Звонить — лететь (логика бесконечного небытия)

1

Вот и дом полетел. Сад летит.

Вот и собака полетела. Часы летать.

Вот и сон полетел. Рука летать.

Вот и мать полетела. Орлы летать.

Вот и сад полетел. Копье летать.

Конь полетел. И конь летать.

Баня полетела. Я дом летать.

Шар полетел. И точка летать.

Вот и камень полетел. Лоб летит.

Вот и пень полететь. Грудь летит.

Вот и миг полететь. Живот летит.

Вот и круг полететь. Ой, держите, — ухо летит!

Дом летит. Ой, глядите, — нос летит!

Мать летит. Ой, монахи, рот летит!

2

Дом звенит. Эй, монахи, лоб летит!

Вода звенит. Что лететь, но не звонить! Камень около звенит. Звон летает и звенеть.

Мать, и сын, и сад звенит. ТАМ летает и звонит.

А. звенит. Эй, монахи? Мы летать!

Б. звенит. Эй, монахи! Мы лететь!

ТО летит и ТО звенит. Мы лететь и ТАМ летать.

Лоб звенит и летит. Эй, монахи! Мы звонить! Грудь звенит и летит. Мы звонить и ТАМ звенеть. Эй, монахи, рот звенит!

1930

Преодоление звериной серьезности жизни возможно и необходимо для того, чтобы уменьшить (или даже разрушить) ежедневное присутствие в ней смерти. Не для того, чтобы по-глупому игнорировать ее неизбежность для своего биологического существования, а для того, чтобы по-мудрому распорядиться силами жизни для осуществления ее как своей.

Человека всегда учили этому, учат и сегодня. Учат другие люди, воздействуя на его чувства и разум через множество источников информации. Я склонна думать, что это воздействие падает на те существенные переживания, которые случаются с ребенком в раннем возрасте. Случаются именно с ним, при встрече с реальной смертью, по-настоящему близкой, ощутимой, переживаемой со всей возможной полнотой принятия ее факта. Все последующее только трансформация этого переживания, его конкретизация и рационализация.

Может быть, именно в этих переживаниях надо искать начало этических и нравственных качеств человека, определяющих меру его воздействия на живое, на свою и чужую жизнь. Возможно...

Я нашла созвучные своим предположениям идеи в великолепной книге Филиппа Арьеса "Человек перед лицом смерти", а изысканность мысли и изящество текста покорили в ней навсегда.

Думаю, что заинтересованный читатель прочтет эту книгу сам¹ (она есть и на русском языке), а я просто приведу из нее несколько цитат (с. 495-508), чтобы с их помощью еще раз определить отношение к заявленной теме о жизни и смерти.

Итак, Филипп Арьес — французский историк, антрополог, философ, писал о своей работе и о ее теме: "Исходной гипотезой была та, которую предложил ранее Эдгар Морен: существует связь между отношением человека к смерти и его самосознанием, его индивидуальностью. Эта гипотеза и была бы той путеводной нитью, что вела меня через огромную массу документов, наметив маршрут, которому я следовал от начала до конца... я оглядываю разом целое тысячелетие, и это огромное пространство кажется мне упорядоченным благодаря простым вариациям четырех психологических элементов:

1) Самосознание.

2) Защита общества от дикой природы.

3) Вера в продолжение существования после смерти.

4) и вера в существование зла".

Арьес описывает, как на протяжении тысячелетия формировались и последовательно сменялись разные модели смерти, содержание которых объясняется вариациями этих параметров. Он называет эти модели:

1) "прирученная смерть",

2) "смерть своя",

3) "смерть далекая и близкая",

4) "смерть твоя",

5) "смерть перевернутая".

В первой модели представлены все четыре параметра: смерть не является актом только индивидуальным (и жизнь тоже), смерть заставляет общество сплотиться в борьбе с дикими силами природы, смысл "прирученности" смерти в том, что конец жизни не совпадает с физической смертью человека; смерть ощущается как интимно близкая, привычная, ритуализован-ная, она как бы говорит о неотделимости зла от сущности человека — миф о грехопадении отвечал всеобщему ощущению присутствия в мире зла.

