Лекция №9 Иррационализм в западной философии XIX– начала XX века.

Вильгельм Дильтей (1833 – 1911) – немецкий историк культуры и философ. Представитель философии жизни, основоположник понимающей психологии и школы «истории духа» в немецкой истории культуры. Основные сочинения: «Описательная психология», «Введение в науки о духе», «Герменевтика и теория литературы».

«Философия жизни» - направление, сложившееся в последней трети XIX века. Кроме Дильтея её представителями косвенно являлись Ницше, Зиммель, Бергсон, Шпенглер. Возникла такая традиция философствования как оппозиция классическому рационализму и как реакция на кризис механистического естествознания и обратилась к жизни как к первичной реальности, целостному органическому процессу.

Для Дильтея жизнь есть способ бытия человека, культурно-исторической реальности. Человек и история – не нечто разное; сам человек и есть история. Дильтей резко отделял мир природы от мира истории, «жизни как способа бытия человека». Немецкий философ выделял два аспекта бытия в целом: 1) взаимодействие живых существ применительно к природе, 2) взаимодействие, существующее между личностями в определённых внешних условиях, постигаемое независимо от изменений места и времени, - это применительно к человеческому миру. Понимание жизни в двух указанных аспектах лежит в основе деления наук на два класса: те, которые изучают жизнь природы, и те, что изучают жизнь людей, то есть «науки о духе». Таким образом Дильтей доказывал самостоятельность предмета и метода гуманитарных наук по отношению к естественным.

Согласно Дильтею, постижение жизни, исходя из неё самой, - основная цель философии и других «наук о духе», предметом исследования которых является реальность человеческих отношений и внутреннего мира личности. Поэтому главная задача гуманитарного познания – постижение целостности и развития индивидуальных проявлений жизни, их ценностной обусловленности. При этом Дильтей подчёркивает: невозможно абстрагироваться от того, что человек суть сознательное существо, а это значит, что при анализе человеческой деятельности нельзя исходить из тех же методологических принципов, из которых исходит астроном, наблюдая звёзды.

Основой всех гуманитарных наук, по мысли Дильтея, должен стать метод вчувствующегося понимания, то есть непосредственного постижения некоторой духовной целостности. Такое проникновение в духовный мир автора текста, например, неразрывно связано с воссозданием культурного контекста произведения. В науках о природе, наоборот, применяется метод объяснения – раскрытие изучаемого объекта, его законов на пути восхождения от частного к общему. Понимание, в отличие от объяснения, всегда связано с раскрытием смысла деятельности людей в разных её формах. Через него достигается постижение уникальных и неповторимых явлений человеческой жизни и истории. «Природу мы объясняем, - пишет Дильтей, - а живую душу человека должны понять».

Таким образом, в своей структуре жизнь стремится к поиску единого смысла мира, ценностей и действий. И по отношению к культуре прошлого понимание выступает как метод, названный Дильтеем герменевтикой, то есть искусством понимания письменно фиксированных проявлений жизни. Герменевтику как отражение вчувствующегося понимания философ рассматривает как методологическую основу всякого гуманитарного знания. Дильтей выделяет два вида понимания: понимание собственного внутреннего мира, достигаемое с помощью интроспекции; понимание чужого мира – путём вживания, сопереживания, вчувствования (эмпатии). Саму способность к эмпатии Дильтей рассматривал как условие возможности понимания культурно-исторической реальности.

Но в обоих своих видах понимание – это «процесс, в котором на основе внешних, чувственных данных постигается внутреннее», прежде всего внутренняя духовная жизнь человека, её развитие и специфика. Такое понимание – «это не концептуализация, а тотальное осознание духовного состояния и его реконструкция на основе вчувствования». Здесь не нужны ни законы, ни теории, ни даже общие понятия.

