3. Аксиологические проблемы права

Среди аксиологических проблем естественного пра­ва выделяются те, решение которых определяет ответ на вопрос, какие ценности должно отражать позитив­ное право. В качестве первостепенной здесь рассмат­ривается проблема абсолютных общезначимых ценно­стей.

Сторонникам естественноправовой аксиологии не удалось обоснование достаточно развернутого абсолют­ного ценностного критерия нрава, и под натиском ценностного релятивизма эта аксиология демонстриру­ет тенденцию к сужению в содержательном аспекте. Так, использование в 50-е годы «материальной цен­ностной этики» в качестве системы абсолютных цен­ностей не получило распространения. Прежде всего отрицались притязания этой системы на абсолютность в ее содержании.

Ценности в рассматриваемой аксиологической сис­теме находятся в отношениях иерархии в зависимости от их «уровня». Духовные ценности выше материаль­ных, а среди духовных — нравственные и религиозные выше логических и эстетических. Внутри класса нрав­ственных ценностей «высота» ценностей возрастает в следующем порядке: правомерность, правдивость, лю­бовь к ближнему, слепая вера, любовь к врагу, дарующая добродетель ²⁵.

Отрицая абсолютность этих ценностей, Э. Шпрангер, например, видел в них «всего лишь схему совре­менного западноевропейского ценностного сознания, находящегося под сильным влиянием христианства».

С точки зрения марксизма значение этих ценностей как таковых, не отрицается. Но содержание буржу­азного права в аксиотическом аспекте определяется конкретным классовым интересом. II если он требует, чтобы верх взяла «дарующая добродетель», то она восторжествует над «правдивостью». Но если потребу­ется, то «правомерные» соображения экономической выгоды отодвинут на задний план всякую «любовь к ближнему», не говоря уже о «любви к врагу».

Буржуазные идеологи критиковали абсолютную ценностную систему с точки зрения ее несоответствия реальному ценностному сознанию западного общества, но главным образом — с позиции релятивизма. Поэто­му в 60-е годы предпринимались попытки соединения юснатуралистского правопонимания с релятивистской аксиологией, изображавшиеся как «третье» направле­ние аксиологии права, преодолевающее ценностный «абсолютизм» и традиционно понимаемый релятивизм.

«Основной догмой» философско-правового реляти­визма считается тезис о недоказуемости ценностных суждений о праве. Оценки не признаются «суждения­ми» в научном смысле. Поэтому допускаются проти­воречия между оценочными суждениями, отрицается научно-познавательный характер оценочного подхода к праву, доказуемость конечного критерия в оценках.

Последовательное применение релятивизма несов­местимо с юснатуралистским типом правопонимания. Для преодоления этого противоречия отрицается последовательный релятивизм либо признается относи­тельно объективный порядок ценностей при одновре­менном преуменьшении его значения для права. На­пример, Г.Хенкель подчеркивает, что допущение рав­ной возможности противоположных оценок непримени­мо в сфере права, ибо оправдывает узаконенный про­извол. В то же время он указывает на многократно совпадающие оценки социальных явлений: субъек­тивно возникающие в результате типичных пережи­ваний оценки образуют совокупность надындивидуаль­ных ценностей, действительных в определенных исторических условиях. Такая интерпретация оценочных суждений именуется «объективным ценностным реля­тивизмом», с позиций которого совокупность объективи­рованных ценностей — это один из «реальных факто­ров права», составляющих «природу вещей». Однако для закона необязательна рецепция социального по­рядка ценностей, поскольку право есть «автономное» явление.

С позиций «умеренного релятивизма» X. Риффель доказывает, что последовательный релятивизм ведет к завуалированной апологизации ценностей, закреплен­ных в законе, что присуще правовому позитивизму. Однако абсолютное ценностное содержание естествен­ного права противоречит реально существующему ценностному плюрализму. Последний противостоит любому конечному истолкованию естественного права. Следовательно, если в сфере права необходимо пре­одоление ценностного плюрализма, то не с позиции абсолютных правовых ценностей, которые реально не­возможны, а с позиции «умеренного ценностного ре­лятивизма». А именно требования естественного права здесь и сегодня следует рассматривать как относитель­ную ценностную позицию, от которой позитивное право может в определенной мере отклоняться. Вместе с тем естественное право, фиксируемое как относительное в своем аксиотическом аспекте, должно стремиться к абсолютным ценностям, несмотря на то что они не­достижимы, ибо лишь стремление к абсолюту одно имеет смысл в «этом преходящем мире».

