1. Управленческая мысль в Ветхом Завете и Новом Завете.

Широкий спектр важнейших проблем управления государст­вом и входящими в него территориями был рассмотрен в Библии. Этот аспект освещения жизни древнего общества был разносто­ронне представлен уже в первых 5 наиболее ранних ее разделах, получивших название «Пятикнижие». Церковь считает автором «Пятикнижия» пророка Моисея и датирует создание всех 5 книг, входящих в его состав, примерно XIV в. до н.э. Вслед за «Пяти­книжием» на протяжении более чем тысячелетия были написаны Другие разделы, составившие Ветхий Завет. В 1-П вв. н.э. работа ^ла продолжена, и появилась вторая часть Библии — Новый Завет. Особая значимость Библии в аспекте освещения идей Управления не ограничивается подробным изложением мыслей ⁰⁰ Управлении, сформировавшихся на сравнительно небольших Чэраильско-иудейских территориях. Она выходит далеко за эти

163рамки, приобретает общечеловеческое звучание, так как Библия канонизирована в качестве Священного Писания христианской и иудейской религиями и признана Святой книгой исламом. По­этому излагаемые в ней идеи — это не просто описание практичес­кого опыта маленького малоазиатского государства, это освященная религией и требующая повторения истина, пользующийся непре­рекаемым авторитетом у верующих идеал для подражания, религи­озный нормативный документ, которому должны следовать в своей практической деятельности сотни и сотни миллионов верующих людей.

Библия выступала за четкую организацию и иерархию управ­ления страной. Первая и наиболее общая схема такой организации была изложена в «Исходе» — втором разделе «Пятикнижия» Моисея. Высший уровень в этой схеме должна была составлять верховная власть, которой надлежало указывать народам «путь, по которому они должны идти, и дела, которые они должны делать», т. е. опре­делять стратегические задачи. В Библии была дана религиозная трактовка форм воплощения верховной власти и порядка осуще­ствления ее управления еврейским народом. На начальном этапе эта верховная власть приписывалась самому Богу, и ее осущест­вление обеспечивалось через систему богоправления. Эта система управления предполагала порядок, по которому все основные за­коны должны были исходить от Бога и беспрекословно испол­няться в стране. Библия требовала: «Люби господа, Бога твоего, и соблюдай, что поведено им соблюдать, и постановления Его, и законы Его, и заповеди Его во все дни». При этом богоправление в толковании Библии не было особой формой государственного управления, при которой Бог становился земным руководителем и непосредственно должен был заниматься выполнением кон­кретных управленческих функций, заменяя при этом реальных людей. Речь шла лишь об общем Божием руководительстве, при котором государственная жизнь развивалась свободно и прини­мала формы, соответствующие сложившимся обстоятельствам. Божья воля должна была реализоваться не через конкретные управленческие решения самого Бога, а через конкретные управ­ленческие действия земных руководителей, обязанных решать управленческие дела в пределах Божьих заповедей и законов. В библейской интерпретации свое верховное главенство Бог реа­лизовывал через действия пророков, вождей, патриархов, судей, старейшин и других лиц, участвующих в управлении, которые, согласно Библии, выступали лишь орудиями и исполнителями божественной воли и установленных Богом законов.

Библия констатировала наличие многих противоречий и сбоев в рассмотренной ею религиозной модели богоуправления и в связи с этим вынуждена была признать необходимость перехода к реаль-дой земной системе верховной власти, воплотившейся в Израиле в установлении власти царя и подчиненной ему системы управле­ния. Эта модель верховного правления рассматривалась в связи с описанием действий царей Саула, Давида, Соломона и других исторических фигур. Во «Второзаконии», пятом разделе «Пяти­книжия», были определены основные требования к царю, осущест­вляющему высшее управление страной. Во-первых, царь должен был представлять коренное население страны. Подчеркивалось, что надо ставить над собою царя «из среды братьев твоих», нельзя «поставить над собой царем иноземца, который не брат тебе». Тем самым делался акцент на связи высшего субъекта управления с народом, на сопричастности его к интересам, нуждам, чаяниям страны. Во-вторых, отмечалась недопустимость своекорыстия царя, использования им власти для личного обогащения. От царя требовалось, в частности, «чтобы он не умножал себе копей», «чтобы серебра и золота не умножал себе чрезмерно». В-третьих, к царю предъявлялись высокие нравственные требования. Преду­сматривалось, чтобы он «не умножал себе жен, дабы не развратилось сердце его». В «Книге Притчей Соломоновых» подчеркивалось, что «мерзость для царей — дело беззаконное, потому что правдою утверждается престол».