Наиболее «сильная форма» постижения жизни, по мнению Дильтея, - это поэзия, ибо она «каким-то образом связана с переживаемым или понимаемым событием». Также один из определяющих способов постижения бытия – интуирование. Важными методами исторической науки Дильтей считает биографию и автобиографию. Последнюю он называл «высшей и наиболее конструктивной формой, в которой нам представлено понимание жизни». Особую роль в познании социально-исторических явлений Дильтей отводил психологии, но не «экспериментирующей», а «описательной», «понимающей». «Всякая попытка создать опытную науку о духе без психологии, - писал он, - никоим образом не может повести к положительным результатам».

Дильтей убеждён, что не в мире, а в человеке философия должна искать «внутреннюю связь своих познаний». При этом, во-первых, нужно стремиться к тому, чтобы объединить жизненные отношения и основанный на них опыт «в одно стройное целое». Во-вторых, необходимо направить своё внимание на «полный противоречивый образ самой жизни». В-третьих, исходить из того, что образ жизни «выступает из сменяющихся данных опыта жизни». И в связи с этими обстоятельствами Дильтей подчёркивает важную роль принципа развития для постижения жизни, её проявлений и исторических форм.

Артур Шопенгауэр (1788 – 1860) – немецкий мыслитель, основоположник европейского иррационализма, противопоставивший систему своих взглядов панлогизму Гегеля.

Для Шопенгауэра в основе мира лежит Воля, подчиняющая себе и интеллект. Воля раскрывает себя на различных ступенях объективации, начиная от элементарных сил притяжения и отталкивания вплоть до высшей формы органической жизни, представленной человеком. На определённой ступени развития в качестве вспомогательного орудия действия возникает познание и вместе с ним мир как представление с присущими ему формами: субъектом и объектом, пространством, временем, множественностью и причинностью; мир, который до сих пор был только волей, становится теперь объектом для познающего субъекта, или представлением.

Как вещь в себе и основа всякого явления воля свободна; наоборот, всё, что вызвано ею, - следствие. А это значит, что вся совокупность явлений природы ( в том числе эмпирический человек) подчинена необходимости. Для человека возможен лишь выбор решений, и эта возможность делает человека ареной борьбы мотивов, на которые в соответствии со своим характером каждая личность реагирует всегда закономерно и необходимо. Поэтому Шопенгауэр – пессимист. Тема страдания, слепой судьбы и смерти издавна стала одной из основных тем очень близкой ему индийской (прежде всего буддийской) философии.

В 1818 году в 30-летнем возрасте Шопенгауэр завершил первый том своего основного труда – «Мир как воля и представление» (второй том вышел в 1844). Далее, до конца жизни, философ углублял и расширял идеи своего главного произведения.

Человек, пишет Шопенгауэр, - «метафизическое» существо: потребность к философствованию глубоко заложена в его природе. Философ удивляется самому бытию как таковому, но наиболее сильным толчком к философскому размышлению является переживание человеком страданий и горестей мира. Философствование требует мужества: оно неминуемо заставляет нас принять самую главную истину, а она в том, что жизнь – это мишура, «плесень» на нашей планете, что все мы умрём. Поскольку мир неразумен и бессмыслен, жизнь ничего, кроме страданий, принести нам не может. И чем раньше мы это поймём, тем лучше.

Насколько воля сильней интеллекта, об этом можно судить по собственным поступкам: в массе своей они продиктованы не доводами разума, а инстинктами и желаниями, даже если заранее известно, что они принесут нам больше неприятностей, чем пользы. Сильнейший инстинкт жизни, по мысли Шопенгауэра, - половая любовь, то есть продолжение рода, а в действительности – воспроизводство новых поколений для мук, страданий и неминуемой гибели.

Бессмертие души, как и другие догматы христианства, Шопенгауэр отрицал. Господство мирового зла не совместимо с верой в Бога. Надеяться человек может только на себя: у него есть единственный достойный выход – преодолеть, погасить «волю к жизни», отказаться от её ложных соблазнов. Идеал Шопенгауэра, как и идеал духовно близкого ему буддизма, - нирвана, уход из мира. Выход из состояния абсурда – перестать участвовать в нём. Философия Шопенгауэра проникнута космическим пессимизмом, но он, как никто иной из мыслителей конца XIX века, открывает и детализирует в человеке мир бессознательного, становясь тем самым предтечей большой науки о бессознательном в психологии, психиатрии и философии века XX.