По существу, такие рассуждения не снимают воп­роса об общезначимых ценностях в классовом, или «плюралистическом», обществе. Так, утверждают, что в обществе с «плюралистической структурой» различ­ным социальным группам соответствуют свои социаль­ные порядки ценностей, но в качестве элемента при­роды вещей могут рассматриваться лишь общие для них ценности. Аналогично и X. Риффель доказывает, что, несмотря на противоположность оценок правовых явлений в обществе с «ценностным плюрализмом», всегда найдется возможность консенсуса: относительное естественное право — это критерий оценки правовых явлений, предполагающий толерантное к себе отноше­ние с любой позиции.

Идеологическая подоплека этих рассуждений за­ключается в следующем: противоположность классо­вых оценок политико-правовых явлений изображается как принципиально неантагонистическая: социальные конфликты как следствие «ценностного плюрализма» — это якобы лишь отклонение от естественноправовых основ функционирования «плюралистического общест­ва». Конечно, конкретная правовая система классово-антагонистического буржуазного общества неизбежно закрепляет минимум общечеловеческих ценностей и не­сет в себе определенное ценностное выражение конк­ретно-исторических результатов классовой борьбы. Но ее аксиотическое содержание определяется не каким-либо классовым компромиссом, а ценностями господ­ствующего класса — «святостью» и «незыблемостью» частной собственности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вместо признания этого факта буржу­азные идеологи предпочитают рассуждать о возмож­ности отклонения закона и «групповых порядков цен­ностей» от естественноправовой «платформы» примире­ния ценностно-идеологических позиций: естественное право «сплачивает людей и отвлекает от того, что их разъединяет».

В качестве общечеловеческой объявляется ценность внешних формальных свойств буржуазного права (за­кона). Так, Л.Л.Фуллер называет принципами «внутренней моральности права», пли требованиями естественного права к правовой системе, наличие норм вместо практики решений ad hoc, общеизвестность и понятность норм, относительную стабильность норма­тивной системы, ее ориентированность на применение в будущем, логическую непротиворечивость, недопусти­мость объективно невыполнимых норм, соответствие правовой системы практике человеческого сосущество­вания. Фактически здесь речь идет о формальнологических условиях действительности права. Лишь последнее требование затрагивает содержание право­вой системы, но довольно абстрактно.

В одном из комментариев принципов «внутренней моральности права» указывается, что, хотя Фуллер и не связал эти принципы с содержательными ценност­ными критериями, тем не менее политическая прак­тика свидетельствует, что порочные цели достигались проще при нарушениях такого рода принципов и, следовательно, их соблюдение — условие достижения блага. Однако такая постановка вопроса о ценности права не имеет ничего общего с юснатуралистским типом правопонимания, ибо последний предполагает оценку права в законе с содержательной, а не фор­мальной стороны.

Можно констатировать, что единственным неоспо­римым содержательным критерием в естественнопра­вовой аксиологии остается принцип человеческого до­стоинства. По мнению Дж. М.Финниса, уже практи­ческий разум достаточен для осознания индивидом того, что свободное и социально ответственное соблюдение юридических норм есть условие общего и личного блага; по это же предполагает, что для истинного за­конодательства индивид представляет ценность как личность, обладающая качествами человеческого до­стоинства и позитивной ответственности.

