Билет 6

1. Тема обездоленного детства в творчестве писателей 80-90-х годов XIX в. (а.П.Чехов, да Серафимович, д.Н. Мамин-Сибиряк).

Странной и своенравной была судьба многих писателей в прошлом. Одних с первых же шагов литературной деятельности сопровождали успехи, слава, других преследовало равнодушие или враждебное замалчивание, а то и травля. Одни быстро становились любимцами публики, о них неустанно шумела критика. Другие всю свою жизнь, несмотря на их упорный труд, оставались в тени, их отвергали, хотя и не отрицали их дарований.

Вспомним 80-е годы. Кто из писателей привлекал тогда особое внимание интеллигенции? Златовратский с его иконописными мужичками, с его утопическими общинными "устоями", Гл. Успенский с его поисками несуществующей благодетельной общины, вместо которой он находит дьявольский "купон", Короленко с его мягким и грустным лиризмом и, наконец, в годы крушения народнических идеалов -- Надсон и Гаршин. В эти годы и пришел в литературу, претерпев большие трудности, Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк. Ему особенно "не везло" на этом пути: двери редакций больших журналов долго перед ним не открывались, хотя он настойчиво стучался в них. Его страшные повествования о кровавом пире чудовищного хищника -- российского "желтого дьявола", который разрушал все старые устои, насаждал всюду свои порядки и с безумным разгулом разбойника грабил и обрекал на голод и вымирание массы трудового народа,-- пугали народнических пророков и тогдашнюю интеллигенцию. Но капитализм, утверждая свое господство, опрокидывал всех народнических богов и втаптывал в грязь все их мечты и иллюзии. Это была грубая действительность, от которой нельзя уже было отмахнуться, однако фанатики от народничества все-таки упорно отрицали эту действительность и продолжали жить своими сентиментальными иллюзиями. Мамин-Сибиряк явился не ко времени, хотя и вовремя. Он не мог не явиться, потому что его выдвинула сама действительность, сама историческая необходимость. Беспощадная правда его потрясающих эпопей была неотразимой, но она противоречила "творимым легендам" Златовратских, Михайловских, Юзовых и целой плеяды группировавшихся около них благовестников народнических откровений. Гл. Успенский видел это капиталистическое страшилище -- и не только в городе, но и в деревне.-- и мы помним, как на него ополчился Златовратский с его паствой.

Даже после того как Мамин-Сибиряк пробил себе дорогу в литературу, критика старалась не замечать его. И только впоследствии беллетрист Альбов и критик Скабичевский вынуждены были признать бесспорное значение Мамина-Сибиряка как своеобразного художника, но рассматривали его творчество как творчество областного, преимущественно уральского бытописателя. Отдавая должное исключительному таланту писателя, литературовед Е. А. Соловьев-Андреевич и критик М. П. Неведомский не находили в его творчестве ничего жизнеутверждающего.

Буржуазная печать не уделяла Мамину-Сибиряку своего внимания. И это понятно: такой обличитель разбоя, злодеяний и безумного авантюризма капиталистов не мог вызвать сочувствия у либеральных торгашей.

Досадно, что советское литературоведение еще до сих пор не сказало о Мамине-Сибиряке своего авторитетного слова, что у нас нет еще о нем серьезных монографий. А между тем творчество Мамина-Сибиряка полностью принадлежит нам, и только наши литературоведы могут глубоко и всесторонне вскрыть и исследовать богатое наследие этого большого и проникновенного художника и помочь советскому читателю по справедливости оценить его величие. А ведь его значимость в литературе отметил еще в давние времена В. И. Ленин.

Мамин-Сибиряк родился и рос на Висимо-Шайтанском заводе в Нижне-Тагильском заводском районе. Это был один из многих старинных заводов, принадлежавших промышленной династии Демидовых. Уральские заводы славны были рабочими восстаниями против рабства, против свирепой эксплуатации труда, против крепостной зависимости. Знаменитое восстание крестьян Далматовского Успенского монастыря 1762--1764 годов, известное под названием "дубинщины", не прошло мимо крепостных рабочих уральских заводов. Уральские рабочие боролись в первых рядах войск Пугачева, захватывали заводы, сами управляли ими, лили пушки и делали ядра и оружие для восставших.