Высоко ценя царское правление, Библия считала его особенно плодотворным в том случае, когда во главу угла ставятся интересы государства. «Превосходство страны в целом, — подчеркивалось в «Книге Екклезиаста», — есть царь, заботящийся о стране». С боль­шим одобрением повествовало Священное Писание еще об одной форме верховного управления — о соединении на высшем уровне светского и религиозного управления по чину Мелхисидека, ко­торый одновременно был царем Салима и священником Бога Всевышнего. Предки Мелхисидека были семмитическими помест­ными князьями урийских царей в земле Ханаанской, а позже стали независимыми царями. О самом Мелхисидеке, воплощавшем в себе верховную светскую и церковную власть, очень почтительно гово­рилось и в Ветхом Завете, и в Новом Завете.

В иерархии управления в Ветхом Завете вслед за верховной властью рассматривалось своеобразное среднее звено, состоявшее ³ ближайшего окружения верховного правителя — формируемого ^м 1фуга советников и приближенных. Говоря о возникновении ^акого звена, Библия сообщала, что уже Моисей для облегчения своей управленческой деятельности учредил постоянный совет старейшин, в состав которого были включены 70 умудренных жизнью и опытом представителей колен и поколений. Этот совет должен был разделить с верховным руководителем бремя ответ­ственности за принятие и реализацию решений государственной важности — как говорится в «Числах», четвертой книге «Пяти­книжия», «чтобы они несли с тобой бремя народа, а не один ты носил».

В Библии приведены сведения и о низшем звене управленчес­кой иерархии. Решения охватываемых этим звеном текущих, обы­денных дел возлагалось на низших должностных лиц, которые назначались высшей властью. Эти люди, как говорилось в «Исходе», второй книге «Пятикниия», ставились «начальниками народа, тысяченачальниками, стоначальниками, пятидесятиначальниками и десяти начальникам и».

Все перечисленные звенья управленческой системы не оста­вались раз и навсегда заданными, закостенелыми, постоянными. В Ветхом Завете фиксировались и одобрялись осуществляемые по мере надобности изменения этой первоначальной схемы управле­ния, ее постепенная детализация и усложнение. В частности, в «Первой книге Паралипоменон», относящейся к исторической части Библии, были описаны преобразования государственного управления в годы правления царя Давида (XI—Х вв. до н.э.). Эти преобразования включали закрепление территориальных отделе­ний и назначение во главе каждого из них особого начальника, назначение начальников семейств, колен и полуколен Израилевых, увеличение числа сановников, участвующих в управлении, и чет­кое распределение между ними управленческих функций. В числе таких сановников стали упоминаться советники царя, хранители царских сокровищ и царских запасов в разных частях страны, начальники над царским имением, включая начальников, ведав­ших в нем полевыми работами, земледелием, виноградарством, виноделием, стадами крупного и мелкого скота, верблюдов, ослиц и другими отраслями царского хозяйства. С установлением власти царя Соломона (X в. до н.э.) Библия связывала создание своеоб­разного государственного совета, дальнейшую детализацию распре­деления управленческих функций между сановниками. Сановники, входившие в окружение царя, стали ведать звеньями, частями управления (начальник войска, начальник над податями, началь­ник над царским домом, начальник над приставниками и т. д.). При Соломоне были разработаны и внедрены в жизнь новые прин­ципы территориального управления. Все государство было разделено

в административном отношении на 12 округов. Каждый округ управлялся специальным руководителем «приставником». Округ должен был обеспечивать царский двор продовольствием на один месяц. Были приняты меры по усилению низового управления ц надзора (в частности, при строительстве Иерусалимского храма царь назначил 3300 начальников для надзора за народом, который производил работу).

В управлении Библия особенно ценила мудрость, продуман­ность и обоснованность. В связи с этим во «Второй книге Пара­липоменон» подчеркивалось, что для управления народом государю необходимы премудрость и знание. Вслед за этим в «Книге Притчей Соломоновых» утверждалось: «Я, премудрость, обитаю с разумом и ищу рассудительного знания... У меня сила. Мною цари царст­вуют и повелители узаконяют правду. Мною начальствуют началь­ники и вельможи и все сановники... Богатство и слава у меня, сокровище, не погибающее и правда, плоды мои лучше золота...» Развивая эти мысли в книге «Премудрости Соломоновы», Библия давала совет: «Властители народов, почтите премудрость, чтобы всем царствовать во веки». И затем делала вывод: «Царь разумный — благосостояние народа». Как антипод такому правителю выстав­лялся царь неразумный, и в «Книге премудрости Иисуса, сына Сирахова» звучало предупреждение о том, что «царь не наученный погубит народ свой». Исходя из этих требований к управлению Библия решала вопрос о критериях подбора претендентов на уп­равленческие должности. В «Исходе» устанавливалось, что в их число надо включать «людей способных, боящихся Бога, людей правдивых, ненавидящих корысть». Во «Второзаконии» эта мысль была повторена. Кандидатами в начальники здесь предлагалось избрать «людей мудрых, разумных и испытанных».

