Сергей Чуев

Постреволюционная Россия

в поисках национального единства

Ростов-на-Дону

2008

Содержание

Введение	3
Историческая преемственность	13
Памятные даты	26
Мы и бывшие мы	41
Мы и «цивилизованный мир»	62
Идеология национального успеха	78
Особенности социально-экономической модернизации России	95
Политические реформы: институциональная демократизация	110
Власть и оппозиция до выборов 2007-2008 и после	135
Заключение	143

Введение

Можно сколько угодно сетовать о разрушении единого государства – Советского Союза, но сегодня уже предельно понятно, что возврата к нему в ближайшее время, а скорее даже и никогда, не будет. Современная Россия после драматического крушения СССР прошла уже почти двадцатилетний путь развития в качестве суверенного государства. В этот исторический период, помимо значительных территориальных изменений, произошедших с нашей страной¹, в России произошла радикальная трансформация практически во всех сферах общественно-политической и экономической жизни. Что и позволило некоторым авторам, например, нашему земляку - историку и публицисту Юрию Гиренко говорить о том, что в Российской Федерации в конце восьмидесятых - девяностых годах произошла настоящая революция, которая, правда, до сих пор не всеми была осознана². Если принять эту идею за исходную точку, то, очевидно, что в настоящий момент Россия переживает постреволюционный синдром, сопровождаемый наличием массы нерешенных проблем.

За последние восемь лет Россия прошла большой путь. Из неустойчивого государственного образования мы трансформировались в стабильную страну, у которой есть достоинство, самоуважение, понимание национальных интересов и позитивная перспектива. В России наблюдается экономический рост, повышается средний уровень жизни и заработная плата, государство практически рассчиталось со своими долгами, в нашу страну вкладывают деньги в виде инвестиций. Удалось решить проблему сохранения территориального единства – на всей территории страны сформировалось единое правовое и экономическое пространство, с карты России исчезли регионы, которые пытались продемонстрировать свой «самостийный» статус. Безусловно, успехи страны налицо, хотя, конечно до решения всех проблем еще чрезвычайно далеко.

Нам в кратчайшие сроки необходимо осуществить экономическую модернизацию и научно-техническое перевооружение, создать эффективную государственную машину и оптимизировать политическую систему, решить множество социальных проблем, в том числе и доставшихся в качестве наследия советской эпохи, найти свое достойное место в мире. В противном случае России грозит печальная участь стремительного угасания, что может повлечь и распад страны. Актуальность этих стратегических задач признается практически всей российской политической и общественной элитой, но их решения предлагаются принципиально разные, часто исключающие возможность нахождения компромисса. Причиной тому является постреволюционное состояние значительного слоя политической и общественной элиты, которое мы можем наблюдать. Характерной его чертой является радикализм и неприятие всего существующего. Мы можем выделить два таких крайних крыла элиты, предлагающих свои проекты модернизации России. Назовем их условно: левый и правый. Каждое из этих направлений не есть олицетворение программных установок какой-то одной политической партии или движения, а является неким собирательным образом мировоззрения части российской общественно-политической элиты. Оба эти проекта чрезвычайно опасны для страны, которой необходимо выбрать дорогу к национальному успеху.

Левое крыло, до сих пор не признает результатов недавней революции, их кредо – отрицание произошедшего. Они все еще бредят керосином по три копейки и даже пытаются идти с подобными лозунгами на выборы, по сути, оставаясь гражданами уже несуществующего государства³. Их лозунг - «назад в будущее»⁴ сам по себе попахивает ретроградным мистицизмом. Левые хотят возвращения в СССР любой ценой, при этом, не понимая, что любое созданное в нынешнее время образование, подобное Союзу, будет лишь жалкой пародией на великую державу. Поэтому все их попытки отменить Беловежские соглашения, продавить социальные патерналистские реформы, помочь «братским странам» бывшего СССР – не более чем желание войти дважды в одну реку.

Левый проект во многом является продолжением не самых лучших российских политических традиций – автократической «сильной руки», опирающейся на бюрократию, «неразделенность власти» с использованием легитимирующей концепции «особого пути» и обособления страны от внешнего мира (автаркии). Данный проект силен тем, что в нем наличествует попытка осуществления трансформации исходя из национальной специфики, но дух самого проекта противоречит природе современной модернизации, осуществляемой в условиях глобализации.

Правое радикальное крыло до сих пор не может смириться с тем, что революция уже закончилась и всеми силами пытается дестабилизировать ситуацию, вернуться на путь новых решительных преобразований. Они ни в каком виде не признают за нынешней Россией право самостоятельно формировать политическую повестку дня в стране, отдавая предпочтение использованию неких западных шаблонов и рекомендаций. Мифический идеал отечественных либералов – интеграция в Запад, «вхождение России в число цивилизованных стран мира» - вступление в ЕС, в НАТО и так далее. Одного они только не учитывают: Россию там не ждут. Опасность этого проекта модернизации в том, что при использовании в целом верного вектора трансформации, предполагающего «осовременивание» России через вестернизацию и приобщение к числу развитых стран мира, сторонники этого пути совершенно забывают и игнорируют российскую специфику и национальные интересы. Правые предполагают использовать такую методологию модернизации при которой привлекательные конечные цели совершенно недостижимы.

