34. Февральская (1917 г.) буржуазно-демократическая революция в Башкортостане, создание новых органов государственной власти.

. 25 октября 1917 г. в результате вооруженного восстания рево­люционных ра­бочих и солдат Петрограда, руководимых Коммуни­стической партией, пало буржу­азное Временное правительство. Началась первая в мире победоносная социалисти­ческая револю­ция. «Отныне наступает новая полоса в истории России,— про­возгла­сил В. И. Ленин па заседании Петроградского Совета,— и данная, третья русская революция должна в своем конечном ито­ге привести к победе социализма».²⁰

Поздно вечером 25 октября из Петрограда по телеграфу стал передаваться приказ Петроградского военно-революционного комитета «Всем армейским комитетам действующей армии. Всем Советам солдатских депутатов». В приказе сообщалось о свержении правительства Керенского и переходе власти впредь до создания правительства Советов к Военно-революционному комитету²¹. Утром 20 октября это сообщение было принято, вероятнее всего, из Самары или Казани, на железнодорожном телеграфе станции Уфа. Дежурный телеграфист большевик С. Т. Галкин немедленно доставил текст телеграммы в городской комитет РСДРП (б). По распоряжению президиума исполкома Совета в наиболее важных пунктах города стали сосредоточиваться отряды солдат и красногвардейцев.

Утром, по инициативе большевиков в одной из комнат бывшего губернаторского дома открылось совместное заседание исполкомов Уфимского Совета рабочих и солдатских депутатов и губернского Совета крестьянских депутатов. Председатель Уфимского Совета Л. И. Свидерский огласил телеграмму Петроградского во­енно-революционного комитета и сообщил о принятых президиумом мерах. Выступившие на заседании меньшевики и правые эсеры осудили вооруженное восстание в столице. Лидер уфимских меньшевиков П. А. Ахтямов заявил, что «считая переворот несчастьем для революции, они не будут принимать участия в работе новой революционной власти»²². Иную позицию заняли левые эсеры, колебавшиеся между пролетарской революцией и соглашательством. Устами одного из своих лидеров, И. 3. Штейнберга, они объявили, что не будут «активно противо­действовать новой вла­сти, если она создастся ибо в эту борьбу могли бы вмешаться явные и тайные контрреволюционные силы, которые бы хотели свалить не одних большевиков, но вообще со­циалистов». Левые эсеры допускали при определенных условиях «деловую поддержку» новой власти.²³

После бурных прений большинством голосов была принята резолюция, предложенная фракцией большевиков. В ней приветствовался переход власти к Советам и ставилась задача «немед­ленно приступить на месте к организации власти па революционно-демократических началах, взяв власть в свои руки и содействуя дальнейшему углублению и развитию победы, которая одержана Петроградским гарнизоном и пролетариатом»²⁴. Было решено также организовать губернский революционный комитет (губревком), как орган новой, революционной власти. Острая борьба на заседании разгорелась по вопросу о задачах комитета. Большевики счи­тали, что губревком должен быть органом захвата власти, органом пролетарской диктатуры. Эсеры же предлагали ограничить его функции обычными задачами комитетов общественной безопасности. «К сожалению,— писал И. 3. Штейнберг в письме в редакцию газеты «Знамя труда», органа ЦК партии эсеров, — наш проект исполкомом Совета в Уфе был отвергнут и боль­шинство постановило создать орган для захвата власти»²⁵.

Во время объявленного вскоре перерыва состоялось заседание Уфимского комитета РСДРП (б), на котором было заслушано со­общение Н. П. Брюханова «О победе вооруженного восстания в Петрограде и создавшемся новом политическом положении». Комитет делегировал своих представителей в губревком, избрал президиум комитета в составе Н. П. Брюханова (председатель), А. II. Свидерского, А. Д. Цюрупы, А. А. Юрьева, Л. И. Кирьянова и Б. М. Ельцина ²⁶ и обратился к населению с воззванием, в кото­ром призвал дать решительный отпор любым проискам контрреволюции. «Спасение народа, спасение революции,— говорилось в воззвании,— в революционной энергии пролетарских и солдатских масс. Только своим силам, своей дисциплинированности, своей организованности, своей выдержке можем мы доверять. Мы доверяем руководство решительной борьбой за спасение всей революции, ее завоеваний и ее будущего той новой власти, которая безоговорочно, беззаветно, всецело взяла на себя проведение в жизнь требований пролетарской и солдатско-крестьянской массы»²⁷.

Почти одновременно с заседанием большевистского комитета состоялось собрание эсеровской фракции в Уфимском Совете. Голосами левых эсеров фракция решила войти в состав губревкома в меньшинстве, делегировав туда двух своих представителей. Поздно вечером заседание исполкомов Советов возобновилось, но теперь уже с участием представителей мусульманского военного шуро и районного железнодорожного комитета. Для управления губернией был образован ревком. В пего вошли большевики Н. П. Брюханов, А. К. Евлампиев, А. И. Свидерский, А. Д. Цюрупа, А. А. Юрьев и левые эсеры - А. Брил­лиантов и И. 3. Штейнберг. Председателем губревкома стал А. И. Свидерский. В принятом обращении к населению совместное заседание объявило о переходе власти в Уфе и губернии в руки Советов, о создании губревкома и признало трудящихся спокойно выполнять текущую работу и объединиться вокруг органов революционной демократии.²⁸

Создавая ревком, большевики считали возможным заключить блок с левыми эсерами, которые вели за собой не только значительные массы трудящихся крестьян, но и часть рабочих, возглавляли губернский Совет крестьянских депутатов, Мусульманское военное шуро и районный железнодорожный комитет. Левые эсеры Уфы в те дни заявляли о поддержке Советской власти. Сотрудничество большевиков с левыми эсерами способствовало привлечению к практической работе по строительству новой жизни той части трудящихся, которая еще не преодолела мелкобуржуазных, эсеровских иллюзий, укрепляло союз рабочего класса с крестьянством под руководством рабочего класса.

В ночь на 27 октября губревком принял ряд мер по укреплению революционной власти в Уфе и губернии. Было решено ликвидировать губернский комиссариат Временного правительства. Во все крупные центры Башкирии были направлены телеграммы с сообщением о победе вооруженного восстания в Петрограде, создании губревкома и его задачах; введена цензура и назначен комиссар по вопросам печати. Группа солдат во главе с А. А. Юрьевым заняла помещение почтово-телеграфной конторы, арестовав ее начальника.

20 октября 1917 г.— знаменательная дата в жизни Уфы. В этот день открылась новая страница в многовековой истории города - началось строительство Уфы советской, социалистической. Решение исполкомов Советов о взятии власти и создание губревкома получили поддержку трудящихся и их массовых организаций. 27 октября военная секция Уфимского Совета совместно с представителями полковых, ротных и командных комитетов, заслушав сообщение о вооруженном восстании в Петрограде и работе II Всероссийского съезда Советов, единодушно приветствовала октябрьский переворот. Взятие власти Советами решительно поддержали рабочая секция Уфимского Совета, рабочие лесопильных и других предприятий города. Выражая настроения рабочих и солдат, член Уфимского комитета РСДРП (б) Л. П. Кучкин писал в те дни: «Миллионы сердец забились в унисон и вздохнули впервые свободно. И как бы теперь ни старались враги революционного народа, враги революции, им не удастся осуществить свои контрреволюционные планы. Отныне у власти встает сам революционный народ - рабочие, солдаты и беднейшие крестьяне, и нет той силы, которая вырвала бы из рук этого народовластелина власть и революцию»²⁹.

Поддержка революционного переворота народными массами обеспечивала необходимые предпосылки для быстрого разгрома контрреволюционных сил. Однако вместо решительного наступления на врага некоторые руководители Уфимской партийной организации, губревкома и Совета рабочих и солдатских депутатов (Л. И. Свидерский, Н. П. Брюханов, Б. М. Эльцин и др.) допустили в те дни колебания, «робость» в сломе старого буржуазного государственного аппарата, в фактическом осуществлении перехода власти в городе и губернии в руки Советов. Под их влиянием 28 октября губревком решил воздержаться от немедленного выполнения собственного постановления о ликвидации губернского комиссариата Временного правительства, ограничившись контролем за его деятельностью. Такой шаг оправдывался якобы целесообразностью использования технического аппарата комиссариата для текущих дел. В действительности же служащие комиссариата, как в Уфе, так и в уездах, не имея возможности оказать открытое вооруженное сопротивление революции, начали саботаж меро­приятий Советов с целью дезорганизации управления краем. А 30 октября совместное заседание исполкомов Уфимского Совета рабочих и солдатских депутатов и губернского Совета крестьянских депутатов приняло ошибочную резолюцию, в которой приветствовало предложение эссро-меньшевистского руководства Всероссийского исполнительного комитета железнодорожного профессионального союза (Викжель) о создании так называемого «однородного социалистического правительства» из представителей всех «советских партий». Это была уступка «социалистическим» прислужникам буржуазии, стремившимся ликвидировать завоевания только что свершившейся пролетарской революции.

Нерешительность, «уступчивость» руководства Уфимской организации большевиков способствовала активизации контрреволюционных сил. Газета «Известия Уфимского губернского комиссариата», обманывая население, писала, что Керенский будто бы занял Петроград, что большевистское восстание подавлено. Па стенах домов и заборах появлялись антисоветские листовки с призывами бороться за восстановление власти Временного правительства.

Уфимская буржуазия в эти дни рассчитывала превратить в центр антисоветских сил городскую думу. 30 октября по настоянию кадетско-эсеровско-меньшевистского большинства было созва­но чрезвычайное собрание думы. Лидер местных кадетов граф П. П. Толстой, обрушился на большевиков с обвинениями в «узурпации власти». В предложенном собранию проекте резолюции кадеты потребовали «безотлагательно начать судебное преследование против примкнувших к восстанию деятелей Уфимских Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, Мусульманского военного совета и районного железнодорожного комитета, против членов возникшего в Уфе губернского революционного комитета и против всех тех, кто оказал содействие восстанию в Уфе и Уфимской губернии»³⁰.

Достойную отповедь контрреволюционному отребью дали А. П. Свидерский и Ф. Я. Першин. Выступая от имени большевистской фракции, Л. И. Свидерский заявил: «Весь вечер сегодня судят большевиков. Странно только то, что, говоря весь вечер о большевиках, никто не обмолвился ни одним словом о тех, кто идет за ними. Большевики были с рабочими и беднейшим крестьянством. В чем же вина большевиков? Только в том, что они выступили вместе с угнетенным, потерявшим всякое терпение пародом, оставленным всеми на произвол судьбы, что это единственная партия, пробивающая путь к победе вместе с революционными рабочими, солдатами и крестьянами. История оправдает большевиков, оправдает пас, не покинувших пролетариат в невыносимо тяжелые минуты его существования»³¹.

Антисоветская, но своему составу Уфимская дума, вопреки надеждам буржуазных деятелей, так и не смогла принять решения, угодного контрреволюции; она вынуждена была ограничиться только констатацией факта, что «определенного мнения на происходящие события не имеется».

Только в начале ноября, после провала саботажа почтово-телографных служащих, задерживавших информацию об успехах пролетарской революции в стране, возвращения и пламенных выступлений делегатов II Всероссийского съезда Советов, губревком стал более решительно бороться с контрреволюцией.

В первых числах ноября, несмотря на сопротивление левых эсеров, ревком ввел предварительную цензуру на все выходящее в Уфе издания. Этим был нанесен тяжелый удар по рупорам контрреволюции - газетам «Уфимская жизнь» и «Уфимский вестник». 22 ноября губревком распустил губернский комитет общественных организаций, возглавлявшийся меньшевиками и кадетами. 30 ноября был ликвидирован губернский комиссариат Временного правительства, а сам комиссар В. Ф. Герасимов за отказ сдать дела ревкому подвергнут домашнему аресту.

Для информации Советского правительства и лично В. И. Ленина о событиях в Уфе, о становлении пролетарской власти в городе и губернии Уфимский комитет РСДРП (б) решил командировать в Петроград своего представителя. Выбор пал на слесаря железнодорожных мастерских члена исполкома Уфимского Совета, Т. С. Кривова, встречавшегося с Владимиром Ильичем в эмиграции.

16 ноября 1917 г. Т. С. Кривов выехал поездом из Уфы. В Москву на продовольственный съезд вместе с ним ехали Л. Д. Цюрупа и член исполкома Уфимского Совета большевик М. Родионов. К составу были прицеплены вагоны с продовольствием подарок уфимских железнодорожников тульским оружейникам, хлеб сопровождала вооруженная охрана во главе с рабочим железнодорожных мастерских Д. И. Красновым. В Петрограде Т. С. Кривов был приглашен на заседание Совнаркома, проходившее под председательством В. И. Ленина. Посланец пролетариев Уфы передал Владимиру Ильичу письмо председателя губревкома А. И. Свидерского и доложил членам правительства о победном шествии социалистической революции по городам и селам Башкирии, о нуждах революционных организаций.

В. II. Ленин советовал уфимским большевикам действовать самостоятельно, сообразуясь с обстановкой и руководствуясь собственным разумом, решительно бо­роться с анархией, учиться хозяйствовать. Мудрые советы Владимира Ильича легли в основу деятельности партийных и советских органов Уфы и губернии, помогли трудящимся сломить сопротивление буржуазии, ликвидировать учреждения Временного правительства и создать новый советский ап­парат управления, перестроить городское хозяйство.

Важную роль в упрочении Советской власти и Башкирии сыграли состоявшиеся в Уфе в конце ноября начале декабря I губернский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов и V губернский съезд Советов крестьянских депутатов. По предложению большевиков многие заседания съездов проходили совместно. Подавляющим большинством голосов делегаты съездов приняли резолюцию о полной поддержке Совета Народных Комиссаров и потребовали последовательного проведения в жизнь «законов, издаваемых с одобрения ЦИК Рабочим и Крестьянским правительством»³². Призывы правых эсеров не признавать Совет Народ­ных Комиссаров до Учредительного собрания встретили ре­шительный отпор со стороны большинства депутатов.

4 декабря объединенное заседание съездов избрало первый в истории края губернский исполком Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и Мусульманского военного шуро. В исполком вошли 55 человек, из них 22 являлись членами Уфим­ского Совета рабочих и солдатских депутатов³³. Губревком, утвержденный исполкомом, включал 5 большевиков и 5 левых эсеров. Председателем губревкома вновь был избран А. И. Свидерский.

Создание губисполкома и избрание нового состава губревкома позволили уточнить функции Уфимского Совета рабочих и солдатских депутатов. Если раньше он в известной степени выполнял роль губернского центра рабочих и солдатских Советов, то теперь появилась возможность сосредоточить его внимание почти исключительно на жизни города. Оживлению деятельности Уфимского Совета, превращению его и полномочный орган государственной власти способствовали перевыборы в декабре 1917 года.

С конца 1917 г. в Совете все возрастающее значение приобретает рабочая секция. В связи со стихийной демобилизацией старой армии постепенно распадалась военная секция. Солдаты группами и в одиночку покидали свои части и устремлялись в родимо места. Контрреволюционная часть офицерства перебиралась и казачьи районы Южного Урала, на Дон и т. д. К весне 1918 г. гарнизон города полностью расформировался, а военная секция прекратила свое существование. Поэтому 1 апреля 1918 г. Уфимский Совет рабочих и солдатских депутатов преобразовался в Совет рабочих депутатов, в связи, с чем рабочая секция упразднялась.

Большая и сложная работа по строительству органов новой власти встретила упорное сопротивление буржуазии и всех врагов революции. По призыву кадетов, меньшевиков и правых эсеров начался саботаж чиновников государственных учреждений. Первыми выступили банковские чиновники. 15 декабря 1917 г. ответ на решение губревкома о проведении в жизнь декрета ВЦИК о национализации банков, они объявили забастовки и отказались повиноваться Советской власти. Скоро к ним присоединились служащие губернского земства, статистического комитета, городской управы и других учреждений, а также часть учителей и врачей. В стачке не участвовали мелкие служащие, революционно-демократические настроенная часть интеллигенции, учителя начальных школ.