В Библии был сформулирован ряд интересных принципов организации и осуществления управления. За основу принима­емых решений предлагалось брать закон. Уже во «Второзаконии» подчеркивалось, что царь должен управлять строго по закону, что ему надлежит «списать для себя список закона», читать «его во Дни жизни своей», исполнять «все слова закона» и не уклоняться «от закона ни направо, ни налево». При выработке управленчес-^х решений предлагалось их тщательно продумывать, обсуждать, пользуясь при этом разумными советами. «Начало всякого дела, — отмечалось в «Книге премудрости Иисуса, сына Сирахова», — Размышления, а прежде всякого действия — совет». В «Книге Экклезиаста» неразумным назван парь, «который не умеет прини­мать советы». В «Книге притчей Соломоновых» подчеркивалось, ^т0 «приятны царю уста правдивые, и говорящего истину он любит».

166

167Подчеркивая необходимость использования советников в уп­равлении, Библия вместе с тем выступала за взвешенное отноше­ние к их рекомендациям. В «Книге премудрости Иисуса, сына Сирахова» говорилось: «От советника охраняй душу свою и наперед узнай, что ему нужно, ибо, может быть, он будет советовать для самого себя». В этой же книге была сформулирована важная мысль о недопустимости вмешательства в управление членов семьи и друзей руководителей. В поучении князьям и начальникам звучало требование: «Ни сыну, ни жене, ни брату, ни другу не давай власти над тобой при жизни твоей». Аналогичное требование касалось людей лживых. «Удали неправдивого от царя, — говорилось в «Книге Притчей Соломоновых», — и престол его утвердится правдою», ибо «если правитель слушает ложные речи, то все служащие у него нечестивые». Здесь же отмечалось, что «нехорошо и обвинять правого и бить вельмож за правду».

Традиционная для древних управленческих установок ориен­тация на справедливость и защиту подданных четко прослежи­вается и в Библии. «Ни вдовы, ни сироты не притесняйте», — говорилось в «Исходе». «Горе тем, — звучало рефреном в «Книге пророка Исайи», — которые постановляют несправедливые законы и пишут жестокие решения, чтобы... похитить права у малосиль­ных из народа... вдов сделать добычею своей и ограбить сирот». В Псалмах устами царя Давида прославлялся идеальный порядок, при котором высшая сила «поднимает бедного... возвышает нищего, чтобы посадить его с князьями народа его». Здесь же, в 40-м псалме утверждалось: «Блажен, кто помышляет о бедном». Эта мысль вновь повторялась в «Книге Притчей Соломоновых», где звучали слова: «Кто милосерд к бедным, тот блажен». В «Книге пророка Даниила» содержалось предначертание: «Царь, да будет благоугоден тебе совет мой: искупи грехи твои правдой и беззакония твои милосердием к бедным; вот чем может продлиться мир твой».

Защищая интересы людей, Библия резко осуждала злоупотреб­ление властью и боролась против использования управленческих прав для личного обогащения, развивала идею несовместимости управления с получением взяток, незаконных подарков, мздоим­ством, казнокрадством. В «Исходе» она требовала: «Даров не при­нимай , ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых». Во «Второзаконии» повторялось: «Не извращай закона, не смотри на лица и не бери даров». В «Книге премудрости Иисуса, сына Сирахова» признавалось, что «угощения и подарки ослепляют глаза мудрых и, как бы узда в устах, отвращают обличения».

Ставя в центр всего сущего Бога и считая, что всякая власть от Бога, Библия решительнее многих других древних источников Требовала беспрекословного подчинения управляемых управля­ющим, добивалась авторитета власти, управленческой дисциплины, строгого выполнения подчиненными воли, указаний, предписаний тех, кто обладает властью, кто правит, кто принимает решения и направляет действия людей. Книги Священного Писания рато­вали за покорность и смирение, строгое следование всему, что предписано сверху, за уважение ко всем, кто обличен властью и занимается управлением. «Начальника, — подчеркивалось в «Ис­ходе», — в народе своем не поноси». Почти дословно эта же мысль повторялась в «Книге Екклезиаста»: «Даже и в мыслях твоих не злословь царя».

Особенно подробно тема прорабатывалась в Новом Завете. Здесь, в «Первом послании апостола Петра», последовательно развивалась идея строгого подчинения руководителям, осущест­вляющим управленческие функции, и было сформулировано зна­менитое требование: «Будьте покорны всякому человеческому начальству... царю ли, как верховной власти, правителям ли... от него посылаемым». Эта же ориентация на строгое подчинение и покорность в управлении имелась в послании апостола Павла «К римлянам», где звучал призыв: «Всякая душа да будет покорна высшей власти», а также в его послании к Титу, где указывалось на необходимость «повиноваться и покоряться начальству и влас­тям». При этом апостол Павел, объясняя причины, вызывающие необходимость такого поведения, заявлял: «Начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых», «надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести».

2. Чарлз Хэнди и будущее труда.