Абсолютность принципа человеческого достоинства считается очевидной с точки зрения негативных по­следствий его нарушения. Например, такие распрост­раненные в фашистской Германии явления, как ра­систское законодательство, попрание прав личности, чудовищная практика физического и духовного над­ругательства над личностью в легальных формах и т. п., считаются невозможными в условиях западной демократии, но присущими тем режимам, в которых принцип человеческого достоинства попирается в своей основе. Правда, нередко раздаются призывы к уси­лению критической направленности естественноправового мышления ввиду того, что принцип человеческого достоинства часто лишь предполагается воплощенным в западной действительности. В контексте этого прин ципа реальным единством естественного и позитивного права признаются только права человека как консти­туционные права и свободы.

Принцип человеческого достоинства трактуется как материальный ценностный критерий соблюдения ес­тественных прав человека в законодательстве. Так, согласно Р.Марчичу, естественное право запрещает унижение человеческого достоинства, которое неотъем­лемо; предписывает, чтобы порядок общения институ­ционально защищал человека как субъекта, предостав­ляя право на законный суд, правоспособность, дееспо­собность и т. д.; предписывает обеспечение каждого члена сообщества необходимыми духовными и мате­риальными средствами существования; предписывает такой порядок сообщества, который гарантирует каж­дому члену сообщества активное участие: выборы, пле­бисциты, инициативы и т. д.

Как удачно заметил ученый из ГДР Г.Кленнер, каталог прав человека «делает столь же свободным, как поваренная кнпга сытым». Нам представляется безосновательным утверждение о реализованности ес­тественных прав человека в правовых системах бур­жуазных стран, причем речь не идет о различии между формально-юридической свободой и фактической возможностью ее реализации представителями антаго­нистических классов. Приведенная здесь трактовка ма­териального критерия естественных прав в законодательстве есть скорее программное требование, чем отражение реальности. Это можно продемонстрировать на примере конституционной практики ФРГ.

Во-первых, что касается «институциональной защи­ты человека как субъекта», то существует практика ограничения политических и личных прав. Здесь мы не будем говорить о праве на законный суд, ибо именем законного суда может твориться беззаконие по сфабрикованным обвинениям, но формальное требова­ние законности будет удовлетворено. «Принцип огра­ничения прав и свобод граждан по политическим мотивам, — пишет II.А.Ледях, — с первых дней су­ществования ФРГ был официально провозглашен в качестве конституционно-правового постулата». Со­гласно ст. 18 Основного закона ФРГ, граждане ли­шаются основных прав (свобода печати, преподавания, собраний, тайна переписки, собственность и т. д.), если они используют их для борьбы против основ «свободного демократического строя». Эти ограничения используются против прогрессивных общественно-поли­тических движений .

Во-вторых, что касается социально-экономических прав, то в соответствии с § 2 Общей части Социального кодекса ФРГ они не признаются естественными, трак­туются как производные от законодательства, реали­зуемые в зависимости от экономических возможностей и государственных социальных программ.

В-третьих, что касается политического участия, то, например, плебисциты и другие институты непосредст­венной демократии признавались Федеральным консти­туционным судом ФРГ антиконституционными.

Наконец, что касается неприкосновенности чело­веческого достоинства, то, как известно, даже в самых развитых капиталистических странах существует пробле­ма бездомных и не имеющих средств для пропитания, т. е. людей, которые ущемлены в своем достоинстве вследствие антигуманности общественной системы.

Оценивая требования естественноправовой аксиологии, содержательные трактовки принципа челове­ческого достоинства, отрицающие легитимированность «тоталитарных» и «авторитарных» политических режи­мов, следует иметь в виду их исходную позицию, связанную с буржуазным умеренно-консервативным ценностным сознанием и не имеющую ничего общего с требованиями преобразования общества на началах социальной справедливости, ликвидации частной соб­ственности.

1 Существует много работ, посвященньїх ценностям. Автор не имел возможности ссилаться на них во всех случаях, но считает необходимнм виделить трудьі совет-ских учених В. П. Тугарннова, А. Ф. Шишкина, К. А. Шварцмана, Л. М. Архангельского, О. Г. Дробниц-кого, А. А. Ручки, болгарских учених Й. Паси, С. Попова, П. Гиндева, В. Момова, В. Тасева.