Саботажники пытались использовать против Советской власти 2-й мусульманский полк, сформированный на базе 144-го пехотного запасного полка Уфимского гарнизона и насчитывавший свыше 2,5 тыс. солдат. Особые надежды на полк возлагало контрре­волюционное Национальное управление («Милли идара»). Оно было учреждено буржуазно-националистическим так называемым Национальным собранием («Милли межлис») мусульман внутренней России и Сибири, заседавшим в Уфе в ноябре 1917 года. Однако попытки саботажников выступить против Советской власти единым фронтом с национальной буржуазией, использовать в своих целях башкирских и татарских солдат провалились.

Трудящиеся Уфы решительно осудили эти контрреволюционные действия. Участники состоявшегося 27 декабря совместного совещания Совета рабочих и солдатских депутатов, профессиональных союзов, фабрично-заводских и ротных комитетов заявили, что они не позволят никому помешать делу, которому служат Советы. На многочисленных митингах и собраниях трудящиеся требовали привлечь саботажников к ответу.

Опираясь на поддержку масс, губревком принял решительные меры по ликвидации саботажа. Организаторы забастовки были уволены с работы, некоторые из них преданы суду. Правые эсеры и меньшевики были исключены: из состава Совета. Среди служащих и учителей проведена массово-разъяснительная работа. Под влиянием большевистской агитации стали расходиться по домам солдаты мусульманского полка. К середине января 1918 г. открытый саботаж был сломлен.

Провалились также попытки контрреволюции организовать массовые выступления в защиту Учредительного собрания, распущенного Советским правительством в начале января 1918 года. Рабочие; и солдаты одобрили его ликвидацию, осудили попытки созданного кадетами Уфимского отделения «Союза защиты Учредительного собрания» организовать демонстрации и забастовки протеста.

Саботаж чиновничества ускорил слом старого буржуазного государственного аппарата и строительство нового. Были ликвидированы губернское правление, губернское присутствие, казенная палата, губернское земство, статистический комитет, окружной суд, Оренбургский учебный округ и другие органы, а их дела переданы соответствующим коллегиям (отделам) губернского исполкома Советов.

На смену распадавшейся старой армии Советское государство приступило к созданию новых вооруженных сил. К началу января 1918 г. сформировалась Красная гвардия Уфимского Совета. В ее состав вошли 4 строевые, пулеметная и саперная команды, всего 275 красногвардейцев, в основном из числа бывших солдат местного гарнизона ³⁴. Среди них были русские, башкиры, татары, латыши, марийцы. Красногвардейцы постоянно находились на казарменном положении и получали довольствие за счет средств городского Совета и губревкома.

Грозой для контрреволюционеров стали создававшиеся при Советах и местных большевистских организациях рабоче-крестьянские дружины, объединенные в губернском масштабе в боевые организации народного вооружения (БОНН). В Уфе боевые дружины состояли почти исключительно из большевиков рабочих. Их со­став не был постоянным: в случае необходимости под ружье вставало то или иное количество рабочих, которые временно оставляли свои предприятия. Городскую БОНН возглавил Г. И. Зенцов - человек огромной силы воли и железных нервов. Большевики города доверили ему также ответственнейшие посты председателя Уфимской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и хищничеством (ЧК) и руководителя городской милиции. Уфимская БОНН и слившаяся с ней в ап­реле 1918 г. городская Красная гвардия сыграли выдающуюся роль в укреплении Советской власти в крае.

Уфимцы приняли активное участие в разгроме антисоветского мятежа казачьего атамана Дутова, захватившего обширные районы Южного Урала. Уже 18 ноября 1917 г. из города на Дутовский фронт выехал первый революционный отряд в 400 штыков, со­стоявший из пролетариев Уфы, Самары и Сызрани. 15 числе его командиров был слесарь коммунист В. К. Блюхер — будущий прославленный советский военачальник. Отряд особо отличился в раз­громе дутовцев под Челябинском. Всего на ноябрь—декабрь 1917 г. Уфимский губревком направил па борьбу с бандами Дутова три сводных отряда.

В ожесточенных боях против казачьей контрреволюции под Верхнеуральском в апреле 1918 г. мужество и стойкость проявили отряды уфимских рабочих-железнодорожников и красно­гвардейцев под командованием М. С. Кадомцева. 21 апреля и 24 мая в саду им. Якутова пролетарии Уфы хоронили первых сво­их товарищей, погибших в боях против Дутова. Вот их име­на: кузнец Дмитрий Салманов, токарь Иосиф Станишевский — члены Уфимского Совета, медник Павел Кызин, литейщик Николай Петров, осмотрщик депо Михаил Трегубов, рабочие Николай Щелев, Михаил Киселев, санитар Гавриил Ефимов.

Огромное значение для трудящихся Уфы имело упразднение 31 января 1918 г. городской думы. В обращении к населению исполком Уфимского Совета заявил, что отныне управление го­родским хозяйством «будет направлено исключительно для удовлетворения нужд беднейших, для организации промышленности в интересах рабочего класса»³⁵. Для ведения хозяйства города Совет создал городскую Коммуну. Ее исполнительным органом стал комиссариат в составе 10 комиссаров, из которых 7 избирались общим собранием Совета, 3 — Мусульманским военным шуро. При комиссарах учреждались коллегии и комиссии из представи­телей рабочих и специалистов. Высший орган Коммуны - общее собранно Уфимского Совета — избрало ее председателем большевика Ф. Я. Першина³⁶.

Коммуна пользовалась большим влиянием среди трудящихся Уфы. Они видели в ней орган народной власти, обращались за со­ветом и помощью. Медико-санитарная коллегия принимала меры по бесплатному лечению рабочих, бедноты. Были взяты на учет свободные дома, реквизировались отдельные помещения. Квартирная комиссия ведала размещением новых советских учреждений, начала переселение трудящихся в дома буржуазии. В связи с отде­лением церкви от государства вместо мещанской управы был создал метрическо-регистрационный отдел (ЗАГС)³⁷. По предложению Коммуны 1 мая 1918 г. Уфимский Совет рабочих депутатов провел первые переименования улиц, садов и зданий. Ушаковский сад стал называться садом Свободы (ныне парк им. А. Матросова), сад общества трезвости-садом им. Ивана Якутова, улица Губернаторская — Советской, губернаторский дом - домом Советов и т. д.³⁸

С одобрением встретили трудящиеся постановление Уфимского Совета, принятое 25 марта 1918 г., о переходе всех земельных участков в городе в ведение Коммуны.

Важнейшую роль в укреплении Советской власти сыграло осуществление коренных социально-экономических преобразований, национализации собственности буржуазии. Первым шагом к обобществлению капиталистической промышленности, банков и средств транспорта был рабочий контроль. 14 ноября 1917 г. ВЦПК и Совнарком приняли положение, по которому на рабочий контроль возлагалась задача планомерного регулирования народного хозяйства, органы рабочего контроля становились государственными учреждениями. Решения их объявлялись обязательными для владельцев предприятий.

Рабочие Уфы с энтузиазмом встретили ленинский декрет и сразу же начали его осуществление. 13 декабря общее собрание фабрично-заводских комитетов города постановило: «немедленно приступить к введению в жизнь закона о рабочем контроле над производством»³⁹. Для координации действии органов рабочего контроля на предприятиях 21 декабря при Уфимском Совете рабочих и солдатских депутатов был организован Совет рабочего контроля, председателем которого стал видный деятель профсоюзного движения в Башкирии М. А. Плотников. При профсоюзах судоходцев, металлистов, деревообделочников и других организовывались контрольно-распределительные комиссии, руководившие органами контроля па предприятиях, проверявшие осуществление советских законов о труде, правильность ведения финансовой отчетности, использования сырья и оборудовании. Постепенно контрольные органы стали оказывать предприятиям финансовую и иную помощь.

Капиталисты яростно сопротивлялись введению рабочего контроля. Они отказывались признать контрольные органы, прекращали финансирование производства. Отдельные предприниматели, предварительно сняв с банковских счетов деньги, бросали свои предприятия. Лесопромышленник Долгушей, не рассчитавшись с рабочими, скрылся из Уфы. Владельцы пароходства «Бр. Каменские и П. Мешков» на попытку установить рабочий контроль ответили массовым увольнением и прекратили ремонтные работы в Старицком затоне⁴⁰ (ныне затон судоремонтно-судостроительного завода им. Октябрьской революции).

Саботаж предпринимателей вызвал решительные ответные меры Советского правительства. В конце ноября 1917 г. Советская власть приступила к национализации промышленности. В ряде случаев национализация проводилась по решению рабочих коллективов. Так, рабочие и служащие Старицкого затона, узнав, что владельцы решили прекратить ремонт судов, 28 декабря 1917 г. вынесли постановление взять предприятие в свои руки и требо­вать от ВЦПК «немедленного издания декрета о национализации всех водных путей сообщения»⁴¹. 8 января 1918 г. Советское правительство издало декрет о национализации торгового флота. Рабочие и служащие загона горячо приветствовали это постановление. Районный комитет Вельского бассейна союза работников водного транспорта и Уфимский губернский совнархоз, организованный 20 января 1918 г., взыскав 1,1мил. рублей, за дна месяца обеспе­чили ремонт всех судов и подготовили их к навигации 1918 года⁴².

Упрочение Советской власти и первые социально-экономические преобразования в Уфе в конце 1917 г.— начале 1918 г. были неразрывно снизаны с деятельностью городской организации большевиков. К весне 1918 г. состав ее претерпел крупные изменения. Многие солдаты-большевики после расформирования частей гарнизона уехали на родину. Председатель латышской группы Л. П. Бром был послан в Свято-Троицкую волость Уфимского уезда, где возглавил борьбу деревенской бедноты против кулачества. Руководитель башкирских и татарских большевиков Н. II. Нуриманов выехал в Оренбург, куда с конца 1917 г. переместился центр национального движения башкирского народа. По решению ЦК партии Л. Д. Цюрупа был назначен наркомом продовольствия РСФСР, а II. П. Брюханов и Свидерский членами коллегии Наркомпрода. Несмотря па это, численность большевиков Уфы росла: на место выбывавших вставали передовые рабочие, представители революционно настроенной интеллигенции и городской молодежи. С октября 1917 г. по апрель 1918 г. городская организация РКП (б) увеличилась с 700 до 1100 членов. Кроме того, 55 большевиков входили в латышскую группу.

Развернувшимся революционным преобразованиям мешало тяжелое международное положение страны. Советское правительство в первый же день своего существования обратилось ко всем воюющим странам с призывом о заключении справедливого демократического мира. Англия и Франция - бывшие союзницы России - ответили на это предложение отказом. Тогда были начаты переговоры с Германией и ее союзниками.

Заключение Брестского договора с Германией, давшего Советской стране мирную передышку ценой территориальных и экономических уступок, вызвало яростные нападки эсеров и меньшевиков. Внутри Коммунистической партии против мирного договора выступили троцкисты и «левые коммунисты», которые, прикрываясь революционной фразой, требовали продолжения войны.

Большевики Уфы последовательно поддерживали ленинскую линию на выход из войны. В марте общее собрание городской партийной организации решительно отвергло предложенный Б. М. Эльциным проект резолюции об объявлении «свя­щенной войны» империалистической Германии и приняло резолюцию в поддержку ленинского большинства Центрального Комитета

Заключение Брестского мира упрочило Советскую власть в стране. Была завоевана передышка, позволившая приступить к реорганизации стратегии на социалистических началах. Вместе со всей партией коммунисты города сосредоточили усилия на восстановлении народного хозяйства, осуществлении плана строительства основ социалистической экономики, научно обоснованного Лениным, лесной 1918 г. в его работе «Очередные задачи Советской власти».

2. Победа Великой Октябрьской социалистической революции коренным образом изменила положение всех классов и политических партий в стране, в том числе и в Башкирии. В стране установилась диктатура пролетариата в форме Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. «Великий Октябрь,— говорится в Программе КПСС,— утвердил диктатуру пролетариата, создал новый тип государства — Советское социалисти­ческое государство, новый тип демократии — демократии для трудящихся»⁴³.

Рабочий класс, беднейшее крестьянство и солдатские массы, составлявшие абсолютное большинство населения страны, представляли собой опору Советской власти, лагерь революции. Коммунистическая партия стала правящей партией первого в мире государства рабочих и крестьян. Свергнутые революцией эксплуататорские классы и их политические партии, составляя меньшую часть населения, представляли собой лагерь врагов Советской власти, лагерь контрреволюции. Они не хотели примириться ей своим поражением и повели ожесточенную борьбу против власти рабочих и крестьян.

В сложной обстановке ожесточенного сопротивления внутренней контрреволюции, поддерживаемой международным империализмом, перед Коммунистической партией и Советской властью встала всемирно-исторического значения задача создание первого в мире социалистического государства способного подавить сопротивление внутренней контрреволюции, организовать оборону страны от угрозы империалистов и обеспечить преобразование всего народного хозяйства на социалистических началах. Выполнение этих задач могло быть обеспечено лишь путем слома старого буржуазного государственного аппарата и создания нового советского аппарата государственной власти. При этом старые органы власти, выполнявшие функции подавления и угнетения трудящихся (армия, полиция, суд), как учил В. И. Ленин, подлежали разрушению и замене новыми органами, а учетно-статистический, хозяйственный аппарат, банки и т. п. были подчинены пролетарскому Государству и использовались для налаживания народного хозяйства.

Одновременно с ломкой старого и созданием нового государственного аппарата в центре, на местах с первых же дней после революции, также началось создание органов Советской власти и ликвидация органов Временного правительства.

В первое время особых инструкций по созданию органов Советской власти на местах еще не было. Основным руководящим началом для местных работников были декреты Советского правительства. ЦК партии в своем письме местным партийным организациям советовал в своей практической деятельности руководствоваться декретами Совнаркома.) «Если... Вам нужно знать линию ЦК,— говорилось в этом письме,— то рекомендуем Вашему вниманию все декреты Совета Народных Комиссаров, так - как они проводят в жизнь программные вопросы партии»⁴⁴.

Уфимский губком партии и губревком в первые дни после взятия власти действовали в высшей степени нерешительно. Вместо ликвидации местных органов Временного правительства они, по существу, ограничились установлением за ними контроля со стороны членов ревкома и его комиссаров. Этой нерешительностью воспользовались враги революции. Оставшийся на своем посту губернский комиссар эсер Герасимов 29 октября разослал всем уездным комиссарам телеграмму, в которой предлагал пресекать всякие попытки захвата власти, остаться верными Временному правительству, а всякие распоряжения, исходящие не от органов Временного правительства, считать не имеющими силы и не подлежащими исполнению.

Воспользовавшись нерешительностью губкома партии и губревкома, враги повели открытую борьбу против власти рабочих и крестьян.

В связи с контрреволюционным мятежом Керенского и Краснова и выступлением Викжеля (Всероссийского исполнительного комитета железнодорожников) в Петрограде кадеты, эсеры, меньшевики и некоторые неустойчивые элементы из большевиков в Уфе выступили за поддержку контрреволюционных требований эсеро-меньшевистского руководства Викжеля о создании «однородно-социалистического правительства». На объединенном заседании Уфимского Совета рабочих и солдатских депутатов и губернского Совета крестьянских депутатов 28 октября было принято идущее вразрез с требованиями ЦК партии большевиков постановление, которым было решено сохранить до созыва Учредительного собрания органы Временного правительства, распустить ревком, созданный 26 октября, и создать новый ревком с участием представителей широкой демократии. Новый ревком должен был стать «не органом власти и не орудием захвата ее», а лишь установить строгий надзор, за деятельностью всех административных учреждений губернии, подавлять всякие попытки контрреволюционных сил использовать в своих целях совершающиеся события и всемерно содействовать созыву Учредительного собрания»⁴⁵.