Чарльз Хэнди родился в 1932 г. в Киллере (Ирландия), в семье известного англиканского священника. Закончив в 1956 г. Oriel College (Оксфорд), Хэнди поступил на службу в Shell International Petroleum и находился там до 1965 г., после чего в течение года работал в Charter Consolidated (Лондон). В 1967 г. он поступил на международный факультет Слоуновской школы менеджмента при Массачусетском технологическом институте. Он испытывал явное влияние "гуру слоуновской школы", среди которых были Уоррен Бенине и Крис Арджирис, на которых, в свою очередь, сильно повлиял Дуглас Мак-Грегор (см. главу 16). После этого Хэнди уже не думал о карьере бизнесмена. Вернувшись в 1968 г. в Великобританию, он стал сотрудником Лондонской школы бизнеса (LBS) и отвечал за организацию слоуновской программы по менеджменту. В 1972 г. он занял в LBS профессорскую кафедру, после чего периодически приезжал туда читать лекции по менеджменту. В период между 1977 н 1981 гг. Хэнди руководил частным семинаром и исследовательским центром в St. George's House н Виндзорском замке. В 1976 г. он опубликовал первую книгу "Understanding Organizations" ("Осознание организации"), содержание которой стало хрестоматийным. К 1993 г. вышло уже четыре издания этой книги. В 80-е гг. Хэнди продолжал публиковать свои работы, в которых писал не только об организационном поведении, но также и о более общих проблемах труда, этики и общества. В 1984 г. появилась, вероятно, его главная книга "The Future of Work" ("Будущее труда"), она будет рассмотрена в следующем разделе. Его последние работы - "The Age of Unreason" ("Век абсурдов", 1989) и "The Empty Raincoat" ("Порожний плащ". 1994) - были написаны в популярной манере и предназначались не только для "профессионалов", но и для массового читателя. Благодаря последним книгам, а также журнальным статьям, лекциям, радио- и телепередачам, Чарльз Хэнди превратился в ведущего "гуру" Великобритании но вопросам менеджмента.

"The Future of Work" и две последних книги, "The Age of Unreason" и "The Empty Raincoat" были написаны в тот период, когда уровень безработицы был весьма высок (особенно в Великобритании). В послевоенное время индустриальному Западу не угрожала безработица, отравившая жизнь многих людей в период между войнами (см. главу 10). Долгий послевоенный экономический бум привел к появлению поколения рабочих, которые не боялись потери работы. Оптимизм в отношении экономической стабильности и прогресса разделялся также экономистами, политиками и промышленниками. Рынок труда с высоким спросом на рабочую силу усиливал позиции профсоюзов, в силу чего менеджмент, в известном смысле, вынужден был занять оборонительную позицию. Теоретики менеджмента разделяли этот оптимизм, считая, что полная занятость будет обеспечиваться и впредь. В такой ситуации техника менеджмента была призвана служить скорее целям убеждения, чем принуждения. Маслоу (см. главу 14), Херцберг (см. главу 15), Мак-Грегор и его коллеги (см. главу 16) были сторонниками мягкого управленческого подхода, при котором вовлечение должно было достигаться путем обеспечения возможности развития личности. Даже Браверман (см. главу 18), исходивший из идеи постепенной деградации труда, не предсказывал коллапса труда. Впрочем, через некоторое время стали появляться (во всяком случае, в Великобритании) первые признаки того, что послевоенный бум не будет бесконечно долгим. Примером этого может служить экономическая политика "стой-иди", т. е. попеременного сдерживания и стимулирования деловой активности, проводившаяся правительством консерваторов в пятидесятые годы. Как пишут Викерстаф и Шелдрейк, "к концу этого десятилетия многие стали считать, что "стой-иди" и прочие тактические приемы, определявшиеся финансовой политикой и призванные поддерживать платежный баланс, ведут к снижению притока инвестиции, к снижению роста производительности труда и темпов экономического развития, к общему снижению конкурентоспособности британской экономики и к постепенному росту внутренних противоречий" (Vickerstnff and Sheldrake, 1989, р. 69).