Российская политическая элита должна отбросить оба радикальных проекта во имя национального успеха. Определенные предпосылки к нахождению национального консенсуса уже есть. Они появились во время президентства Владимира Путина, который и сейчас остается одним из главных факторов стабильности в стране. Президент Путин не дал усилиться ни одной из этих радикальных группировок. Вместе с тем, залогом его авторитета являлись особенности политического курса, отличавшегося предельным прагматизмом. Президенту В. Путину было не свойственно впадать в крайности, и при этом он использовал все рациональные предложения оппозиции самых разнообразных цветов политического спектра.

На смену революции, как правило, приходит период стабильности и определенной реставрации. Умеренно-консервативная политическая линия Путина, принесшая позитивные результаты, отбросила представителей радикальных крайностей в политический чулан. Мировоззрение левых и правых радикалов оказалось невостребованным российскими гражданами, которые отказались поддерживать эти крайние проекты на выборах в 1999-2008 гг. Но процесс обретения национального согласия в обществе еще не завершился. Трансформация российской элиты будет идти еще долго, наверняка подвергаясь определенным противоречивым влияниям. Конструктивная ее часть, живущая реалиями сегодняшнего дня и новой ситуации, только начинает появляться. И для того, чтобы процесс ее генерации происходил успешнее, необходим общественный консенсус в отношении главных проблемных точек сегодняшнего дня.

Российская революция обозначила ряд задач без разрешения которых был бы невозможен дальнейший прогресс в сторону создания эффективного государства. Трудности возникли в силу особенностей революционной логики создателей «новой России» в начале 90-х, которые осуществляли свои кардинальные преобразования, нередко пренебрегая здравым смыслом. Время постепенно расставило все по своим местам, и прежние взгляды деятелей российской революции подверглись пристальному пересмотру, так как уже не могли удовлетворять ни современного политика, ни ответственного гражданина. Существенные шаги в направлении выработки адекватных ответов на вызовы современности были сделаны командой Владимира Путина.

Прежде всего, путинская элита предприняла шаги по преодолению возникшего разрыва исторической преемственности, произошедшего в революционной России через резкое отрицание предыдущего национального опыта. Революционная ломка восьмидесятых-девяностых внесла радикализм в осмыслении и оценке исторических событий. Историки в девяностые годы все чаще говорили о расколе российского общества⁵. Нас все чаще разъединяла интерпретация наших исторических событий. В девяностые годы правые революционеры всеми силами пытались доказать, что мы теперь уже «не такие как в СССР» или «в дореволюционной России», что мы – «другие», но из этого ничего не получилось. Построить жизнь с чистого листа оказалось сложно. Но и другая крайность – левая также не могла уже быть признанной удовлетворительной. «Мудрость Сталина», эстетика революционных событий 1917 года, воспоминания о «золотых семидесятых» и многое другое – это то, что не состоялось в качестве объединяющих ориентиров для современного россиянина.

Вместе с тем, без учета исторической преемственности, понимания своих национальных корней весьма сложно выработать современную российскую идентичность, иными словами дать ответ на вопрос: кто мы – россияне есть в современном мире? Собственно, об идентичности идут разговоры уже давно. Даже в середине девяностых Президент России Борис Ельцин издавал соответствующее распоряжение – к такому-то числу выработать национальную идею. Не получилось. Владимир Путин в своем первом Послании Федеральному Собранию в 2000 году отметил: «Не нужно специально искать национальную идею. Она сама вызревает в нашем обществе. Главное – понять, в какую Россию мы верим и какой хотим мы эту Россию видеть».⁶ Россияне в 1999-2008 годах, похоже, сформулировали свой ответ на вопрос Президента. Большинство жителей России хотели бы жить в едином государстве, уважаемом как внутри страны, так и в мире, экономически сильном, независимом, современном, где защищаются права граждан и соблюдаются демократические свободы.

В поисках национального консенсуса общество и власть произвели анализ событий исторического прошлого. В результате кое-что из необходимого в советское время, но утратившего интегративные свойства, было предано забвению, другое – напротив актуализировано. Россия получила новый набор памятных дат и символов, которые с одной стороны демонстрируют историческую преемственность, с другой – отвечают веяниям времени. И здесь мы также могли видеть идеологические страсти, разжигаемые правыми радикалами, по поводу неприятия гимна Александрова и красного знамени Победы, а также постоянное брюзжание левых, относительно забвения «идеалов Великого Октября», некоторых советских праздников и символов.