Принятие объединенным заседанием Советов такого поста­новления еще более окрылило врагов революции. На заседании Уфимской городской думы 30 октября 1917 года кадеты, эсеры и меньшевики, пользуясь слухами о «мнимых победах» Керенского, заговорили уже о необходимости дать бой уфимским большевикам. Кадет Толстой потребовал, например, отстранить от поста председателя думы и продовольственной управы большевика А. Д. Цюрупу, как члена преступной организации бунтовщиков и крамольника. Левый эсер Штейнберг предлагал думе послать своих представителей во вновь организуемый ревком.

Кадетам, меньшевикам и эсерам дал решительный отпор большевик А. И. Свидерский. Он говорил, что здесь хотят устроить суд над той партией, за которой идет большинство народа; рабочих, крестьян и солдат. Разоблачая клевету и нападки на большевиков, как на заговорщиков, А. И. Свидерский указал, что за 8 месяцев существования Временного правительства рабочие и крестьяне от него ничего не получили, что они устали ждать обещанного от Учредительного собрания, что «народ больше ждать не мог, переполнилась чаша народного терпения». Вот почему рабочие и крестьяне пошли на свержение ненавистного им Временного правительства, а большевистская партия, как «единственная из революционных партий, шла и будет идти с революционным рабочим, солдатом и крестьянином...». «,Мы пойдем вместе с пролетариатом по дороге к царству Социализма, и наш единственный судья - история,— говорил А. И. Свидерский. Она и только лишь она одна будет судить нас и оправдает ту партию, которая никогда не покидала пролетариат в невыносимо тяжелые для него минуты существования»⁴⁶. Присутствовавшие на заседании рабочие встретили речь А. И. Свидерского бурными аплодисментами, а врагов она привела в полную растерянность. На заседании обе партии: революционно-кадетская и эсеро-меньшевистская — не собрали большинства голосов и были провалены, а дума вынуждена была признать, что у нее нет определенного мнения по поводу происходящих событий.⁴⁷

Положение осложнялось еще к тем, что в Уфе не имели точных сведений о событиях, происходивших в Петрограде. Вследствие саботажа почтово-телеграфных чиновников правительственные сообщения Совета Народных Комиссаров и ЦК партии не были получены. В телеграммах Викжеля⁴⁸, которые поступали по линии железнодорожного телеграфа, сообщалось о якобы состоявшемся «перемирии» между борющимися силами и достижении соглашения об удовлетворении требований Викжеля. При таком положении сильно активизировались враждебные революции силы. Газета «Известия Уфимского губернского комиссариата», дезинформируя население, писала, что Керенский занял Петроград, что большевистское восстание подавлено⁴⁹, на заборах города появились контрреволюционные листовки, призывающие к борьбе против Советов, к восстановлению власти Временного правительства⁵⁰

В такой обстановке видные, уфимские большевистские деятели такие, как Н. П. Брюханов, А. И. Свидерский и другие, проявили недостаточную устойчивость. Они, как и в первые дни после, победы Февральской революции, заняли примиренческую позицию по отношению к предателям революции. Оппортунистическое поведение части большевистских руководителей встретило резкое осуждение со стороны других видных деятелей Уфимской организации. На одном из собраний, когда уфимские руководители поставили вопрос об отступлении от уже завоеванных позиций, мотивируя это «революционной целесообразностью», с резким протестом против этого выступили А. П. Кучкин, М. И. Родионов и А. М. Чеверев. Особенно ярким было выступление Чеверева. «Ведь на нашей стороне подавляющая часть рабочих и солдат,— говорил он.—, Мы — сила. Оружие в наших руках. Эсерам и меньшевикам не на кого реально опереться. Надо действовать смелее! Не для того же наша партия призывала к свержению Временного правительства, участниками которого были меньшевики и эсеры, чтобы, свергнув это правительство, на, другой день пойти на поклон к соглашателям. Это позор Рабочие и солдаты не простят нам такие колебания».

Орган губкома партии газета «Вперед» тоже заняла примиренческую позицию. Не ограничиваясь публикацией провокационных телеграмм Викжеля, она поместила ряд статей, в которых призывала к поддержке лозунга «однородно-социалистического правительства» . 1 ноября на общем собрании Уфимского Совета рабочих и солдатских депутатов с участием представителей правлений профсоюзов, фабзавкомов, полковых и ротных комитетов и районного комитета железнодорожников меньшевики и эсеры выступили с тем же требованием создания «однородно-социалистического правительства». Это требование предателей революции, стремившихся таким путем добиться свержения диктатуры пролетариата, не получило соответствующего отпора; со стороны руководителей уфимских большевиков. Выступивший на собрании председатель Президиума Уфимского губкома РСДРП (б) Н. П. Брюханов заявил даже, что большевики приветствуют постановление созванного по инициативе Викжеля совещания социалистических партий и. революционно-демократических организаций о создании «однородно-социалистического правительства». Эта точка зрения не имела ничего общего с установками ЦК партии и В. И. Ленина, которые считали, что переговоры с Викжелем должны служить лишь дипломатическим прикрытием военных действий против Керенского. Партии нужно была выиграть время для организации сил революции и разгрома врагов Советской власти:- Ошибочная позиция уфимских большевистских руководителей Н. П. Брюханова, А. И. Свидерского и других объяснялась тем, что они «в значительной мере были заражены оппортунизмом» и долгое время не понимали, что меньшевизм — течение не пролетарское, что меньшевики и эсеры не были представителями революционной демократии, а находились в левом крыле буржуазной контрреволюции⁵¹.

На губернском совещании представителей Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 3 ноября 1917 года в результате поддержки эсеров и меньшевиков примиренческими элементами была принята ошибочная резолюция о признании единственным выходом из создавшегося положения образование «однородно-социалистического правительства»⁵².

Решение губернского совещания вызвало резкое недовольство у рабочих и солдат. Трудящиеся массы, руководимые большевиками, требовали ликвидации местных органов Временного-правительства и продолжающего существовать двоевластия, проведения в жизнь декретов II Всероссийского съезда Советов и скорейшего созыва губернского съезда Советов. Такие резолюции были приняты на собраниях рабочих-деревообделочников Уфы, солдат уфимского гарнизона и на ряде собраний рабочих южноуральских заводов. На многолюдном собрании уфимских рабочих-деревообделочников был заявлен решительный протест против попыток меньшевиков опорочить исторические завоевания рабочих и крестьян⁵³. Солдаты уфимского гарнизона на состоявшемся 31 октября заседании военной секции Уфимского Совета также заявили протест против постановления объединенного заседания Советов и высказались за «немедленный переход всей полноты власти к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»⁵⁴. В резолюции, принятой на общем собрании миньярских рабочих, говорилось: «Мы, рабочие Миньярского завода, обсудив вопрос о военно-революционном комитете в городе Уфе, требуем от него самых решительных мер против всяких контрреволюционных попыток со стороны разных трупп и отдельных личностей. Мы требуем немедленно назначить Губернский съезд Советов...»⁵⁵.

Постановление губернского совещания представителей Советов о пополнении состава ревкома не было проведено в жизнь. Губревком, созданный 26 октября 1917 года, продолжал существовать в прежнем составе. Под давлением большевистского актива и революционных масс рабочих и солдат, исправляя свои ошибки, он начинал действовать как орган революционной власти. Так, с 1 ноября 1917 года, вопреки противодействию левых эсеров, ревком ввел предварительную цензуру на все выходящие в Уфе издания, чем был нанесен серьезный удар по контрреволюции.

Таким образом, попыткам эсеров и меньшевиков помешать укреплению власти рабочих и крестьян был дан отпор как в Уфе, так и на южноуральских заводах.

Выполняя задание ЦК партии, уфимские большевики оказали серьезную продовольственную помощь Петрограду и Москве. Только за 10—12 ноября 1917 года со станции Чишма было отправлено 98 вагонов с хлебом, со станции Дема - 75 вагонов, со станции Уфа - 150 вагонов ⁵⁶. Большую работу по укреплению Советской власти проводили заводские Советы, руководимые большевиками.

Советы Усть-Катава, Богрявленска, Аша-Балашова, Миньяра и других заводов, руководствуясь декретами Советского Правительства, на практике начали осуществлять конфискацию-помещичьих земель, устанавливать рабочий контроль над производством, ликвидировать местные органы Временного правительства. Большевистский Совет Богоявленского завода конфисковал все земли заводовладельцев Пашковых в количестве-42000 десятин со всем живым и мертвым инвентарем и взял их, в своё распоряжение.⁵⁷ Уть-Катавский волостной Совет » специальном наказе своим делегатам, избранным на Уфимский губернский съезд Советов, поручал отстаивать власть Советов, всемерно защищать рабоче-крестьянское правительство, проведение в жизнь декретов о мире, о земле, о рабочем контроле над, производством, а также вести борьбу с вооруженным сопротивлением контрреволюции. Аналогичное постановление было принято на собрании рабочих Аша-Балашовского завода.

Опираясь, на революционные массы, губком партии и губернский ревком стали деятельно готовить созыв IV губернского съезда Советов. 22 ноября 1917 года был распущен Уфимский Комитет общественных организаций.⁵⁸ 30 ноября губернский комиссар Герасимов за отказ сдать дела был подвергнут домашнему аресту, а дела комиссариата были приняты губревкомом. 30 ноября 1917 года в Уфе открылся IV губернский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Это был первый после победы Октябрьской революций съезд Советов Уфимской губернии, который сыграл огромную роль в упрочении Советской власти в Башкирии. На съезд прибыло 59 делегатов, представляющих 81 900 организованных в Советы рабочих, и солдат. В числе участников съезда большевиков было 31, эсеров — 26 беспартийных. На съезде было представлено 14 Советов рабочих и солдатских депутатов: Уфимский, Миньярский, Стерлитамакский, Саткинский, Белебеевский, Катав-Ивановский, Юрюзапский, Симский заводской, Симский окружной, Усть-Катавский, Аша-Балашовский, Кусинский, Богоявленский, Бирский⁵⁹. По предложению большевистской фракции на съезд были при­глашены также представители открывшегося в этот же день губернского крестьянского съезда Советов. От крестьянского съезда явилось 50 делегатов⁶⁰. Представители Советов Миньяра, Усть-Катава, Богоявленска сообщали об укреплении власти Советов на этих заводах. В выступлениях крестьянских депутатов отмечалось, что крестьянство с большой радостью встретило первые советские декреты о Мире и земле. Делегаты Аксаковской волости Белебеевского уезда, Казанской волости Уфимского уезда и многие другие говорили, что они уже приступили к осуществлению советского декрета о. конфискации помещичьих земель и передаче их крестьянской бедноте⁶¹. Наряду с этим, в выступлениях отдельных делегатов отмечалось, что в некоторых волостях декрет о земле не дошел до крестьян, «спрятан под сукно, так как во многих местах — засилие богатых и кулаков»⁶². В Новоселовской, Кальтовской и некоторых других волостях Уфимского и Бирского уездов Советы еще по-настоящему не взялись за осуществление декретов Советского правительства. Крестьянство требовало немедленной переписи и учета помещичьей земли⁶³.

На съезде разгорелась острая борьба между большевиками и правыми эсерами. Лидеры правых эсеров Шеломенцев, Покровский и другие заявили, что они не признают Совета Народных Комиссаров и его декретов о мире и земле. Они требовали отказаться от решения вопроса о губернской власти до Учредительного собрания, сохранив до этого власть губернского комиссара Временного правительства⁶⁴. Делегаты-большевики И. Г. Правдин, А. М. Чеверев и другие выступили с решительной отповедью эсерам. Они призвали всех делегатов поддержать власть Советов рабочих, солдатских; и крестьянских депутатов. Большинство делегатов горячо поддержало большевиков, и правоэсеровские лидеры, видя, что они оказались изолированным вынуждены были покинуть съезд.

По вопросу о власти IV губернский съезд Советов принял резолюцию, предложенную большевистской фракцией. В ней говорилось, что «объединенное заседание уфимских губернских съездов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов признает рабоче-крестьянское правительство, ответственное во всех своих действиях перед Советами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, и высказывается за немедленную организацию Советской власти в городе и в губернии и за последовательное проведение в жизнь законов, издаваемых с одобрения ЦИК Рабочим и Крестьянским правительством».⁶⁵

По земельному вопросу съезд принял резолюцию о немедленном осуществлении советского Декрета о земле⁶⁶ . Съезд высказался за созыв съезда фабрично-заводских комитетов и профессиональных союзов для создания губернского Совета рабочего контроля ⁶⁷. На совместном заседании обоих съездов Советов 4 декабря 1917 года был избран губернский исполнительный комитет Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. В состав губисполкома было избрано 55 человек, в том числе от Совета рабочих и солдатских депутатов 25 человек, от Совета крестьянских депутатов 25 от мусульманского военного Совета — 5. В числе избранных были видные большевики Н. П. Брюханов, А. А. Юрьев, А. И. Свидерский, А. М. Чеверев, В. Д. Заикин, Т. С. Кривов. И. М. Беляков, А. Д. Цюрупа, Э. С. Кадомцев, К. К. Абол, Е. А. Правдина, И. Ф. Туманов, С. Е. Енбеков и другие. В состав Уфимского губревкома, созданного губисполкомом, вошли 5 большевиков (А. И. Свидерский, Н. П. Брюханов, И. Г. Правдин, X. Б. Момужьянц, Б. М. Ельцин) и 5 левых эсеров⁶⁸.

Руководящее положение в губисполкоме и губревкоме занимали большевики. Председателем губревкома снова был избран А. И. Свидерский. Ведущие коллегии (отделы) губревкома — военная, внутренних дел, иногородняя (соответствующая позднейшему отделу управления), продовольственная, юстиции; торговли и про­мышленности — возглавлялись большевикам. Коллегия земледелия, народного образования, финансов, нацио­нальных дел и ве­роисповедания возглавлялись и по существу находились в руках левых эсеров. Оставление в руках левых эсеров таких важных для Уфимской губернии коллегий, как, коллегии земледелия и национальных дел, было серьезным удушением большевиков, что было использовано левыми эсерами в их борьбе против большевиков.

Губернский ревком в своем обращении к населению призвал трудящихся к полному доверию и поддержке созданных губернским съездом Советов органов революционной власти. При этом подчеркивалось, что органы революционной власти смогут выполнить возложенные на них задачи «только при наличии самодеятельности трудовых масс на местах». «От Вас, рабочие солдаты и крестьяне, от Вашей организованности и самодисциплины,— говорилось в обращении,— зависит добиться всех ваших чаяний и устранить разруху экономической и политической жизни страны»⁶⁹.

Решения губернского съезда Советов имели большое значение в упрочении власти Советов в уездах и волостях Уфимской губернии. Так, Бирский уездный съезд Советов, состоявшийся 28—29 декабря 1917 года, принял постановление о взятии всей полноты власти в уезде в руки Советов и о неуклонном проведении в жизнь всех распоряжений Совета Народных Комиссаров⁷⁰ . 18 января 1918 года предсе­датель Бирского уездного Совнаркома коммунист И. С. Чернядьев телеграфировал в Петроград в Совнарком РСФСР о том, что в «Бирске власть взята Советами. Уездный Совет Народных Комиссаров приветствует Рабоче-крестьянское правительство. Обязуется всемерно поддерживать таковое». Укрепляя свою власть, уездный Совнарком 20 февраля распустил уездное земское собрание и всю полноту власти взял в свои руки.

Создание органов Советской, власти успешно проходило и в других уездах Уфимской губернии. Но не во всех районах Башкирии власть Советов установилась сразу. В отличие от Уфимской губернии, добившейся установления Советской власти мирным путем, в отдельных волостях юго-восточной части Башкирии, входившей в Оренбургскую губернию, борьба за установление Советской власти в силу неблагоприятно сложившихся обстоятельств затянулась до конца января 1918 года.

