7. Эпоха конституционной монархии

С 1868 г. начинается существование новой Японии в форме монархии, сначала неопределенно-абсолютного типа, потом конституционной, построенной по европейским образцам. Этот период уже выходит за пределы собственно исторического рассмотрения, так как он во многом еще не закончился и недоступен строго историческому исследованию. К тому же, излагать историю Японии в последнее время — это значит переходить уже в рамки всеобщей истории, так как все происходящее в этой островной империи тесно переплетается с политикой и экономикой европейски-американского, не только азиатского, мира. Тем не менее, в целях завершения того общего представления об эволюции страны и государства, которое дано в вышеприведенных главах, я дам несколько дополнительных замечаний и о новейшем периоде жизни японского народа.

В общем и целом вся эпоха характеризуется постепенным переходом социальной структуры страны на новые рельсы. Происходит процесс водворения у власти буржуазии с развивающимся в ее недрах капитализмом. В будущем, когда пройдет достаточно времени, вероятно, всю эту и последующие главы японской истории возможно будет — в соответствии с вышеприведенными определениями, обозначить, как эпоху буржуазной монархии, иначе говоря, как эпоху политической гегемонии третьего сословия, ставшего на место военного, как это последнее, в свою очередь, когда-то заняло место аристократии.

Переворот 1867 г. был совершен слишком разнородными силами, чтобы в результате получилась бы сразу же однородная форма классовой или сословной гегемонии. В нем участвовала и военная знать, в лице крупнейших феодалов, в нем действовали и широкие круги военного сословия — самураи. В первое время после революции вся верховная власть фактически даже сосредоточилась в руках этой знати: те же даймё образовали новое правительство и руководили установлением нового режима. Такое явление было вполне закономерным в историческом ходе вещей, так как военное сословие — даже распадающееся — было все еще очень большой и, главное, привыкшей к организованности силой, чего недоставало еще третьему сословию, участвовавшему в общей антисёгунской коалиции. Токугава не давали еще этому сословию возможности политически развернуться, чем и вызвали его на борьбу, но чем, с другой стороны, и лишили его возможности быстро сорганизовать свое государство. К тому же, первые годы после переворота новому правительству приходилось уделять много времени и забот на подавление как последних остатков сил Бакуфу, так и групп недовольных из собственного лагеря. Военные действия прекратились не сразу, а знаменитое восстание на о. Кюсю (Са-цумское) в 1877 г., руководимое выдающимся генералом Сайго Такамо-ри, потребовало даже напряжения всех сил нового государства. Поэтому самураи, эти вооруженные и привыкшие к военному делу массы, естественно продолжали играть, хоть и в иной форме, если не исключительную, то все же значительную роль в общественно-политических сферах.

Однако, это третье сословие не могло долго оставаться в тени. За время режима Токугава оно успело возрасти и количественно, и качественно, имея в своей среде крупных вождей, идеологов и культурных деятелей. Создавая свою культуру, оно не могло тогда, по условиям того времени и своего внутреннего развития, создать и свою политику, — в форме государства; не могло оно сделать этого и теперь, в первые минуты общей суматохи и неустойчивости, когда нужны были не только испытанная дипломатическая ловкость, не только политически-организационный опыт, но и реальная военная сила. Ни того, ни другого, ни третьего у этого сословия в первые моменты после переворота не было, и естественно, что оно не могло сразу же завладеть командующими высотами в государственном и социальном механизме, оставаясь пока только тем пластом и силою, на которые опирались первые послереволюционные вожди Японии. Но очень скоро, — едва успели только несколько улечься бури революции и наступило некоторое спокойствие и работа по укреплению нового строя, — как это третье сословие, допустив поневоле правительство без себя, или со своим малым участием, не пожелало такое положение закрепить надолго, и в недрах самой антисёгунской коалиции вновь возгорелась борьба. К основным кадрам третьего сословия, в собственном смысле, примкнули широкие массы самурайства, близко к нему подошедшие в своем развитии за время Токугава, как в экономическом, так и в социальном отношении. Все эти элементы были слишком активны и жизненны, чтобы помириться с создавшимся положением. Начинается движение за участие в правительстве, за реорганизацию установившегося режима. Это движение вылилось в формы борьбы за представительный строй, борьбы за конституцию.

