_{АНДРАШ ТАМАШ}

₁

_ПИШИ

ДИАЛЕКТИКА

ПРАВОСОЗНАНИЯ

И ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ

Dr. Tamas Andras

_BIRO

_ES

_TARSADALOM

АНДРАШ ТАМАШ

A jogtudat

esa jogervenyesiiles

dialektikaja

ДИАЛЕКТИКА

ПРАВОСОЗНАНИЯ

И ПРАВОПРИМЕНЕНИЯ

код экземпляра 157491

kozgazdasAgi es jogi konyvkiado

Budapest • 1977

Москва

ЮРИДИЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА 1980

11003-147 012(01)-80

Перевод с венгерского В. Г. Гусева

Ответственный редактор

и автор вступительной статьи —

кандидат юридических наук В. М. Сырых

В монографии освещается роль и значение в социалистическом обществе деятельности судьи по применению законодательства. Автор анализиру­ет возникающие в общественных отношениях вза­имосвязи права и правосознания, показывает роль в работе судьи правотворчества и правопримене­ния, правовых знаний и правового сознания.

Для ученых-юристов, преподавателей, аспи­рантов и студентов юридических вузов.

ХАРЬиОВСКИЙ

Шш. Ла

-98-80 1204000000

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

В условиях развитого социалистического общества, характери­зующегося всемерным расширением демократии, повышается значе­ние законности и правопорядка. «Ибо без дисциплины и прочного общественного порядка демократия неосуществима, — отмечал на XXV съезде КПСС Л. И. Брежнев.— Именно ответственный подход каждого гражданина к своим обязанностям, к интересам народа создает единственно надежную базу для наиболее полного воплоще­ния принципов социалистического демократизма, подлинной свободы личности»¹. Проблемы механизма правового регулирования, эффек­тивности действия правовых норм, их реализации в конкретных отношениях, борьбы с правонарушениями составляют важнейшее направление научных исследований, проводимых как советскими учеными-юристами, так и правоведами других социалистических стран.

Значительный интерес для советского читателя представляет книга известного венгерского ученого Андраша Тамаша «Судья и общество. Диалектика правосознания и правоприменения», в кото­рой рассматриваются актуальные проблемы общей теории права, а именно: проблемы сущности и понятия права, социальной природы применения права, стадии применения права в судебной практике, формы и методы управления правосудием и др. В ней содержатся малоизвестные широкому кругу читателей сведения об истории суда Венгрии, структуре и деятельности судебных органов Венгерской Народной Республики; дается достаточно широкий анализ юриди­ческой литературы ВНР и других социалистических стран по иссле­дуемым автором проблемам.

Значительное место в книге уделяется вопросам понятия права и его соотношения с понятием «сущность права», поскольку, как отмечает автор, нельзя пренебрегать обозначением общего понятия права, по крайней мере, в том объеме, в каком этого требует обще­теоретический вопрос реализации права. Руководствуясь пониманием сущности права как возведенной в закон воли господствующего

© Dr. Tamas Andras Budapest, 1977

Вступительная статья и перевод на русский язык с сокращениями Издательство «Юридическая литература», 1980

1

¹ Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи. Т. 5. М., Политиздат, 1976, с. 546.

класса, А. Тамаш предпринимает попытку раскрыть механизм опо­средования правом материальных, экономических отношений об­щества.

Данная проблема приобретает особую актуальность в современ­ный период в связи с полемикой относительно понимания права, которая ведется на страницах советской юридической литературы. Сложившееся в середине 30-х годов и доминировавшее в юридичес­кой науке понимание права, основанное на отождествлении права и законодательства, становится явно недостаточным в современный период, когда не только правовая реальность осуществила качест­венный скачок в своем развитии, но и правовая наука стала качествен­но другой. В работах советских ученых (Г. В. Мальцева, В. С. Нерсе-сянца, В. А. Туманова, Э. Л. Розина и др.) убедительно показано, что право и законодательство —качественно различные явления, что праву присущи иные сущностные признаки, нежели законодательст­ву. Однако предпринятые попытки дать новое понимание права, раскрыть его собственные содержательные и сущностные признаки пока что во многом остаются только попытками, что объясня­ется как сложностью самой проблемы, так и сравнительно неболь­шим периодом ее исследования с этих позиций.