В западной Башкирии во многих заводах Уфимской губернии среди рабочих сильно было влияние большевиков. Большевистские организации Богоявленского, Миньярского, Усть-Катавского и ряда других заводов провели большую работу среди крестьянства окрестных сел. Крестьяне губерний — как русские, так и башкиры и татары — шире были охвачены аграрным движением, активно поддерживали борьбу рабочих, солдат за установление Советской власти.

В юго-восточной части Башкирии накануне Октябрьской революции обстановка сложилась неблагоприятной. На Ведерецком заводе, являющемся наиболее крупным промышленным центром Белорецкого округа, среди рабочих было сильно влияние эсеров, а большевистская организация была малочисленной. В силу этих обстоятельств Белорецкий Совет рабочих депутатов находился в руках эсеров. Башкирские буржуазные националисты, используя чрезмерную отсталость башкирского населения и сохранившиеся патриархально-феодальные формы землепользования, подбивали башкирское население на поддержку своих буржуазно-националистических программ. К тому же в юго-восточной Башкирии контрреволюция получила мощную опору в лице реакционного настроенного оренбургского казачества. Казачий атаман Дутов при помощи меньшевиков, эсеров, башкирских и казахских буржуазных националистов в середине ноября 1917 года захватил власть в Оренбурге и стал громить Советы. Борьба за установление и упрочение Советской власти в отдельных волостях юго-восточной Башкирии приняла, таким образом, форму острой вооруженной борьбы.

Контрреволюционный мятеж Дутова вызвал всеобщее возмущение рабочих, солдат, крестьянской бедноты Башкирии и всей страны. Партия, В. И. Ленин уделяли серьезное внимание, ликвидации контрреволюционного очага в Оренбургском крае.

Огромное значение в мобилизации революционных сил имело обращение Совета Народных Комиссаров «Ко всему населению» о борьбе с контрреволюционным восстанием Каледина и Дутова. Области Урала и Дона, где были обнаружены контрреволюционные отряды, объявлялись на осадном положении. Местным рево­люционным гарнизонам предписывалось действовать решительно, не дожидаясь никаких указаний свер­ху. В. И. Ленин, при­няв делегацию Оренбургских железнодорожников, которые передали ему на­каз Оренбургского комите­та РСДРП (б), Военно-революционного комитета и Стачечного комитета, оренбургских железнодорожников, тут же написал Н. И. Подвойскому: «Податели—товарищи железнодорожники из Оренбурга. Требуется экстренная военная помощь против Дутова. Прошу обсудить и решить практически поскорее. А мне черкнуть, как решите»⁷¹.

В ответ на призыв Коммунистической партии и Советского правительства партийные организации и все трудящиеся Башкирии решительно заявили о своей готовности выступить на ликвидацию контрреволюционного мятежа. Повсеместно создавались отряды для отправки на борьбу с Дутовым. Под руководством большевистских организаций трудящимися Башки­рии были созданы Уфимский, Белорецкий, Баймакский, Орский, Уфимский мусульманский (татаро-башкирский) и другие красногвардейские отряды. С помощью отрядов казанских, самарских, екатеринбургских рабочих и прибывшего из Петрограда «Северного летучего отряда» революционных матросов и солдат под командованием С. Д. Павлова после ряда кровопролитных боев главные силы Дутова были разбиты. Утром 18 (31), января 1918 года в Оренбург вошли главные силы красных войск.⁷²

Вслед за установлением Советской власти в Оренбурге волостные и сельские Советы создаются и в восточной Башкирии. Первый революционный съезд Советов Орского уезда (ряд волостей юго-восточной Башкирии входил в состав Орского уезда) телеграфировал, что большинство рабочих и хлеборобов мусульман (башкир и татар) стоит за осуществление идеалов Октябрьской революции^. Из Баймака телеграфировали, "что жители Бурзянской волости признают и приветствуют Советскую власть⁷³.

Оренбургский губернский Съезд Советов рабочих, крестьянских, казачьих и башкирских депутатов, открывшийся 12 марта 1918 года, провозгласил установление Советской власти во всей губернии и избрал губернский исполнительный комитет. В состав губисполкома вошло 15 башкир и татар. Среди них были лучшие сыны башкирского народа - большевики О. Б. Нуриманов и Б. Шафеев⁷⁴.

Таким образом, несмотря на упорное сопротивление контрреволюционных сил в лице буржуазии, помещиков, зажиточной части казачества, башкирских буржуазных националистов и мелкобуржуазных соглашателей из эсеро-меныпевистского лагеря, героическая борьба рабочих и трудящихся масс крестьянства под руководством большевиков закончилась установлением Советской власти на территории всей Башкирии в первые месяцы ре­волюции в период триумфального шествия Со­ветской власти. Свергнутые в результате Октябрьской социалистической революции эксплуататорские классы всеми силами стремились помешать укреплению молодой Советской республики. Одной из форм сопротивления эксплуататорских классов власти трудящихся явился организованный кадетами, эсерами и меньшевиками контрреволюционный саботаж чиновников государственных учреждений. В Уфе забастовка служащих государственного банка, почты, телеграфа, различных губернских учреждений, учителей, врачей и других представителей буржуазной интеллигенции началась 22 декабря 1917 года, подготавливая забастовку служащих банковских учреждений, организаторы саботажа заранее выдали им жалование за 6 месяцев вперед. Среди служащих и населения распространяли контрреволюционные листовки, полученные из Москвы и изданные на месте. В листовке, выпущенной стачкомом уфимских саботажников под названием «Почему мы бунтуем», содержался открытый призыв к свержению большевиков.⁷⁵ Организаторы саботажа устраивали собрания и митинги, где призывали служащих и все население к борьбе против большевиков, якобы захвативших власть накануне созыва Учредительного собрания. Газета «Уфимская жизнь», издаваемая уфимскими кадетами, развернула широкую антисоветскую кампанию в защиту саботажников, как борцов за демократию.

Раскрывая контрреволюционную сущность саботажа, председатель губревкома А. И. Свидерский на совещании революционно-демократических организаций Уфы 27 декабря 1917 года говорил, что саботажники «стремятся к тому, чтобы вырвать власть из рук революционной демократии и передать ее буржуазии». Совещание революционно-демократических организаций решительно осудило действия саботажников.⁷⁶

Партийные и советские организации Башкирии возглавили борьбу тру­дящихся за ликвидацию саботажа чиновников и буржуазной интеллигенции. Общее собрание Уфимской желез­нодорожной организации РСДРП (б), обсу­див вопрос о сабо­таже учителей, признало необходимым посетить собрания родителей и учащихся в местных приходских училищах, чтобы отстоять точку зрения ревкома и не дать возможность контрреволюционным элементам из учителей опереться в своем саботаже на родителей и учащихся. Общее собрание Уфимского Совета 23 декабря потребовало от губревкома принятия самых энергичных мер, не останавливаясь «перед преданием главарей саботажа революционному суду»⁷⁷.

На рабочих собраниях предприятий Уфы и заводов Южного Урала выносились постановления, решительно осуждающие саботаж чиновников. Судоходные рабочие и служащие Уфимского района, заявляя протест против саботажа чиновников, учителей, служащих правительственных и общественных учреждений, писали: «Только решительной борьбой вплоть до ареста саботажников Уфимский губернский революционный комитет может прекратить все происки контрреволюции» .

В резолюции, принятой рабочими Миньярского завода по докладу П. В. Гузакова о современном политическом моменте, говорилось: «Протестуем против саботажа чиновников и всех прихвостней буржуазии и заявляем, что против саботажа будем бороться всеми имеющимися в наших руках средствами». Аналогичные по­становления были приняты на собрании рабочих-металлистов Уфы, рабочих завода наследников Виденеевых, на лесопильных заводах Комаровского товарищества и на ряде других предприятий, а также на собрании Совета и правлении всех рабо­чих профессиональных союзов Уфы.

Действия саботажников вызвали недовольство и среди значительной части служащих, которые отказались поддерживать саботажников и помогали органам революционной власти. Демократическая группа служащих Управления строительства Оренбурга — Уфимской железной дороги, находившегося в Уфе, отказалась присоединиться к решению общего собрания служащих этого управления о непризнании Советской власти. Она заявила о своем выходе из этой организации и создала демократический союз. Союз демократов служащих обратился с призывом организовать отряды борьбы с саботажем, провел большую работу по привлечению служащих на сторону Советской власти. К 1 января 1918 года правлением союза уже было зарегистрировано 90 человек, желающих работать в контакте с революционной властью.⁷⁸ Значительную работу провели также профессиональный союз учителей-интернационалистов, правление союза фармацевтов, призывавшие членов своих союзов не присоединяться к чиновникам-саботажникам⁷⁹.

Уфимский губернский комитет партии и губревком, опираясь на поддержку широких масс рабочих и служащих, наряду с широкой разъяснительной работой среди населения, приняли ряд мер, направленных на ликвидацию контрреволюционного саботажа. Губернский ревком официально предупредил, что все служащие государственного и частных банков, «не явившиеся на службу 11, 12 и 13 января и не подавшие заявления о согласии работать под контролем комиссаров революционного комитета, будут считаться уволенными с 14 января»⁸⁰. Такие же меры принимались и по отношению к саботажникам-учителям и служащим других государственных учреждений.

В результате широкого протеста трудящихся и принятия решительных мер саботаж чиновников государственного банка и Других государственных учреждений был ликвидирован. Правые эсеры и меньшевики, не признавшие Советскую власть и выступавшие активными организаторами контрреволюционного саботажа, были исключены из состава Уфимского Совета рабочих и солдатских депутатов⁸¹.

Ликвидация саботажа буржуазной интеллигенции, упразднение прежних органов Временного правительства и создание вместо них новых, советских учреждений, замена саботажников рабочими; солдатами, молодежью способствовали приближению этих учреждений к трудящимся массам и к значительному сокращению их штатов, что имело немаловажное значение для трудящихся.

Одновременно с борьбой против контрреволюционного саботажа чиновников партийным, советским организациям и трудящимся Башкирии, как и всей страны, пришлось вести борьбу против попыток контрреволюции использовать Учредительное собрание для свержения Советской власти. Выборы в Учредительное собрание были проведены в ноябре 1917 года по спискам, составленным до Октябрьской революции. Отражая соотношение классовых сил того периода, когда власть в стране была в руках буржуазии, выборы дали большинство эсеро-меньшевистским соглашателям, получившим 62 процента голосов. Это создавало угрозу превращения Учредительного собрания в оружие борьбы против Советской власти.

Трудящиеся массы Башкирии, приветствуя первые декреты Советского правительства, ожидали и требовали от открывшегося Учредительного собрания признания декретов Советского государства. Общее собрание членов Уфимской железнодорожной Организации РСДРП (б) в своем постановлении заявило: «Мы требуем, чтобы Учредительное собрание утвердило изданные правительством Народных Комиссаров декреты» Аналогичные решения были приняты на собраниях коллективов ряда других предприятий, организаций и земельных комитетов. В постановлении, принятом на собрании Усень-Ивановского волостного земельного комитета Белебеевского уезда с участием представителей Чукады-Таманского, Трунтаишевского и Альшеевского волостных земельных комитетов того же уезда говорилось, что Учредительное собрание должно немедленно приступить к работе на пользу народа и должно работать в контакте с Советами рабочих и солдатских депутатов.

Учредительное собрание, созванное 5 января 1918 года, от­казалось признать декреты Советского правительства и было распущено. Партийные и советские орга­низации, рабочие и крестьяне Башкирии горячо одобрили раз­гон контрреволюцион­ного Учредительного собрания. Общее собрание же­лезнодо­рожной организации РСДРП (б) станции Уфа, заслушав доклад большевика Р. Д. Канемана об Учреди­тельном собрании, поста­новило: при­ветствовать роспуск этого анахронического уч­реж­дения⁸². Уфимский Совет рабочих и солдатских депутатов за­явил, что он «привет­ствует роспуск про­гнившего и не отвечаю­щего идеям русской революции Учредительного соб­рания и вновь подтверждает свою волю в лозунге «Вся власть Советам рабо­чих, солдатских и крестьянских депутатов»⁸³. На митингах и собраниях рабо­чих, солдат и крестьян большевики, выступали с разоблачением контррево­лю­ционной сущности лозунга «Вся власть Учредительному собранию». На собраниях принимались резолюции, одобряющие разгон Учредительного со­брания, и приветствовалось правительство Совета Народных Комиссаров. Такие резолюции были приняты па собраниях рабочих Уфы, Тирлянского, Миньярского, Усть-Катавского и ряда других заводов⁸⁴. Резолюция, принятая на многолюдном собрании рабочих и служащих Усть-Катавского завода, заканчивалась словами: «Долой Учредительное собрание, не признающее власть Советов, и изданные ими декреты»⁸⁵. Общее собрание Благовещенской земельной управы Уфимского уезда единогласно признало роспуск Учредительного собрания фактом вполне естественным и считало необходимым, чтобы вся власть принадлежала Советам и избранным Народным Комиссарам.

Попытке контрреволюционных элементов поднять рабочих, и крестьян на защиту Учредительного собрания трудящиеся Башкирии дали решительный отпор. Общее собрание правлений профсоюзов города Уфы заявило: «Считая эту организацию контрреволюционной, мы всеми силами будем препятствовать ее деятельности»⁸⁶. Общее собрание членов союза металлистов Уфы в ответ на призыв контрреволюционного «Союза защиты Учредитель­ного собрания» организовывать демонстрациии забастовки протеста постановило решительно протестовать против таких выступлений и в случае необходимости «принять меры против указанных выступлений»⁸⁷.

Лишь Белорецким и Златоустовским Советами рабочих депутатов, где еще продолжали хозяйничать эсеры, были принять резолюции, выражающие протест против роспуска Учредительного собрания⁸⁸. Но эти Советы уже ни в какой мере но выражали интересы и настроения трудящихся масс и к концу марта сами были разогнаны революционными рабочими⁸⁹.

Саботаж чиновников поставил перед партией и Советской властью вопрос о необходимости более быстрого осуществления слома старого помещичье-буржуазного аппарата и создания нового советского аппарата государственной власти.

Большое значение в строительстве и укреплении многонационального советского социалистического государства имел III Всероссийский съезд Советов, состоявшийся в Москве 10— 18 января 1918 года. Съезд подтвердил роспуск Учредительного собрания, полностью одобрил политику Советского правительства и принял «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», в которой говорилось: «Россия объявляется республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Вся власть в центре и на местах принадлежит этим Советам».

Трудящиеся массы Башкирии, как и всей страны, с огромным воодушевлением встретили решения III Всероссийского съезда Советов. Так, общее собрание крестьянских депутатов Новотроицкого волостного Совета Бирского уезда, заслушав выступление делегата III Всероссийского съезда Советов. А. Г. Веселова, заявила, что «единственной властью в Российской республике, губернии, уезде и волости признается Советская власть»⁹⁰.