В 60-70-е гг. британское правительство пыталось сохранить послевоенный политический консенсус, для которого полная занятость имела очень большое значение. Господствовавший в этот период экономический традиционализм черпал свои идеи из работ Кейнса и видел свою задачу (во всяком случае, на уровне политической риторики) в поддержании экономических потребностей как средстве борьбы с безработицей. Разумеется, всем было понятно, что подобная политика связана с большими инфляционными рисками, однако правительство считало их меньшим злом, чем безработица. Тем не менее, низкие по сравнению с конкурентами экономические показатели Великобритании начали не на шутку тревожить правительство. Так, например, в период между 1960 и 1976 гг. британская доля в мировом экспорте производственных товаров сократилась практически вдвое. В то же время явление "стагфляции", при которой низкие темны роста сопровождаются ростом инфляции, рано или поздно приводит к гиперинфляции и крайне негативным социальным последствиям, которые обычно ассоциируются с денежным крахом. И без того сложная ситуация серьезно обострилась скачком цен на нефть, вызванным арабо-израильской войной 1973 г. Увеличение цен на нефть в четыре раза больно ударило по тем отраслям экономики, которые зависели от поставок импортной нефти. Хотя со временем Великобритания могла воспользоваться существенными ресурсами нефти Северного моря, хрупкой экономике страны был нанесен существенный ущерб. Безработица в 1975 г. составляла 4%, а к 1978 г. превысила 6%. В то же самое время инфляция стала заботить правительство куда сильнее, чем проблемы занятости. Достигнув в 1975 г. пикового значения свыше 24%, к 1978 г. инфляция снизилась до 8%, однако в 1980 г. вновь стала расти и достигла 18%. Правительство консерваторов, пришедшее к власти в 1979 г., сконцентрировалось па проблеме инфляции, совершенно оставив без внимания проблему безработицы. Безработица выросла с 5% в 1979 до 13,5% в 1985 г. Хотя в начале восьмидесятых рост безработицы стал замедляться, о полной занятости теперь не приходилось и мечтать. Как писал Хэнди, "на вопрос "возможна ли полная занятость?" можно уверенно ответить: "Только не при нашей жизни"" (Handy, 1984/1994, р. 37). Будущее труда Хотя в данной главе речь шла о проблемах безработицы в Великобритании, с подобными же проблемами сталкивались и все остальные индустриально развитые страны Запада, включая исторически благополучные экономики Западной Германии и США. О влиянии Японии на международную конкуренцию в сфере производства уже говорилось в главе 19. В 70-с гг. начала складываться новая глобальная экономика, при которой быстрый обмен товаров, услуг и информации стал происходить уже за пределами национальных границ. Этому феномену способствовало стремительное техническое перевооружение, которое, помимо прочего, разрушало сложившиеся к этому времени основные модели и стереотипы трудового поведения. Вскоре все показатели, которые определяли уровень труда и трудовой жизни, стали восприниматься как избыточные, предприятия то и дело закрывались, и потеря работы стала обычным делом. Хотя появлялись и новые рабочие места, они не могли восполнить этой убыли. Хэнди описывает эту ситуацию так: В семидесятые годы привычная картина трудовой жизни стала меняться. Крупные организации, которые в течение рабочей недели становились подлинным домом для большого количества людей, стали приходить в упадок. Многие знаменитые имена из нашего славного индустриального прошлого исчезли навсегда. Изменились не только имена на вывесках на Хай-Стрит, изменилась и жизнь тех, кто носил эти имена. Былая традиция, в соответствии с которой мужчина ходил на работу для того, чтобы содержать свою семью, стала статистической редкостью, - к концу десятилетия этому стереотипу отвечало только 14% семей. "Застойная безработица", "молодежная безработица" и "излишек" стали хорошо знакомыми словами, звучащими во всех социальных группах. Устроиться на те или иные места стало сложно, и понятие "работа" получило новый смысл, кроме традиционного "занятость на полный рабочий день". Такие понятия, как вторая и третья работа, теневая и неофициальная экономика, стали столь же привычными, как чип или видео. Старые стереотипы разрушались; им на смену приходили новые. (Handy, 1984, р. ix) Если это так, если обычные модели трудового поведения, формировавшиеся с девятнадцатого столетия, действительно стали исчезать, то что появилось взамен? Согласно Хэнди, появилось много нового. Прежде всего, изменился сам смысл слова "работа", означавшего прежде оплачиваемый наемный труд в организации. Через некоторое время феминистки вполне обоснованно предъявили претензию на то, чтобы н домашние занятия женщин также назывались работой, пусть и "задаром". Во-вторых, возникновение частичной занятости, работ по контракту, временных и "случайных" работ побуждало людей устраиваться сразу в нескольких местах, что позволяло им получать больший суммарный доход. В-третьих, развитие волонтерской работы, особенно для лиц пожилого возраста, свидетельствовало о возможности трудовой активности, не подкрепляемой материальным вознаграждением. Хэнди суммирует все это так: "Существует несколько форм работы. Мы можем выделить три их вида: 1. Оплачиваемая работа на какой-то должности, включая самостоятельную занятость, в течение всего рабочего дня. 2. Дополнительная работа, которую мы делаем "на стороне", желая получить дополнительный доход, который может декларироваться или не декларироваться (в налоговой декларации). 