Поиски национальной идентичности стимулировала серия событий, сопутствующих революции 80-90-хх: развал единого государства и разрушение советской общности, отдаление от России бывших «братских республик», а также антироссийская «оранжевая» волна, прокатившаяся по ряду стран ближайшего зарубежья. Наша страна вынуждена была по-новому определять свое место в системе взаимоотношений с ближайшими соседями, разделять прежнее общее «мы», касавшееся бывшей «единой общности – советского народа» на новое российское «мы» и «уже не мы». Левые в этом случае меньше всего ориентировались на прагматизм – они пытались всячески отстоять принципы интернационализма и помощи «братским государствам», даже если элита тех стран была настроена нелояльно по отношению к России, а взаимодействие явно не приносило никакой прибыли российской стороне. Правые радикалы придерживались иных соображений, создавая разнообразные препоны на пути реинтеграции бывших советских республик (например, Белоруссии и России), в ряде случаев способствуя успеху «оранжевых сил», а значит и отдалению «оранжевых государств» от России. Отмечу, что многие лидеры российских правых партий: «Союза правых сил», и «Яблока», и Республиканской партии, и других организаций сами были бы не прочь стать «оранжевыми» революционерами, но уже в России, приблизив тем самым реализацию их заветной мечты - превратить нашу страну если не в западную страну, то хотя бы в младшего партнера «цивилизованного мира».

Кстати, несколько слов о взаимоотношениях с Западом. В годы российской революции 80-90-х гг. российская правящая элита предприняла целую серию шагов в сторону сближения с «развитыми странами». Но Запад оказался не заинтересован в интеграции. Со временем пришло понимание того, что бег за «цивилизованными странами», попытки вхождения в список «развитых стран» любой ценой не принесли особых удовлетворительных результатов.

Более того, прохладное отношение Запада к России давало благодатную почву для роста числа так называемых «внутренних эмигрантов» – тех людей, которые вроде бы и жили в Российской Федерации, но страстно хотели бы жить вне ее. Они не верили в свою страну, в возможность своего личного успеха в «этой стране», способствовали созданию национальных комплексов России как «неполноценного государства». Прозападные радикалы совершенно игнорировали принципы государственного суверенитета. Для них интеграция в какие-либо международные структуры означала больше, нежели национальные интересы. Подчеркнутый антипатриотизм и культивирование идеологии национального поражения, «кошмаризация России» - основные черты мировоззрения этого слоя элиты, представители которой часто встречались и встречаются в научной, экспертной и околополитической среде. Они фактически являлись и являются идеологами превращения нашей страны в безвольный придаток Запада.

А утрата Россией национального суверенитета была в недалеком прошлом весьма возможной. Предпосылок для этого было множество: многолетнее следование рекомендациям из «дружественных» нам международных финансовых организаций, диктовавших России необходимость проведения того или иного экономического курса; многочисленные советы по осуществлению внутренней политики в области соблюдения прав человека, отправлению демократических процедур. Разочарование наступило тогда, когда стало ясно, что требования МВФ и Всемирного банка не принесли для российской экономики практически никакой ощутимой пользы, скорее наоборот, многие высокотехнологичные производства, построенные в советские годы, оказались наиболее ущемленными в ходе экономических реформ. Когда мы почувствовали, что уступки России во внешнеполитической и экономической сфере не сопровождаются шагами навстречу со стороны международных организаций и Запада. Когда осознали, что в сфере мониторинга за демократическими свободами нередко процветала двойная мораль, неприкрытая тенденциозность, и нередко и банальный коммерческий интерес.

Другая крайность – превращение Запада в абсолютное зло, чем грешат многие российские публицисты, обозреватели и политики левого толка. Одна из любимых тем этого слоя элиты - теория заговора Запада против России. Слова Аллена Даллеса шестидесятилетней давности, цитаты из ненавистников России (типа Збигнева Бжезинского и Ричарда Пайпса) практически главные доказательства, приводимые левыми. Последние в качестве панацеи предлагают в очередной раз изолироваться от «тлетворного влияния Запада» и «вернуться к истокам». Создание «крепости Россия», живущей по «своим правилам» - очередная попытка изобретения велосипеда, который уже неоднократно вывозил Россию не на ту дорогу.

Девяностые годы показали, что Россия вряд ли сможет стать такой же, как Европа или Америка⁷, но стоит ли из-за этого терять самоуважение и смысл в жизни? Безусловно, нет. Современная Россия стремится стать привлекательной не только для ее жителей, но и наших соседей. При этом нужно понимать, что мы никогда не станем копией Запада. России жизненно необходима идеология национального успеха, вера в свои силы. Без этого мы никогда не сможем вырастить поколения, которые будут работать на благо страны, а не на ее разрушение.

Но идеология национального успеха не может эффективно работать без реальных результатов социально-экономического развития. Модернизация российской экономики и социальной сферы во имя интересов каждого гражданина – ключевой момент реформ. Здесь также важен взвешенный подход – оголтелое требование правых радикалов ухода государства отовсюду во имя «рыночного регулирования» не дало никакого позитивного эффекта. Сомнительным представляется и чрезмерное упование левых на «мудрость государства», которое сможет справедливо распределить ответственность и достаток.

