Источники
Публий (или Гай) Корнелий Тацит (ок. 55 — ок. 120 г.) известен нам лишь своими трудами, биографических данных почти не сохранилось. Нам не известны точно ни личное имя историка (praenomen), ни даты его жизни, ни семья, из которой он происходил (вероятно, всаднического сословия), ни место его рождения (предположительно, Нарбонская Галлия)13. Достоверно лишь то, что он начинал свою карьеру и прославился как оратор, был женат на дочери полководца Юлия Агриколы (жизнь и деяния которого он описал), при императоре Тите занял, видимо, должность квестора (открывавшую доступ в сенаторское сословие). В 97 году (при императоре Нерве) он был консулом, а в 112—113 годах - проконсулом в провинции Азия. Вот и все более или менее достоверно известные нам даты и события из жизни Тацита — даже года его смерти мы точно не знаем.
Хотя современники Тацита (например, Плиний Младший) упоминали о нем как о прославленном ораторе, речей его, к сожалению, не сохранилось. Возможно, что они автором вообще не издавались. Так же, по всей вероятности, до нас не дошли ранние произведения Тацита; те же его сочинения, которые сохранились, были написаны им уже в достаточно зрелом возрасте.
Дошедшие до нас произведения римского историка располагаются в следующем хронологическом порядке: «Диалог об ораторах» (конец 1 в. н. э.)» «О жизни и характере Юлия Агриколы» (98 г. н. э.)» «О происхождении и местоположении Германии» (98 г. н. э.) и» наконец, два наиболее капитальных труда Тацита «История» (ок. 110 г. н. э) и «Анналы» (после 117 г. н. э.). Эти последние дошли до нас не полностью: от «Истории» сохранились первые четыре книги и начало пятой, от «Анналов»— первые шесть книг (с лакунами) и книги XI—XVI; в общей сложности сохранилось около половины всего труда, который еще в самой древности нередко рассматривался как единый (и состоящий в целом из тридцати книг). И, действительно, оба основных исторических труда Тацита своеобразно дополняют друг друга: в «Анналах», написанных, как мы только что отмечали, позже «Истории», дается изложение более ранних событий — с 14 по 68 г. н. э (период правления императоров Тиберия, Калигулы, Клавдия и Нерона), тогда как в «Истории» описываются уже события 69—96 гг. н. э. (период правления династии Флавиев). Ввиду утраты части книг указанные хронологические рамки полностью не выдержаны (в дошедших до нас рукописях), но мы располагаем свидетельством древних, что оба труда Тацита фактически давали единое и последовательное изложение событий римской истории «от кончины Августа до смерти Домициана» (то есть с 14 по 96 г. п. э.).
Что касается политических воззрений Тацита, то их, пожалуй, легче всего можно определить в негативном плане. Тацит, в соответствии с государствоведческими теориями античности, знает три основных типа государственного устройства: монархию, аристократию и демократию. Строго говоря, Тацит не отдает предпочтения и даже отрицательно относится ко всем трем видам правления. Монархия не устраивает его, поскольку не существует достаточно надежных средств для предотвращения ее перехода («вырождения») в тиранию. Ненависть же к тирании пронизывает все произведения Тацита. Весьма скептически и, по существу, не менее отрицательно относится Тацит к аристократическому «элементу» римского государственного устройства, то есть к сенату. Ему претит раболепие и подобострастие сенаторов перед императорами, их «отвратительная» лесть. Весьма невысокого мнения он и о римском народе, под которым Тацит традиционно понимает население самого Рима и про которое он презрительно говорит, что «у него нет других государственных забот, кроме заботы о хлебе» (Tac. Hist. 4. 38), или что оно «обычно жаждет переворотов», но в то же время ведет себя слишком трусливо (Tac. Ann. 15. 46).
О своем политическом идеале Тацит нигде прямо не заявляет, но, судя по некоторым его намекам и косвенным высказываниям, этот идеал лежит для него в прошлом, выступая в несколько туманных и весьма приукрашенных образах древнейшей римской республики, когда в обществе якобы царили справедливость, добродетель и равенство граждан. В этом отношении Тацит малооригинален — «золотой век», эпоха расцвета Рима, относимая одними к более, другими к менее отдаленному прошлому (но всегда — к прошлому!), это — общее место ряда историко-философских построений античности. Более того — картина расцвета римского государства, выглядит у Тацита бледно, общо и неопределенно14.
Тацит — один из наиболее прославленных в веках деятелей римской культуры. Но, конечно, эта слава заслужена не столько Тацитом-историком, сколько Тацитом-писателем. Он — выдающийся мастер развертывания и описания драматических ситуаций, его характерный стиль, отличающийся сжатостью, асимметричностью построения предложений, его характеристики и отступления, весь набор приемов опытного ритора и оратора — все это превращает повествование историка в чрезвычайно напряженный, впечатляющий и вместе с тем высокохудожественный рассказ.
Тацит считает, что основная задача историка заключается не в том, чтобы развлекать или забавлять читателя, но наставлять его, приносить ему пользу. Историк должен являть на свет как добрые дела и подвиги, так и «безобразия» — одно для подражания, другое — для «позора в потомстве». Эта установка требует прежде всего красноречивого изложения событий и беспристрастия.