Фридрих Ницше (1844 – 1900) – один из самых известных немецких мыслителей заката века, в 25 лет ставший профессором филологии в Базельском университете, но стяжавший мировую славу как философ. Духовная эволюция Ницше как самобытного мыслителя получила выражение в следующих основных его произведениях: «Рождение трагедии из духа музыки», «Шопенгауэр как воспитатель», «Рихард Вагнер в Байрете», «Человеческое, слишком человеческое», «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «Сумерки идолов, или как философствуют молотом» и др.

Собственно работа «Рождение трагедии из духа музыки» знаменует начало творчества Ницше не только как исследователя античности, но и как философа: Ницше взорвал господствовавшее в то время представление о сугубой рациональности культуры классической Греции. Ему удалось показать, что эта культура является синтезом двух начал: аполлонийского и дионисийского. Аполлонийское начало выражает разум, чувство гармонии и меры, созерцательность, дионисийское – волю, безмерное дерзновение, тоскующую страсть, действенность. Первое начало получило наиболее полное выражение в творчестве Гомера, второе – в творчестве его младшего современника Архилоха. Классическая аттическая трагедия, объединяющая эти два начала, - символ греческой культуры, выражение сущности миросозерцания грека, которое и трагично, и оптимистично. По мысли Ницше, с Сократа и его последователей, Платона и Аристотеля, утверждавших господство разума над волей, начинается упадок греческой культуры. Досократики более великие мыслители, чем те, кто попал под влияние Сократа. Сократ – «первый европейский декадент», осмелившийся задать жизни вопрос о её смысле, вместо того чтобы принять её с благодарностью как дар.

Разрыв Ницше с Вагнером и отход его от философии Шопенгауэра был связан прежде всего с тем, что они, по его мнению, не достаточно критичны по отношению к христианской морали. В пессимизме Шопенгауэра, в его учениях о смысле аскетизма и необходимости «усыпить» волю, в произведениях Вагнера, написанных после «Кольца нибелунга», Ницше видит прямое воздействие христианства, являющегося, по его мнению, религией рабов. Он приходит к выводу, что мировая воля, о которой учил Шопенгауэр и существование которой он также признаёт, является в своей сущности волей к власти, а не просто стремлением быть. А лучшим средством обуздания людей сильной воли является христианская религия, мораль которой навязывает любовь к слабым и убогим, отвращение к сильным и здоровым. В этом вопросе христианство находит союзников и в среде философов, апеллирующих к разуму. Сделав человека как носителя разума мерой всех вещей, они не желают видеть того, что представляет собой этот разум! Свою точку зрения на разум, сложившуюся у него к этому времени, Ницше блестяще выразил в словах, открывающих работу «Об истине и лжи во вненравственном смысле», которая стала известной только после его смерти.

«В некоем отдалённом уголке вселенной, разлитой в блёстках бесчисленных солнечных систем, была когда-то звезда, на которой умные животные изобрели познание. Это было самое высокомерное и лживое мгновение «мировой истории»: но всё же лишь одно мгновение. После этого природа ещё немножко подышала, затем звезда застыла, и разумные животные должны были умереть. – Такую притчу можно было придумать, и всё-таки она ещё не достаточно иллюстрировала бы нам, каким жалким, призрачным и мимолётным, каким бесцельным и произвольным исключением из всей природы является наш интеллект. Были целые вечности, в течение которых его не было; и когда он снова окончит своё существование, итог будет равен нулю. Ибо у этого интеллекта нет никакого назначения, выходящего за пределы человеческой жизни. Нет, он принадлежит всецело человеку, и только его обладатель и изобретатель так горячо и с таким пафосом относится к нему, как будто бы на нём вращались оси мира.»