Волнения среди крепостных рабочих и крестьян происходили непрерывно начиная с XVIII века. После так называемого "освобождения крестьян" 1861 года волнения эти значительно усилились: царская "реформа" лишила крестьян земли, привела их к обнищанию и пролетаризации, а среди рабочих образовалась многочисленная армия безработных. На Урале капиталистическая эксплуатация приняла особые формы: "...самые непосредственные остатки дореформенных порядков,-- писал В. И. Ленин в своей книге "Развитие капитализма в России",-- сильное развитие отработков, прикрепление рабочих, низкая производительность труда, отсталость техники, низкая заработная плата, преобладание ручного производства, примитивная и хищнически-первобытная эксплуатация природных богатств края, монополии, стеснение конкуренции, замкнутость и оторванность от общего торгово-промышленного движения времени -- такова общая картина Урала". [В. И. Ленин, Сочинения, изд. IV, т. 3, стр. 427.] Эти варварские полуфеодальные условия, в которых находилась уральская промышленность, существовали вплоть до Великой Октябрьской социалистической революции.

В 90-х годах волнения и забастовки рабочих на уральских заводах значительно усилились и отличались уже более наступательным характером: рабочие предъявляли требования об увеличении заработной платы и нередко добивались победы. Но правильного, организованного руководства рабочим движением не было: возникший в середине 90-х годов "Уральский рабочий союз" был по существу аморфной организацией из народников и экономистов и, конечно, не мог быть авангардом рабочего класса. По словам В. И. Ленина, между террористами и экономистами "есть не случайная, а необходимая внутренняя связь... преклонение пред стихийностью...". [В. И. Ленин, Сочинения, изд. IV, т. 5, стр. 388.] И, конечно, этот беспочвенный союз прекратил свое существование. Революционная история организованного рабочего движения на Урале начинается только с создания искровского комитета партии в 1903 году.

Необузданный разбой, безумный авантюризм, сплошные кровавые оргии алчных охотников наживы, страшные эпидемии спекуляций, баснословные обогащения и катастрофические крахи и, с другой стороны, непрекращающийся мощный протест бесправных рабочих и крестьян -- вот атмосфера, в которой рос будущий летописец Урала, певец его красот и грозный обвинитель капиталистических людоедов. В своих талантливых произведениях он разоблачает грязь и пошлость капиталистического мира, становится беспощадным судьей рабовладельцев и работорговцев и страстным защитником угнетенных и обездоленных тружеников.

С развитием капиталистического производства, писал Маркс в "Капитале", "общественное мнение Европы освободилось от последних остатков стыда и совести. Нации цинично хвастались всякой гнусностью, раз она являлась средством для накопления капитала". [К. Маркс, Капитал, т. I, 1951, стр. 762.] И дальше: "...ужасная и трудная экспроприация народной массы образует пролог истории капитала... Экспроприация непосредственных производителей производится с самым беспощадным вандализмом и под давлением самых подлых, самых грязных, самых мелочных и самых бешеных страстей". [Там же, стр. 765.]

Вот этих экспроприаторов народной массы, этих вандалов, пораженных бешенством самых подлых, грязных, преступных страстей, талантливо изображает в своих произведениях Мамин-Сибиряк.

В отличие от многих литераторов его времени Мамин-Сибиряк всегда был в самой гуще живой жизни. Может быть, рядом с ним стоял только Глеб Успенский. Он был самый страшный и грозный свидетель тех преступлений, злодейств и безумия русской буржуазии, которые с дьявольской дикостью проявлялись особенно на Урале.

Заводы при крепостном режиме владели огромными земельными пространствами и эксплуатировали труд сотен тысяч крестьян, прикрепленных к этим заводам. Это были своеобразные промышленные княжества, которым посессионное право обеспечивало даровой рабский труд. Владельцы этих промышленных латифундий, магнаты железа и золота, вроде Демидовых, Строгановых, были неограниченными монополистами. Жили они не на Урале, а в столице или жуировали за границей, заводы же со множеством рабов управлялись доверенными их лицами, которые, как воеводы, хозяйничали в этих грандиозных владениях. Заводчики платили копейки голодным людям и загребали сказочные прибыли.