Весь ход социального и экономического развития Японии, конечно, заранее предрешал исход этой борьбы. Третье сословие после переворота было главным двигателем экономики страны. Капитализм, развивавшийся в его недрах и дававший себя чувствовать еще в эпоху Токугава, освобожденный теперь от пут военно-сословного режима, получивший доступ на заграничные рынки, особенно в Китай и Корею, пришедший в соприкосновение с европейско-американским капиталом, — начал стихийно расти. Промышленность и торговля стали развиваться в усиленном темпе и невиданном для Японии масштабе. Прежние даймё по всей своей природе не смогли примкнуть к этому процессу и овладеть им извнутри; они могли лишь до поры до времени сковывать его в политическом смысле, пока, наконец, он не вырвался и из этих пут.

С другой стороны, это третье сословие стояло на естественной очереди в ходе исторической эволюции, как наиболее жизненная и прочная общественная сила. Старая родовая знать влачила только призрачное существование, военное сословие переживало полосу своего распада как сословия, — входя в различные группировки уже классового типа; четвертое сословие только еще зарождалось в ходе развития капитализма; поэтому, в естественном ходе вещей буржуазия оказывалась единственно прочным фактором в организации политического и экономического строя. Она имела, к тому же, и свою культуру и идеологию. Это было единственно живущее и развивающееся в это время во всем социальном аппарате. Культуры воинского сословия, как и аристократического, — уже не было, как не существовала еще культура пролетариата. В виду всего этого, вся эта борьба третьего сословия за надлежащее место в управлении государством и закончилась его победой: после целого ряда реформ и уступок, в 1889 г. правительство Мэйдзи принуждено было, в конце концов, ввести представительный строй. Была опубликована японская конституция, действующая до сих пор.

Этот момент с исторической точки зрения может считаться поворотным пунктом всей эпохи. С него начинается уже другая полоса нового строя; конституционная монархи, с одной стороны, и все более и более широкое участие в делах правления третьего сословия, переходящее постепенно в его гегемонию. Растет капитализм, принимающий уже международные размеры, и вместе с тем политическая активность этого третьего сословия. Его интересами регулируется внешняя и внутренняя политика страны. Все сословные конкуренты отходят на задний план, или в силу естественного отмирания, как воинское сословие, или в силу молодости и неорганизованности, как пролетариат. Если даймё еще и сохраняют в чем-нибудь свои позиции, то единственно в форме верхней палаты, созданной для них, и особенно же в форме так называемого «Ген-ро-ин», т. е. совета старейшин при особе императора, куда входят наиболее заслуженные деятели этого сословия. Временами влияние этого Ген-ро-ин очень велико, и оно почти диктаторски распоряжается судьбами страны, но все же пружины, двигающие и его действиями, исходят из круга интересов того же третьего сословия и особенно из его капиталистической верхушки. На деле — Генро-ин не военно-сословный аппарат, но аппарат — правда, верхушек буржуазии, но все же буржуазии.

Вся последующая история после 1889 г. проходит под двумя знаками: с одной стороны — не прекращающегося расширения политических и экономических прав третьего сословия, стремящегося к полной социально-политической, экономической и культурной гегемонии и уверенно к ней идущего, с другой — происходящего под влиянием капиталистического режима перерождения этого третьего сословия в классовое образование. Составленное из разнородных социальных элементов, это третье сословие переживает процесс дифференциации и расслоения на классы, из которых формируется подлинное капиталистическое общество. И тот и другой процесс идут в настоящее время полным ходом и ознаменованы уже крупными результатами: в одной области — несомненно, изменяется значение Генро-ин и верхней палаты, как средоточия бывшей военно-феодальной аристократии: туда все более и более проникают и явные представители третьего сословия, и капитала; в другой — формируется слой капиталистов и пролетариат. Грандиозное развитие японской промышленности, происходящее у всех на глазах, сулит в скором будущем ряд новых и новых явлений в этой области. Тот факт, что ныне Япония вовлечена в международный круговорот, живет совместной жизнью со всем остальным миром и, следовательно, подвержена всем влияниям, исходящим оттуда, обусловливает невероятно быстрый ход этого процесса, в некоторых своих частях столь развившегося, что его можно рассматривать под одним углом зрения с аналогичными европейскими явлениями. Таков японский капитализм, к которому вполне возможно уже подходить с теми же мерками, как и к европейскому.