И еще один важный момент. Российская политическая общественность должна договориться между собой насчет содержания и путей дальнейшего развития отечественной демократии, где ключевой позицией должно быть общее уважение демократических завоеваний. Россияне обретут свое национальное единство только через признание того, что в стране необходимы политические свободы, плюрализм мнений, допустима смена власти путем демократических выборов. Кроме того, общим мнением должно стать то, что отечественная политическая система требует дальнейшей трансформации, но здесь требуется единое убеждение в необходимости институциональной демократизации, а не личностной, «персоналистской».

Долгие годы в России доминировала точка зрения правых радикалов, согласно которой демократия наступает с приходом к власти «настоящих демократов». Но исторический опыт показывает, что «настоящие демократы» нередко создают отнюдь не демократические режимы. Нашей стране необходимо общее признание демократических правил политической игры всеми основными участниками политико-властных отношений, а сделать это будет возможно только лишь в том случае, если главные партийно-политические силы не будут предлагать радикальных сценариев, отрицающих современность. Так, например, у значительной части представителей левых сил до сих пор нет в ценностном багаже понимания того, что современное государство не может состояться без основополагающих демократических прав и свобод.

Россия уже не обломок Советского Союза, который необходимо любой ценой восстановить, а полноправное государство. Наша страна нуждается в эволюционном пути развития, который отрицает сценарии, построенные на очередной необходимости крушить действительность и строить заново. Сумеет ли Россия обрести прочную стабильность, национальное единство и развиваться дальше, пройдя между Сциллой и Харибдой⁸, покажет только время.

Историческая преемственность

«У нас не выработано консенсуса в обществе по оценке недавних событий. Следовательно, не выработан подход к нашему будущему»

В.Ю. Сурков⁹

Михаил Горбачев и Борис Ельцин за годы своего руководства страной изменили ее до неузнаваемости. Чуть больше двадцати лет назад невозможно, наверное, было представить себе, что не станет СССР, и бывшие «республики-сестры», как, например, Украина с Грузией будут откровенно враждовать с Россией, осуществлять систематические нападки на статус русского языка, а наши прибалтийские соседи - вводить визовые режимы и искать бесконечные причины для конфликтов. Власть коммунистической партии тогда казалась незыблемой и в этой связи общее число депутатов от КПРФ в нынешней пятой Государственной Думе составляющее несколько десятков человек не может не вызывать удивления. В эти годы закончилась «холодная война» вместе с эпохой изоляции нашей страны от всего мира. Мы вступили в эру рыночных отношений и всерьез заговорили о вхождении в мировые экономические организации и институты. Этот список политических, экономических, социальных и прочих изменений можно бесконечно продолжать.

Первые бурные политические изменения произошли в конце восьмидесятых годов, после небезызвестной девятнадцатой партийной конференции 1988 года, провозгласившей курс на формирование правового государства, ограничение монополии КПСС во властной сфере, введение конкурентности и состязательности на выборах. В это время в стране появились первые демократические организации, впервые были избраны на альтернативной основе представительные органы власти, возникли проблески свободы слова и печати. Иными словами, казалось бы, вся общественно-политическая жизнь в нашей стране сдвинулась с мертвой точки застойно-черненковской эпохи.

С другой же стороны возникли и негативные тенденции. Вместе с демократическими свободами пришло и резкое неприятие всего связанного с прошлым и настоящим страны, пошел лавинообразный процесс «вскрытия ошибок и преступлений» советского режима. В обществе витали идеи «суда над КПСС», а их глашатаи никак не хотели учитывать тот факт, что именно КПСС и ее генсек Горбачев сами запустили процесс обновления и демократизации СССР. Популярным стало говорить о нашем «недостойном историческом прошлом», о необходимости покаяния всех и вся, кстати, отблески последнего до сих пор популярны в некоторых слоях российской интеллигенции. Конечно, нельзя не признавать того, что изменения в политической жизни и определенная переоценка прошлого были в годы перестройки необходимы. Но то, что Горбачев не мог остановить запущенный им же самим маховик безграничного охаивания советской действительности, то, что ругать собственную страну стало хорошим тоном - явное свидетельство или непонимания происходящего, или сознательной политической позиции.

Подчеркну - импульс к радикальной переоценке советской реальности и окружающей действительности был задан самой правящей элитой. Именно по их инициативе выходили тонны литературы по вскрытию «белых пятен» в истории, преступлений советской власти¹⁰ и так далее. В итоге – катастрофически падала популярность правящей элиты, подтачивалась легитимность власти, а вместе с ними ставилась под вопрос и целесообразность существования СССР. Именно поэтому в момент крушения Советского Союза не возникло каких-то серьезных народных волнений. Пораженческая элита была выращена и обласкана Горбачевым и его командой на многие годы вперед. В эпоху политических реформ и демократизации горбачевские реформаторы вместе с водой выплеснули и ребенка, продемонстрировав поразительный пример того, как достоинство собственной страны, уважение к своему прошлому может быть девальвировано в одночасье в угоду «общечеловеческих ценностей».