Очень ярко и типично изображено это в таких романах, как "Горное гнездо", "Приваловские миллионы", "Три конца", "Золото". Никто до Мамина-Сибиряка не рисовал таких типических фигур, как грабители, авантюристы, наглые дельцы, готовые на всякие гнусные жестокости, на разбой, на обман, на интриги, чтобы захватить власть, богатство и деспотически распоряжаться целым краем. Вот львица, Раиса Павловна ("Горное гнездо"), прозванная "царицей", жена главного управляющего, которая завладела магнатом Лаптевым и все забрала в свои руки; вот верный ее подручный -- опричник, палач рабочих и крестьян -- Родион Сахаров; вот Прейн -- алчный разбойник, буквально истребляющий трудовое население ради личной наживы. Тут всё и все служат золотому дьяволу; все продажно: и честь, и совесть, и любовь, и жизнь. Один из раздавленных железной пятой капитала, Прозоров, плачет пьяными слезами и жалуется в отчаянии. "Господи, какое время, какие люди, какая глупость и какая безграничная подлость!.. Посмотрите, какой разврат царит на заводах, какая масса совершенно специфических преступлений, созданных специально заводской жизнью... Наука, святая наука и та пошла в кабалу к золотому тельцу!"

"Желтая лихорадка" заражает всех, разрушает патриархальную жизнь, все устои, разлагает души. Это основная тема писателя. В романе "Дикое счастье" она с потрясающей силой воплощена в судьбе семьи Брагиных.

Изображая события и сложнейшие коллизии, вскрывая характеры героев этих событий -- денежных воротил, промышленных хищников, авантюристов -- и в противоположность им обреченных на страдание, на рабство, часто на гибель простых, чистых сердцем людей -- и крестьян и рабочих,-- Мамин-Сибиряк в каждой строке своих произведений пламенно, страстно выражает свой гнев и непримиримую свою ненависть к угнетателям и разбойникам и глубокое сострадание к жертвам этих свирепых "хозяев жизни" этих кошмарных Мидасов, обращавших в золото слезы, муки и кровь подневольных тружеников. С какой любовью к этим труженикам, с каким горячим участием к их трагической судьбе пишет он каждую страницу, и как любуется он силой, мужеством, героизмом этих людей в часы их невероятной борьбы с бурной стихией или богатырских трудовых подвигов! В каждом своем романе Мамин-Сибиряк -- участник всех событий, и всегда он -- на стороне угнетенных, обездоленных, раздавленных страшной лавиной капитала.

Жизнь во всех ее проявлениях -- в борьбе, в любви, в горе и радости, в кипении толп, в игре солнечных красок, в удали и разливной песне, в дремучей красоте природы -- вот к чему стремилась душа писателя. Его уральские пейзажи -- классическая живопись. Только он, этот большой художник, впервые показал нам уральские дебри, нарядно убранные лесами горы, первобытные утесы и нагромождение разноцветных каменных глыб и широкие зеркальные пруды, давным-давно созданные руками умельцев. Любопытно его признание: "За очень немногими исключениями настоящая равнинная Русь чувствуется только у Л. Толстого, а горная -- у Лермонтова,-- эти два автора навсегда остались для меня недосягаемыми образцами". И Мамин-Сибиряк так глубоко раскрыл дремучие глубины и необъятные предгорные просторы, что они волнуют, как раздольные русские песни.

Мамин-Сибиряк -- подлинно народный писатель. В своих произведениях он проникновенно и правдиво отразил дух русского народа, его вековую судьбу, национальные его особенности -- мощь, размах, трудолюбие, любовь к жизни, жизнерадостность. Мамин-Сибиряк -- один из самых оптимистических писателей своей эпохи. Доказывать это нет необходимости: стоит прочесть любую из его книг, чтобы убедиться в этом. Даже в самых "страшных" его романах и повестях на каждой странице чувствуется радостное любование жизнью. И тем более важно отметить, что он как художник развернулся в годы распада народничества, в самую тяжелую эпоху реакции, разочарований, растерянности, в эпоху "безвременья". Марксизм только еще нарождался в России, рабочий класс был еще не организован. Отлив народнических настроений и верований еще не сменился приливом новой, пролетарской идеологии. И это обстоятельство, конечно, отразилось на мировоззрении писателя: оно было в известной мере противоречиво. Мамин-Сибиряк до некоторой степени знаком был с марксизмом, но основной сути этого учения понять не смог. В этом была беда художника, это ограничивало его художественное зрение и ослабляло идейную значимость его повествований. И, несмотря на народность его творчества, на демократические его настроения и взгляды, он не мог еще видеть путей развития пролетарского движения, хотя, повторяю, и чувствовал могучую силу, скрытую в массе трудового народа. Но книги его, как беспощадный обвинительный акт против разбойничьего русского капитализма, служили наглядным материалом в научных исследованиях марксистов.