Претворяя в жизнь, постановления III съезда Советов, партийные организации и Советы Башкирии усилили работу по созданию и укреплению органов Советской власти в губернском центре и на местах. Еще в первые дни после победы Октябрьской революции в Уфе, уездах и волостях Советы начали брать власть в свои руки, но органы Временного правительства еще не были ликвидированы и всячески мешали укреплению власти Советов. В период борьбы за развитие социалистической революции и упрочение Советской власти Советы не только брали всю полноту государственной власти в свои руки, но и упраздняли государственные учреждения бывшего Временного правительства. Так, постановлением Губсовнаркома в середине марта 1918 года было упразднено губернское земство, а все его функции пере­даны в ведение соответствующих советских учреждений ⁹¹. Постановлением Уфимского губернского революционного комитета от 17 марта 1918 года губревком был переименован в Уфимский губернский Совет народных комиссаров. Губернский и уездные исполнительные комитеты также стали называться совнаркомами. Это было ошибочно. Позднее эта ошибка была исправлена. Губсовнарком и уездные совнаркомы стали называться исполнительными комитетами. Решением общего собрания Уфимского Совета рабочих и солдатских депутатов, мусульманского военного Совета и представителя: батальона «мари» 31 января 1918 года была упразднена городская дума и управление городским хозяйством перешло в ведение Совета. Все дела губернского правления были переданы соответствующим отделам губернского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Одновременно с созданием органов Советской власти в губернском центре создавались и укреплялись уездные, волостные и сельские Советы. Они ликвидировали земские учрежде­ния и брали всю полноту власти в свои руки. На объединено заседании Стерлитамакского уездного Совета крестьянских депутатов и Совета рабочих депутатов 30 декабря 1917 года был избран уездный, исполнительный комитет, который выделил из своего состава уездный ревком. Председателем ревкома был назначен большевик П. П. Шепелюк. Аналогичные решения были приняты 2-м крестьянским съездом Белебеевского уезда, 3-м Бирским уездным съездом крестьянских, рабочих и солдатских депутатовЛдТакйм образом, как в губернском центре, так и на местах остатки органов Временного правительства были полностью ликвидированы, а вся полнота власти перешла в руки Советов. В волостях земские управы заменялись выборными Советами крестьянских депутатов. Постановления о замене земства Советами в течение января — марта 1918 года были приняты Месягутов­ским и Насибашевским волостными Советами Златоустовского уезда, Байкинским волостным Со­ветом Бирского уезда⁹², Кальтовским, Шарыповским, Казанским, Иглинским и Новоселовским волостными Советами Уфимского уезда⁹³, Тюрюшлинским волостным Советом Белебеевского уезда и многими другими. В большинстве волостей организаторами Советской власти в деревне выступали солдаты-большевики и беспартийные фронтовики, сочувствующие большевикам и Советской власти: Л. В. Варышев в Архангельской волости Стерлитамакского уезда) Т. Т. Аюпов — в Калмыковской волости Бирского уезда, А. Г. Асадуллин — в Дуван-Та-бынской волости Стерлитамакского уезда и другие.

Организация Советов как в губернском центре, так и в, уездах, волостях и деревнях была сопряжена с преодолением упорного сопротивления со сторон эксплуататорских классов — помещиков, буржуазии, кулачества и их пособников эсеров, меньшевиков, а также башкирских и татарских буржуазных националистов.

Учитывая, что эсеры захватили кое-где Советы в свои руки, и не хотят признавать власть Совета Народных Комиссаров, ЦК партии в своей инструкции по вопросам практической работы указывал, что Советы на местах, не высказавшиеся за поддержку новой революционной власти, должны быть переизбраны⁹⁴. В условиях Башкирии очень острую и упорную борьбу за преодоление сопротивления эсеров и укрепление Советской власти пришлось выдержать коммунистам в Белорецке; Златоусте и некоторых других местах.

Белорецкий Совет рабочих депутатов и земельный комитет, руководимые эсерами, уже не выражали настроения рабочих. Они продолжали игнорировать ВЦИК и Совет Народных Комиссаров. 29 января 1918 года исполком Белорецкого Совета даже принял специальное постановление о том, что он наделяет президиум Совета всей полнотой власти «впредь до создания Центрального органа во Всероссийском масштабе»⁹⁵. В такой обстановке небольшая по своей численности организация белорецких большевиков, возглавляемая пламенным коммунистом П. В. Точисским, вела поистине героическую борьбу. Чтобы покончить с хозяйничаньем эсеров в Совете, они по­шли на решительные действия. 4-й районный съезд Советов Южного Урала с участием представителей Белорецкого, Зигазинского, Лапыштинского, Ин­зерского, В. Авзяно-Петровского Советов рабочих депутатов, Тирлянского, Узянского, Кигинского Советов рабочих и крестьянских депутатов по предложению П. В. Точисского 15 марта 1918 года принял постановление о создании Белорецко-Тирлянского военно-революционного комитета. Съезд постановил также без промедления организовать боевые дружины.⁹⁶

Белорецко-Тирлянский военно-революционный комитет, возглавляемый П. В. Точисским, начал активную работу. В своем обращении к населению, указывая, что ревком создан «вследствие черносотенного засилия в Совете и соглашательской политики президиума и ввиду появления в Верхнеуральске Дутова», он четко определил свои задачи: создание твердой демократической власти, организация боевой дружины для обеспечения революционного тыла от поползновения дутовцев, действие во всех областях экономической жизни в интересах рабочих⁹⁷. Считая Необходимым как можно быстрее покончить с эсеровским засильем, ревком предложил произвести перевыборы в Совет рабочих депутатов, в контрольную комиссию и фабрично-заводской комитет⁹⁸.

Действия большевиков и ревкома встретили широкую поддержку среди рабочих, о чем свидетельствует быстрый рост рядов большевистской организации. В течение марта в Белорецкую партийную организацию вступило свыше 2 тысяч членов, а до января в ней насчитывалось всего лишь 107 человек. Выборы в Совет, состоявшиеся 21 марта, дали победу большевикам⁹⁹. Корреспондент газеты «Вперед», подводя итоги деятельности белорецкой коммунистической организации, весной 1918 года восторженно писал, что Белорецко-Тирляпский революционный комитет; поставленную перед ним задачу выполнил успешно: боевые дружины созданы, идет пропаганда записи в Красную Армию, организуются комитеты коммунистов, казаки притаились, но Белорецкий военный округ готов встретить врага лицом к лицу¹⁰⁰. И это были не пустые слова. Действительно, 25 марта 1918 года отрядами белорецких и уфимских рабочих под командованием А. М. Чеверева дутовцы из Верхнеуральска были изгнаны.¹⁰¹ Вся полнота власти в Белорецке сосредоточилась в руках большевистского Совета рабочих депутатов.

Таким образом, в результате упорной борьбы коммунисты Белорецка добились изгнания эсеров из Совета. Такая же острая борьба происходила и в Златоусте, где коммунисты с помощью прибывшего из Челябинска красногвардейского отряда под руководством С. Я. Ельцина 25 марта 1918 года распустили правоэсеровский Совет¹⁰².

Упорная борьба за упрочение Советской власти происходила и в некоторых волостях, где Советы были захвачены эсерами, кулаками и муллами. В отдельных волостях кулаки пытались террором запугать бедноту и середняков. Они организовывали мятежи, жестоко издевались над коммунистами и советскими активистами. В конце марта 1918 года в Леузинской волости Златоустовского уезда вооруженные кулацкие банды из окрестных деревень, совершив нападение на село Леузы, арестовали президиум Совета. Кулацкие мятежи имели место и в некоторых селах Месягутовской волости того же уезда (Месягутово, Тастуба, Дуван, Михайловка, Улькунды)¹⁰³ и в ряде волостей Бирского и Стерлитамакского уездов. Башкирские буржуазные националисты также всячески тормозили создание и укрепление органов Советской власти на местах. Так, под влиянием их агитации башкиры-вотчинники Мурзаларовской волости Златоустовского уезда не разрешили создать у себя земельные комитеты.

Для ликвидации контрреволюционных мятежей кулачества из Уфы, уездных центров и заводов направлялись боевые от­ряды. Мятежи в селениях Дуван, Тастуба, Михайлрвка Меся­гутовской волости Златоустовского уезда были ликвидированы боевым отрядом миньярских рабочих. Беднейшее население Дувана и Тастубы, го­рячо сочувствующее Советской власти встретило отряд с ликованием. Были органи­зованы митинги, проведены перевыборы в Совет. На кулаков была наложена кон­трибуция в размере 2 000 000 рублей

Партийные организации и Советы повели решительную борьбу против контррево­люционной агитации, проводимой враждебными элементами. Бла­говещенская орга­низация РКП (б), например, обратилась в местный Совет с предложениём дать рас­поряжение комиссару почты и телеграфа прекра­тить распространение буржуазных газет. Одновременно она об­ратилась в Уфим­ский губком партии и губсовнарком с прось­бой закрыть буржуазные и эсе­ровские газеты, издаваемые в Уфе¹⁰⁴. С.таким же требованием в Уфимский губ­ком партии и губсовпарком обратились 2-й Бирский уездный съезд Советов, исполнительный комитет Бакальского Совета рабочих депутатов Златоустов­ского уезда и другие¹⁰⁵.

По указанию губкома партии и губревкома для борьбы с контрреволюционными выступлениями врагов Советской власти при партийных организациях и Советах из рабочих, солдат и крестьянской_; бедноты создавались новые отряды Красной гвардий. 26 ноября 1917 года Топорнинская группа РСДРП (б), Покровской волости Уфимского уезда, обсудив вопрос о фор­ми­ровании контрреволюционными элементами белой гвардии для борьбы против Советской власти, постановила вести агитацию среди крестьян за органи­зацию v Красной гвардии «для безболезненного проведения в жизнь декрета о земле и для борьбы с контрреволюционным движением»¹⁰⁶. На общем собрании Зилимской группы РСДРП (б) Архангельской волости. Стерлитамакского уезда 6 марта 1918 года было принято постановление «создать бое­вую дружину для поддержания порядка и для укрепления революции и отражения белой гвардии»¹⁰⁷. Отряды местной дружины были созданы в ряде волостей Златоустовского, Уфимского, Стерлитамакского и других уездов. Боевая дружина, созданная в Леузипской волости Златоустовского уезда, со­стояла из 40, в Ярославской волости, где из 39, в Еланлинской — из 62 человек». В Уфимском уезде боевые дружины были созданы в Дуван-Табынской, Иглинской, Шариловской, Архангельской, Покровской и ряде других волостей. Большую помощь в борьбе против кулацких выступлений сельским коммунистам и бедноте оказывали рабочие дружины Уфы, Миньяра, Белорецка и других заводов.

При активном участии трудящихся масс были достигнуты серьезные успехи в деле создания и укрепления органов Советского государства. К весне 1918 года по всей территории Башкирии полностью были ликвидированы органы бывшего Временного правительства и вся полнота власти в губернии перешла в руки Советов. К июню 1918 года на территории Уфим­ской губернии было создано 11 Советов рабочих депутатов, 5 Советов рабочих и крестьянских депутатов, 6 уездных Советов крестьянских депутатов, 1 Со­вет крестьянских и казачьих де­путатов и 117 волостных Советов.

Созданием на всей территории Башкирии новых государственных органов власти в лице Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов большевики Башкирии добились успешного разрешения одной из самых сложных задач социалистической революции — задачи установления и упрочения диктатуры пролета­риата в форме Советской власти.

35. Октябрьская революция в Башкортостане. Объявление Башкортостана независимой республикой (16 ноября 1917г.). Новые государственные органы.

Образование Автономной Башкирской Советской Республики.

В начале 1919 г., в самый разгар Гражданской войны, Советское прави­тельство пошло на союз с кучкой башкирских политиков и военных, которые до этого находились в стане командующего антибольшевистскими силами в Сибири адмирала Александра Колчака. Большевики договорились с башки­рами о том, что последние переходят на сторону красных и поворачивают ору­жие против колчаковцев. В обмен на это Советское правительство обещало признать Башкортостан – территорию в Уральских горах, пересеченную хол­мами и широкими равнинами – в качестве автономной части Российской Со­ветской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР). В течение почти шестнадцати месяцев советско-башкирского сотрудничества отношения между башкирскими националистами и русскими большевиками постепенно накалялись и в итоге завершились уходом вождя башкирского движения Ах­медзаки Валидова и его ближайших помощников к басмачам Центральной Азии.

Переход башкирских отрядов на сторону красных ослабил колчаковцев накануне их наступления весной 1919 г., продемонстрировал положение нерус­ских частей в рядах белых, и, возможно, способствовал коренному перелому ситуации на Восточном фронте. Американский историк Ричард Пайпс опреде­лил сотрудничество большевиков с башкирами как «первый опыт советской национальной политики», имея в виду, что Советы впервые предоставили тер­риториальную автономию нерусским народам. Согласно Р.Пайпсу, провал башкирского эксперимента стал крахом всей советской национальной поли­тики, поскольку надежды нерусских народов на получение автономии были разрушены присущей Москве тягой к централизации и великодержавным шовинизмом большевиков. В конечном итоге, образование Башкирской республики можно рассматривать как переломный этап в истории формирования башкирской нации, поскольку он породил государственную структуру, в рамках которой национальное самосознание башкир развивается до сих пор.¹⁰⁸

Главные творцы советской национальной политики, особенно глава партии и правительства Владимир Ленин и народный комиссар по делам национальностей Иосиф Сталин, твердо стояли за создание национальных республик, наделенных ограниченными правами. Однако все равно многие важнейшие вопросы этой темы еще предстоит решить. В частности, необходимо выяснить, какие «нации» могли рассчитывать на получение собственной республики от большевиков? Когда и при каких обстоятельствах признание этих республик приносило максимальную политическую выгоду? С какими националистиче­скими группировками советский режим шел на переговоры? Каким образом в условиях хаоса гражданской войны осуществлялась советская национальная политика? Если рассматривать проблему в целом, то выясняется, что советская национальная политика носила случайный характер. Кроме того, вне Москвы национальному вопросу не всегда уделялось должное внимание, и на местах его часто решали совсем не так, как хотели того, например, Ленин и Сталин.¹⁰⁹ Изучение местной политической ситуации должно помочь ответить на ряд важных вопросов: Почему большевистское руководство в 1919 г. признало автономию Башкортостана? Проводили ли Советы политику сознательной изоляции башкир от своих собратьев – тюркоязычных мусульман, особенно от со­седних татар? Почему Советская власть пошла на союз с башкирами и почему он завершился крахом? Исторически башкиры были кочевниками, но с XVIII в. они стали перехо­дить к оседлости, однако их кочевание и полукочевание продолжало сохраняться в Уральских горах и в степях на юге. Подобно многим другим кочевым или так называемым «отсталым» народам России, башкиры представляли собой традиционное сообщество, входившее в сложную иерархию социальных групп, чинов и сословий империи. Этот статус придавал башкирам определенную специфику, включавшую в себя юридически закрепленное право на вотчинное землевладение и обязанность нести службу в иррегулярном, напоминающем ка­зачьи отряды, Башкирском войске. Башкирское войско существовало с 1798 г. и предоставляло башкирам некоторое самоуправление. Башкиры были разделены на кантоны, каждый из которых содержал свою воинскую часть. Во второй по­ловине XIX в., однако, общинное самосознание башкир стало разрушаться. В первую очередь, отпала потребность в Башкирском войске, и оно было упразд­нено в ходе российских Великих реформ 1860-1870-х гг. Кроме того, все больше и больше безземельных русских крестьян переселялись на восток импе­рии в поисках лучшей доли, и некоторые из них осели на башкирских землях Уфимской и Оренбургской губерний. Вотчинное право башкир на землю было ликвидировано после того как русские чиновники разрешили разным дельцам скупать башкирские вотчинные земли с целью перепродажи их крестьянам-ко­лонистам из Центральной и Западной России. Этим политическим и экономическим проблемам, затрагивавшим этнокультурные особенности и материальное благосостояние башкир, отводилось главное место в зарождавшемся среди поволжских татар – самом зажиточном, образованном и урбанизированном из всех мусульманских этносов империи – тюркском национализме. В конце де­вятнадцатого столетия татарские интеллигенты стали разрабатывать новые на­ционалистические концепции своего дальнейшего существования. Некоторые из них считали, что большинство (или даже все) тюрков-мусульман Российской империи должно слиться в единую культурную и национальную общность под эгидой татар. Но даже те, кто не разделял эти пантюркистские проекты, учиты­вая сходство религии, языка и культуры татар и башкир хотели видеть нечто вроде политического и социального союза этих двух народов. Так как татары значительно превосходили башкир по численности, то опасность ассимиляции ими последних воспринималась нарождавшейся башкирской интеллигенцией, и так уже обеспокоенной масштабами русской колонизации и ликвидацией вотчинных прав своего народа, в качестве серьезной угрозы для родного этноса.¹¹⁰