3. Работа даром, т. е. вся совершаемая бесплатно работа в теневой экономике и работа волонтеров". (Handy. 1984/1994, р. 52) Если быть кратким, то тезис Хэнди состоял в том, что в будущем человек не сможет удовлетворить всех или даже большинства своих экономических, социальных н статусных потребностей, полагаясь только на одну пожизненную работу. Вместо этого люди будут вынуждены "использовать целый пакет занятий и взаимоотношений, каждое из которых будет вносить свой вклад в осуществление наших жизненных и производственных потребностей" (Handy, 1984/1994, р. 8). "Пакетный" подход не только даст дополнительные возможности, но и вызывает некоторые проблемы. Молодой, хорошо образованный индивид, обладающий умением переключаться и не связанный обязательствами, с готовностью примет подобный стиль работы. Равным образом, пожилой человек, получающий неплохую пенсию, имеющий взрослых детей и не связанный с ипотекой, также будет рад подобной возможности. Но что будет делать в этой ситуации малообразованный человек с ограниченными способностями и значительными расходами и обязанностями? Не станет ли для него пакетный принцип причиной постоянной тревоги? Хэнди согласен с тем, что реализация подобного подхода сопряжена с определенными трудностями. В качестве иллюстрации он использует феномен "японского дрейфа", оборотную сторону японской индустрии, которая не подпадает под категорию пожизненного найма (см. главу 19). Он пишет: Существует миф о том, что в Японии каждому гарантировано пожизненное трудоустройство. Это не так... Истина состоит в том, что крупные японские организации держатся на плаву благодаря небольшим субподрядчикам... Япония - страна малых частных предприятий, где используется дешевый рабочий труд и где нет пожизненного найма... В Японии также имеется небольшая армия "самозанятых", к числу которых относится и группа, эвфемистически именуемая "неоплачиваемыми надомными работниками", т. е. группа неработающих членов семьи, помогающих работающему мужчине. Сокращение рабочего времени самозанятых работников или работников фирм-субподрядчиков незаметно извне. В контрактах у 8% лиц, работающих на подобных малых предприятиях, нет даже упоминания о продолжительности рабочего дня. Неполная занятость и безработица - не совсем одно и то же. ' Эвфемизм - непрямое, смягченное выражение вместо резкого (Handy, 1984/1994, pp. 91-92) Исходя из растущего влияния японских подходов на британскую теорию менеджмента, Хэндн предвидит ситуацию, при которой в Великобритании также возникнет нечто подобное. Крупные организации передают ряд функций подрядчикам, многие из которых являются мелкими фирмами. Организации все чаще прибегают не к обычным формам найма на полный рабочий день, а к заключению временных контрактов и использованию работников в течение части рабочего дня ("занятость на неполный рабочий день"). Вследствие этого появились "центр и периферия". Работники, относящиеся к центру, получают достаточно высокую зарплату, работают в хороших условиях, имеют гарантию занятости и пенсию по выслуге лет. Периферийные же работники получают существенно меньшую зарплату, работают в худших условиях, не имеют практически никакой гарантии занятости и права на пенсию. Хэнди считает "японский дрейф" серьезной угрозой социальному согласию, поскольку развитие такой двухуровневой структуры найма неизбежно приведет к расколу между теми, кому посчастливилось получить полную занятость, и всеми остальными работниками. Жизнь, полная абсурда и парадоксов Многие из тем, поднятых Хэнди в книге "The Future of Work", были развиты в его работе "The Age of Unreason" (1989). Он заканчивает предыдущую книгу призывом к радикальному переосмыслению самого понятия "работа" и его социальных и экономических аспектов. Он пишет: Мы зафиксированы, и как народ, н как личности, системой занятости. Труд понимается нами как работа по найму. Такая работа приносит нам деньги, она же является основой для обретения нами некого статуса и самоидентифнкацин. По этой причине мы изо всех сил держимся за нее, измеряем ею свои успехи, связываем с ней все свои ожидания, как в отношении себя, так и в отношении своей страны; мы не мыслим без нее своего будущего. Ирония состоит в том, что, тем не менее, мы относимся к ней негативно, поскольку наше индивидуалистическое начало, в полном соответствии с теорией Маркса, противится подобной продаже нами самих себя и своего времени. (Handy,1984/1994, р. 188) Этот парадокс игнорируется большинством теоретиков, хотя такие мыслители, как Маслоу (см. главу 14), Шумахер (см. главу 17) и, разумеется, Браверман (см. главу 18), осознавали сложность и неудовлетворительность отношении найма. Хэнди придерживается позиции, в соответствии с которой организации или корпорации, ставшие более или менее серьезными институтами индустриального общества, начинают ослабевать. Эра, когда такие люди, как Генри Форд, могли работать наиболее эффективно, концентрируя все производственные возможности на одной площадке, быстро сменилась эпохой аморфности и расплывчатости предприятий. Хорошо оплачиваемые, обеспечивающие занятость работы теперь не гарантированы даже для меньшинства работников. В будущем куда большую роль будут играть кратковременные работы, способствующие развитию пакетного подхода и требующие от индивида гибкости, прагматизма и, желательно, разносторонности. Некогда жесткое разграничение между работой и досугом, возникшее в начале промышленной революции, станет более расплывчатым.