Серафимович Александр Серафимович

СЕРАФИМОВИЧ, Александр Серафимович, псевдоним, настоящая фамилия Попов [7(19).I.1863, станица Нижне-Курмоярская, ныне Цимлянского р. Ростовской обл.-- 19.I.1949, Москва] -- писатель, журналист. Происходил из казацкой военно-чиновничьей среды. Детство прошло на Дону, природа которого навсегда запечатлелась в душе ребенка. Семья неоднократно переезжает из города в город, пока окончательно в 1874 г. не обосновывается в станице Усть-Медведицкой (в 1933 г. она получает статус города и новое название -- г. Серафимович). С. сначала учится дома, потом поступает в гимназию, не оставившую в нем ярких воспоминаний. Первое же, наиболее сильное Впечатление детства -- расправа с беглым казаком -- отразится позже в рассказе "Этюд из детской жизни" (1898).

В 1890 г. С. получает разрешение вернуться в родные места под надзор полиции. Он не оставляет революционную пропаганду, собирая вокруг себя молодежь. С. добывает себе средства на жизнь частными уроками, но продолжает и литературную деятельность -- пишет серию автобиографических рассказов о детстве ("Бегство в Америку", "Поход" и др.). И впоследствии события личной жизни часто становились основой многих его произведений -- отсюда пристрастии С. к точности, документу.

С 1892 г. С. живет в Новочеркасске, устраивается работать в газету "Приазовский край", где выполняет обязанности и обозревателя (репортажи о мариупольской жизни), и очеркиста и фельетониста. Острота публикаций С., в которых содержались нападки на местные власти на иностранных акционеров, заставила редакцию расстаться с неугодным сотрудником, и он переходит в либеральную "Донскую речь", где также публикует статьи и очерки в защиту обездоленных обитателей дна, осуждает самоуправство и произвол буржуазных воротил. В фельетонах, очерках все отчетливее звучала уверенность писателя в невозможность исцелить "незаживающие язвы" (название одного из очерков) общества увещеваниями и отдельными реформами. В художественных произведениях этого периода мысль о противоположности и непримиримости интересов пролетариата и буржуазии отчетливо выражена в рассказах "Стрелочник", "Под землей", "Маленький шахтер", "Семишкура", "Инвалида, "Машинист", "На заводе". Рабочие обрисовываются им не только как страдальцы. Уже тогда С. начинал прозревать в них "великую силу" (Луначарский А. В. Статьи о литературе.-- М., 1957.-- С. 381).

В 1901 г. вышла первая книга С. "Рассказы и очерки". В 1902 г. по приглашению Л. Андреева, с которым у С. надолго установились дружественные отношения, писатель переезжает в Москву для работы в газете "Курьер". В "Курьере" он ведет постоянные рубрики "Заметки", "Обо всем", начинает большее внимание уделять вопросам искусства, выступает пропагандистом творчества писателей-реалистов. Вскоре он сближается с кругом демократически настроенных писателей -- телешовской "Средой". Несколько позже становится активным "знаниевцем" (знакомство с М. Горьким состоялось в 1902 г.). Постепенно С. начинает овладевать "школой Горького", уроки которого скажутся в его произведениях периода первой русской революции, написанных по свежим впечатлениям от революционных боев: "Похоронный марш", "Мертвые на улицах", "На Пресне". По словам С, в эти дни он "увидел, как вырос... рабочий класс", оценил его "мужество и отвагу" (Собр. соч.-- Т. 3.-- С. 392). Внимание писателя привлекает прежде всего образ "собирательного деятеля" (В. Боровский) -- массы, завоевывающей себе свободу. И если ранее стиль С. отличали безыскусственность, мягкость, юмор, то теперь на смену им приходит напряженный, подчеркнуто экспрессивный тон повествования, появляются символические детали (рождение ребенка в рассказе "Среди ночи"), особую роль начинает играть цветовая гамма, лирические авторские отступления. А прием многоголосия как нельзя более точно раскрывает процесс пробуждения народного сознания. Этот же мотив -- приобщение человека из народа к социальной борьбе и изменение его психологии, но уже на примере индивидуальной судьбы дан С. в рассказе "Бомбы" (1906), героиню которого часто сопоставляют с горьковской Ниловной. Вера в конечное торжество новых идей, брожение в среде крестьянства воссоздаются им в рассказах "У обрыва", "Зарева".