Что касается анализа причин описываемых им событий, то Тацит и здесь не выходит за пределы обычных представлений и норм: в одних случаях причиной оказывается прихоть судьбы, в других — гнев или, наоборот, милость богов, события часто предваряются оракулами, предзнаменованиями и т. п. Однако нельзя сказать, чтобы Тацит придавал безусловное значение и сам непоколебимо верил как во вмешательство богов, так и во всякие чудеса и предзнаменования. Подобные объяснения причин исторических событий носят у него скорее привычно традиционный характер, и поневоле создается впечатление, что историка не столько интересовал и занимал анализ причин, сколько возможность ярко, впечатляюще и поучительно изобразить самые события политической и военной истории Римской империи.
Младшим современником Тацита был Гай Светоний Транквилл (ок. 70 — ок. 160 гг.). Сведения о его жизни также чрезвычайно скудны. Мы не знаем точно ни года рождения, ни года смерти Светония. Он принадлежал к всадническому сословию, его отец был легионным трибуном. Светоний вырос, видимо, в Риме и получил обычное по тем временам для ребенка из зажиточной семьи образование, то есть окончил грамматическую, а затем и риторическую школу. Вскоре после этого он попадает в кружок Плиния Младшего, один из центров культурной жизни тогдашнего Рима. Плиний, вплоть до самой своей смерти, оказывал покровительство Светонию и пытался не раз содействовать его военной карьере, которая, однако, Светония не прельщала; он предпочел ей адвокатскую деятельность и литературные занятия15.
Вступление в 117 году на престол императора Адриана знаменовало собой перелом в судьбе и карьере Светония. Он был приближен ко двору и зачислен в управление «по научным делам», затем ему был поручен надзор за публичными библиотеками, и, наконец, он получил назначение на высокий пост секретаря императора. Перечисленные посты открыли Светонию доступ к государственным архивам, чем он, несомненно, и воспользовался для своих научных и литературных занятий. Однако сравнительно скоро — в 122 году — Светоний, по причинам, для нас неясным, заслужил немилость императора и был отставлен от должности. На этом его придворная карьера заканчивается, и дальнейшая жизнь и судьба Светония нам неизвестны, хотя прожил он еще довольно долго16.
Светоний был плодовитым писателем. До нас дошли названия более чем десятка его трудов, хотя сами произведения не сохранились. Из сочинений Светония мы в настоящее время располагаем, строго говоря, лишь одним— историко-биографическим трудом «Жизнь двенадцати цезарей», а также более или менее значительными фрагментами из произведения, называвшегося «О знаменитых людях» (главным образом из книг «О грамматиках и риторах» и «О поэтах»).
Таким образом, Светоний выступает перед нами как историк, причем особого направления или жанра — биографического (точнее — жанра «риторической биографии»).
Светоний, подобно Тациту, нигде не высказывает открыто свои политические взгляды и убеждения, но они могут быть определены без особого труда. Он был приверженцем зародившейся в его время и даже ставшей модной теории «просвещенной монархии». Поэтому он делит императоров на «хороших» и «дурных», будучи уверен, что судьбы империи целиком зависят от их злой или доброй воли. Император квалифицируется как «хороший» прежде всего, если он уважительно относится к сенату, оказывает экономическую помощь широким слоям населения и если он — новый мотив в воззрениях римских историков — заботится о благосостоянии провинций. И хотя, наряду с этим, Светоний считает своим долгом «объективно» освещать личные свойства и противоречивые черты характера каждого императора, вплоть до самых неприглядных, тем не менее, он твердо верит в божественное происхождение императорской власти.
В «Жизни двенадцати цезарей» даны биографии первых императоров Рима, начиная с Юлия Цезаря (биография его до нас дошла неполностью, утеряно самое начало). Все биографии построены по определенной схеме, которую сам Светоний определяет так: «не в последовательности времени, а в последовательности предметов» (Suet. Aug. 9). Эта последовательность «предметов» примерно такова: а) родословная императора, б) время и место рождения, в) детские годы, всякие предзнаменования, г) описание прихода к власти, д) перечисление важнейших событии и мероприятий во время правления, е) описание наружности императора, ж) описание черт характера (литературные вкусы) и з) описание обстоятельств смерти и соответственных предзнаменовании.
Светонию, как это уже неоднократно отмечалось, не повезло в оценках последующих поколений. Как историка его всегда заслонял яркий талант Тацита, как биограф он, конечно, уступал Плутарху. Светония не раз и справедливо обвиняли в том, что он как бы изолирует описываемых им государственных деятелей, вырывая их из исторической обстановки, что он уделяет большое внимание мелочам и деталям, опуская действительно важные события, что он, наконец, поверхностен и стремится лишь к голой занимательности.
Все эти упреки, справедливые, быть может, с точки зрения современного читателя, едва ли следует предъявлять самому Светонию и его эпохе. Его «Жизнь двенадцати цезарей» еще в большей степени, чем труды Тацита носит характер художественного произведения. Скорее всего именно так этот труд воспринимался в самом Риме, и, быть может, в том и состоял секрет прижизненной славы Светония, славы, которой едва ли мог похвалиться в те времена его старший современник — Тацит.