В конце восьмидесятых – начале девяностых годов стало популярным высказывание о том, что Россия – страна с непредсказуемым прошлым. Действительно: мы переживали в тот момент период радикальных реформ, сопровождаемый переоценкой многих вещей и, в силу этого, менялся взгляд на историю. Революционная политическая ломка способствовала тому, что нередко под «переоценкой» исторических событий понималось лишь изменение подходов на прямо противоположные. Так, Владимир Ленин практически в одночасье превратился из «доброго дедушки», «вождя мирового пролетариата» в гения кровавой диктатуры, немецкого шпиона, одержимого фанатика и прочее¹¹. Известный мыслитель Эдмунд Берк как-то сказал, что для нации нет большего бедствия, чем порвать со своим прошлым. Именно эту трагедию мы пережили. Неуверенность в своих силах, неудовлетворенность собой, стремление жить так, как «в цивилизованных странах», отвергая собственное «Я» - наиболее характерные черты общественного сознания революционного периода 80-90-х гг.

Но отрицание собственной истории лишало смысла не только прошлое, но и, как выяснилось несколько позже, современность. Слишком многое мы унаследовали от прошлого, для того чтобы могли отказываться от него. Даже либеральный деятель академик Юрий Афанасьев признавал, что «советскость» как качественная характеристика нашей истории ХХ в. – скорее продолжение российской исторической традиции, чем ее отрицание и преодоление»¹². Мы не можем признавать ту или иную эпоху, например, советскую, исключительно «цепью ошибок и преступлений», потому что она творилась нами, нашими предками. Иначе мы никогда не найдем свою идентичность, не найдем согласия с теми людьми, кто видит в отечественной истории свои национальные корни. Целью сегодняшних политиков и обществоведов должно стать примирение с собственной историей и обеспечение исторической преемственности. Сделать это непросто: в России, пережившей неоднократную смену политических режимов, сложно найти баланс исторической справедливости по отношению к прошлому, так как, отдавая дань уважения в отношение одних деятелей российской истории, почти обязательно ущемляются права других ярких персонажей минувших дней. Выход один: взвешенность и умеренность.

* * *

Известный российский философ Николай Бердяев как-то определил главную черту российского национального характера – максимализм, или стремление придерживаться крайних точек зрения¹³. Это некое общее выражение известной формулы – «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…». До сих пор мы часто в оценке нашего прошлого исходим из крайностей, так и не найдя «золотую середину».

В одной из программ Владимира Соловьева «К барьеру» на НТВ в феврале 2006 года дискутировали Сергей Иваненко из «Яблока» и Алексей Митрофанов, тогда еще из ЛДПР, о роли ХХ съезда КПСС, где произошло разоблачение культа личности Сталина. Этот диалог был очень показательным, так как отражал дискуссию правых и левых радикалов.

«Яблочник» Иваненко призывал к покаянию. По его мнению, мы недостаточно каялись в конце восьмидесятых - начале девяностых годов, просили прощение, «вскрывали ошибки и преступления сталинского режима», затем ленинской России, пока в конце-концов не пришли к отрицанию всего и вся, ненависти к своей стране. Когда же она развалилась – и в том числе под влиянием этого вала покаяний – стало понятно, что стреляли в коммунизм, а попали в собственную страну.

Идея покаяния до сих пор популярна. Только совершенно неясно кто и перед кем должен в настоящий момент каяться. Кто? Путин? Зюганов? Медведев? Или весь российский народ? И перед кем?

При этом совсем непонятно почему именно мы, россияне, должны каяться за «ошибки истории»?! Неужели американцы просили прощения у кого-то за Хиросиму и Нагасаки, Вьетнам, Ирак, Косово, геноцид коренных американских народов? Почему католической церкви не покаяться за эпоху крестовых походов, охоту на ведьм? И по своей ли инициативе немцы собрали Нюрнбергский процесс за миллионы убитых в годы Второй мировой? Кстати, по поводу немцев – их национальное унижение и нищета Веймарской Германии после поражения в Первой мировой войне стали фундаментом для формирования национал-социалистического фашистского движения. И разве к этому мы стремимся? Разве это нам нужно сейчас, когда новая российская государственность только начала приобретать элементы устойчивости?

Но и вторая точка зрения, озвученная Алексеем Митрофановым, также не может быть одобрена. Считать ХХ съезд ошибкой – это фактически преступление против нравственности, нарушение всех правил здравого смысла и человечности. Сталинские методы руководства, безусловно, заслуживали и заслуживают осуждения. Это необходимо было сделать. И сейчас только историкам-профессионалам должно быть важно во имя чего данный доклад прочитал Никита Хрущев – толи из-за конъюнктурных политических соображений – для того чтобы расправиться со своими оппонентами в КПСС, толи во имя гуманистических соображений. Для граждан России значимо то, что сталинизм и репрессии еще на ХХ съезде в середине 50-х годов были осуждены. Этим преступлениям еще тогда была дана историческая оценка. И пусть сразу это было сделано достаточно тихо, со стыдливым ознакомлением с докладом Хрущева в партийных ячейках, без обсуждения… без далеко идущих выводов о сущности партии и ее методах руководства. Те, кто на это указывает или акцентирует внимание на ограниченности хрущевских шагов по разоблачению культа Сталина – не совсем понимают особенностей той исторической эпохи и оценивают прошлое мерками сегодняшнего дня.