В эти и последующие годы расширяется и тематический диапазон произведений С. В поле зрения писателя попадает и быт полупролетарской массы города, жизнь "мышиного царства" (см. одноименный рассказ) -- рассадника мещанства. С. рисует проникновение "чумазого" в деревню, расслоение в среде крестьянства, вызревание хищнической психологии у честных тружеников ("Отрезанный ломоть", "В винограднике"). Губительную власть собственности испытывают на себе герои "Вражьей земли" и "Родной земли". Искажение естественных человеческих чувств под влиянием капиталистических отношений, "собственническое озверение" (А. Луначарский) запечатлены С. в рассказах "Заяц", "Ледоход", "На берегу". Значительным творческим достижением в этом направлении стали "Пески" (1908), очень понравившиеся Л. Толстому. Рассказ о жизни крестьянки, отдавшей красоту, молодость, любовь за возможность стать владелицей мельницы, перерастает в полное трагизма повествование о загубленной душе, о "песках" собственности, поглощающих всех вокруг. Лицемерие буржуазных болтунов, пекущихся о благе народа до тех пор, пока не возникает опасность для личного благополучия, разоблачается С. в рассказах "Погром", "Мать", "Утро", "Любовь", "Ночной дождь". Тонкий психологический рисунок образов отличает рассказы С. о положении женщины-крестьянки. Их героини -- Матрена ("Одинокий двор", 1910), Христя ("Сухое море", 1914), Варвара ("Две ночи", 1913), Малаша ("Фетисов курень", 1916) -- выделяются среди окружающих полнотой душевной жизни, поэтичностью устремлении. Но эти их качества остаются "невостребованными". И С. показывает, как зреют в их душах зерна протеста, приводящего в одних случаях к гибели, в других -- к разрыву с миром порабощения. Мысль С. тревожат и взаимоотношения народа и интеллигенции, нелегкий путь к взаимопониманию ("Две ночи", "Галина").

После поражения революции писатель много ездит по югу России с лекциями о литературе. Основные темы его выступлений -- развенчание антидемократической сущности модернистского искусства, защита искусства социального звучания. Особое внимание он уделяет нравственному облику писателя ("Чехов перед публикой и сам"). Размышления С. по поводу места художника в общественной жизни найдут свое завершение в статье "Писатель и читатель" (1913).

В 1906 г. С. приступает к своему самому значительному произведению дореволюционного периода -- роману "Город в степи" (напечатан в 1912 г. в журнале "Современный мир"), о котором Луначарский отозвался как о произведении, "достойном Бальзака" (Луначарский А. В. Собр. соч.: В 8 т.-- Т. 2.-- С. 531). К этому роману сходятся все линии раннего творчества С., он подытоживает его наблюдения над "ходом рабочего движения, его ростом, его значением" (Собр. соч.-- Т. 4.-- С. 490). История жизни

В период от Февраля до Октября С. пишет очерки, в которых дает принципиальную партийную оценку политической ситуации. Дальнейший путь художника после Октябрьской революции оказывается тесно связан со строительством советской литературы. Вся предшествующая литературно-общественная деятельность С. подготовила его к созданию классического произведения пролетарской литературы -- роману "Железный поток" (1924), который, по определению Луначарского, "уже не только предсказывает, не только оценивает грядущие явления пролетарской революции, но и отражает ее самое" (Луначарский А. В. Собр. соч.: В 8 т.-- Т. 2.-- С. 527).