Основным следствием этого, считает Хэндн, станет неизбежное изменение сути образования и образовательной системы. Британский подход к образованию и обучению в данном случае придется изменить. Базовое образование и профессиональное обучение старого образца как подготовка к сорокалетней рабочей жизни уже считается излишней. Минуло время, когда человек сначала получал образование, затем отдавал остаток активной жизни работе. Новая система образования должна развиваться в направлении, которое способствует большей включенности и большей широте образования, удобного для всех. Хэнди пишет: Если действующие организации будут нуждаться во все более интеллигентных людях, если карьеры станут более динамичными, и, прежде всего, если большее количество людей будет стремиться к большей независимости, тогда образование станет самым важным вложением в собственную судьбу, которое только может сделать человек. Но это будет уже не то образование, которое получило большинство из нас, ... при этом, чем раньше мы откажемся от принятой ныне британской идеи образования, тем лучше. Образование требует обновления. (Handy, 1980/1990, р. 168) Разумеется, Хэнди прекрасно понимает, что сказать легче, чем сделать, и для того, чтобы люди изъявили готовность учиться всю свою жизнь, они должны существенно пересмотреть свои нынешние позиции. На деле, для этого каждый индивид и общество в целом должны понять, что мир труда кардинально изменился и возврата к прошлому больше не будет. Тем не менее, несмотря на очевидные опасности, проблемы и затруднения, Хэнди смотрит в будущее с оптимизмом. Он считает, что новое пространство труда само генерирует возможность подобного выбора, который был немыслим при прежних формах рабочей жизни. Возможно, скачкообразные изменения будут способствовать освобождению индивидов от ограничений, налагаемых на них организационной жизнью, позволяя "большему количеству людей раньше становиться самими собой" (Handy, 1989/90, р. 212).

