидия, они носят совсем другой колорит и представляют нам Овидия совсем в другом настроении, чем до постигшей его катастрофы. Ближайшим результатом этой катастрофы были его «Скорбные Элегии» или просто «Скорби» (Tristia), которые он начал писать ещё в дороге и продолжать писать на месте ссылки в течение трёх лет, изображая своё горестное положение, жалуясь на судьбу и стараясь склонить Августа к помилованию. Элегии эти, вполне отвечающие своему заглавию, вышли в пяти книгах и обращены в основном к жене, некоторые — к дочери и друзьям, а одна из них, самая большая, составляющая вторую книгу — к Августу. Эта последняя очень интересна не только отношением, в какое поэт ставит себя к личности императора, выставляя его величие и подвиги и униженно прося прощения своим прегрешениям, но и заявляющем, что его нравы совсем не так дурны, как об этом можно думать, судя по содержанию его стихотворений: напротив, жизнь его целомудренна, а шаловлива только его муза — заявление, которое впоследствии делал и Марциал, в оправдание содержания многих из своих эпиграмм. В этой же элегии приводится целый ряд поэтов греческих и римских, на которых сладострастное содержание их стихотворений не навлекало никакой кары; указывается также на римские мимические представления, крайняя непристойность которых действительно служила школой разврата для всей массы населения. 

    За  «Скорбными элегиями» следовали «Понтийские письма» (Ex Ponto), в четырёх книгах. Содержание этих адресованных Альбиновану и иным лицам писем в сущности тоже, что и элегий, с той только разницею, что сравнительно с последними «Письма» обнаруживают заметное падение таланта поэта. Это чувствовалось и самим Овидием, который откровенно признается (I, 5, 15), что, перечитывая, он стыдится написанного и объясняет слабость своих стихов тем, что призываемая им муза не хочет идти к грубым гетам; исправлять же написанное — прибавляет он — у него не хватает сил, так как для его больной души тяжело всякое напряжение. Цитата из Писем часто используется авторами как просьба к читателю о снисходительности. Тяжесть положения отразилась, очевидно, на свободе духа поэта; постоянно чувствуемый гнёт неблагоприятной обстановки все более и более стеснял полет его фантазии. Отсюда утомительная монотонность, которая, в соединении с минорным тоном производит в конце концов тягостное впечатление — впечатление гибели первостепенного таланта, поставленного в жалкие и неестественные условия и теряющего своё могущество даже в языке и стихосложении. Однако, с берегов Чёрного моря пришли в Рим два произведения Овидия, свидетельствующие о том, что таланту Овидия были под силу и предметы, обработка которых требовала продолжительного и серьёзного изучения. 

43. Римская литература периода ранней империи (I - II вв до н.э.), главные имена (обзор). Апулей и его роман "Метаморфозы" ("Золотой осел"): сюжет, религиозно-мистическая идейная концепция, вставные новеллы (новелла-сказка об Амуре и Психее, ее символическое значение, пересказ).

Эпоха  ранней   империи  – принципата (конец I в.  до  н.э. – II в. н.э.) – время расцвета  римского  государства, которое превращается в огромную  империю , включавшую Восточное Средиземноморье, Северную Африку, большую часть Европы.

Центром изучения философии в  Римской   империи  (как и в классической Греции, так и в эпоху эллинизма) оставались Афины. В  I  – II вв. н.э. у римлян по-прежнему были распространены стоицизм и эпикурейство. Среди знати особенно популярен был стоицизм, основными представителями которого в это время были Сенека (ок. 4г. до н.э. – 65 н.э.) и император Марк Аврелий (121 – 180 н.э.). Низшие слои общества особенно почитали бродячих философов-киников.

Для религии эпохи принципата характерно установление новых культов – почитание императоров, объявлявшихся после смерти божественными, и богини Ромы как покровительницы всей  Римской   империи . Очень популярны были культы богов-спасителей, победивших смерть и нашедших способы даровать верящим в них бессмертие в загробном мире.