1 Существуют также оценки оценок. В большинстве случаев они имеют научный характер. Формулируются они при изучении оценок и ценностных отношений людей в их практической деятельности (в прошлом и настоя­щем). В этом смысле некоторые авторы отличают теоре­тико-ценностное, или аксиологическое, отношение от цен­ностного и оценочного отношения в собственном смысле слова. В теоретико-ценностном (аксиологическом) отно­шении субъект стремится к познанию сущности самих ценностей и оценок (см.: Столович Л. Н. Природа эстети­ческой ценности. М., 1972, с. 50). Но оценки оценок возможны также и вне строго обозначенных границ науки, например, оценки, даваемые литературной критикой, и оценки, даваемые самой критике и т. д.

2 ' См.: Зорькин В. Д. Соотношение идеологического и познавательного аспектов буржуазной юриспруден­ции.— В кн.: Право и борьба идей в современном ми­ре (Критика современных буржуазных концепций права). Материалы научной конференции. М., 1980,

3 Тугаринов В. П. Теория ценностей в марсизме .с . 6.

4 См.: Рабинович П.М. Социалистическое право как ценность,— в кн.: Проблемы социалистической закон­ности на современном этапе развития Советского госу­дарства. Харьков,

5

6Михайлова М. Ценност и ценностни ориентации в правого.— «Годишник на Софийския университет. Юри­дически факультет», т. 63, кн. 2, 1972, с. 51—70. См. также: Неновски Н. Социалистического право в светлината на марксистката теория за ценностите.— «Правна мисьл», 1972, № 3, с. 15—25.

7

8 Гносеологическая проблематика права относитель­но самостоятельна по отношению к его аксиологической проблематике. Однако результативно изучать их можно лишь во взаимосвязи..

9 См.: Черданцев А. Ф. Основные проблемы толкова­ния советского права. Автореферат докт. диссертации. Свердловск, 1972, с. 10—11; он же. Специфика правового отражения.—«Правоведение», 1973, № 2, с. 100—108;

Ивлев Ю. В. Истинность нормы.— «Труды Высшей школы МВД СССР», вып. 23. М., 1969, с. 180-191.

10 См.: Казимирчук В. П. Право и методы его изучения. М., 1965, с. 191—200; Явич Л. С. Право и общественные отношения. М., 1971, с. 148—152; Луковская Д. И. Со-циологическое направление во французской теоршгправа. Л., 1972, с. 94—96; Рабинович П. М. Право как явление общественного сознания.— «Правоведение», 1972, № 2, с. 106—116; Ушаков А. А. Право—субъективный образ объективного мира.— «Правоведение», 1973, № 2, с. 90— 99; Халфина Р. О. Критерий истинности в правовой науке.— «Советское государство и право», 1974, № 9, с. 20—28; Дюрягин И. Я. Об истинности содержания правоприменительного акта.— «Советское государство и право», 1975, № 2, с. 11—19; Бабаев В. К. Норма права как истинное суждение.— «Правоведение», 1976, № 2,с. 30—37.

11 См.: Афанасьев В. Г. Социальная информация и управление обществом. М., 1975, с. 32—34.

12 ' Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 728.

13 См.: Ткешелиадзе Г. Т. Судебная практика и уголов­ный закон. Тбилиси, 1975, с. 46—72.

14 По этому вопросу см.: Казимирчук А. А. Право и методы его изучения. М., 1965, с. 192 и ел.; Халфина Р. О. Критерий истинности в правовой науке.— «Со­ветское государство и право», 1974, № 9, с. 23 и ел.;Актуальные проблемы теории социалистического государ­ства и права, М., 1974, с. 53—58, 59

15 ' См.: Мораль и этическая теория. М., 1974, с. 11;Титаренко А. И. Мораль как особый способ освоения мира.— В кн.: Социальная сущность и функции нрав­ственности. М., 1975, с. 6.

16 См.: Маркс к., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 295.

17 ' См.: Философия права Гегеля и современность. М., 1977, с. 135—144.

18 См.: Тененбаум В. О. Рецензия на кн.: Философия права Гегеля и современность. М., 1977.— «Советское государство и право», 1979, № 3, с. 161.

19 ' Философы подчеркивают необходимость разграни­чения двух аспектов отношения между общественным бытием и общественным сознанием или двух видов при­чинно-следственных зависимостей. С одной стороны, общественное сознание является более или менее точным отражением (и познанием) общественного бытия. Объект познания детерминирует познавательный образ, возни­кающий у субъекта познания. При таком отражении (гносеологическом) на первый план выступает объектив­ная детерминация. С другой стороны, общественное бытие определяет образ мышления и различную оценку разными классами и социальными группами одних и тех же событий, фактов. Эта детерминация (субъективная) объясняется неодинаковым конкретным местом, занимае­мым людьми (классами) в системе экономических отно­шений, отличными друг от друга сторонами, элементами бытия. Это не гносеологическое, а социальное отражение. Оно не является каким-то самостоятельным познанием вне объективно детерминированного субъективного отра­жения (см. Стойчев Т. Обществено битие и обществено съзнание. София, 1972, с. 170—183; Ленинская теория отражения и современная наука. Теория отражения и обществознание. София, 1973, с. 86—93; Попов С. По­знание и оценка. София, 1979, с. 71—85).

Указанное научное положение имеет большое методо­логическое значение для науки о праве. Оно позволяет нам раскрыть право и правовые институты, как и правосо­знание вообще, сначала как отражение, а затем как классово обусловленное отражение, увидеть в содержании права объективное и субъективное, искать в праве дей­ствительность, помня, однако, о том, что она не всегда отражена в нем верно, зачастую искажена, субъективно окрашена и т. д. Далее — выяснить, почему при перемене исторических типов права существует преемственность в некоторых правовых институтах.

' См.: Явич Л. С. Многогранность социалистического права: аспекты его содержания и формы.— «Советское государством право», 1979, № 10, с. 47—48; он же. Сущность, содержание и форма в праве.— В кн.: Методо­логические проблемы советской юридической науки. М., 1980, с. 54—55; Чернобель Г. Т. Некоторые аспекты взгля­дов Энгельса на право.— «Советское государство и право», 1980, № 11, с. 25—32; он же. Проблема истинности и научной достоверности в правоведении.— В кн.: Мето­дологические проблемы советской юридической науки, с. 104; Нерсесянц В. С. Развитие права и проблема право-понимания.— В кн.: XXVI съезд КПСС и проблемы теории государства и права. М., 1982, с. 82.

Понятно, однако, что право не есть некое «чисто» духовное явление, существующее отдельно и самостоя­тельно от материальной деятельности людей, от обще­ственной практики.

20 Маркс К; Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 29.

21 ' См.: Черданцев А. Ф. Специфика правового отра­жения.— «Правоведение», 1973, № 2, с. 101.

22 ' См.: Черданцев А. Ф. Некоторые методологиче­ские аспекты правоведения.— В кн.: Проблемы теории со­циалистического государства и права, М., 1977, с. 119— 120.

23 Л. С. Явич пишет: «Вероятно, надо отказаться от критического отношения к исследованию правовой реаль­ности как специфической области общественного созна­ния» (Явич Л. С. Диалектика формы и содержания в пра­ве.— В кг..: Философские проблемы государства и права. Изд-во Ленингр. ун-та, 1970, с. 43). Есть уже немало ученых, рассматривающих право как явление (или форму) общественного сознания (Г. С. Остроумов, Л. С. Явич, П. М. Рабинович, Н. В. Витрук, А. А. Ушаков, Г. Т. Чернобель, К. Т. Вольский, В. С. Нерсесянц и др.). Некоторые из них (Г. С. Остроумов, Я. 3. Хайкин, В. А. Чефранов, К. Т. Вольский и др.) считают, что правовые нормы — это проявление, или форма правового сознания, или элемент его общей структуры (см.: Чефранов В. А. Право­вое сознание как разновидность социального отражения. Киев, 1976, с. 71 и ел.).

Выяснить этот спорный вопрос можно и иным путем, а именно рассматривая право и правосознание в тради

ционном понимании, как отдельные элементы или формы общественного сознания. Но это предполагает перемену, пожалуй, общепринятого в историческом материализме деления форм общественного сознания, при котором чаще говорится только об одной форме (правосознании или просто правовой форме), вбирающей в себя как право­сознание в традиционном для правовой науки смысле, так и правовые нормы. По мнению автора этих строк, существует одна правовая форма, со своей структурой, своими подразделениями, установленными по различным критериям. Двумя из них могут быть: правосознание в традиционном понимании и правосознание-право (или собственно право). В таком случае схема, условно выра­жающая формирование права, выглядела бы так: общест­венная действительность — общественное сознание (пра­восознание- право) .

24 Рабинович П. М. Право как явление общественного сознания.— «Правоведение», 1972, № 2, с.

25 ' См.: Трофимов Н. А. Правовые и нравственные отно­шения в системе «бытие — сознание».— В кн.: Методоло­гия советского правоведения. Межвузовский сборник научных трудов, вып. 70. Свердловск, 1978, с. 73—83.

26 Здесь мы исходим из характерного для «цивили­зованной» стадии права движения от общей, абстрактной формы, выраженной законом, к индивидуальным отноше­ниям, к конкретным актам. Используя средства научного и нормативного познания, субъект правотворчества позна­вательно отражает те стороны действительности, которые подлежат правовому регулированию, и формулирует общезначимое правило должного поведения. Оно пере­воплощается затем в конкретные правила (конкретные, индивидуализированные юридические акты), в реальные правовые связи и таким образом осуществляется. В ран­ние периоды развития права, при «варварском способе» его осуществления, картина была иной: шли от конкрет­ных фактических правовых связей (охраняемых властью конкретных отношений и конкретных решений) к выкри-сталлизовыванию общего правила. И при этом варианте, впрочем встречавшемся и позднее, при революционных переходах от одной общественной формации к другой, налицо оба вида бытия права. Особенное состоит в том, что государственной охраной скреплялись еще не отра­женные в общей норме конкретные, фактические связи, а наряду с этим и конкретные решения («правила для слу­чая»). Путь их унификации и обобщения приводил к общей норме, которая в свою очередь становилась на путь индивидуализации.

27 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 137.

28 См.: Галкин Б. А. Право как социальная реаль­ность.— «Вопросы философии», 1978, № 8, с. 74—80;

Кудрявцев В.Н. Право и поведение. М., 1978; он же. Юридические нормы и фактическое поведение.— «Совет­ское государство и право», 1980, № 2, с. 12—20; Зорь­кин В. Д. Муромцев (Из истории политической и правовой мысли). М„ 1980, с. 63—64, 68—70, 90—91.

29 ' См.: Воронович Б. А. Философский анализ структу­ры практики. М., 1972, с. 134—135.

30 ² Захариев В. Познавателното съдържание на правните норми. София, 1955.

31 ' Как отмечалось ранее, собственно аксиологический характер имеют идеальные, духовные ценности. Говоря о материальных предметах (благах), мы должны помнить, что ценность не есть предмет сам по себе как материальное тело; ценность — это предмет, субъектив­но осмысленный с точки зрения интересов человека, т. е. предмет и его качества в их идеологическом и духовном опосредовании. Такое понимание относится и к тем ценностям в праве, которые представляют собой органическое сочетание материального и духовного (поступки, социальные институты и т.д.).

' 2.См.: Михайлова М. Ценност и ценности ориен­тации в правого.— «Годишник на Софийския универ­ситет. Юридически факултет», т. 63, кн. 2, с. 58 и ел.

32 См. ibidem, S. 18

33 ' О иерархии ценностей и норм подробно см. рабо­ту А. Пойезны (Ор. Сit.,ch. IV).

34 ' Говоря о человеке как ценности в онтологическом смысле слова, мы имеем в виду человека как данность в природе и обществе вообще, как включенного в систему общественных отношений. Здесь он является не только самой основной, но и главной, определяющей ценностью. Она занимает в иерархии ценностей самое высокое место и потому является высшей ценностью. Во временном отношении она приобретает значение конечной цели, идеала и т. д.

35Особо стоит вопрос о том, насколько официальная ценностная и нормативная иерархия согласуется с су­ществующей в индивидуальном сознании ценностной иерархией. Между ними возможны не только совпаде­ния, но и различия или противоречия. Во втором случае нарушается эффективность правовой системы, но в принципе не отменяется объективация официальной иерархии в правовом поведении и индивидуальной ак­тивности субъектов права. Официальная система ценно­стей и норм охраняется государством

36 Михайлова М. Целесъобразност и законосьобраз-ност в правого.— «Годишник на Софийский университет. Юридически факултет», т. 71, 1978, с. 101.

37 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 400. Сохранение человеческою общества, осмысленное как всеобщая человеческая ценность в аксиологическом смысле слова, это всеобщий мир, мир между народами, мир на планете

38 * См.: Генов И. Класовата природа на международ­ного право.— «Правка мисъл», 1980, № 6, с.

39 : Гусейнов А. А. Со­циальная природа нравственности. М., 1974, с. 97—98;Дрибницкий О. Г. Понятие морали. М., 1974; с. 241.

40 ' См.: Кудрявцев В.Н. Право и поведение. М., 1978, с. 99.

41 ' Алексеев С. С. Структура общей теории государ­ства и права.— В кн.: Актуальные проблемы теории социалистического государства и права. М., 1974, с. 29.

42 ' См.: Щепанский Я. Элементарные понятия социо­логии. М„ 1969, с. 222—223.

43 См.; Алексеев "С. С. Право и наша жизнь, с. 30-31

44 ' При выяснении ценностей права мы начали с пра­вовых ценностей и затем перешли к собственно ценности права. Вполне возможен обратный подход: включение ценностей в право можно рассматривать как следствие его способности и назначения регулировать обществен­ные отношения. За такой подход как более правильный выступила при обсуждении рукописи этой работы М. Михайлова.

² Туманов В. А. Вступительная статья.— В кн.:

Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1967, с. 16; см.: Он же. Буржуазная правовая идео­логия. М., 1971, с. 350.

45 ' См.: Момов В. Деонтически ценности и възпита-ние.— В кн.: Проблеми на ценностите и деонтичната логика. София, 1972, с. 122—125.

² Выясняя место права как ценности в числе осталь­ных ценностей, мы по необходимости выясняем также место правовых ценностей.

46 Право закрепляет также определенное отношение людей к предметам материального мира, к материаль­ным благам. В этом смысле утверждается, что ценностя­ми в праве могут быть и предметы материального по­рядка, которые в правовой теории обозначаются как материальные (вещные) объекты права. Некоторые не­точно называют их экономическими ценностями. Не до­ходя до полного отрицания этих мнений, отметим и здесь, что б строго аксиологическом смысле слова пра­во и правовые ценности относятся к духовным ценно­стям, что ценностная и нормативная иерархия в праве охватывает эти вещи не непосредственно, а в их ду­ховных (духовно-практических), идеологических и нор­мативных опосредованиях.

47 ' Керимов Д. А. Теоретико-методологические проб­лемы правоведения.—. В кн.: Актуальные проблемы теории социалистического государства и права. М., 1974, с. 21.

48 См.: Момов В. Деонтически ценности и възпитание, с. 122—123.

49 ' Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 451. Там же Энгельс подробно говорит о следующем: «Конечно, для буржуа закон свят ведь он является его собственным творением, издан с его согласия для защиты его лич­ности и его интересов. Буржуа знает, что если один какой-нибудь закон и причиняет ему неудобства, то все законодательство в целом направлено к защите его ин­тересов, а главное, что святоси. закона, неприкосновен­ность порядка, установленного активным волеизъяв­лением одной части общества и пассивным — другой, является самой надежной опорой его социального поло­жения. Английский буржуа находит в законе, как и в сво­ем боге, самого себя, и потому закон для него свят, потому и дубинка полицейского, которая, в сущности, является его дубинкой, обладает такой поразительной умиротворяющей силой в его глазах. Но, конечно, не в глазах рабочего. Рабочий слишком хорошо знает, он слишком часто испытал на опыте, что закон для цс1 о — кьуг, сплетенный буржуазией, и потому он при­бегает к закону только в том случае, когда его к этому вынуждают» (там же, с. 451).

В связи с этим можно отметить, что должное ста­вится «извне», оно является должным «для других». Если же «другие» не изолированы от формирования и полагания целей, которым служит должное, и если эти цели воспринимаются ими как ценности, то и долж­ное не отчуждено от них. Они воспринимают его как их должное.

Здесь возможен вопрос: раз должное идет «извне» и направлено к «другим», означает ли это, что в усло­виях самоуправляющихся общностей должное исчезает? Нет, 'не означает. Самоуправление (отсутствие клас­сов, групп, прослоек, каст, обладающих монопольным правом управлять; общество само выделяет своих «управленцев») не исключает существования субъекта и объек­та как управленческих категорий, не исключает их раз­личий и несовпадения в конкретных управленческих отношениях. Нормы, упорядочивающие дела внутри данной организации, в данном собрании тоже имеют характер должного, ибо исходят из целого и направлены к его частям, ибо из целого исходят распоряжения, в силу которых одни части приобретают статус субъек­та, другие — объекта. С этой точки зрения регламент данного государственного представительного органа, регулирующего внутреннее функционирование, несом­ненно, служит нормативным выражением юридически должного.

2. См.: Черданцев А. Ф., Аксиологические проблемы правоведения.— В кн.: Актуальные проблемы теории социалистического государства и права, с. 68.

50 ' См.: Черданцев А. Ф. Социальная ценность социа­листического права.— «Советское государство и право», 1978, № 7, с. 21—28.

51 См.: Черданцев А. Ф. Социальная ценность со­циалистическою права, с. 28—29.

52 ' См.: Живкос Т. Отчет на Центра.чния комитет на Българската комунистическа партия пред Двенадесетия конгрес на партията. София, 1981, с. 103.

53 .' См.: Право, правосознание, мировоззрение.— «Советское государство и право», 1975, № 7; а также:«Вопросы философии», 1975, № 12.

Взгляд, критикуемый нами здесь как ограниченный, нашел место и в нормативных актах и ведомственных инструкциях. Так, в Указе об адвокатуре («Държавен вестник», № 96, 3 декабря 1976) говорится: «Адвока­тура содействует охране и укреплению социалисти­ческой законности, предотвращению преступлений и дру­гих нарушений закона и распространению среди насе­ления правовых знаний» (ст. 2, абз. 2; см. также ст. 17, абз. 3, п. 8). Этот текст, как и установки в различных ведомственных указаниях в этой области, целесообраз­но изменить, сформулировав задачу развертывания пра­вового воспитания, повышения правосознания и пра­вовой культуры населения.

54 ' См.: Тугаринов В. П. Теория ценностей в .;:1марксизме. Л., 196&, с. 51.

55 Поясним еще раз. Отмечается, что в зависимости от целей социальных субъектов, которые сами меняются в зависимости от классовой принадлежности этих субъ­ектов, одно и то же явление может получить разную оценку. Так обстоит дело и в области права. В част­ности, в эксплуататорских обществах охраняемые пра­вом ценности могут восприниматься подчиненным клас­сом как неценности. Но если остановиться только на этом, то вопрос о том, всегда ли и полностью ценности являются относительной категорией, останется откры­тым. Нельзя ли научным путем установить, что естьценность объективно? И если мы ищем ценность права, то какой объективный, а не субъективный критерий используем, чтобы установить ее и измерить? Субъек­тивный и объективный критерии, конечно, могут совпа­дать, но это уже другой вопрос.

56 Теория государства и права. М., 1968, с. 106 (ав­тор раздела — В. А. Туманов; выделено нами — Н. Н.).

57 См.: Маркс К; Энгельс Ф; Соч., т. 1, с. 252.