ХХ съезд стал той вехой, начиная с которой отсчитывается современная эпоха, время постепенной демократизации советского общества, а затем и постсоветского развития. У каждого народа есть как достойные страницы прошлого, так и темные времена. Важно только уметь отделять зерна от плевел, находя адекватную грань между национальным достоинством и раскрытием «преступных фактов истории».

Мудрые люди говорили – не стреляй в прошлое из пистолета, иначе будущее ответит тебе пушечным выстрелом. Нам никуда не деться от нашей советской истории. Как не деться нам и от истории девяностых и нынешних дней, которые тоже имеют неоднозначные оценки и результаты. Наша история является воплощением всех нас. Все мы пришли оттуда. Если так бессмысленно, как представляют некоторые «интеллектуалы» наше прошлое – то откуда мы тогда взялись и имеем ли мы право на достойное существование?

* * *

Отечественная история изобилует разнообразными сюжетами и традициями, остро востребованными в современной России. Один из них хотелось бы привести на страницах этого издания.

В конце апреля по традиции в нашей стране проходят субботники. В советскую эпоху их называли ленинскими субботниками – так как приурочены они были ко дню рождения вождя мирового пролетариата. Ленин в последние годы совсем не в почете у нынешних властей, он перестал быть официальной иконой, в честь которой осуществлялись подвиги, назывались организации и предприятия, возводились монументы. И хотя почти в каждом городе, уверен, сохранился памятник Ленину, отношение к нему изменилось. Ленин из воплощения абсолютного добра превратился в массовом политическом сознании в выдающегося, но неоднозначного политического деятеля. Кто-то ему до сих пор слагает гимны, другие проклинают и требуют выноса тела из Мавзолея. Что ж это обычная судьба выдающихся людей, чьи деяния повлияли на судьбы миллионов.

Ленин стал автором и проводником огромного по своим масштабам социального эксперимента, осуществленного в нашей стране. И как бы мы ни смотрели на советскую историю, но колоссальный модернизационный скачок был осуществлен именно в первые годы построения социализма. Его недооценивать нельзя, ведь многие российские заводы и предприятия были построены именно в те годы, а некоторые до сих пор используют еще то оборудование.

Ленин пытался путем отказа от традиционной дореволюционной российской идентичности, сформулированной графом Уваровым – «самодержавие-православие-народность» сконструировать идеологию нового общества, построенного на уважении к людям труда и отказа от традиционных форм капиталистической эксплуатации. Самодержавие было заменено на диктатуру пролетариата, православие на воинствующий атеизм, а народность на советскую идентичность. Коммунистическая идеология стала религией нового советского общества. Ленин и его последователи смогли создать из страны единую корпорацию, управляющуюся из одного центра и осуществляющую модернизационный рывок. И, судя по всему, в тот период это дало свои результаты.

Важным следствием реализации ленинских инициатив стало изменение трудовой этики советского гражданина. Государство рабочих и крестьян ориентировало последних на трудовой подвиг и дисциплину. На то, чего так всегда не хватало в российской ментальности. Православная религия, например, не приветствовала инициативу работников в период, занимающий чуть ли не половину года. На такой режим работы накладывали свой отпечаток и особенности нашего климата – когда «весенний день год кормит», а зимнее время превращалось, нередко, в пору хандры, безделья, а то и беспробудного пьянства. Российский работник не привык трудиться равномерно, без напрягов. Привычнее была постоянная перемена авралов и «перекуров». Ведь известно, что русские долго запрягают, но быстро ездят.

Работать в советское время стало почетно. Образ трудяги стал символом нового политического строя. И это, на мой взгляд, был главный позитивный результат советского социального эксперимента. Образ советского рабочего, достигавшего трудовых высот, на какое-то время даже затмил лелеемый в России образ Ивана на печи, который всего добивался не трудовым путем, а по-щучьему веленью.

Но в годы Брежнева новая трудовая этика начала сбоить. Режим стал свободнее – никого уже не сажали за три украденных с колхозного поля колоска, и не расстреливали за срыв плановых заданий. Заряд советского трудового энтузиазма исчерпался, и на место трудового подвига вышла халтура и очковтирательство. После смерти Брежнева Андропов и Горбачев пытались изменить ситуацию, но одному не хватило времени, а другой был увлечен проектами политического плана. У Горбачева не получилось ни осуществить ускорение, ни реализовать экономическую реформу, ни создать новые стимулы для эффективного труда.

Хотя многие до сих пор воспринимают брежневскую эпоху как «золотой период» советской истории и считают тот уровень жизни и политический порядок достойным почитания, брежневский режим фактически заложил основу экономического провала СССР в восьмидесятые. Но, не смотря на это, для многих ностальгирующих по советским временам народный герой отечественного политического анекдота дорогой Леонид Ильич Брежнев является воплощением идеала руководителя страны. Не случайно и ныне на митингах левых можно увидеть плакаты со словами: «Дорогие Ильичи! Из гробов вылазьте! Очень плохо на Руси без советской власти!»¹⁴. Замечу, что это никакой не агитпроп, а вполне реальная жизненная политическая позиция.