Центрами научной деятельности  Римской   империи  были крупнейшие города: Рим, Александрия, Афины, Карфаген и др. Большое значение в  I  – II вв. н.э. придавалось географическим знаниям – появляются трактаты Страбона (64/63 до н.э. – 23/24 н.э.), Птолемея (после 83-после161). «Естественную историю», являвшуюся энциклопедией по физической географии, ботанике, зоологии, минералогии, создал Плиний Старший (23/24 -79). Больших успехов достигла медицина: врач Гален (129 – 199) проводил опыты по изучению дыхания, деятельности спинного и головного мозга. В классическом труде «О частях человеческого тела» он дал первое анатомо-физическое описание целостного организма. В этот  период  были созданы школы для подготовки врачей. Однако наряду с достижениями естественных наук уже во II в. н.э. стали заметны признаки регресса. В астрономии  происходит отказ от предложенной Аристархом Самосским ещё в III в. до н.э. гелиоцентрической системы, принимается предложенная Птолемеем геоцентрическая теория, согласно которой центром солнечной системы является Земля. Кроме того, особой популярностью в эпоху принципата пользуется астрология.

Во II – III вв. н.э. высшего расцвета достигает  римская  юриспруденция. Создаются многочисленные теоретические сочинения, юристы активно участвуют в управлении государством, занимают высокие государственные должности, являются экспертами и советниками императоров. Наиболее известными юристами того времени были Гай (2-я пол. II в.), Юлиан (II в.), Папиниан (ок. 146 – 212), Ульпиан (? – 228) и др. Одно из величайших достижений  римской  культуры –  литература  эпохи  ранней  империи. Особого расцвета она достигает в правление первого  римского  императора Августа (63 до н.э. – 14 н.э.). Стремясь укрепить свой авторитет, он активно привлекал ко двору писателей, поэтов, художников. Многим из них покровительствовал и оказывал материальную помощь приближённый Августа – Гай Цильний Меценат (? – 8 до н.э.), чьё имя стало нарицательным. Среди пользовавшихся поддержкой Мецената – замечательные поэты Вергилий (70 – 19 до н.э.), перу которого принадлежит знаменитая поэма «Энеида», и Гораций (65 – 8 до н.э.), поэзия которого стала образцом для европейской лирики.

Немного позже творил ещё один знаменитый  римский  поэт – Овидий (43  до  н.э. – 18 н.э.). Особой известностью среди его произведений пользуются «Метаморфозы» - поэма, в которой излагаются греческие мифы о превращениях богов и героев. Умная, ироничная, полная горьких упрёков судьбе поэзия Овидия оказала большое влияние на  литературу  Средневековья и Возрождения:

Нужда часто порождает изобретательность.

 Римская  литература I – II вв. н.э. представлена целым созвездием имён: писателями Апулей (II в.), автор авантюрно-аллегорического романа «Метаморфозы, или Золотой осёл»; Плутарх (ок. 46 – ок. 119), знаменитый «Сравнительными жизнеописаниями» выдающихся греков и римлян; сатирики Ювенал (ок. 60 – ок.127), Петроний (? – 66), Лукиан (ок. 120 – ок. 190).В эпоху ранней империи расцвета достигает римская историография. Титу Ливию (59 до н.э. – 17 н.э.) принадлежит труд «История Рима» от основания города до 9г. н.э. Крупный римский историк Тацит (ок. 55 – ок. 120) – автор работ «Анналы», «История», «Германия». В этот период были созданы фундаментальные труды по римской и всемирной истории, однако крупный недостаток историографии этого времени – её явная ориентация на прославление империи.

В период принципата во многих городах империи развивается крупное строительство – создаются новые храмы, дворцы, театры, цирки, термы и т.д. В I – II вв. н.э. появляются два самых известных  римских архитектурных памятника: Колизей – самый большой амфитеатр Античного мира, вмещавший около 50 тысяч зрителей, наблюдавших за травлей зверей и гладиаторскими боями, и Пантеон (храм во имя всех богов) – самое знаменитое античное купольное сооружение высотой 43 м. Стены, потолки и полы общественных зданий, а также дворцов императоров и богатых домов частных лиц украшались росписью и мозаикой. Прекрасные образцы римской живописи сохранились в Помпеях, Геркулануме и Стабиях, засыпанных пеплом во время извержения Везувия в 79 г. н.э.

В конце II в. н.э. в Римской империи начинается кризис, который в III в. охватывает всё государство и носит всеобъемлющий характер. Его наиболее ярким проявлением были частая смена императоров, отпадение провинций, появление в различных частях империи самостоятельных правителей. Характерными признаками кризиса античной культуры являются низкий уровень грамотности, огрубление нравов, пессимизм, широкое распространение христианства.

