3. Эбису

Народ, именуемый таким образом, является и наиболее многочисленным, и наиболее очевидным этническим элементом в составе древнейшего населения Японии. Мы располагаем в настоящее время целым рядом надежных источников для его изучения.

Прежде всего у нас есть археологический материал, с большой долей вероятности относимый к этим Эбису. С другой стороны — японские исторические памятники полны упоминаниями о них. Начиная с первого столетия по Р. X. и вплоть до конца шестнадцатого века японские исторические анналы повествуют об Эбису, главным образом, в связи с той упорной борьбой, которую японцам приходилось вести с этим сильным народом. Мы знаем и о различных походах против Эбису, и об административных мероприятиях по отношению к ним. История Эбису в связи с их столкновениями с японцами может быть прослежена довольно точно в течение большого промежутка времени, причем все данные единогласно заставляют думать о них, как об очень многочисленной и сильной народности, справиться с которой пришельцам — японцам было далеко не просто. В сущности, значительная доля японской истории первого тысячелетия, и даже больше, заполнена этой борьбой с Эбису, закончившейся уже в исходе шестнадцатого века окончательным усмирением их, уже ранее этого оттесненных с главного острова Хонсю на северный — нынешний Хоккайдо. И затем, если признать правильным отожествление с Эбису нынешних Айну, проживающих на о. Хоккайдо, то перед исследователем окажется и живой этнический материал.

Однако, и в этом вопросе существует разногласие, собственно не касающееся существа дела, т. е. факта существования с древних времен на территории Японии сильного инородческого племени, с которым пришлось долго и упорно бороться, и которое, по всей видимости, поселилось на этой территории гораздо раньше собственно японцев, — а главным образом характера самого названия Эбису, а также состава и происхождения их. Некоторые склонны считать иное название их — Эдзо, собирательным, означающим вообще всех инородцев, с которыми пришлось японцам войти в соприкосновение в исторические времена; другие находят необходимым специально приурочивать это название к одному определенному инородческому племени, причем таковым скорее всего должно быть именно то, которое когда-то обитало на о. Эдзо, нынешнем Хоккайдо, переселилось оттуда на Хонсю, но потом после долгого сопротивления принуждено было вновь отойти на север, причем его следует считать принадлежащим, может быть, даже к белой расе. В связи с первым предположением находится, между прочим, упомянутое выше отождествление Эбису с Коробоккуру, даже с Цутигумо. Второе же хочет видеть в них самостоятельное племя предков нынешних Айну, заполняющих уже в очень небольшом числе Хоккайдо, цепь Курильских островов (Тисима) и отчасти Сахалин.

4. Кумасо

Если говоря о Коробоккуру и Эбису нам приходилось иметь дело преимущественно с севером японского архипелага, с Кумасо мы переходим в его южную часть, именно на о. Кюсю. Все имеющиеся у нас исторические данные приурочивают это племя к этому острову, Кодзики говорит о «стране Кумасо» и относит ее к позднейшим провинциям Хюга, Осуми и Сацума. Исследования проф. Сигэно и Аоянаги присоединяют сюда еще и провинцию Хиго, так что устанавливается почти бесспорный факт местопребывания древних Кумасо именно в этой южной и центральной части Кюсю.

Упоминания о Кумасо восходят к мифологическому периоду японской истории: по-видимому, Кумасо столкнулись с японцами в первые же века жизни этих последних на территории нынешней Японии. С во-зобладанием историчности древнейших памятников становятся более точными и определенными свидетельства об этих Кумасо, причем они рисуются во многом сходными с северными Эбису, в смысле своей силы и упорства в сопротивлении японцам. Более или менее точные исторические указания на Кумасо можно приурочить к первому — второму веку по Р. X.; последние же сведения о них теряются в третьем веке, когда после походов и мероприятий царицы Дзингу они окончательно были приведены в покорность и, может быть, даже в значительной степени ассимилировались с господствующим племенем.

По вопросу о происхождении Кумасо существует пока всего только ряд предположений, в одинаковой степени вероятных. Исходным пунктом здесь является лингвистика, с ее попытками определить так или иначе этимологию самого названия этого племени. Эти попытки, в общем, идут в двух направлениях: объяснить слово Кумасо из японского языка, либо же из какого-нибудь другого, причем объектом таких этимологических толкований служит главным образом один морфологический элемент слова, именно комплекс «со», так как комплекс «кума» должен, будто бы, целиком объясняться из японского языка, где слово «кума» значит «медведь». Это слово является, по мнению сторонников такой этимологии, чем-то в роде определения, эпитета к последующему уже, в действительности, собственному имени «со», долженствующего рисовать нам дикую природу этого племени, их воинственность и свирепость, — качества, которые древние японцы и отметили этим эпитетом. Слово же «со» следует искать, по мнению проф. Нумада, в малайских наречиях, и он указывает при этом даже на одно племя, обитающее ныне на о. Борнео и именующее себя «со». Вот эти со и являются, по мнению Нумада, тем же, что и древние японские Кумасо. Другие авторы поддерживают это предположение, как, напр., проф Миакэ, который исходя, впрочем, и из антропологических данных, установленных Бэльцем, избегает столь решительного указания на Борнео, но говорит вообще об островных группах Тихого океана, как о родине Кумасо. Эта, в широком смысле этого слова, тихоокеанская или малайская гипотеза имеет много сторонников и находится, можно думать, на пути к полной победе.

Однако, еще со времен Мотоори *), стремились объяснить слово Кумасо и из японского языка, подставляя к комплексу «со» то один, то другой корень. Наряду с этим и происхождение их выводилось то из Кореи (гипотеза Абэ), то из Китая, в ближайшем смысле — из царства У, т. е. той местности, которая с давних пор была в самых тесных сношениях с Японией (гипотеза Имаидзуми). Основанием для этих двух гипотез служит, главным образом, общий факт близкого соприкосновения Кюсю с континентом Азии, в лице Кореи и Китая, и исторически установленные постоянные переселения на острова японского архипелага континентальных этнических элементов. Этот факт усматривается и из японских, и из китайских, и из корейских исторических сочинений.

Как бы то ни было, если еще не ясен вполне вопрос о происхождении Кумасо, одно приходится считать прочно установленным: племена эти совершенно отличны от последующих японцев. Это отличие доказывается и несходством археологических данных, относящихся к обоим этим народностям, и этнографическими особенностями Кумасо, о которых можно судить на основании тех же японских исторических памятников: при повествовании о Кумасо эти памятники указывают на отличительные признаки их, отмечая между прочим искусство Кумасо в кустарном промысле, особенно в изделиях из бамбука, а также их особую ловкость и любовь к мимическим пляскам. Есть и лингвистические отличия, о которых можно лишь, впрочем, догадываться.

С другой стороны эта этническая самостоятельность Кумасо усматривается из истории взаимоотношений их с японцами. Кумасо долгое время были или вполне независимым народом, или же в очень слабой зависимости от господствующего племени. Японцам пришлось вести с ними упорную борьбу, пока они, наконец, либо ассимилировались, либо ослабели так, что не смогли эту борьбу продолжать. Все мероприятия японцев по отношению к Кумасо говорят о том, что они считали последних за инородцев; вся политика, обращенная к ним, и все учреждения, связанные с ними, носили именно такой характер, так что этническую независимость Кумасо от японцев следует считать несомненной. Дальнейшее же еще нуждается в дополнительном исследовании.