Но Ницше не хотел быть пессимистом. Пессимистами не были любимые им древние греки. Отойдя от Шопенгауэра и Вагнера, он начинает поиск мировоззренческих оснований для нового оптимизма. В этот период, последовавший за работой «Человеческое, слишком человеческое», Ницше изучает Вольтера и позитивизм. У него зреют идеи о сверхчеловеке и вечном возвращении, получившие философско-поэтическое воплощение в работе «Так говорил Заратустра». Благая весть, которую несёт Заратустра у Ницше, - это весть о том, что, невзирая на весь трагизм жизни, в ней есть смысл и надежда, что самоотречение от радостей жизни, от «танца жизни», так же недостойно человека, как недостойно закрывать глаза на страдания.

Ницше возвещает о том, что человек есть нечто, что должно преодолеть, что все существа создавали нечто, что выше их, - люди же хотят стать отливом этой великой волны. Подлинное же значение человека в том, что он мост, а не цель. «Человек – это канат, протянутый между животным и сверхчеловеком, это канат над пропастью.» Сверхчеловек – это соль земли, это смысл бытия. Место умершего Бога займёт сверхчеловек.

Идея вечного возвращения, которая складывалась у Ницше, должна, по его мысли, компенсировать утраченную вместе с христианством надежду на возможную вечную жизнь за гробом. Следуя логике этой идеи, мы обречены на вечность, так как уже живём в вечности. Мгновение и вечность совпадают. То, что происходит в данный момент, уже происходило бесчисленное количество раз и будет происходить снова и снова. Это вечное повторение и ужасает, и внушает надежду. Умирая, каждый может сказать: «Так это была жизнь? Ну что ж! Ещё раз!». Ницше-Заратустра назвал идею вечного возвращения своей самой бездонной мыслью.

В последний период своего творчества, прерванного безумием, Ницше возвещает об угрозе нигилизма и призывает к переоценке всех ценностей. Он предупреждает человечество о гибели традиционных идеалов, об усиливающемся обессмысливании жизни. Негативизм по отношению к христианским и гуманистическо-просветительским ценностям, характеризующий надвигающийся нигилизм, Ницше вполне разделяет. Однако в отличие от нигилистов, которые только разрушают, Ницше желает создавать. Он призывает к созданию такой системы ценностей, которая не будет противостоять жизни, воле к власти, а, напротив, будет соответствовать глубине и непредсказуемости жизненного процесса.

Создатели умирающей культуры, её ценностей, не ведая о том, что существующий человек является биологически несовершенным, сделали его мерою всего сущего, мерою хорошего и плохого. А подлинную меру для расценок должна дать сама жизнь в её сущностном измерении, то есть жизнь как воля, воля к власти и самой жизни, стремящаяся воплотить себя в сверхчеловеке. Такую переоценку ценностей смогут провести только свободные умы, ставшие по ту сторону добра и зла, вырвавшиеся за рамки морали.

Всей предшествующей философии, считает Ницше, присущ один существенный недостаток. Философы строили свои системы, исходя из заранее принятых моральных идей. Они делали вид, что отправным пунктом для них является исследование возможностей познания, что затем они переходят к онтологии, а завершают все этикой. На самом же деле они подгоняли под некритически принятую этику онтологию и гносеологию. Свою ближайшую задачу Ницше видел в том, чтобы воспитывать подлинно свободные умы – философов будущего, способных преодолевать собственные моральные предрассудки. Будущие философы должны стать законодателями, творцами таких новых ценностей, которые, ориентируя жизнь тех избранных, что способны их принять, будут способствовать становлению сверхчеловека. При этом Ницше подчёркивает, что его философствование не методично. «Метод – это я», - заявляет он. Ницше любил называть себя психологом, и многие из его афоризмов представляют собой выражение пристальных наблюдений за мотивами человеческих поступков. В работе «К генеалогии морали», созданной как приложение к «По ту сторону добра и зла», Ницше применяет подходы, позволяющие дезавуировать вечные истины, показывая, что за ними скрывается та же «воля к власти».