В 1917 г. возникло малочисленное башкирское национальное движение во главе с Ахмедзаки Валидовым, молодым востоковедом и умеренным социалистом, защищавшим башкирский партикуляризм и выступавшим против попыток татар подчинить себе башкир. В конце 1917 г. в Оренбурге собрался Всебашкирский Учредительный курултай (т.е. съезд или законодательный ор­ган), который избрал «Башкирское правительство». Валидов и его соратники с энтузиазмом взялись восстанавливать Башкирское войско и провозгласили в пределах восточного Башкортостана, где преобладал кочевой тип хозяйства, свою территориальную автономию, так называемую Малую Башкирию.¹¹¹ Анти­имперская сущность валидовского движения проявилась в том, что оно ставило цель постепенно избавиться от присутствия русских в Башкортостане, заставив их вернуть землю, которую те незаконно захватили у башкир до революции, и, в конечном счете, заменить русских переселенцев мусульманами, жившими за пределами республики.¹¹²

Специфическая этнополитическая ситуация в Урало-Поволжье мешала большевикам привлечь на свою сторону башкир и других местных мусульман. Национальное самосознание этих народов еще не было стабильным и развитым, а противоборствующие политические движения придерживались взаимоисключающих взглядов на проблему нации. В 1917 г. тюрки-мусульмане Урало-Поволжья оказались разделенными на две все более и более становив­шиеся непримиримыми друг к другу группировки. Эклектичному конгломерату тюркских интеллигентов (прежде всего из среды поволжских татар), которые ощущали религиозное, языковое и культурное сходство мусульманских тюр­коязычных народов региона и добивались получения ими государственного статуса (при этом они обозначали себя по разному – «мусульмане», «тюрко-татары», или «татаро-башкиры») противостояли Валидов и защитники башкир­ского партикуляризма. В этих условиях признание Советской властью отдель­ной «нации» и ее права на национальное самоопределение вынуждало больше­виков принять чью-то сторону в татаро-башкирском конфликте с его сложным переплетением политики и этнографии, а это огранило бы Москве возможность создания союзов с другими местными политическими движениями. В тоже время, сотрудничество Советов с местными националистами компрометиро­вало коммунистическую власть, поскольку свидетельствовало о поддержке ею национализма своих протеже.¹¹³

В течение 1918 г. такая политика сошла на нет. Сталин и возглавляемый им Народный комиссариат по делам национальностей (Наркомнац) на первых порах стремились сотрудничать и с татарами и с левыми башкирами, но затем поняли, что эти две группы никогда не договорятся друг с другом. С тех пор Советское правительство заняло собственную позицию в татаро-башкирском конфликте. В марте 1918 г. советские власти решили создать Татаро-Башкир­скую Советскую Республику, в которую должен был войти Башкортостан. Это стало ответом на выступление в Казани татарских политиков и офицеров, пла­нировавших провозгласить в начале 1918 г. автономный и потенциально анти­большевистский штат Идель-Урал (т.е. «Волга-Урал»). Местные левые татар­ские националисты, сотрудничавшие с Наркомнацем, убедили Сталина вос­пользоваться этим проектом, чтобы создать по аналогии с Идель-Уралом про­советскую Татаро-Башкирскую республику. Это решение оттолкнуло сторон­ников башкирской автономии от Советской власти. В ответ местные русские большевики и татарские активисты, заключив союз с эсерами, развернули в Оренбургской губернии репрессии против башкир. Валидов и другие члены башкирского правительства были в феврале 1918 г. арестованы, а некоторые из них даже казнены, но самому Валидову удалось бежать из тюрьмы во время нападения казаков на Оренбург. Все эти события произошли тогда, когда Ста­лин, казалось, искал компромисса с Валидовым и его движением, однако Мо­сква почти не обращала внимание на то, что происходило на месте. После того, как весной 1918 г. в стране началась Гражданская война, фактически каждый известный башкирский деятель или ушел из политики, или присоединился к белым. Группировка Валидова поддержала антибольшевистский Комитет чле­нов Учредительного собрания (Комуч), сформировала свои собственные воо­руженные силы, и попыталась ввести башкирскую автономию на территории, занятой белыми. До лета 1918 г. советская «башкирская политика» ограничива­лась пропагандой идеи Татаро-Башкирской Советской Республики, которую решительно отстаивали Сталин и Ленин.¹¹⁴

В начале 1919 г. ситуация в регионе изменилась. Гражданская война была в самом разгаре и политический климат в России все более и более накалялся как «демократической контрреволюцией», в рядах которой находился Валидов, так и более консервативными силами в руководстве белого движения. В ноябре 1918 г. адмирал Колчак сверг руководимый социалистами Комуч и возглавил антибольшевистские силы на востоке России. Он упразднил башкирскую тер­риториальную автономию и распустил ее армию.¹¹⁵ После этого в начале 1919 г. Валидов и его люди решили перейти на сторону красных. Несмотря на некото­рые сомнения, башкирские лидеры надеялись, что обещания большевиков дать всем народам национальное самоопределение для башкир более перспективны, чем жизнь под властью русских генералов. Какие планы строили Советы, идя в 1919 г. на союз с башкирами?

Чаще всего исследователи указывают на военную подоплеку этого поступка: переход Валидова на сторону Советской власти дал в руки последней 6000 солдат. Это в какой-то мере ослабило южный фланг Колчака и увеличило силы красных на Восточном фронте. Советам было выгодно заполучить опытных и дисциплинированных башкирских офицеров и солдат.¹¹⁶ Политика Коммунистической партии также сыграла существенную роль в признании автономии Башкортостана. Первые переговоры с башкирами начались менее чем за два месяца до открытия Восьмого съезда Коммунистической партии, проходившего 18-23 марта 1919 г., на котором Ленин вынужден был защищать свою концепцию национальной политики в ожесточенной борьбе с «интернационалистами», возглавлявшимися Бухариным и Пятаковым, которые рассматривали национально-территориальный федерализм как бесполезную и опасную уступку буржуазии. Ленин, конечно, предчувствовал, что его подход встретит возражения и, должно быть, хотел продемонстрировать свою правоту на практике; уход башкир от Колчака и лояльность «башкирских масс», естественно, играли Ленину на руку. Итоговое соглашение Советской власти с башкирами было подписано на третий день работы партийного съезда, и имеются данные, что советские руководители надеялись заключить его еще до открытия своего форума. Ленин дважды поднимал башкирский вопрос на заседаниях съезда, чтобы убедить делегатов в необходимости создания советских национальных республик¹¹⁷.Юрий Слезкин и другие историки уже писали об особой и удивительной активности Ленина в сфере нациестроительства, особенно нациестроительства «малых наций» российского Востока.¹¹⁸ Однако создание отдельной Башкирской республики не было лишь очередным проявлением советской национальной политики; оно свидетельствовало о ее серьезных коррективах, поскольку образование автономного Башкортостана отменяло прежние планы создания единой Татаро-Башкирской республики. Татарские коммунисты пришли в ярость от решения Москвы создать автономный Башкортостан; они никак не могли понять, почему Ленин и Сталин предали их, и как советские вожди планируют увязать один проект государственного устройства с другим. Почему же от идеи Татаро-Башкирской республики пришлось отказаться? Здесь можно выдвинуть несколько гипотез.

В первоначальном варианте декрета о создании Татаро-Башкирской республики говорилось, что Башкортостан будет составлять в ней отдельный административный район; вероятно, Ленин и Сталин полагали, что башкирская автономия станет еще одним шагом к образованию в будущем единой республики для башкир и татар. Однако Валидов и другие башкирские лидеры решительно осудили попытки включения Башкортостана в Татаро-Башкирскую республику и потребовали, чтобы мартовский декрет 1918 г., провозгласивший ее создание, был аннулирован. Несмотря на яростное сопротивление татар, Ленин в декабре 1919 г. согласился с этой просьбой.¹¹⁹ Следующей весной правительство Ленина объявило о создании западнее Башкортостана Татарской республики. Признание Советами автономии Башкортостана, таким образом, означало разделение до этого единого государства на две отдельные республики – Татарскую и Башкирскую.

Другая гипотеза заключается в том, что опасаясь в перспективе столкновения с Татаро-Башкирской республикой, Ленин и Сталин сами стремились ее разделить, использовав для этого валидовское движение. Западные исследова­тели, татарские эмигранты и современные татарские националисты в Российской Федерации единодушно считают, что создание самостоятельной Башкир­ской республики привело к усилению культурных и языковых различий между татарами и башкирами. В конце 1950-х гг. на страницах тюркского эмигрант­ского журнала «East Turkic Review» некий В.Гришко утверждал, что создание двух республик «разделило татар и башкир, хотя они и говорят на одном языке, имеют одну и ту же религию, культуру, происхождение, историю и традиции».¹²⁰ Позже французский исследователь Александр Беннигсен и его американский соавтор С.Эндерс Вимбаш писали, что создание Советами отдельной респуб­лики для башкир в 1919 г. было сделано с целью «ослабить всякое потенциаль­ное татарское национальное движение».¹²¹ Профессор Калифорнийского универ­ситета в Лос-Анджелесе Азаде-Айша Рорлих в своем самом подробном из су­ществующих на английском языке исследований по истории татарского народа утверждает, что Башкирская республика играет роль «административного, и даже культурного барьера между татарами и башкирами, чьи культуры и исторические пути были всегда тесно переплетены». Подобно А.Беннигсену и С.Вимбашу, она считает, что решение о создании Башкирской республики было принято под угрозой татарского национализма и объединения тюрков: «Идель-Урал (или Татаро-Башкирский штат) был разделен еще до своего создания, потому что реально мог угрожать Советскому правительству, которое к тому времени уже устало от национализма своих мусульманских меньшинств. Если бы идея Татаро-Башкирской республики воплотилась в жизнь, то ее столица, город Казань, превратилась бы в политический и культурный центр всех мусульман России. Чтобы не допустить объединения тюрков и появления мощной респуб­лики в Среднем Поволжье, Советское правительство решило создать небольшие по размерам республики; поступая так, оно одновременно стимулировало процесс изоляции этносов друг от друга и даже разжигало их давнее противоборство, таким образом облегчая свой контроль над народами региона»¹²².

В основе всех вышеизложенных выводов лежит предположение, что до 1917 г. башкиры естественным путем ассимилировались татарами, и этот процесс был якобы прерван только Советским государством. Сторонники этой точки зрения считают, что башкиры мало отличались от татар, и, вероятно, по­степенно растворились бы в последних, если бы не советское вмешательство. Согласно таким представлениям, башкирское национальное движение, возглавлявшееся Валидовым, было случайным явлением, ошибкой истории, блестяще использованной Ленином и Сталиным в 1919 г.

Нет серьезных оснований полагать, будто бы самосознание башкир было искусственно создано Советским государством. Такой подход к башкирскому самосознанию и валидовскому движению, по-видимому, основывается на понимании национальной идентичности лишь как этнолингвистического или этнокультурного явления. Поскольку башкирский и татарский языки схожи друг с другом, а многие стороны материальной и духовной культуры, включая исламскую религию, были общими для обоих народов, то некоторые исследова­тели делают вывод, что башкиры и татары являются в сущности одной нацией. Согласно этим представлениям, социальные и экономические различия между татарами и башкирами возможно и есть, но в конечном счете они вряд ли затрагивают их единую этнокультурную основу¹²³. Однако теоретические работы по проблемам национализма и этнического самосознания, как новые, так и старые, показывают, что эти различия являются произвольными и что дифференциации наций, национальностей и этнических групп могут способствовать многие «со­циально-экономические» факторы ¹²⁴. Валидов использовал их для развития башкирского самосознания именно потому, что оно определялось не сходством башкирского и татарского языков, а признаками, которые четко отличали этот народ от его западных соседей-татар: кочевое прошлое, восстания против России, вотчинное право на землю, полуавтономная кантонная система и Башкирское войско. Всякий раз, когда отмеченные элементы башкирского партикуляризма в силу изменений в царской политике, по причине русской колонизации и ассимиляции татарами оказывались в упадке, башкирские сепаратисты воспринимали это как угрозу для своей нации. Подчеркивание Валидовым тех признаков, которые резко отличали башкир от татар, полностью соответствует идеям Фредрика Барта о разнице между этническим и гражданским самосознанием. Преувеличение незначительных различий с близкородственными груп­пами для националиста зачастую гораздо более важно, чем критика той пропасти, что отделяет «своего» человека от явного чужеземца.

Нетрудно заметить, что попытки Советов использовать башкирское движение для ослабления татарского национализма в 1919 г. в значительной степени зависели от сложившейся тогда политической ситуации. Дореволюционные царские чиновники, несомненно, были обеспокоены процессом ассимиля­ции и исламизации татарами соседних народов, а к концу 1920-х – 1930-е гг. советский режим сконструировал еще более явную опасность – пантюркизм и панисламизм¹²⁵. Некоторые исследователи считают, что именно эта опасность определяла советскую политику в 1918-1919 гг. Но для таких утверждений нет никаких оснований. Хотя впоследствии в архивах и могут быть обнаружены документы, доказывающие, что советские лидеры действительно планировали в 1918-1919 гг. расчленить Татаро-Башкирскую республику, Д. Э. Шефер полагает, что политические действия в период Гражданской войны носили случайный характер. По его мнению, провозглашение сначала Татаро-Башкирской, а затем самостоятельной Башкирской республики вовсе не было реализацией принципа «разделяй и властвуй»; врагом, которого стремились расколоть Ленин и Сталин, была не рождающаяся тюркская нация (как бы она ни называлась: мусульманская, тюрко-татарская или татаро-башкирская), а антибольшевистский лагерь в целом. В 1918 г. советские лидеры надеялись, что Татаро-Башкирская республика позволит татарским рабочим и радикалам уйти из-под власти антибольшевистских сил в мусульманском тюрко-татарском движении. В 1919 г. они аналогично пообещали башкирам создать Башкирскую республику, чтобы перетянуть Валидова и других башкирских лидеров от Колчака к себе. За год в политике большевиков по татаро-башкирскому вопросу произошли изменения: стремясь избежать «раскола» между татарами и башкирами из-за привлечения башкирских руководителей в советский аппарат, советские лидеры в лице Сталина позволили татарам изгнать из народного комиссариата по делам национальностей тех немногих башкир, что были на стороне Советов. В 1918 г. Сталин всецело поддерживал татаро-башкирский проект, но созданию объединенной республики помешала Гражданская война.

Башкиро-советское сотрудничество имело две отличительные особенности, которые стали основой этих отношений в 1918-1919 гг.: с одной стороны, и те и другие не доверяли друг другу и не имели перед собой ясных перспектив, а с другой – их союз омрачался вмешательством с мест. Во-первых, с самого начала башкиры и большевики не определили принципы своих взаимоотношений и письменно не зафиксировали обоюдные разногласия по соглашению, заключенному ими в марте 1919 г. Во-вторых, советские власти в Москве не контролировали ситуацию в регионе, где местные политики, непосредственно не участвовавшие в заключении союза советских руководителей с группировкой Валидова, тем не менее, расправляясь с помощью красноармейцев и местных русских с башкирами после перехода последних к красным в 1919 г., оказывали на него влияние.