А. Тамаш последовательно проводит и обосновывает взгляд на право как социальное явление, не сводимое к действующему пози­тивному праву, законодательству. Последнее является таковым постольку, поскольку оно реализуется, воплощается в конкретных отношениях. Право вытекает из общественного производства и су­ществует независимо от законодателя и принимаемых им норматив­ных установлений.

Такое понимание права автор обосновывает следующим обра­ зом. В каждом обществе наряду с производственными и социальны­ ми отношениями в качестве одной из форм их проявления сущест­ вуют объективно, независимо от сознания человека отношения «ценность — интерес». Ценность как определение полезных свойств вещи, предмета и интерес как направленность действия человека на извлечение этих полезных свойств по сути дела представляют собой две стороны взаимосвязи человека и вещи, человека и окружающее го его мира. Ценности обусловливаются производственными и со­ циальными отношениями и физическими материальными свойствами вещей, предметов. Интересы человека даются способом производст­ ва и соединяются с порядком, системой существующих в обществе ценностей, образуя объективную структуру взаимосвязи «ценность~ интерес*. .■ .

Каждая общественно-экономическая формация в соответствии с присущими ей производственными отношениями характеризуется специфической системой отношений «ценность — интерес» и способа-

ми их оценки. Изменение последних возможна лишь йрй условий изменения способа производства и классовой структуры общества.

Отношения «ценность — интерес» познаются людьми. На основе познанного человек дает оценку явлениям, вещам, т. е. определяет, в связи с чемн кому целесообразно осуществлять конкретные дей-стрия, и совершает эти действия. Поступки, действия, осознанные как целесообразные, становятся закономерностью, которая опреде­ляет волю человека и пределы его свободы поведения в обществе. Таким образом, отношения «ценность — интерес», будучи познанны­ми, выступают в качестве основы различных социальных норм, сох­раняются в них в упраздненном виде.

Право как разновидность социальных норм строится на норма­тивном порядке «ценность — интерес» господствующего класса. Правовые нормы представляют собой в конечном итоге политико-правовой интерес класса, основанный на познанных отношениях «ценность — интерес». Понимаемое таким образом понятие сущности права, по мнению автора, не является тождественным понятию права.

Сущность права лежит в основе понятия права, но не раскры­вает его полностью. А. Тамаш пишет, что, будь это иначе, тогда и вести речь о дифференциации двух понятий было бы ни к чему. В работе содержится обстоятельный анализ определений понятия права, данных советскими учеными и учеными других социалистичес-ких стран, основанных на едином понимании сущности права, рас­крытом основоположниками марксизма. В то же время А, Тамаш не дает собственной дефиниции общего понятия права,

В книге высказывается мысль о том, что правоприменительные органы и субъекты права имеют свое собственное понятие права, отличающееся от его научного понимания. В применении права об­щее понятие права сводится к понятию действующей, применяемой юридической нормы, источникам права, а субъектам права оно из­вестно как порядок, подлежащий исполнению и соблюдению. Отжив­шее позитивное право, равно как и плохо сформулированная норма, не соответствуют общему понятию права в обыденном смысле и поэтому чаще всего не соблюдаются.

Не затрагивая всех положений автора о механизме детермина­ции права экономическими отношениями общества — для этого тре­буется специальное исследование, — выскажем наше отношение к позиции автора о различении сущности права и понятия права, а также понятия права в научном и практическом смыслах.

По нашему мнению, понятия «сущность права» и «право» явля­ются тождественными, равнозначными по своему содержанию. В марксистско-ленинском правоведении общее понятие права является основополагающей категорией, призванной раскрыть сущностные,

главные стороны* признаки данного явления. Эти же признаки сос­тавляют и содержание понятия «сущность права». Нет ничего, что было бы присуще сущности права и не входило бы в понятие «право» и наоборот. Названные понятия, будучи тождественными по своему содержанию, различаются, однако, своими функциональными харак­теристиками, что и дает основание для их различения в теоретичес­ком плане. Так, понятие права используется для раскрытия внешних связей права с другими социальными явлениями (государством, мо­ралью, правосознанием и др.), тогда как понятие сущности пра­ва применяется для раскрытия внутренних связей права, характери­зующих соотношение содержания, формы и структуры данного яв­ления.