С III в. античное направление в архитектуре не создаёт уже ничего нового, совершенная портретная скульптура сменяется более грубой, снижается техническое мастерство.

59.Можно говорить и о том, что главный герой отражает мысли и эмоции самого автора. Так, например, в любопытстве главного героя, в его желании узнать секреты магии можно увидеть характер самого Апулея, который также интересовался различными чудесами и мистериями и также не избежал наказания за эту беспокойную привычку. Если любопытство осла втянуло его в различные злоключения, позволило услышать различные анекдоты и истории, то любопытство Апулея определило его жизненный путь: его путешествия, стремления к наукам, практику в медицине, сочинение любовных поэм, то есть всю его многообразную деятельность.

Как уже было сказано выше, можно по-разному толковать образ главного героя. Считается также, что в нем отразились философские взгляды Апулея. В романе чувствуется огромное влияние философии Платона. Для Апулея самым главным в учении Платона было учение о человеческой душе (он писал об этом в трактате «О Платоне и его учении»). Душа, согласно этому учению, трехчастна. Первая часть—это божественное, «разумное» начало, две другие—смертные: одна пылкая и порывистая, другая—грубая, инстинктивная. Платон, описывая все три части души, пользуется сравнением с колесницей. В этой колеснице божественная часть души—это возничий, а две смертные отождествляются с конями, один из которых, белоснежного цвета, благороден, а другой, черный, строптив и груб. Влияние этой платоновской схемы можно ощутить и в изображении главного героя «Метаморфоз». В начале романа Луций едет по дороге на ослепительно белом коне, после превращения в осла, конь Луция отказывается узнавать хозяина и возвращается к нему лишь в финале. Последнему событию предшествует сон, где герою снится, что к нему возвращается раб Кандид (дословный перевод «белый»). Так Апулей аллегорически говорит о нарушенной и восстановленной гармонии между частями души Луция.

Также превращение Луция в культовое животное олицетворяющее у древних египтян всё непостоянное, грубое, смертное, вредоносное, могло символизировать первый шаг героя на мистическом пути. В начале этого пути герой должен познать сущность злого начала мира, коренящегося во всякой душе. А в финале романа Луций преодолевает это злое начало с помощью Исиды.

Вся судьба главного героя представлена как бы в двойном преломлении: мир глазами Луция-человека и мир с точки зрения Луция-осла. Это преломление весьма символично: Луций-человек живет в окружении всевозможных сверхъестественных вещей, а фантастический Луций-осел естественно вписывается в реальную будничную жизнь. Везде, куда бы ни пришел Луций-осел, он видит проявления лжи, жестокости и вероломства. Находясь словно в центре колдовского круга из всех этих историй, герой постепенно постигает скрывающуюся под разными личинами стихию неуничтожимости злого начала мира.

До самых последних строк читатель и не подозревает, что историю Луция ему рассказывает жрец Исиды, так как все содержание «Метаморфоз» облачено именно в форму огромной речи-воспоминания Луция. Очевидно, что жрец рассказывает свою историю не только для того, чтобы читатель повеселился. По замыслу Апулея, веселье десяти книг уравновешивает серьезность содержания XI книги. Здесь он опирается на одну из заповедей Платона: «Обучая, развлекай». Апулею хорошо известны вкусы его читателя, поэтому можно сказать, что образ Луция—собирательный образ любопытного молодого человека.( новелла-сказка об Амуре и Психее, ее символическое значение).

Тема метаморфозы, пронизывающая всю античную мифологию и литературу, играет в романе Апулея важнейшую роль. По традиции метаморфозу претерпевает только внешность героя, характер и внутренний мир остаются без изменений. Метаморфоза является следствием мыслей и действий героя, изменение его облика только обнаруживает скрытый строй его души. В мистически окрашенной философии платонизма процесс метаморфозы принимает поистине космический масштаб, так как он связан с циклом душепереселений. В восприятии платоников метаморфоза обычно бывает наказанием за какие-то проступки. Душа Луция была наказана за любопытство, которое у древних египтян считалось пороком. Можно также отметить, что на абстрактном, аллегорическом уровне Луций повторяет судьбу Психеи, пострадавшей из-за своей наивности и любопытства. Фольклорные по происхождению истории были переосмыслены Луцием в философском ключе.