Начиная с XI века эта модель смещается в сторону второй модели — "смерть своя" и является результатом "смещения смысла человеческой судьбы в сторону индивидуального начала". Это приводит к экзальтации индивидуальности, безумной любви к жизни и всему земному. Представление о продолжении существования после смерти проникнуто этой страстью быть собой, человек стал ощущать несоответствие своей души и тела, идея бессмертной души овладела умами и все шире распространяется с XI по XVIII век. Даже слова "смерть" и "умер" заменяются другими: "Бог его душу взял", "отдал Богу душу". Появляется практика завещания и окончательного запрятыва-ния мертвого тела.

Но уже в XVI веке начинают складываться предпосылки для появления модели, которая в наши дни стала неоспоримым фактом — "переворачивание" смерти, которое выражается в страхе смерти как боязни быть похороненным заживо, боязни, которая подразумевает, что есть некое смешанное и обратимое состояние, сочетающее жизнь и смерть.

В XIX веке определяющим в модели смерти становится изменение индивидуального самосознания — до сих пор его составляющим было чувство общности с другими ("все умирать будем") и чувство собственной специфической индивидуальности ("смерть своя"). В XIX веке и то и другое ослабевает, уступая место третьему чувству — "чувству другого, но близкого человека". Отсюда модель "смерть твоя", за которой революция идей, политическая, индустриальная или демографическая революция.

"Страх умереть самому в значительной мере сменяется страхом разлуки с "другими", с теми, кого любишь. Смерть "другого", "тебя" возбуждает пафос, прежде отвергавшийся. Древнее тождество между смертью, физической болью, моральным страданием, грехом нарушается. Рай становится местом, где вос-

создаются земные чувства и привязанности, где им гарантируется вечность.

Сегодняшняя модель смерти определяется очень сильно выраженным чувством ее приватности, индивидуальной принадлежности. "Сейчас массовое общество восстало против смерти. Точнее, оно стыдится смерти, больше стыдится, чем страшится, оно ведет себя так, как будто смерти не существует. Если чувство «другого», доведенное до своих крайних логических следствий, является первой причиной того поведения перед лицом смерти, какое мы наблюдаем в наши дни, то вторая причина — стыд и запрет, налагаемый этим стыдом.

Стыд этот есть в то же время прямое следствие окончательного ухода зла. Подтачивание власти дьявола началось еще в XVIII веке, когда и само его существование было поставлено под сомнение. Вместе с идеей ада стало исчезать понятие греха. Все разновидности духовного и морального зла отныне рассматривались не как данности ветхого человека, а как ошибки общества, которые хорошая система надзора (и наказания) могла бы устранить. Целью науки, нравственности, социальной организации стало счастье, препятствием к нему осталось еще физическое зло, оставалась смерть. Устранить их было невозможно... Медицина устранила болезнь и страдание. Но если нет зла, что же тогда делать со смертью? Общество сегодня предлагает два ответа: один банальный и один аристократический.

Первый есть не что иное, как массовое признание бессилия: не замечать того, чего нельзя предотвратить, вести себя так, как будто его не существует... ни индивид, ни общество не находят в себе достаточной прочности, чтобы признать смерть. Под маской медицины возвращаются пугающая дикость и неистовство неприрученной смерти... для приручения смерти необходима была вера в зло, устранение одного вернуло другое в состояние первоначальной дикости.

Вот почему маленькая элита антропологов, скорее, психологов или социологов, чем врачей или священников, была поражена этим противоречием. Они предлагают не столько «удалить» смерть, сколько «гуманизировать» ее. Необходимо принять реальность смерти, а не стыдиться ее. Речь идет не о возвращении веры в зло, но о попытке примирить смерть со счастьем. Смерть должна только стать выходом, скромным, но достойным человека умиротворенного, за пределы общества, готового ему помогать, общества, которое уже не терзает и не потрясает слишком сильно идея биологического перехода, без какого-либо значения, без боли и страдания, наконец без тревоги".

Эта профессиональная элита предлагает современному человеку множество светских способов осознания и овладения собственными мыслями, чувствами, поведением. Достаточно в качестве примера перечислить названия упражнений из книги Джа-нетт Рейнуотер "Это в ваших силах" (Как стать собственным психотерапевтом. — М.: Издательская группа "Прогресс", "Универс",

1993): "Смерть"¹, "Рисование смерти", "Ручей", "Мудрый старец", "Взгляд из старости", "Три года" (модификация упражнения "Три вопроса к жизни").

Эти упражнения помогают отнестись к смерти как к реальности, к своей реальности, и попытаться преодолеть тот страх, который позволил в свое время Эпиктету сказать о том, что вовсе не смерть — источник всех зол, но скорее страх смерти.