В январе 1919 г. башкирский представитель Муллаян Халиков вступил в контакт с советскими руководителями Уфимского губернского революционного комитета (губревкома). Он выдвинул шесть условий, на которых башкирское правительство было согласно перейти на сторону красных. Советская власть должна «признать башкирскую автономию», «предоставить устройство внутреннего управления Башкирии самим башкирам и дать охрану внутреннего порядка башкирским отрядам», «оказать помощь в формировании регулярного башкирского войска в количестве одного корпуса до 60000 войска, которое в случае соглашения будет наступать против Колчака», «простить, т.е. не казнить тех башкирских деятелей, которые в прошлом действовали против большеви­ков», прекратить переселение в Башкирию, кроме тюрко-татар» (в этом требо­вании проявилась озабоченность башкир русской колонизацией их земель; этот крик души больше не фигурировал на последующих переговорах), «продлить фронт скорее до Челябинска, Троицка, дабы восточная часть Башкирии не страдала в руках сибирских реакционеров». Уфимские большевики не дали башкирам никаких обещаний, но выразили намерение продолжить переговоры после консультаций с Москвой.¹²⁶ Примерно через неделю из центра пришли соответствующие указания. Сталин и Ленин, обсудив между собой ситуацию (кажется, больше никто из советского руководства к этому не привлекался), на­правили в адрес Уфимского губревкома телеграмму, текст которой свидетель­ствует, что они подходили к этому вопросу лишь с точки зрения военной вы­годы: «Предлагаем не отталкивать Халикова, согласиться на амнистию при ус­ловии создания единого фронта с башкирскими полками против Колчака. Со стороны Советской власти гарантия национальной свободы башкир полная. Конечно, необходимо наряду с этим строжайше отсечь контрреволюционные элементы башкирского населения и добиться фактического контроля за проле­тарской надежностью башкирских войск».¹²⁷

Военный аспект заключения союза был главным и для башкирских руко­водителей, но в ином плане. Во время февральских переговоров башкиры по­требовали широкой, немыслимой ранее автономии, особенно по военным во­просам. Прежде всего они высказались за то, чтобы Красная Армия ушла из Башкортостана. Башкирские вооруженные силы, 5 пехотных и 2 конных полка, по их мнению, могли бы защитить фронт на территории республики. За совет­скими отрядами сохранялось бы право простого перехода через Башкортостан, но в случае необходимости башкиры могли призвать их на помощь. Валидов и его окружение были согласны подчинить свои вооруженные силы советскому верховному командованию, но настаивали, чтобы башкирскими частями командовали только башкиры.¹²⁸

Тем временем Башкирское правительство, созданное на Всебашкирском Учредительном курултае в декабре 1917 г., было распущено, а его полномочия переданы Башкирскому революционному комитету (Башревком), избранному башкирскими офицерами и солдатами 21 февраля 1919 г.¹²⁹ В соответствии с со­глашением с Москвой, этот орган должен был управлять Советским Башкорто­станом до избрания на его первом съезде Советов нового правительства. Все члены Башревкома были близкими соратниками Валидова и энергично отстаи­вали его модель автономии Башкортостана; никто из них прежде не был ком­мунистом, и еще за три дня до создания Башревкома все они являлись против­никами Советской власти. То, что Советским Башкортостаном, в соответствии с подписанным с Москвой соглашением, должны были руководить бывшие белогвардейцы, было парадоксом и постоянно приводило к конфликтам. Члены Башревкома не подчинялись ни коммунистической партии, ни любой другой промосковской структуре, и имели свой взгляд на характер башкирской авто­номии, что вскоре столкнуло их с местными большевиками и Москвой.

20 марта 1919 г. представители Башкирского и Советского правительств подписали окончательное соглашение, признававшее Автономную Башкирскую Советскую Республику составной частью РСФСР.¹³⁰ В основном оно было по­священо определению территории Малой Башкирии. Советское правительство по существу одобрило проекты, разработанные Валидовым и его соратниками в 1917-1918 гг. В состав республики должны были войти приблизительно 130 на­селенных пунктов Уфимской, Оренбургской, Самарской и Пермской губерний, подобранных с таким расчетом, чтобы численность башкир в республике превосходила численность ее русского населения; два уезда, где преобладали русские, должны были остаться в составе РСФСР до проведения в них опроса на­селения¹³¹. Малая Башкирия состояла из 13 кантонов, 3 из которых были анкла­вами, башкирскими островками в центре русских земель к северо-востоку и юго-западу от Башкирии. К сожалению, мартовское соглашение не определило процедуру передачи губернских территорий новой республике, и тем самым за­ложило основу для будущего конфликта.

Подробно определив территорию Башкирии, соглашение лишь вкратце сформулировало принципы управления ею. Теоретически в Малой Башкирии действовала советская конституция 1918 г., но до созыва первого съезда Сове­тов «вся полнота власти» в республике принадлежала Башревкому, которым руководили Валидов и его ближайшие соратники. По мартовскому соглашению Москва распоряжалась железными дорогами, фабриками и шахтами на башкир­ской территории, а башкирам разрешалось иметь «отдельную башкирскую ар­мию» под общим командованием красных. РСФСР обязалась вооружать и снабжать башкирские отряды и финансировать «культурно-просветительские меры» в новой республике. Общественный порядок в Башкортостане поддер­живал «вооруженный пролетариат республики». На этом соглашение исчерпы­валось. Спустя более чем год после того как национально-территориальный фе­дерализм стал основой советского государственного устройства, полномочия между федеральными и местными властями были все еще разграниченными примитивно и схематично¹³². Не было ясно, как Башревком, формально высшая власть в Башкортостане, будет взаимодействовать с местной коммунистической парторганизацией. Поскольку в составе Башревкома преобладали башкиры, а в парторганизации – русские, это придавало всем конфликтам между государст­венными и партийными органами ярко выраженную этническую окраску, и, кроме того, дефицит частично дублировавших друг друга кадров делал эти конфликты неизбежными. Непонятный характер башкирской автономии вызы­вал бесконечные дискуссии и столкновения, которые постепенно обострялись, поскольку мартовское соглашение, казалось, предоставило башкирским нацио­налистам все для достижения их целей.

Другой проблемой, с которой столкнулась в 1919-1920 гг. башкирская ав­тономия, было враждебное отношение к ней со стороны местных коммунистов и большинства русских края. Эта враждебность положила конец сотрудниче­ству большевиков и башкир в 1918 г. и вновь повторилась в начале 1919 г., ко­гда перешедшие на сторону красных башкирские солдаты и мирное башкир­ское население подверглись преследованиям со стороны красноармейцев и рус­ских поселенцев. 16 февраля 1919 г. Башкирское правительство приняло реше­ние начать через два дня переход на сторону красных, не дожидаясь результа­тов переговоров с Москвой. Однако вскоре стало ясно, что решившись уйти к красным, башкирские руководители о многом не догадывались. Они полагали, что советские власти не запретят башкирским солдатам переходить линию фронта с оружием в руках, сохранят целостность их полков, где говорили только по-башкирски, и эти полки просто повернут оружие против Колчака. И действительно, официальная советская политика, санкционированная Лениным 19 февраля (хотя, очевидно, она была разработана ранее), не предусматривала разоружение башкирских солдат в случае, если те сразу же вступят в бой про­тив колчаковцев. Однако красные командиры на местах представляли это дело совсем иначе. Они или не знали о решении Москвы – такое вполне могло быть, так как большинство красных командиров служило в Первой Красной Армии, расквартированной в Оренбурге, а не в Пятой, которая базировалась в Уфе, и с которой как раз и договорились башкиры – или не проявили к башкирам инте­реса. В отличие от политиков красные командиры считали, что башкирские части просто сдались в плен. Один командир красной дивизии возмущался тем, что советские отряды позволили «вооруженной массе», которая была пропи­тана национальным духом и не хотела бороться за пролетариат, уйти в красный тыл. Перешедших в стан красных башкирских солдат разоружили и содержали как военнопленных; тех, кто оказал сопротивление, раздели, избили, а некото­рых даже расстреляли. Башкирские полки, сложившие оружие, были расфор­мированы, а их солдат включили в состав частей Красной Армии, где приказы отдавались на русском, а не на башкирском языке. Понятно, что после этого часть башкир отказалась переходить линию фронта. Советско-башкирское со­трудничество, казалось, завершилось, едва успев начаться.¹³³

Когда Валидов попросил местных и дивизионных командиров прекратить разоружение и расформирование башкирских частей, на это был дан отрица­тельный ответ. Командующий Первой Красной Армией Гай был не столь кате­горичен, но, однако, поставил условие: если башкиры хотят сохранить у себя оружие, они должны вступить в Красную Армию. 26 февраля Валидов разгова­ривал по прямому проводу со Сталиным. Башкирский лидер заявил, что совет­ское обещание создать Башкирскую советскую республику и сохранить баш­кирский корпус в качестве самостоятельной военной единицы под общим со­ветским командованием оказалось невыполненным. Для Валидова вступление башкир, не понимавших русского языка, в русскоязычные части, было не про­сто бытовой проблемой. Это был прямой удар по башкирам и их автономии, поскольку «Башкирская республика без вооруженной силы… есть фикция». Роспуск башкирских частей только поощрял русских «царских переселенцев» и «кулачье-победителей», которые «с необыкновенным азартом» записывались в Красную Армию, чтобы «поиздеваться над башкирской беднотой»¹³⁴.

В то время как Валидов взывал к революционной совести советских руководи­телей, на основе классового анализа признававших имперскую сущность всех бед в Башкортостане, красноармейцы – были ли они местными «переселен­цами», или нет, сказать трудно – вели себя в Башкортостане подобно победите­лям. Башкирских солдат и офицеров разоружили, подвергли унижениям, из­били, раздели и признали пленными. Русские крестьяне оскорбляли башкир­ских солдат и бросали в них конский навоз, когда те проходили через их де­ревни. Красноармейцы захватили имущество и казну Башревкома и кантонов. Вскоре появились сообщения о бесчинствах. Башкирский военный мулла, ко­мандир башкирской бригады и несколько солдат были казнены красными рас­стрельными командами, а сорок семь башкирских милиционеров были расстре­ляны солдатами 1-го Интернационального полка Красной Армии. Красные от­бирали у башкир мед; несколько башкир, пожаловавшихся на этот разбой, были подвергнуты пыткам и расстреляны. Башкирские воинские части, которые не были расформированы, охватило дезертирство, поскольку их солдаты или бе­жали в свои родные деревни или ушли опять к белым. В конце марта Первый башкирский кавалерийский полк в полном составе вновь перешел к Колчаку и пять месяцев оставался в стане белых. Борьбу с башкирами вели не только красноармейские части; после перехода башкирских властей и их воинских частей на сторону красных местные русские, вероятно подстрекаемые испол­комом Оренбургского Совета, не признававшим автономии башкир, учредили в ряде уральских заводских поселков революционные комитеты. Преображенский ревком создал свой военный отдел, который арестовал местных башкир­ских должностных лиц и казнил 40 солдат-башкир.¹³⁵

Наиболее полный отчет об этой трагедии был составлен Валидовым не­посредственно на основе личных наблюдений и по сообщениям представителей Башревкома, направленных для расследования злодеяний Красной Армии. Ва­лидов описывает многочисленные убийства, грабежи и изнасилования, часто называя имена и преступников, и их жертв. Он возложил ответственность за это на двуличность местных красных командиров и на вступившее в Красную Ар­мию «переселенческое кулачество», которые стремились уничтожить как можно больше башкир. Множество башкирских деревень или были вынуждены заплатить непомерную контрибуцию русским солдатам-победителям, состав­лявшую от 5000 до 30000 руб., или просто подверглись разграблению. Харис Юмагулов, еще один сторонник башкирской автономии, говорил, что богатые русские кулаки специально использовали большевистские лозунги, чтобы вы­дать свои зверства за «экспроприацию буржуев башкир».

Один из членов Центрального Комитета партии, побывавший в этом ре­гионе, свидетельствовал: «Сообщаю, что один из башкирских полков перешел на сторону противника. Настроение населения враждебное к нам. Дезертирство в башкирских войсках принимает громадные размеры. Надо командировать туда работников. Фронтовых сил недостаточно». Командующий Первой Крас­ной Армией Гай пробовал восстановить дисциплину среди своих подчиненных, предупредив их, что совершение «самочинных действий» против башкирских солдат и мирного населения будет караться смертью. Однако зверства Красной Армии в Башкортостане продолжались в течение еще нескольких недель, и прекратились лишь тогда, когда наступление белых в марте-апреле 1919 г. вы­нудило Красную Армию отступить. Когда в то же лето колчаковцы потерпели поражение и Красная Армия в третий и последний раз заняла Башкортостан, советские войска стали вновь расправляться с местными башкирами. Страх башкир и подозрения советских учреждений породили необычный феномен, возникший при попытке правительства Валидова набрать в башкирский отряд людей на территории, лишь недавно, в июле 1919 г., освобожденной от белых. Когда башкирские новобранцы и их советское военное начальство стали спра­шивать у мусульманских крестьян, какой те национальности, в башкирских де­ревнях оказывалось только 1-2 башкира-призывника; остальные отрицали свою принадлежность к башкирам. В крае распространился слух, что Красная Армия вновь устраивает облаву на башкир с целью их истребления. Потребовались ог­ромные усилия агитаторов, чтобы убедить башкир признать Советскую Баш­кирскую республику в качестве «своей»¹³⁶. Бесчинства Красной Армии в Башкор­тостане в 1919 г., безусловно, оставили тягостные воспоминания.

Эти печальные события напомнили о репрессиях против башкир в начале 1918 г., но теперь они были уже другими. Тогда антибашкирские действия были самым ранним проявлением той жестокости, которой отличались все уча­стники Гражданской войны. Однако, в 1919 г. центральные власти могли и стремились защищать свою власть с помощью своих сторонников на местах намного более последовательно, чем годом ранее, не допуская, чтобы солдаты-мародеры определяли советскую политику в Башкортостане. Вероятно, наибо­лее важным итогом политического развития было то, что в 1919 г. возможно­сти, имевшихся у башкирских руководителей, были исчерпаны. Когда больше­вистские репрессии в 1918 г. обрушились на башкирское движение, Валидов и его соратники быстро переметнулись к Комучу, но к 1919 г. его уже не было и теперь им приходилось выбирать между Колчаком и Лениным. Башкирские ли­деры мало кому доверяли, и их неприязнь к большевизму уже спустя неделю после перехода к красным усилилась. Тем не менее, Валидов почти не видел смысла опять возвращаться к белым, поскольку те могли поставить его к стенке за предательство. На данный момент он и его соратники хотели быть вместе с Советами и использовать это обстоятельство в своих интересах.

В августе 1919 г., после окончательного ухода белых из Урало-Поволжья, валидовцы вернулись в Башкортостан, планируя воплотить в жизнь свои планы и начать избавление края от наследия русского империализма.¹³⁷ Несмотря на официальное признание Москвой башкирской автономии, антиимперские ло­зунги Советов, и официальные, а иногда и теплые личные отношения Валидова со Сталиным, башкирские руководители столкнулись с серьезными пробле­мами. Особую опасность для них представляло враждебное отношение местных советских и коммунистических властей к башкирской автономии. Кроме того, существовали острые политические разногласия между башкирскими руково­дителями и их местными противниками, но особенно – между башкирами и Москвой. Ситуация осложнялась неопределенностью мартовского соглашения 1919 г., а разруха, дефицит, социальное разложение и всеобщий хаос Граждан­ской войны обостряли любой местный конфликт в Башкортостане. Рост разоча­рования башкир в советском эксперименте над ними сопровождался ростом обеспокоенности Москвы, что ее башкирские союзники уходят из-под кон­троля.

С самого начала, в 1918 г. большинство русских коммунистов в Уфим­ской и Оренбургской губерниях считали, что национальные республики, и, в частности, Башкирская, не заслуживают хорошего к ним отношения. Анало­гичным образом рассуждали многие коммунисты Малой Башкирии, которые по-прежнему гордились своими многочисленными парторганизациями на уральских рудниках и металлургических заводах, особенно в Белорецке и Стерлитамаке. Коммунистов Башкирии поддерживали официальные предста­вители ЦК, такие как Федор Самойлов, Артем (старый большевик с Украины) и Евгений Преображенский, которого Политбюро направило в Башкортостан по­сле того, как он вместе с Бухариным завершил свой известный комментарий к программе партии¹³⁸. Упомянутые политики не разделяли идей Ленина и Сталина о создании республик для малочисленных народов типа башкир. Областной комитет партии (обком), который оформился в Малой Башкирии в ноябре 1919 г. и где всем заправляли русские и татары, возглавлялся «москвичами». Глав­ной фигурой в нем был ярый враг башкирской автономии Гали Шамигулов, участвовавший в арестах Валидова и других башкирских руководителей в на­чале 1918 г. В то время Троцкий сообщал в Центральный Комитет: «При опре­делении отношений к Башреспублике нужно учесть вредные уфимские на­строения. Там открыто говорят о Башреспублике как о временной подачке, чем крайне раздражают башкир. Преображенский на партсобрании говорил о необ­ходимости пересмотреть национальную программу на партийном съезде и об­винял Цека в принесении уфимских рабочих в жертву восточной политике. Узость Эльцина (уфимский партийный лидер. – Д.Ш.), истерия Артема, фило­софия Преображенского превращают нашу башполитику в свою противопо­ложность»¹³⁹.