Не свидетельствует о нетождественности понятий «сущность права» и «право» и факт наличия в литературе множества опреде­лений права, основанных на едином понимании сущности права. Наука не может иметь более одного научного понятия явления, пред­мета, поскольку каждый предмет, явление обладает только одной сущ­ностью. Но это не исключает возможности появления у одного по­нятия множества определений, каждое из которых раскрывает ка­кую-либо одну или несколько сторон, признаков исследуемого. Чем сложнее понятие, тем меньше шансов раскрыть его содержание одной дефиницией. Различия в определениях понятий могут быть также следствием неправильного применения логических методов, недостаточно глубокого знания сущности исследуемого и т. д.

Нет оснований для различения понятия «право» в научном и практическом смыслах. Безусловно, обыденное познание ограничи­вается лишь общими представлениями о явлениях и не может дать их подлинно научных понятий. Следовательно, можно говорить лишь о двух уровнях познания и соответственно двух пониманиях права: во-первых, об обыденном и научном, что, естественно, не равносильно утверждению о двух различных понятиях права, во-вторых, вряд ли правильно утверждать, что обыденному сознанию, по крайней мере, в социалистическом обществе неведомо подлинно научное понимание права. Социалистическое государство ведет ак­тивную работу по идейно-политическому, правовому воспитанию граждан с тем, чтобы все члены социалистического общества вла­дели марксистско-ленинским научным методом подхода к социаль­ным явлениям, знали основные социальные категории, в том числе и научное понятие права.

Изложенное в работе понимание сущности права органически связано с интерпретацией общественной роли правоприменения вообще и правосудия в частности. Данные вопросы хотя сами по себе и не новы, но имеют важное значение для определения путей, форм и методов дальнейшего совершенствования судебных и иных

правоприменительных органов в условиях развитого социалистичес­кого общества.

А. Тамаш предпринимает в целом небезуспешную попытку по­казать применение права как один из моментов объективации юри­дической нормативности, который органически дополняет и развива­ет процесс правотворчества, а в ряде случаев и выполняет его функции.

Автор решительно возражает против понимания примене­ния права как простой формально-логической процедуры подведения единичного (общественной ситуации, имеющей правовое значение) под общее .(норму). Он считает неприемлемым и взгляд, согласно которому применяющий право творит само право. Ибо в первом случае отрицается содержательность применения права, тогда как во втором — содержательность юридической нормы. А и в том и в другом случае применение права трактуется односторонне, абстра­гируясь от взаимосвязи целесообразности и причинности.

Автором защищается взгляд, согласно которому в процессе применения права в определенных пределах осуществляется регули­рование общественных отношений, но делается это иным путем, не­жели в ходе правотворчества. Последнее призвано изучать общест­венные отношения «ценность — интерес» и формулировать их в виде норм позитивного права. Результаты правотворчества характеризу­ются принятием реальных решений. В ходе применения права инди­видуализируются субъективные права, и результаты правопримене­ния характеризуются чаще всего принятием формальных решений. В то же время в применении права могут иметь место и элементы, присущие реальным решениям.

Наличие элементов правотворчества в правоприменительной дея­тельности автор объясняет двумя причинами: пробелами в праве и известным расхождением между требованиями нормы и последую­щим изменением, развитием регулируемых ею отношений.

А. Тамаш полемизирует с авторами, которые утверждают, что только норма порождает правоотношения, и показывает, что во всех отраслях права, допускающих применение права по аналогии, пра­воотношения могут возникать и при отсутствии соответствующей правовой нормы. При обнаружении пробела в праве правопримени­тельный орган по аналогии осуществляет саморегулирование общест­венных отношений до тех пор, пока сложившиеся общественные от­ношения не получат нормативно-правовую регламентацию.

Применению права присущи элементы правотворчества и в том случае, когда возникает необходимость нивелировать расхождение между требованиями нормы права и изменившимися общественны­ми отношениями путем приспособления содержания нормы права к новьш общественным отношениям. Применение нормы права s ее

буквальном смысле в этом случае противоречило бы требованиям законности и делало бы вынесенное решение несправедливым.

Механизм разрешения противоречий между нормой права и изменившимися общественными отношениями автор рассматривает на примере наиболее типичной для правоприменительной деятель­ности—деятельности судебных органов. Он раскрывает такие воп­росы, как понятие, функции и цели правосудия, стадии правоприме­нительной деятельности суда по разрешению гражданских дел, ре­зультаты судебной деятельности. Особое внимание в книге уделяет­ся вопросам единообразного применения права в деятельности судебных органов. И это внимание вполне оправдано. С теоретичес­ким решением данных вопросов связывается раскрытие путей и форм воплощения в практической деятельности одного из осново­полагающих принципов социалистической законности — требования единообразного понимания и применения действующего законода­тельства.

Проблема единства, стабильности судебной практики находится в Центре внимания советских ученых-юристов (С. Н. Братусь, А. Б. Венгеров, В. В. Лазарев и др.).. Развивая данную проблему, А. Тамаш дает содержательный анализ факторов, препятствующих единообразному применению права. В числе этих факторов называ­ются:

а) факторы, обусловленные самим правом (пробелы в праве, возможность принятия на основе одной нормы нескольких различ­ ных решений);

б) факторы, коренящиеся в субъективной стороне правосудия (знание права, политики, образовательный уровень, профессиональ­ ные предубеждения и др.),;

в) факторы, вытекающие из самого правоприменительного про­ цесса (ограниченные возможности получения информации относи­ тельно обстоятельств рассматриваемого дела, неправильное приме­ нение методов толкования права и др.);

г) факторы, вытекающие из организационной деятельности су­ дебных органов.

Автор приходит к выводу, что факторы, препятствующие едино­образному применению права, нельзя полностью устранить, но впол­не можно свести до минимума.' В качестве средств," призванных обеспечить решение такой задачи, он называет правотворчество, обеспечивающее своевременную отмену устаревших норм, и опера­тивную ликвидацию пробелов в праве, высокий профессиональный уровень судебных работников, организационное управление право­судием и др.

Организационное управление правосудием в книге рассматри­вается применительно к практике деятельности судебных органов

10

Венгерской Народной Республики. В качестве форм руководства правосудием, осуществляемого Верховным Судом ВНР, автор назы­вает, руководящие указания и принципиальные решения Пленума Верховного Суда ВНР, заключения коллегий, заключения коллеги­альных совещаний председателей судов, постановления, содержащие принципиальные решения по конкретным делам, и др.

Следует отметить, что А. Тамаш, рассматривая правопримени­тельную деятельность судебных органов, использует понятие «судеб­ная практикам для обозначения всей деятельности судебных орга­нов, тогда как в советской юридической литературе данный термин нередко трактуется в ином смысле: как результат деятельности су­дебных органов, объективированный в форме правоположений.

По нашему мнению, А. Тамаш правильно применяет понятие «судебная практика» для обозначения деятельности судебных орга­нов по рассмотрению уголовных и гражданских дел. Использование данного понятия в ином значении влечет за собой его несоответст­вие родовому понятию — философской категории практики, понимае­мой как чувственно-предметная деятельность человека. Между тем видовое понятие должно включать в себя все признаки родового понятия. Развитие категорий диалектики в конкретных науках, в том числе и в правоведении,— более сложный акт познания, нежели формально-логическое подведение определения понятия через бли­жайший род и видовое отличие. Однако если этот акт конкрети­зации осуществлен правильно, то его результаты должны соответст­вовать всем требованиям формальной логики. В юридической науке философские категории не могут интерпретироваться в ином смысле, как бы ни были убедительны аргументы, оправдывающие такое толкование.

Определенная часть названных в книге форм организационного управления правосудием (руководящие разъяснения и принципиаль­ные решения по конкретным делам) известна советской правовой системе. В то же время такие формы, как заключения коллегий и заключения коллегиального совещания председателей судов, советс­кой правовой системе не известны и представляют определенный интерес для советского читателя.

Для правильного уяснения сути названных форм организацион­ного управления правосудием необходимо учитывать структуру Верховного Суда ВНР. Согласно закону о судах № IV 1972 года, Верховный Суд ВНР состоит из председателя, заместителей предсе­дателя, председателей коллегий, их заместителей, председателей судов, профессиональных судей и народных заседателей. В Верхов­ном Суде ВНР действуют пять коллегий: по уголовным делам, гражданским делам, .хозяйственным делам, трудовым спорам и воен­ная коллегия. Коллегия не является органом, осуществляющим

И

правосудие, а Представляет собой объединение профессиональных судей, работающих в одной отрасли законодательства. Для рассмо­трения дел внутри коллегий формируются суды из трех судей, один из которых является председательствующим в судебных заседаниях.

В целях единообразного применения права наряду с руководя­щими указаниями и принципиальными решениями Пленума Верхов­ного Суда ВНР коллегии наделены правом давать заключения по вопросам применения права, которые принимаются всеми членами соответствующей коллегии. Начиная с 1970 года в Верховном Суде ВНР сложилась практика принятия заключений не всеми членами коллегии, а лишь председателем суда. Первоначально эти заключе­ния имели своей целью выявление принципиальных вопросов, воз­никающих в судебной практике. Впоследствии заключения председа­телей судов коллегий стали направляться в областные суды, а с мая 1971 года начали публиковаться в официальном бюллетене «Судеб­ные решения»¹.

Дискуссионный в юридической литературе вопрос о том, можно ли рассматривать руководящие разъяснения и принципиальные реше­ния Пленума Верховного Суда в качестве источников права, А. Тамаш решает отрицательно. В то же время он признает нормативные ус­тановления, содержащиеся в названных актах, в качестве своеобраз­ных адгезионных норм, которые соединяются с правовыми нормами, неотделимы от них, действуют вместе с ними, но не имеют силы самостоятельной нормы права. В этом позиция автора созвучна вы­водам .советских ученых-юристов о признании руководящих разъяс­нений и принципиальных решений по конкретным делам в качестве правоположений — специфического нормативного явления, которое смыкается с нормой права, но не совпадает с ней.

Свою.позицию относительно адгезионных правовых норм А. Та­маш обосновывает тем, что руководящие разъяснения и принципи­альные решения Пленума Верховного Суда не входят непосредст­венно в процесс применения права, а смыкаются с легальным толкованием. Однако названные формы принципиального управле­ния правосудием не являются легальным толкованием в полном смысле этого слова, поскольку принимаются для специфических целей в связи с осуществлением правосудия и не меняют внешнюю форму толкуемой нормы. В этом случае может меняться лишь вну­треннее содержание нормы, лежащий в ее основе порядок «цен-, ность — интерес». Коль скоро адгезионные правовые нормы не име­ют самостоятельного порядка ценностей, то они могут существовать только вместе с позитивным правом.

■1-i

В заключительной главе монографии исследуются вопросы, свя­занные с правосозданием судей и влиянием интуиции на осуществ­ление правосудия.

Книга написана сложным языком, который в определенной мере затрудняет восприятие положений и идей, развиваемых автором. Но этот недостаток, обусловленный способом исследования и изложения материала, вполне компенсируется оригинальностью постановки и новизной решения рассматриваемых проблем. В целом книга А. Та-маша «Судья и общество. Диалектика правосознания и правоприме­нения» имеет большое познавательное значение и, несомненно, сыг­рает заметную роль в дальнейшей разработке проблем общей теории права.

Кандидат юридических наук В. М. Сырых

¹ Геллерт Д. 30 лет из истории Венгерского высшего суда.— В сб.: Развитие государства и права на протяжении истекших 30 лет в Венгерской Народной Республике. Будапешт, 1975, с. 70.

12

Глава 1

ОБЩЕСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ ПОВЕДЕНИЕМ

Всякое общественное бытие сопровождается норма­тивностью, однозначная, элементарная стадия которой заложена уже в языке и даже в мышлении и которая является определенным посредником формы обществен­ных отношений. Социальные нормы суть правила пове­дения, общие предписания связей людей, общественных отношений, и в них человек проявляется как совокупность общественных отношений. Социальные нормы основыва­ются на познанных ценностях и осознанных интересах непосредственно, а сами нормы суть их выражение. В лю­бом конкретном правиле можно установить фигурирую­щий в норме защищенный, осознанный элемент «цен­ность— интерес», который она заставляет принять, за­щищает или осуждает в соответствии с тем, каков инте­рес: положительный или отрицательный. Эта опосредован­ность не абстрактна, а конкретна. Вследствие наличия элемента сознания опосредованность имеет субъективный момент.

Отношения «ценность —интерес», как объективные отношения, познаются и отражаются в категории «цен­ность— интерес». Объективность этих отношений состо­ит в том, что, как отношения, они реальны независимо от сознания, осознающего или не осознающего их. Объективные отношения «ценность — интерес», незави­симые в этом смысле от сознания, и сами являются опосредованием и объективизацией: они суть бсобенное проявление общественных производственных отношений и отношений взаимодействия. Это одновременно — наи­большая всеобщность, конечность объема.

Аналогичное свойство всякого опосредования и объ­ективизации объясняется разнообразием и преходящим характером данных отношений: проявлением производст-

14

венных и общественных отношений как нормативных отношений, тем, Чгго учредившие их внешние формы историчны, переменчивы и преходящи. Всем этим опре­делено не число фактических опосредовании, а только всеобщность опосредования, ведущего к норме.

Именно то обстоятельство, что опосредования озна­чают и объективизации, дает основу и неадекватному проявлению объективного: оно проявляется в осознанном как свое инобытие. Объективное сохраняется в осознан­ном и отрывается от него, а затем превращается в ма­териальную силу, т. е. возвращается в объективное. Этим объективное меняется, но как объективное остает­ся неизменным: во взаимовлиянии сознание оказывает обратное действие на объективные общественные и про­изводственные отношения, а в результате обратного действия сохраняется момент сознания.

Это основной пункт и общественного управления по­ведением. Фактические человеческие связи, обстоятель­ства, события, действующие как отношения, суть явле­ния и, будучи отраженными сознанием как категории, на определенном уровне общественного производства могут оцениваться разными способами. Право на суще­ствование способов оценки определяется конкретными общественными отношениями. Оценка есть опосредова­ние, а способ оценки есть формирующаяся в опосредо­вании объективизация как средство.

По различию способов оценки осознаются порядки «ценность — интерес», служащие основами систем норм всевозможных типов. Иерархии ценностей этих порядков отличаются друг от друга в соответствии со способом оценки. Системы типовых норм отличаются одна от дру­гой по своей структуре, номинализации, системе ответ­ственности и т. д. Общественное познание, принятие и соблюдение этих норм — все это представляет собой объективную действительность в сфере культуры. Дан­ные нормы тяготеют прежде всего к основным движени­ям общества, к активности социальных классов: они находятся под влиянием движения крупных экономичес­ких, политических, общественных групп и одновременно являются их орудиями. (В этом, в первую очередь, сос­тоит суть их взаимовлияния и связи, и только во вторую очередь — в аналогиях внешней формы. Вследствие их относительной замкнутости, самостоятельности, различи- типрвые нормы характеризуются относительно са?

15

мостоятельным возникновением и развитием. Они не ме­ханические зеркальные образы, а нетождёства внутри со­ответствия и существуют совместно, в_; структурно-функ­циональном порядке. Структурность этих норм выра­жает порядок их классового типа. Таким образом, мы подходим к типовым нормам: к системам норм права, морали, обычая и т. д. Каждая из них имеет классовый характер, более того, они по классам, группам, коллек­тивам образуют отличающиеся друг от друга системы и, за исключением права, существуют вариационно.

В чем состоит роль систем норм, отдельных норм, управляющих поведением человека, в чем содержатель­ность регулирования? В качестве взаимосвязи дается общее отношение нормотворчества, соблюдения и несоб­людения нормы. Естественно, что форма и внутренняя упорядоченность¹ самоучреждения отдельных систем типовых норм различны, поэтому их общее отношение выражает абстрактный момент и только в этом объеме схватывает отдельные конкретные системы типовых норм в их релятивности, а не в конкретной положенное™.

Нормотворчество формулирует общественные интере­сы в их всеобщности, устанавливает между ними взаим­ную связь и выражает необходимость их соблюдения в форме общего предписания, нормативного приказа. Отношения.— как осознанные, положенные и ожидаемые отношения — принимают форму нормативных отношений. Теми, что есть налицо, непосредственно затрагиваются объективные отношения, но под влияние они попадают косвенно. Воздействие начинается тогда, когда нормы в обществе действуют. Их признают, когда они выполняют свою задачу. Следовательно, в движении регулирован-ности создание нормы, нормотворчество служит каким-то отправным пунктом, а конечный пункт — реализа­ция нормы, соблюдение ее, что, разумеется, предполага­ет и свою противоположную форму — несоблюдение² нормы.

Соблюдение нормы или ее несоблюдение связано с конкретными субъектами: отношение личности и нормы однозначно. Здесь норма выходит из своей социальной всеобщности и становится непосредственной внешней фор­мой удовлетворения индивидуальных потребностей, а всеобщность остается в норме, исчезнув. Между двумя моментами располагается применение нормы как инсти-1 тут, исключающий несоблюдение нормы, как рпосредо-

16

вание, в выполнении задачи которого встречаются нор­мативная всеобщность, индивидуальное поведение, соот­ветствующее норме или нарушающее ее. В этом своем качестве применение нормы двойственно: отделяет то, что в норме уже определено, и намечает то, что уже на­лицо, как момент в соблюдении и несоблюдении нормы. Поскольку все три момента — нормотворчество, соблю­дение нормы и применение нормы, даже в их отрицаемой форме, должны предполагаться априори, постольку со­вместное существование моментов есть необходимость, а их проявление — единство.

Иначе говоря, из наличного бытия нормы следуют ее соблюдение или несоблюдение, а из них — та внешняя сила, которая призвана обеспечивать соблюдение. Это — применение нормы. В нормотворчестве объективизиру­ются личность и отношение, а в личности материализуется предмет. Данное опосредование перенимается и новым опосредованием разрешается в отношении личности в процессе применения нормы. И наконец, образуется взаимосвязь, когда нормотворчество — категория всеоб­щего, соблюдение нормы — категория единичности, а применение нормы — категория особенного. Понятия здесь абстрагированы, они фигурируют только в той своей предметности, в которой выступают как нормы без различий, как нормативные отношения. Все это — общие моменты, и в своем объеме они не могут дать от­вета на вопрос о том, каким образом в каком-либо об­ществе в определенное время, например, право, мораль или обычай управляют поведением людей и как форми­руют их связи. Однако в своей всеобщности они могут послужить отправной точкой для некоторых основопола­гающих выводов.

То движение общества, моментами которого являют­ся нормотворчество, применение нормы и соблюдение нормы, — это единство само в себе, развитие которого обусловливается внешними факторами. Нормотворчест­во отправляется не из нормативной области, а из облас­ти общественных фактических отношений, реализация же нормы (ее соблюдение и применение) выходит из области нормы и переходит в фактические отношения. Свои связи норма сохраняет постольку, поскольку в своей «завершенной» сущности оказывает обратное дей­ствие на нормотворчество и при повторном начале про-

как об|~

цесса вновь появляется

17

% З^каз 4253

поведения определяют норму, а норма определяет отно­шения и поступки. Но в этой детерминированности грани обособлены, их реальные различия не исчезают, а на­правление процесса развития определено.

Дополнение. Категории внутри взаимосвязи нормотворчества, соблюдения нормы и применения нормы (всеобщего с особенным) не могут подменяться: например, вместо нормотворчества нельзя ставить применение нормы. Другой вопрос — диалектика их взаим­ного воздействия. Следовательно, взаимосвязь «практична» уже в своем абстрактном объеме: она может быть объяснена как раз практикой нормативности.

Необходимо подчеркнуть-^- отнюдь не потому, чтобы всякое утверждение имело противоположность, а чтобы исключить возмож­ность механического вывода, — что направленность или детермини­рованность поступков есть результат не только социальных норм. Они реализуются не только потому, что существуют системы обще­ственных норм, регламентирующие отношения между людьми, ко­торые соблюдают или не соблюдают их. Истина, добытая опытом, состоит в том, что в своем большинстве люди следуют нормам, но явление, имеет и такую проекцию, которая возникает в своей отно­сительной самостоятельности. Само конкретное поведение может иметь место в силу только социальной необходимости, без знания и учета относящихся сюда конкретных норм, хотя, на первый взгляд, действием нормы может показаться и то, на что эта норма не имела никакого влияния. Предполагаемое общее или обретенное каждым знание норм есть прежде всего идея юристов. Но это не просто идея, а средство, именно орудие в реальной нормативной проекции, являющееся элементом применения нормы³.

Эффективность нормы обязательно выходит за пре­делы ее области. Она ведет от движения нормативности к социологии соблюдения права⁴.

Целесообразностная положенность нормы, как мо­мент, вновь определена в причинностных рядах: норма действенна тогда, когда она соответствует общественной необходимости, социальной реальности, когда общест­венная необходимость содержится в норме, и она поис­тине действенна тогда, когда противоречие обществен­ных закономерностей и нормативных закономерностей является неантагонистическим⁵. Возможности для этого исторически беспрерывно меняются.

Общество — не просто абстракция по отношению к индивиду; норма не является исключительно всеобщим коллективным, но по существу своего содержания она обоснованна для индивида и соразмерна его природе. Именно поэтому возможно управлять поведением и по­ступками людей. В механизме общественного управле­ния поведением самостоятельным и существенным еди#-

18

ством является ^нормативный механизм, системы соци­альных норм вместе с их предметными функциями, а также отношения людей. В одинаковой мере сознание является условием существования и реализации норм различных общественных отношений. В нормах выра­жаются общественные условия жизни, отраженные соз­нанием, в то же время общественные нормы обретают реальность только посредством сознания, ощущений, поступков отдельных людей: субъекты, располагающие сознанием, суть носители и одновременно реализаторы регулируемых социальными нормами отношений. Из функциональной сущности общественных норм вытека­ет, что нормы не имеют практики, независимой от обще­ственно-исторической деятельности⁶. С точки зрения дея­тельности норма не цель, а обобщенное требование со­держания. Оно выдвигает проблему общественного уп­равления поступками в качестве вопроса связи систем социальных норм друг с другом.

Один вид поведения может затрагивать несколько систем норм: многие типы возможных поступков могут фигурировать в нескольких системах норм, могут быть конфигурацией, охваченной несколькими порядками ценностей. Одно и то же поведение может проявляться в одинаковой мере как правоотношение и как моральное отношение. Коллизионные точки систем норм — это по сути пункты непосредственного взаимодействия поряд­ков «ценность —интерес»: нормативно различные систе­мы общественных норм, существующих в определенное время, даже и вследствие коллизий формируются с уче­том друг друга. В конечном счете взаимодействие опре­деляется общественным бытием. Взаимовлияние систем норм косвенно проявляется в том, что норма, оказывая обратное действие, идеологически влияет не только на соответствующую форму сознания, но и на сознание в целом.

Здесь необходимо еще раз сослаться на опосредова­ния и объективизации нормативности. Даже сами отли­чающиеся друг от друга нормы суть опосредования и объективизации. Норма, которую определенным образом создает сознание, как продукт сознания — объективиза­ция, а как таковая — чуждая сущность, власть, ставшая даже независимой от него. В своем нормативном прояв­лении норма фиксирует себя предметно: она — превра­щение во внешне — чуждое. Сознание как момент, соз-

* 19

дающий норму, и сознание как момент Соблюдения нор­мы уже хотя бы поэтому являются нетождеством, но даже в своем нетождестве они едины. Одно и то же по­ведение, как правоотношение и как моральное отноше­ние, не единожды обретает внешнюю форму то одного, то другого, а внутри своего единства вынуждено пере­ходить в различные опосредования и объективизации. Чем более развито общество, тем более сложны произ­водственные отношения и отношения взаимодействия людей, этому следует и нормативность, и тем больше видов опосредовании и объективизации выступает как внешне — чуждая, нормативная, принуждающая власть. Принуждающий характер здесь, естественно, не может отождествляться с фактическим физическим принужде­нием. На этой объективизации основывается сила раз­личных систем типовых норм господствующего класса, их структурный и иерархический вес.

Итак, существенная взаимосвязь общественного уп­равления поведением людей, выраженная в связи систем социальных норм, в конечном счете есть отношение человека к социальной структуре, т. е. к общественному производству. С другой стороны, вынужденный переход в объективизации и опосредования не просто принужде­ние. Для человека это одновременно положено и как средство. И вопрос о том, в какой мере исчезает в дан­ном моменте их отчужденная сущность, снова относит­ся к общественной структуре. Эта взаимосвязь в ее сущ­ности налицо и в связи систем типовых норм, существу­ющих вместе в одно и то же время.

Общественное управление поведением людей путем нормативности — это своеобразные непрерывность и прерванность. Отношение, крторое, объективизируясь, укрепляется в норме, исчезает тогда, когда возникает: отношение, типизированное и обобщенное во время нор­мотворчества, налицо тогда, когда возникает норма, а когда норма воздействует, заложенное в ее основу отно­шение меняется уже непрерывно, оно становится иным, оно исчезает. Вначале противоречие минимально, оно почти теоретическое, позже количество переходит в ка­чество. Нормотворчество способно следовать количест­венным изменениям. В случае качественного изменения действие нормы прерывается путем образования новой нормы⁷. Такая зависимость имеет особое значение с точ­ки зрения правореализации.

20