Датского философа и теолога Сёрена Кьеркегора (1813-1855) уже при жизни называли «Анти-Гегелем», в силу того что многочисленные труды мыслителя проникнуты антирационалистическим духом. Знаменитая гегелевская формула: «всё действительное – разумно, все разумное – действительно» стала краеугольным камнем в начале философствования Кьеркегора.

Рационализм – оптимистичен: кто верит в разум, тот верит и в прогресс, в улучшение завтрашнего дня. Но здесь-то, по мысли Кьеркегора, и скрывается «ахиллесова пята» рационалистического мировоззрения. Ведь вера в разум, в прогресс, в человека – это тоже вера! Изгоняя веру – во имя разума – в переднюю дверь, рационалисты и просветители вновь обращаются к ней, введя её через чёрный вход, но как бы «не замечая» этого.

Другой парадокс рационализма и новоевропейского типа культуры, по Кьеркегору, - безоговорочное подчинение единичного общему, лишение единичного статуса самостоятельности. Ведь законы науки – это формы всеобщности в природе, и если философия – это наука, она тоже не может «опускаться» до забот и тревог конкретного индивида, как атомная наука не может и не должна пересчитывать все атомы!

Гегелевской объективной диалектике (диалектике сущности и бытия) Кьеркегор противопоставляет свою, экзистенциальную диалектику, или «диалектику существования», которая исходит из принципиально не объективируемых предпосылок, которые нельзя не только теоретически объяснить, но даже изречь. Их можно лишь интимно-личностно переживать. Из всех переживаний человека главнейшее – «страх», выражающий бытие личности перед лицом смерти. И каждый переживает ожидание смерти сам, наедине с собой. Ни поделиться с другим, ни передать другому такое переживание нельзя – но именно поэтому оно относится к сфере подлинного, истинного существования личности (экзистенции).

Человек не может и не хочет быть только гносеологическим субъектом или только элементом социального множества. Объективная истина внешнего мира никем не отрицается, но она отодвигается на периферию человеческих интересов и ценностей, в центр же самосознания и самопереживания личности входят истины, значимые для конкретного, данного человека. И главная из них – та, что человек умрёт.

По Кьеркегору, не удивление, не умозрение – главный нерв и источник, побудитель к философствованию, как думали древние греки, в частности Платон и Аристотель. Подлинный гений философии – страх и трепет человека перед лицом неминуемой смерти. Высшие истины открываются человеку как вера и откровение, как голос Бога, услышанный очищенным в страдании сердцем. И потому единичная судьба выше и «истиннее» всеобщего – это и есть основной нерв философии Кьеркегора и подоплёка художественной напряжённости его текстов.

В 1841 году Кьеркегор защитил магистерскую диссертацию «О понятии иронии», в которой заявил о себе как философ-романтик. Уже в этой работе он подверг критике Гегеля за обезличивание индивида, за стремление отдать его под власть внешних, усреднённых сил истории.

Одно из крупнейших произведений Кьеркегора – «Или – или» (1843). В нём философ сталкивает два мировоззрения и два образа жизни человека: эстетический и этический. Первый из них увлекает человека, обещая ему наслаждение красотой, второй призывает к нравственности и выполнению долга.

Но и эстетическое, и этическое – это ещё не самые высшие стадии познания человеком своего существования. На пути к Богу он должен подняться на самую высшую ступень – религиозную. «Эстетический» человек живёт переживанием минуты, «этический» - заботой о будущем. Но только «религиозный» - ощущением вечности. Кьеркегор настаивает на полной иррациональности, алогичности религиозного переживания, отводя всякие попытки рационализировать религиозное чувство. Христианство, по убеждению датского теолога, не оставляет места для благоразумия, гуманистической добродетели и надежды на покой и счастье в земной жизни: оно полностью иррационалистично и именно потому в силах преодолеть логический итог любого существования – смерть.