Настрой книги "The Empty Raincoat" куда мрачнее. Книга начинается с авторского пассажа, представляющего собой нечто вроде оправдания или исповеди. Он пишет: Четыре года назад была опубликована моя книга "The Age of Unreason". В этой книге я пишу о трансформации, которую претерпел труд как таковой, и о ее возможных последствиях для нас. В общем и целом она была достаточно оптимистична. С той поры мир труда претерпел чрезвычайные изменения, характер которых описан в этой книге. Казалось бы, это должно было порадовать автора, но, увы, радоваться особенно нечему. Изменения затронули слишком большое количество людей. Капитализм оказался не столь гибким, как можно было предположить. Правительствам явно недоставало мудрости и дальновидности. Для многих жизнь стала борьбой, для большинства - ребусом. (Handy. 1994, р. 1) Хэнди назвал свою книгу по названию скульптуры, увиденной им в парке Миннеаполиса. Скульптура эта состояла из трех частей, самой крупной из которых был бронзовый плащ, вертикально стоящий, но пустой. Хэнди воспринял этот пустой плащ в качестве "символа довлеющего над нами парадокса". Он пишет, что "мы не должны иметь то же предназначение, что и пустой плащ, быть безымянными номерами, исполнителями заданных ролей, сырьем для экономики или социологии, статистическим материалом правительственного отчета. Если цена такова, то экономический прогресс - это пустые слова. Человек должен жить собственной жизнью, а не служить колесиком чьей-то огромной машины, несущейся Бог знает куда" (Handy, 1994, р. 2). В своей книге Хэнди пытается разобраться с некоторыми парадоксами, характерными для конца двадцатого столетия. К примеру, нам необходимо выполнить множество работ самого разного рода, но у нас явно не достает денег на решение этой задачи. Волонтерский труд нам особенно не поможет, поскольку многие из этих работ могут выполняться только при условии наличия денежной компенсации. Тот, кто уже имеет постоянную оплачиваемую работу, будет вынужден работать еще интенсивнее. Порой эта интенсивность становится столь высокой, что у людей не остается времени ни на что иное, кроме работы, - они буквально "сгорают на работе" и их заменяют другими, более молодыми и жаждущими работниками. При этом целые группы населения могут отстраняться от мира оплачиваемой работы, поскольку они слишком стары, лишены необходимых умений, живут не в том месте и так далее. Такие люди быстро лишаются своих гражданских нрав, в том смысле, что они утрачивают возможность получать финансовые средства, без которых жить в обществе, построенном на деньгах, попросту невозможно. Речь здесь идет не о нехватке денег, а о растущем неравенстве при их распределении. Хэнди замечает: За период с 1979 по 1990 гг. реальные доходы нижней десятипроцентной прослойки (в Великобритании) упали на 14%, в то время как средний уровень доходов вырос на целых 36%. В других странах с развитой экономикой этот перекос имел место в меньшей степени, но указанная тенденция наличествует и здесь. Богатые богатеют, бедные беднеют и, порой, не только относительно богатых. Единственное, что все еще удерживает их вместе, так это, возможно, надежда бедных на то, что когда-нибудь богатыми станут и они. Увы, ныне надежда эта тщетна. (Handy, 1994,р. 12) Очевидно, изменения характера труда, наблюдаемые Хэнди, противоречат модели, в которой организация труда может стать фокусом сообщества или основой самоидентификации. Хотя некоторые крупные производственные единицы все еще существуют (скажем, в автомобильной промышленности), их становится меньше и, в любом случае, средняя продолжительность трудовой жизни в таких местах уменьшается. Индивиды, обладающие необходимыми навыками и должной мотивацией, становятся, говоря языком французских экзистенциалистов, самосозидаемыми проектами; постиндустриальное будущее обещает им большую свободу. Другие люди (которые, вероятно, составляют большинство) будут постоянно страдать, в лучшем случае, от хронической неопределенности, в худшем - от своей зависимости от государства или, даже, от криминального мира. Как далеко эта мрачная рефлексия Хэнди уводит от благостных дум Understanding Organizations!... Его видение будущего отчасти обусловлено некоторыми воззрениями Шумахера (см. главу 17), представленными в вышедшей уже после смерти последнего работе "Good Work" ("Хорошая работа", 1979). Шумахер считает, что растущая капиталоемкость производства в сочетании с ростом автоматизации ведут к кризису занятости; промышленно развитые страны должны пересмотреть принятую систему ценностей и, возможно, "вернуться" к менее сложным способам производства. Хэнди разделяет также взгляды марксиста/экзистенциалиста Андре Горца, выраженные в его книге "Farewell to Working Class" ("Прощай, рабочий класс"), опубликованной на английском языке в 1982 г. Горц, подобно Хэнди, пишет о частичном коллапсе труда в индустриально развитых странах Запада и пытается дать анализ его социальных вариантов. Он пишет: Ликвидация труда - это реально идущий процесс, который, вероятно, будет лишь ускоряться. Согласно независимым экономическим прогнозам, в каждой из трех ведущих индустриальных стран Западной Европы развитие автоматизации производства приведет за десять ближайших лет к сокращению количества рабочих мест на 4-5 млн. ... В контексте нынешнего кризиса и технологической революции восстановить полную занятость благодаря экономическому росту совершено невозможно... Мы являемся свидетелями становления общества, основанного на массовой безработице. Оно включает, с одной стороны, растущую массу постоянных безработных, с другой, - аристократию работников, состоящих в штате, между которыми находится пролетариат временных работников, выполняющих самые неквалифицированные и тяжелые работы. (Gortz, 1982,p.3) Отвергая взгляды ортодоксального марксизма (см. главу 18), Горц заявляет, что промышленный пролетариат уже не настолько многочислен, чтобы играть какую-либо заметную роль в процессе индустриальных перемен. Вместо этого он говорит о "не-классе не-производителей", которые, по его мнению, обладают способностью преобразовывать общество. Как он пишет, "лишь не-класс не-производителей... воплощает то, что находится за "продуктивизмом": отрицание аккумулированной этики и растворение всех классов" (Согг, 1982, р. 74). Подобно Горцу, Хэнди считает, что изменения в характере и объемах труда с необходимостью приведут к индивидуальной и социальной трансформации. Хотя Хэндн разделяет некоторые взгляды Горца, он не прибегает к использованию того же европейского интеллектуального багажа и гегельянской риторики. Для Хэнди будущее - нечто такое, к чему стремятся индивиды, нечто, отвечающее их желаниям. Новый мир труда может способствовать его достижению благодаря своей большей гибкости и возможности строить свою рабочую жизнь вне организационных запретов и ограничений. Разумеется, существует опасность того, что растущий "деклассированный" класс (underclass) станет еще более многочисленным, что приведет к резкой поляризации общества. Далее, исчезновение крупных организаций и института "пожизненной" занятости может усилить чувство личной изоляции и одиночества. Хэнди считает, что в будущем возникнет необходимость в активном насаждении коллективистских чувств, при этом он связывает все свои надежды не с макро-, а с микроуровнем. Он завершает свой труд достойными Шумахера словами: Нации слишком велики, а будущее не так уж далеко. Лучше говорить о вещах меньших, - организации, сообществе, городе, семье, круге друзей, небольшой сети "людей-портфелей", которые могут посвятить себя чему-то большему, чем другие. Мы сами формируем наше собственное управление нашего собственного дома. (Handy, 1995, р. 267) Резюме Последние работы Хэнди отражают растущую тревогу, обусловленную стремительными социальными и техническими изменениями, глобализацией и высоким уровнем безработицы. В 80-90 гг. оптимистическое видение экономических целей и личных перспектив стало постепенно уступать место сомнениям. Рост "деклассированного" класса внес изменения в структуру общества. Качество рабочей жизни падает но мере того, как большинство новых работ не обеспечивает ощущения собственного достоинства, защищенности и уровня оплаты, необходимого для процветания личности. В теории менеджмента положение о том, что организация, использующая наемный труд, может служить средоточием общественной и/или личной идентификации, становится все более сомнительным. Хэнди попытался проанализировать возможности, опасности и вероятные социальные аспекты зарождающегося постиндустриального общества.

Билет №9