Политическая жизнь в Малой Башкирии сразу же превратилась в долгую борьбу за власть между националистами в Башревкоме и преимущественно русскими коммунистами, засевшими в обкоме и советских учреждениях сосед­них губерний. Повсюду кантонные власти (где преобладали башкиры) в Баш­кортостане сталкивались лоб в лоб с преимущественно русскими по составу партийными комитетами.

Инициатором конфликта выступала Уфа. Обширные территории Уфим­ской губернии согласно мартовскому соглашению 1919 г. предполагалось пере­дать Малой Башкирии. Уфимский же губревком настаивал, чтобы передача территорий Башкортостану происходила постепенно, дабы не сорвать продраз­верстку. В ответ на это 26 августа 1919 г. Башревком вынужден был объявить свой Декрет № 1, которым принял на себя всю власть в республике. Декрет, по существу, отменил на территории Малой Башкирии все советские законы и приостановил изъятие у республики хлеба, леса и других ресурсов. Было ясно, что башкирское руководство рассматривало свою автономию всерьез, особенно в таком деликатном вопросе, как продовольственное снабжение. За неделю Уфимский губревком составил длинный список враждебных, с его точки зре­ния, действий Башревкома: запрет на вывоз пищевых продуктов и других ре­сурсов из Башкирской республики и контроль за этим со стороны военных от­рядов; создание трудностей для Уфимского губернского комиссариата продо­вольствия в проведении продразверстки; высылка представителей Уфы с баш­кирской территории.¹⁴⁰

Разногласия по вопросу о реквизициях военного времени, переросли в на­стоящие экономические блокады, которые устанавливали друг против друга Башкортостан и его соседи. В декабре 1919 г. начальник башкирского гарни­зона Стерлитамака Ишмурзин запретил вывозить кожу и другое сырье из го­рода (в Стерлитамаке имелся крупный кожевенный завод). Оренбургские вла­сти предприняли ответные меры, задержав текстиль и другие товары, предна­значенные для Башкортостана, и распределив их в своей губернии. Башкирские должностные лица, ответственные за поставки продовольствия, сообщили в Москву, что Оренбург блокировал отгрузку текстиля «с контрреволюционной целью, желая возбудить башкир против Советской власти», а в марте 1920 г. два башкирских кантона, оставшихся без оренбургского текстиля, приостано­вили поставки в губернию своего хлеба. Тогда оренбургские коммунисты обви­нили Башкирскую республику в организации экономического кризиса в Орен­буржье¹⁴¹.

Политика в области продовольствия и природных ресурсов не была един­ственным спорным вопросом. Непростой оставалась ситуация вокруг демарка­ции границ Башкортостана. Башкирская территория была очерчена мартовским соглашением 1919 г. на основании составленного Валидовым «Положения об автономной Малой Башкирии» (1918 г.). Оба эти документа имели недостатки. Во-первых, они основывались на сведениях, собранных в 1906-1913 гг. земст­вами, однако в последующее время многие из населенных пунктов были разде­лены, слиты или переименованы. Было неясно, какие поселения, существовав­шие в 1919 г., предполагалось присоединить к Малой Башкирии. Во-вторых, авторы «Положения» сосредоточились на пограничных населенных пунктах и мало обращали внимание на внутреннюю башкирскую территорию. Поэтому Башревком хотел пересмотреть текст мартовского документа. В этом вопросе его частично поддержали власти Уфимской и Оренбургской губерний, которые были склонны интерпретировать соглашение 1919 г. буквально и с выгодой для себя. Башкирские должностные лица жаловались в Москву, что Уфа препятст­вует передаче территорий Башкортостану, а уфимские власти обвиняли Баш­ревком в незаконном захвате земель, не упомянутых в мартовском соглашении 1919 г.

И Ленин, и Сталин, признавая башкирскую автономию, шли на огромный политический риск, ибо ее противники имелись везде – и в самом маленьком русском селении на Урале, и в Политбюро, не говоря уже о высокопоставлен­ных татарских кадровых работниках. И Ленин, и Сталин в 1919-1920 гг. вме­шивались в башкирские дела, чтобы сохранить автономию Башкортостана. Од­нако их сотрудничество с Валидовым завершилось крахом. Выделяют пять причин этого, которые обнаружились уже в начале 1919 г.: резкие разногласия о целях автономии; нестабильность советской национальной политики; доверие Москвы к местным руководителям, выступавшим в качестве проводников ее политики; непримиримый конфликт автономии с другими приоритетными на­правлениями политики большевистского режима; эскалация насилия в ходе Гражданской войны.

Огромная политическая и идеологическая пропасть, отделявшая два (со­ветский и башкирский) подхода к проблеме автономии, вероятно, была глав­ным препятствием для решения данного вопроса. Валидов и его соратники счи­тали себя авангардом борьбы мусульманских тюрков против европейского им­периализма, или точнее, русского господства в Башкортостане, и их действия после 1917 г. должны были полностью ликвидировать последствия владычества русских. Башкирские вожди полагали, что земли, ранее изъятые у башкир, должны быть возвращены; русские крестьяне-иммигранты, или по крайней мере недавние переселенцы, должны вернуться в Россию; необходимо восста­новить автономию башкир и Башкирское войско, но уже в виде национальной республики со своей армией; башкиры должны иметь право сами распоря­жаться всей землей, продовольствием и остальными ресурсами на «своей» тер­ритории. Однако, как только большевистские руководители в конце весны 1920 г. приняли окончательное решение по автономии Башкортостана, стало ясно, что башкиры напрасно тешили себя иллюзиями.

Несмотря на ту настойчивость, с которой Ленин и Сталин от­стаивали идею создания национальных республик и привлекали на свою сторону нерусские элиты, многое в советской национальной политике периода 1917-1919 гг. было делом случая, сопровождалось заключением слабых поли­тических союзов, серьезными просчетами и извращениями московской поли­тики на местах, что искажало и сужало планы большевистских лидеров. Уже в 1918 г. Москва столкнулась со всем этим при проведении своей башкирской политики. Признание Лениным и Сталиным башкирской автономии в начале 1919 г. было, конечно, серьезным вмешательством Москвы в местные дела и даже, может быть, ее крупной уступкой башкирам. Однако с политической точки зрения идея автономии была разработана из рук вон плохо, а реализована Красной Армией ужасно, что привело к множеству непредвиденных конфлик­тов не только между башкирами и русскими, но и между татарами и башкирами (в частности, по вопросу о Татаро-Башкирской республике). Кроме того, соглашение, подписанное в марте 1919 г., определило распределение полномочий между центром и республикой только в самых общих вопросах, оставив спор­ные моменты вне рамок документа. Следует признать, что советские руководи­тели с самого начала дали устное, а не правовое определение понятию «автономия», и лишь кризис в Башкортостане вынудил их юридически обосновать его в 1920 г. Третьей причиной, приведшей к концу советско-башкирского сотрудничества, были действия местных русских должностных лиц, стремившихся саботировать политику Москвы, чтобы подстроить ее под себя. Отмечу, что в 1919 г. в Башкортостане и соседних губерниях насчитывалось в лучшем случае несколько десятков сторонников ленинско-сталинской национальной политики из числа русских. Русские, заседавшие в местных Советах и в коммунистической парт­организации, нередко рассматривали башкирскую национальную автономию как противоречащую принципам пролетарского интернационализма и отказы­вались делить власть и природные ресурсы с «контрой». К этому зачастую примешивалось презрение многих русских к «инородцам». Тем временем, бес­компромиссный антиимпериализм Валидова и его борьба за башкирский суве­ренитет заставили местных русских и Москву заподозрить, что валидовцы во­все не стремятся войти в федерацию или получить в составе советской империи статус «младшего брата», а добиваются независимости по примеру Финляндии¹⁴². Ясно, что местные русские кадровые работники были обеспокоены далеко идущими планами башкирских лидеров, особенно их проектами возвращения себе земель и изгнания недавних русских переселенцев. И хотя Башревком почти ничего не делал в этом направлении, такие планы у башкирских руково­дителей были, и они вызывали у русских колонизаторов самые серьезные опа­сения. Конечно, ленинско-сталинская национальная политика была лишь одной из со­ставляющих курса большевистских вождей. Во время Гражданской войны ком­мунисты в первую очередь боролись за выживание своего режима, поэтому они опирались на строгую военную дисциплину, осуществляли продразверстку и жестоко подавляли «контрреволюцию». Если это давало выгоду, большевики иногда шли на уступки националистическим движениям; так, например, при­знание Москвой башкирской автономии способствовало сильному ослаблению колчаковского фронта в начале 1919 г. Однако в конечном итоге автономная Башкирская республика столкнулась с большевистскими экономическими, по­литическими и военными планами, обусловленными Гражданской войной. Удивление вызывает то, что центр долго откладывал переход к решительным действиям в этом вопросе. Хотя Политбюро активно разжигало борьбу за власть в Башкирской автономии, чтобы последняя не вышла из под контроля Москвы, первое время большевики не стремились всюду совать свой нос и под­держивали не только местных русских коммунистов. В частности, Ленин и Троцкий признавали справедливость многих жалоб башкир на «великорусский шовинизм». В свою очередь, башкиры успешно эксплуатировали (зачастую без всякой задней мысли) антиимперские настроения «старшего брата». Руководи­тели большевиков, казалось, пошли на ограничение башкирской автономии в 1920 г. чуть ли не против своего желания. Однако, учитывая остроту социаль­ных и этнических конфликтов в пограничных окраинах и отрицательный эф­фект от поддержки им инициатив русских и националов на местах, центр решил усилить свое влияние в национальных республиках. Это означало точное раз­граничение территории республик, четкое разъяснение Москвой своих админи­стративных и юридических целей, и, главное, запрещение всяких местных ини­циатив и ограничение полномочий местного органа власти. Только таким обра­зом национальную автономию можно было совместить с продразверсткой, ра­циональным использованием войск и разгромом белого движения и интервен­тов. Зигзаги советской национальной политики во время Гражданской войны, действительно, трудно понять, поскольку они носят случайный характер.

Наконец, нельзя игнорировать беспрецедентный всплеск жестокости, вы­званный революцией и крахом российской государственности после 1917 г. В период Гражданской войны армии белых и красных неоднократно занимали Башкортостан, неся с собой грабежи и насилие. Все участники этой драмы – ту­земцы, переселенцы, дезертиры и противоборствующие политические группи­ровки – использовали военную силу в качестве единственного способа разре­шения конфликтов, не идя при этом ни на какие компромиссы и переговоры. Особенно последовательно расправлялись со своими противниками больше­вики. В июне 1920 г., когда Валидов и его соратники навсегда покидали Баш­кортостан, они стали свидетелями массовых расстрелов и зверских расправ русских поселенцев, красноармейцев и отделов ЧК над башкирскими офице­рами, солдатами и крестьянами. Конечно, Валидов и его башкирские отряды тоже не были безгрешны, но этот вопрос еще требует исследования. Главным было то, что политический союз башкир с большевиками в 1919-1920 гг. закончился на кровавой ноте. Слишком высока была персональная ответственность в игре, в которой незначительные просчеты могли привести к далеко идущим последствиям; игроки, вероятно, испытывали на себе огромное психологическое давление. Поэтому неудивительно, что когда звезда Валидова на небосклоне советского истеблишмента стала закатываться, он предпочел уйти за кордон, а не ждать, когда за ним явится ЧК. Кроме того, отношения между большевиками и башкирскими националистами с самого начала были настолько накалены, что установление межэтнической гармонии и преодоление наследия прошлого, чего так хотели обе стороны, но чего так трудно бывает достичь даже в мирное время, в условиях Гражданской войны сделать было абсолютно невозможно

36. Башкирское областное Шуро, его задачи. Отношение Временного правительства к национальному движению и к вопросу об автономии Башкортостана.

37. Государство и право Башкортостана в период гражданской войны. «Соглашение Российского рабоче-крестьянского правительства с Башкирским правительством о Советской автономии Башкирии» (март 1919 г.) и ее историческое значение

38. Осуществление Советской автономии Башкортостана. Декрет ВЦИК и СНК РСФСР от 19 мая 1920 г. «О государственном устройстве Башкирской АССР».

39. Конституция Баш. АССР 1925г. Основные положения и значение

. В результате объединительного движения советских республик в 1922 году был образован Союз ССР. 6 июля 1923 года Центральный Исполнительный Комитет (ЦИК) СССР принял общесоюзную Конституцию, которая 31 января 1924 года была утверждена II Всесоюзным съездом Советов.

Конституция СССР 1924 года закрепила принципы добровольности и равноправия объединения Советских республик в союзное государство, установило структуру и комплектацию высших органов государственной власти и управления Союза ССР. В ней содержались положения о суверенных правах союзных республик и охране их Союзом ССР, о праве свободного выхода каждой союзной республики из Союза, о возможности изменения территории союзной республики только с ее согласия, о едином союзном гражданстве при сохранении гражданства республик. Конституция установила двухпалатное построение Центрального Исполнительного Комитета СССР-высшего органа государственной власти СССР в период между сессиями Советов.

Конституция СССР 1924 года создала законодательные основы для утверждения единства, дружбы и сотрудничества всех союзных республик, всех наций и народностей в рамках единого союзного государства.

XI Всероссийский съезд Советов предложил ВЦИК разработать изменения Конституции РСФСР, рассмотреть и утвердить их на очередной сессии ВЦИК и внести на окончательное утверждение XII Всероссийского съезда Советов. Рассмотрев проект конституционных изменений XII Всероссийский съезд Советов 18 ноября 1925 года утвердил новый текст Конституции РСФСР, в котором принципиальные положения Конституции РСФСР 1918 года (об основах общественного устройства, классовой основе государства, избирательной системе, правах граждан и др.) сохраняли свое значение. Вместе с тем вносились существенные изменения, дополнения. В частности, появилась специальная, четвертая, глава об автономных республиках и областях, предусматривающая принятие каждой национальной советской автономной республикой своей конституции. «Основные законы (Конституции) автономных советских социалистических республик, - говорилось в статье 44 Конституции РСФСР 1925 года, - принимаются их съездами Советов, представляются на утверждение Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и вносятся на окончательное утверждение Всероссийского съезда Советов». А о правах ЦИК автономных республик говорилось, что они определяются конституцией каждой автономной советской социалистической республики; законодательная деятельность автономных властей должна осуществляться в пределах прав, предоставленных автономным советским социалистическим республикам.

В соответствии с изменениями в Конституции РСФСР во всех автономных советских социалистических республиках, входивших в состав РСФСР, началась разработка проектов собственных Конституций, а Президиум ВЦИК в октябре 1925 года образовал специальную комиссию из представителей ЦИК автономных республик во главе с членом ВЦИК для предварительной разработки основных положений конституций автономных республик РСФСР.¹⁴³

Разработку проекта Конституции Башкирии взял на себя Народный комиссариат юстиции БАССР. Исходя из Конституций РСФСР и СССР, Наркомюст БАССР подготовил и в начале 1925 года представил свой проект конституции на рассмотрение V Всебашкирского съезда советов, состоявшегося 21-27 марта 1925 года.

Первоначальный вариант проекта Наркомюста, датированный 26 февраля 1925 года, состоял из четырех глав: