Dexter by Design - 4 глава (в переводе Fotini)

Главная особенность Майами - это всеобщая готовность и желание жителей этого города забетонировать все, что только можно.

Поначалу наш прекрасный город был как субтропический сад – полон дикой жизни, где много животных и растений. Но спустя всего несколько лет кропотливой работы и вот уже нет ни растений, ни животных.

Конечно же, память о них живет в названиях различных жилых комплексов, построенных на останках природы. Существует неписанный закон - давать название новому зданию в честь того кого уничтожили ради постройки. Уничтожили орлов? Теперь есть Закрытое Сообщество “Орлиное гнездо”. Поубивали всех пантер? Зато появилось Проектное Бюро “Пантера”. Просто, изящно, но в первую очередь – прибыльно.

Ни в коем случае не хочу сказать, что Сады Фэйрчалда это одна сплошная парковка, где закатали в бетон и основателей Фэйрчалдов и их тюльпаны.

Совсем нет! Скорее наоборот - здесь растения мстили городу. Чтобы добраться сюда вы проезжаете многочисленные улицы под названием Орхидейная или Кипарисовая, однако только здесь вы увидите по-настоящему обширное пространство дикой природы - деревья и те самые орхидеи - практически не тронутое человеком. Если, конечно, не обращать внимания на переполненные туристические автобусы. Однако все-таки здесь имелась пара-тройка мест, где вы могли бы полюбоваться настоящей пальмой без неонового света на заднем фоне. И, как правило, я прекрасно себя чувствовал, бродя среди деревьев и отдыхая от городской сутолоки.

Но сегодня утром, когда мы туда подъехали, парковка была перегружена. Сад был закрыт, так как в нем нашли Нечто Жуткое, и толпа народа скопилась у входа. Посещение Сада у них входило в туристическое расписание и они надеялись проникнуть внутрь, чтобы с облегчением поставить галочку на своем маршруте, а заодно может если повезет увидеть что-нибудь ужасное, чтобы потом прикинутся шокированными.

Прекрасный отдых в Майами – трупы в орхидеях!

В толпе курсировали туда-сюда два похожих на эльфов парня. Они снимали на камеру все – людей, стоящих у ворот, сами ворота. Время от времени они выкрикивали – «Убийство в Саду!», и подобные провокационные высказывания. Вполне может быть, что у них удобное место на парковке, и они просто не хотели отсюда уходить. Там и места-то осталось разве что для одноколесного велосипеда.

Дебора, будучи уроженкой Майами, да к тому же еще и копом, лихо протолкнулась сквозь толпу на своем здоровенном Форде прямо к самым воротам, где уже было припарковано несколько полицейских машин, и быстро выскочила из авто. Ко времени, когда я только вылез из машины, она уже беседовала с одним из полицейских, низкорослым пухляком по фамилии Мельтцер, с которым я был немного знаком. Он указал на тропу вдалеке, и Дебора тут же зашагала в ту сторону.

Я поспешил за ней. Я уже привык бегать за ней, словно мы играем в догонялки, так как на место преступления она всегда неслась как угорелая. Мне никогда не хотелось указывать ей на то, что в принципе спешить-то некуда. Ведь жертва уже все равно никуда не убежит. Однако она спешила и ожидала от меня расшифровки очередного послания. Поэтому, прежде чем она могла заблудиться в джунглях, я последовал за ней так быстро как мог.

Наконец я нагнал ее в момент, когда она притормозила на отходящей в сторону от основной дорожки полянке. Мы находились на участке сада под названием Тропический Лес. Здесь стояла скамейка для истинных ценителей природы, на которой они могли присесть и восстановить силы среди цветов. Но к несчастью для бедного, задыхающегося от гонки за сестрой Декстера, скамейка была уже занята тем, кому она нужна была явно больше меня.

Он сидел в тени пальмы возле небольшого ручейка. Одет он был в шорты из хлопка, висевшие на нем мешком и вошедшие в моду совсем недавно. На ногах у него были резиновые шлепанцы, которые всегда носят с такими шортами. На нем была футболка с надписью “Я за Батхеда!”, на шее фотоаппарат, а в руке он задумчиво сжимал букет. Хоть я и употребил слово задумчиво, но это была задумчивость иного рода. Дело в том, что голова его была филигранно отрезана и вместо нее во все стороны, словно красочные брызги, торчали экзотичные цветы.

А в руке вместо букета цветов он сжимал связку ярких кишок с сердцем посредине, вокруг которого летал рой мух.

«Вот сукин сын!», пробормотала Дебора, и с ней трудно было не согласиться, «Вот же, мать его, ублюдок! Три трупа за день!»

«Но мы не знаем наверняка, что они связаны между собой», осторожно вставил я, и Дебора на меня уставилась в недоумении.

«Ты хочешь сказать, что мы столкнулись с двумя уродами, орудующими в одно и то же время?»

«Это не так уж маловероятно»

«Черт, может быть ты прав. И мне еще предстоит иметь дело с капитаном Мэтьюзом и с каждым долбанным журналюгой Восточного Побережья!»

«Та еще вечеринка будет!»

«И что же мне им рассказывать?»

«Что у нас есть ряд версий, и в ближайшее время мы надеемся сказать им что-либо конкретное», подсказал я ей.

Дебора глядела на меня вхглядом большой, злой, зубастой и очень сердитой рыбы. «Я знаю все это дерьмо и без тебя. Даже журналисты знают это дерьмо. И вообще все это дерьмо придумал Мэтьюз!», зло бросила она.

«А какое же дерьмо ты бы предпочла?»

«А такое дерьмо которое бы объяснило все эти выкрутасы, дурень!» Я проигнорировал ласковое обращение своей сестры и снова посмотрел на нашего любителя природы. Создавалось впечатление, что тело специально было положено в такой непринужденной позе, которая создала очень большой контраст по отношению к факту, что это был фактически очень мертвый и безголовый человек. Тело было уложено с чрезвычайной заботой, что снова подтвердило мои предчувствия – финальное представление гораздо важнее, чем собственно убийство.

Несмотря на хихиканье Пассажира это немного тревожило. Словно кто-то признал – вся возня и беспорядочный секс нужны всего-навсего для того, чтобы в конце выкурить сигаретку.

Столь же тревожным фактом было то, что как на предыдущем месте преступления, я не получил от Пассажира никаких дельных советов, кроме его непонятного, благодарного веселья.

«По-видимому, это некое сообщение», неуверенно сказал я.

«Сообщение? Что за сообщение?»

«Не знаю.»

Дебора долго на меня смотрела, а потом кивнула.

«Слава тебе господи, что ты здесь, чтобы помочь!», съязвила она, но прежде чем я смог придумать что-то язвительное в свое оправдание, наш мирный разговор прервала прибывшая бригада криминалистов, которые тут же стали фотографировать, измерять, посыпать порошком и заглядывать во все уголки в надежде что-нибудь найти. Дебора тут же отвернулась поговорить с Камиллой Фигг, одной из наших гиков, и мне оставалось только страдать в одиночестве от осознания, что я подвел сестру.

Я уверен, что страдание было бы ужасным, если бы я был способен чувствовать угрызения совести, или другие разрушающие человеческие эмоции. Но я не создан для этого, поэтому ничего не почувствовал, кроме, разве что голода.

Вернувшись на парковку, я разговаривал с офицером Мальтцером до тех пор пока не нашелся человек, который смог бы меня подбросить обратно на Саут-Бич. Я оставил там свой чемоданчик, да и вообще даже не начинал осмотр места на предмет обнаружения крови.

Я потратил остальную часть утра, курсируя с одного места преступления на другое. Работы для меня практически не было – пара маленьких, почти высохших пятнышек на песке. Все говорило о том, что эта парочка была убита не на пляже. Я был уверен, что это уже всем понятно. Маловероятно, что кто-нибудь будет проводить всю эту нарезку и украшать трупы публично. Так что я не собирался напоминать об этом Деборе, тем более что она уже находилась в состоянии безумного бешенства, а мне совсем не улыбалось направить этот гнев на меня.

Единственная удача за весь день улыбнулась мне примерно в час дня, когда Энджел-не-родственник предложил подвезти меня назад в лабораторию, и проезжая Калле Око , мы остановились на ланч в его любимом кубинском ресторанчике “Хабанита”. Я съел великолепный кубинский стейк с гарниром, выпил два кофесито с фруктовым десертом и почувствовал себя гораздо лучше. В таком хорошем настроении я вошел в участок, показал свой значок и ступил в лифт.

Когда двери лифта закрылись я ощутил неуверенный и слабый трепет Пассажира. Внимательно прислушиваясь к себе, я задавался вопросом – это реакция на утреннюю бойню или же в моем стейке было слишком много лука? Но ничего кроме нервного напряжения черных крыльев не услышал. А это очень часто был знак – что-то здесь не так.

Что может быть не в порядке в лифте, я не знал, так что я остановился на мысли, что недавний творческий отпуск Пассажира перед лицом Молоха, оставил его в неспокойном и нерешительном состоянии. Конечно, это не могло быть просто потому, что мой Пассажир такой впечатлительный, и я как раз над этим раздумывал, когда двери лифта раздвинулись и я получил ответы на все вопросы.

Как будто зная, что мы будем в лифте, нас встретил сержант Доакс. Он стоял и смотрел не мигая ровно на то место где мы находились, и шок от этого был впечатляющим. Я никогда ему не нравился. Он, по каким-то непонятным мне причинам подозревал, что я некий ужасный монстр - которым я конечно же и являлся - и был настроен доказать это любой ценой. Однако один хирург-любитель схватил его и отрезал ноги, руки и язык, и хотя мне пришлось туго при его освобождении - все-таки большую его часть мне удалось спасти – он решил, что новая урезанная форма его тела это моя вина, и невзлюбил меня еще сильнее.

Даже тот факт, что без языка он не мог толком что-то сказать, не помогал. Он так или иначе говорил, а мы были вынуждены выслушивать этот его новый язык, состоящий в основном из гыкающих звуков. И гыкал он настолько грозно и убедительно, что пока вы пытались понять его речь, возникало желание бежать от него в поисках запасного выхода.

Так что я уже был готов к его злой тарабарщине, а он вылупился на меня не мигая как на насильника старушек. Я уже начал было подумывать, смогу ли проскочить мимо, просто оттолкнув его, как вдруг двери лифта автоматически стали закрываться.

Но не дав мне укрыться в лифте, Доакс протянул правую руку – вернее блестящий стальной протез в виде крюка – и остановил двери.

«Благодарю», пробормотал я и попытался сделать шаг вперед. Однако он по-прежнему стоял на месте и, не мигая, смотрел на меня, так что похоже, если я не двину его как следует, мне из лифта не выбраться.

Доакс, продолжая с ненавистью наблюдать за мной, вытащил что-то маленькое, отливающее серебром, размером с маленький блокнот. Щелкнул, открывая его, и я рассмотрел что это КПК. Все еще не сводя с меня свой взгляд, он потыкал в нем своим крюком.

«Принеси мне на стол.», членораздельно произнес мужской электронный голос. Доакс рыкнул, еще потыкал. «Черный, две ложки сахара.», выговорил голос и, Доакс опять нажимал кнопки, а голос продолжил, «Всего хорошего!» Это был приятный баритон, который ассоциировался с радостным, пухлым белым, а не с этим свихнувшемся на мести враждебно настроенным чернокожим киборгом.

Тогда он наконец оторвал от меня взгляд, посмотрел на клавиатуру своего КПК, и через несколько мгновений – очевидно просмотрев список ранее составленных фраз – нашел нужную кнопку.

«Я по-прежнему слежу за тобой!», весело сообщил мне электронный голос. Этот позитивный, радостный тон по идее, должен был меня успокоить, однако то, что это сообщение исходило от Доакса, портило весь эффект.

«Утешает. А можно ты будешь следить за мной не в лифте?»

На мгновение мне показалось, что он возражает, но он уже снова собрался печатать своей клешней. Потом, вспомнив, что не глядя на клавиатуру у него не очень-то получается, опустил глаза на экран, выбрал нужную фразу и снова вылупился на меня. «Ублюдок!», радостно произнес голос, таким тоном словно говорил «Желейный пончик». Однако немного он все-таки отодвинулся, так что я смог протиснуться.

«Спасибо», поблагодарил я, и так как я иногда бываю злопамятным, добавил, «Я принесу тебе на стол. Черный, с двумя ложками сахара. Всего хорошего!» Я прошел мимо него и направился к своему закутку, чувствуя его взгляд на своей спине.