Будущая история Японии может пойти по двум направлениям: либо нога в ногу с европейско-американским миром, слитно с международной историей; либо же по своему собственному, — усвоив по-своему всю эту вторгнувшуюся европейскую цивилизацию и повернув ее на свой своеобразный путь, как это уже было один раз в VII — VIII веках с культурой Китая, — вторгнувшейся, перевернувшей в Японии все вверх дном, но усвоенной и подчиненной своим своеобразным национальным целям.

Вся новейшая эпоха, в соответствии с вышеуказанным, естественно распадается на два отдела:

А. Период борьбы за представительный строй (1868—1889).

Б. Период буржуазной монархии (с 1890 г.).

В дальнейшем остается эти периоды кратко характеризовать.

А. Период борьбы за представительный строй

Весь этот период, с точки зрения своего внутреннего развития, в свою очередь, распадается на два этапа. Начальный момент первого из них образует провозглашение нового строя, правда, еще только в виде общих принципов, но все же достаточно выразительное, хоть и недейственное, которое было сделано в первом же году после переворота (1868) в форме так наз. «императорской клятвы», т. е. декларации правительства, объявленной от имени императора. Сущность этой декларации сводилась к обещанию руководствоваться во всей внешней и внутренней политике общественным мнением, а также к заявлению, что отныне власть будет всесословной, опирающейся на всех граждан страны, а не на одно военное сословие. В сущности, эта «клятва» содержит уже в себе туманные гарантии будущего представительного строя, и так понималась, по-видимому, и самими составителями ее, и народом. По крайней мере, во всех последующих манифестах, сопровождавших какое-либо нововведение, новый шаг к парламентаризму, всегда присутствует ссылка на эту декларацию и делаются настойчивые указания, может быть, вынужденные, на то, что данное мероприятие совершается в соответствии с самого же начала принятым курсом.

Конечный момент первого этапа может быть связан с первым крупным шагом на пути к осуществлению представительного строя: с открытием в 1880 г. провинциальных совещательных собраний. Они были созваны с целью содействия правительству в делах внутреннего управления и государственного хозяйства и имели сравнительно небольшое правовое значение, но все же были крупным успехом в борьбе буржуазии за широкое участие во власти. Впрочем, правительство предварительно озаботилось созданием особого органа для удержания главной власти в ограниченных кругах: именно в 1875 г. учреждается знаменитый Генро-ин, своего рода «совет верховников», фактически руководивший общим направлением всей политики и составленный иа небольшого числа лиц. Имея этих Генро — «верховников» и Генро-ин, как юридическое установление за собою, правительство смогло пойти на уступки общественным домогательствам.

В первый момент после переворота японское государство совершенно неожиданно приняло уже, казалось, давно изжитые формы: была восстановлена вся система Нарского абсолютизма, с его «верховными» канцлерами», «правыми и левыми министрами» и т. д. Впрочем, это явилось на первых порах, пожалуй, и естественным, в виду того, что вся борьба против сёгуната велась под знаком легитимистической идеологии в духе Нарской монархии. Если теория государства и концепция верховной власти была взята именно оттуда, естественно, что весь размах движения спервоначала захватил собою и конкретные правительственные установления. Была повторена, в сущности, mutatis mutandis, реформа Тайка (645 г. ). В 1871 г. оказались уничтоженными феодальные владения, к тому времени уже утратившие всякий смысл, и введена система губерний и префектур с правительственными администраторами во главе. Установлено новое сословное деление общества на три класса: аристократию (кидзоку или кадзоку), дворянство (сидзоку) и простой народ (хэй-мин), причем впервые в японской истории права гражданства оказались предоставлены и бывшим париям, так наз. Эта и Хинин. Была установлена новая «табель о рангах» и призвано к жизни бюрократическое чиновничество, с построением на нем всего центрального и местного правительственного аппарата.