Для того чтобы Россия смогла осуществить новый модернизационный рывок, который бы вывел ее в число мировых лидеров, нам вновь остро нужна рабочая этика, в которой поощряется желание трудиться, а не праздность и безделье. В том, что люди труда стали центром внимания советского государства – основа его экономических успехов и главный итог деятельности Владимира Ленина. Может быть, настал период отбросить эмоции и посмотреть на результаты советского социально-экономического эксперимента иными глазами?

* * *

Вообще взвешенность и осторожность в оценках, учет особенностей исторического времени при рассмотрении событий прошлого – единственный путь нахождения исторического компромисса и выработки национальной интегративной идеологии, о необходимости которой уже так много было сказано. Проблема заключается в том, что поиском согласия долгие годы занимались у нас, по образному выражению ростовского губернатора Владимира Чуба, «люди в кожаных тужурках», которые пытались найти консенсус на основе отрицания всего того, что было ранее в разные исторические эпохи. Как раз такой подход, представляется, и не способен никого объединить. Он является главной основой для дезинтеграции российского общества. Поэтому все объединяющие концепции, гневно обличающие советский строй, Россию дореволюционную и современную обречены на провал. Замечу, что я при этом не призываю восторгаться всеми реалиями «развитого социализма», бросаться перечитывать «Малую землю», петь «Боже, царя храни» и благодарить Ельцина, который даровал нам демократию. Это абсурдно. Другое дело, что мы должны найти те вещи, символы, события, фигуры, которые при разных политических режимах способны вызывать уважение. Сейчас идет активный поиск таких символов. Так, например, бесспорным праздником для всех поколений, социальных и интеллектуальных слоев является День Победы. Лишь крайне маргинальная публика позволяет себе иронизировать по поводу этого дня национального триумфа и одновременно трагедии. Юрий Алексеевич Гагарин - тоже советский человек, но его образ нельзя замусолить идеологической шелухой. Это наш герой – советский, российский. Как и наш земляк - Юрий Андреевич Жданов - человек-легенда, ректор Ростовского университета, зять Сталина, член-корреспондент Российской академии наук, почетный гражданин города Ростова-на-Дону … Его имя прочно связано с советской историей, советской политической элитой, частицей которой он являлся, советской наукой, которая при всех своих «но» в эпоху Жданова-ректора находилась на подъеме. Жданов умер коммунистом в демократической России и это совершенно не умаляет, а лишь подчеркивает его гражданскую и политическую позицию. Политические предпочтения, а также близость Жданова к самым высшим эшелонам власти в сталинскую эпоху дает почву для того, чтобы «злые языки» позволяли себе острые высказывание в адрес ушедшего. Что ж они имеют на это полное право. Но при этом должны понимать, что Жданов для многих – недостижимая величина, возникшая далеко не по одной лишь причине родства с советской элитой. Отрицать это – значит ничего не понимать в жизни. И еще один наш земляк, Нобелевский лауреат - Михаил Александрович Шолохов тоже в этом почетном ряду не последний человек.

В любой стране есть герои и тираны, светлые и темные страницы прошлого. Нередко их по-разному оценивают. Но есть те символы, которые обладают непререкаемым авторитетом. Их образ дает правильную модель гражданского поведения, им хотят подражать, почитать их. Эта мифологическая картина составляется благодаря общему труду историков, журналистов, преподавателей и, безусловно, граждан страны. Причем подобная система координат есть не только в рамках государства, но и города, региона.

Ростовская область в этом смысле, на мой взгляд, несколько дальше продвинулась в выработке положительных символов, нежели страна в целом. Наверное, залогом стабильности является отсутствие политических бурь и традиционный консерватизм ростовчан. Донская мифология гласит о том, что земля Тихого Дона, имеет глубокие традиции решать проблемы мирным путем. Поэтому в Ростовской области и нет существенных межнациональных конфликтов и политического противостояния. Предприимчивый дух южан, свойственный жителям купеческого города Ростова-на-Дону сглаживал и наиболее одиозные наступления советской власти на частное предпринимательство – это же способствовало и более адекватному вхождению Дона в эпоху рыночных отношений. Мы уважительно относимся к нашему далекому казачьему прошлому, помним о том, что еще две тысячи лет назад в городе Танаисе были опробованы первые демократические нововведения. Кроме того, советская эпоха также достойна уважения. Именно тогда был построен Ростов в его современном виде, пущены заводы и фабрики. Среди символов области – Платов и Деникин, Чехов, Шолохов, Калинин, Закруткин, Парамонов, Юрий Жданов, Нина Переверзева, Иван Бондаренко, Михаил Нагибин – представители разных эпох. Донская политическая мифология позволяет комфортно жить ростовчанам и заставляет гостей уважительно относиться к нам. Тут, без всякого сомнения, еще есть над чем работать, но конструктивный потенциал, заложенный в этих зачатках донской региональной идентичности, очевиден и он выстроен на исторической преемственности.

Работать на самом деле есть над чем - так, на Дону, практически нет памятных мест связанных, например, с жизнью и деятельностью думских деятелей дореволюционной эпохи, сделавших очень многое на благо жителей нашего края – Харламова, Аджемова, Ефремова. Последний, например, был незаурядной политической фигурой в масштабах всей дореволюционной России. Иван Николаевич Ефремов руководил фракцией прогрессистов в Государственной Думе третьего и четвертого созывов, был одним из лидеров партии мирного обновления. Во Временном правительстве занимал пост министра юстиции. Память об этих людях сохранилась лишь в узком кругу историков и специалистов. А они могли бы стать теми фигурами, которые бы подчеркивали преемственность исторического пути развития России. Показывали бы, что помимо революционеров и террористов, именами которых названо немало улиц в городе Ростове-на-Дону, да и не только в нем, есть другие личности, подающие совершенно иной образец политического поведения более соответствующий принципам цивилизованного общества.

Так, например, некоторое время был незаслуженно забыт и донской меценат, просветитель Николай Елпидифорович Парамонов – владелец издательства «Донская речь», выпускавшего занимательные печатные издания для широкой публики, посвященные распространению правовых знаний. Эти брошюрки были доступны даже самым небогатым людям. В них они могли узнать о своих правах. Дом Николая Парамонова на нынешней улице Суворова долгое время не содержал ни памятных табличек, как собственно и здание, в котором ранее располагалась упомянутая выше типография. А ведь издательство Парамонова печатало и литературу социал-демократическую, что, впрочем, никак не отразилось на отношении большевиков к сохранению памяти об издателе в глазах потомков. Даже дом Парамонова многие идентифицируют до сих пор как бывший дом политпроса. Лишь в 2005 году по инициативе Ростовского городского отделения партии «Единая Россия» здание, где родился и жил Н.Е. Парамонов, обрело мемориальную доску.

Иными словами наше историческое прошлое изобилует сюжетами, которые бы послужили примерами для нынешнего поколения. Благо что сейчас ситуация несколько меняется. Нынешняя донская символика: герб, флаг и гимн Ростовской области символизирует единство различных эпох в истории Дона – Области войска Донского в составе Российской империи, послереволюционной Донской казачьей республики и советского периода. Чтить память заслуженных предков становится модно. Другое дело, что еще слишком мало сделано, хотя изменения есть - так одна из ростовских строительных организаций, установила барельефы с именами донских купцов – Асмолова, Супрунова, Байкова, внесших существенный вклад в развитие города, на здании одного из бизнес-центров. Возрождаются памятники и мемориалы заслуженным людям.

В общероссийском контексте как-то с выработкой символов сложнее – слишком давит груз идеологизированного прошлого, но и здесь есть подвижки. Восстанавливаются церкви. Не так давно в Москве установили разрушенный ранее памятник Александру Второму, освободившего страну от крепостного права. Именно его российский народ, замечу - именно народ, а не официальная пропаганда назвала царем-Освободителем.

В этой связи нужно сказать еще об одной теме, вызвавшей бурные общественные дискуссии, – решении Государственной Думы об удалении с современного знамени Победы изображения серпа и молота. Много слов уже было сказано на эту тему. Некоторые политики уже успели сколотить на этом политический капитал. Логика думцев была проста – символы, тем более государственного значения должны людей объединять, а не раскалывать. Но нам от советской истории (в отличие, например, от восточноевропейских коллег) отказываться нельзя, хотя и необходимость пересмотра наиболее спорных вещей, вызывающих раздор, на мой взгляд, также очевидна. Здесь не должно быть места политической конъюнктуре.

Даже коммунисты из КПРФ осудили сталинские репрессии, застой, бюрократизм и косность советского режима. Но отказываться целиком от советского прошлого чрезвычайно опасно – оно слишком дорого для многих наших граждан, да и Россия смогла именно в советском прошлом реализовать себя как супердержава. Поэтому в качестве государственных символов вернулся гимн Александрова, политики заговорили об исторической преемственности, стало востребованным и красное знамя как символ Победы, но теперь уже без социалистических символов. Может быть, такой компромиссный подход и станет наиболее продуктивным в текущей обстановке – ведь страна должна ориентироваться на гражданский мир, а не постоянные распри и протесты.

Историки говорят, что россиян в настоящем часто разделяет прошлое и его оценки. Поэтому для того чтобы найти объединяющую идеологию, России нужно быть более толерантными к жизни и делам наших дедов и отцов. Ведь если дореволюционную Россию воспринимать как «тюрьму народов», а советскую как тоталитарную «империю зла», лишенную всякого смысла, что, заметим нередко можно сегодня услышать, то мы вряд ли найдем взаимопонимание. А именно это взаимопонимание сейчас крайне необходимо.