Однако, разумеется, этот по инерции всего движения восстановленный Нарский абсолютизм не мог продержаться сколько-нибудь значительное время; он совершенно не соответствовал ни новым объективным условиям, ни самим устремлениям и запросам создавших это движение. Весь этот аппарат быстро исчез сам собою под влиянием внутренних и внешних потребностей, и Япония быстро вступила на путь действительного обновления своего политического и социального строя, вводя у себя учреждения по европейскому образцу.

Второй этап этого периода устанавливается с момента открытия провинциальных собраний в 1880 г. и особенно со следующего 1881 г., когда первый крупный шаг со стороны правительства, на пути к парламентаризму, повлек за собой и второй: в этом году правительство торжественным манифестом объявило предрешенным конституционный режим и назначило срок созыва первого парламента — в 1890 г. Однако концом этапа можно считать не этот созыв, но окончательное объявление конституции 11 февраля 1889 г. Через двадцать два года внутренней борьбы третье сословие и примыкающие к ней народные массы добились превращения феодальной Японии в конституционное государство. Этим самым событием — введением конституции и заканчивается первый период новейшей истории — борьбы за представительный строй.

Б. Период буржуазной монархии

Второй период существования новой Японии ознаменован с внутренней стороны дальнейшим укреплением нового конституционного строя. Социальная борьба была введена в рамки парламентаризма, локализована в политических партиях и не могла более препятствовать планомерному строительству страны. Это строительство идет вглубь и вширь и охватывает все области народной жизни и хозяйства. Происходит уже вполне серьезная и заботливая перестройка Японии на западноевропейский образец, — уже не в виде наскоро набросанных реформ, но обдуманных мероприятий. И все это время знаменуется самой широкой активностью буржуазии не только внутри страны, но и вне ее. Необычайно быстрый рост капитализма и развитие промышленности выводит Японию из ее собственных пределов на широкую мировую арену. Зарождается японский империализм, обращающийся туда, куда естественно тяготеет Япония, в силу своей предыдущей истории: в Корею и Китай. И центр тяжести истории, в связи с этим, переносится уже со внутренних происшествий на внешние события.

Можно установить и для этого периода два самостоятельных этапа — соответственно этому новому критерию внешних политических событий, этапа, знаменующих собою рост Японии уже в международном масштабе. Первый этап заканчивается японо-китайской войной 1894—1895 г. г.. победоносно закончившейся и прочно поставившей Японию на азиатском континенте. Второй — выходя уже за предел эпохи Мэйдзи (1868— 1912), заканчивается недавней мировой войной, победоносный исход которой для союзников, к которым примкнула и Япония, поставил ее уже совершенно прочно не только в число азиатских государств, но предоставил крупное место и вес и в мировом концерте держав. И даже более: отход германских тихоокеанских колоний по версальскому миру к Японии поставил ее в центр той тихоокеанской проблемы, которой, по всей вероятности, в недалеком будущем предстоит сделаться той осью, вокруг которой будет вращаться и вся мировая история.

Происшедшие за это время еще два крупных внешних события — русско-японская воина и аннексия Кореи не являются самостоятельными по своему внутреннему содержанию: русско-японская война 1904— 1905 г. г. и присоединение Кореи в 1910 г. — всего только логическое развитие положения, создавшегося после японо-китайской войны. Японский империализм, выдержавший победоносно свою первую операцию и окрепнув на ней, продолжал развертываться дальше, в сторону наиболее уязвимого и легко доступного на континенте пункта — Кореи, — и здесь столкнулся с встречной волной другого империализма — русского. Аннексия Кореи — всего лишь естественное последствие русско-японской войны и завершение первого наступления японского империализма, расширившего после японо-китайской войны диапазон своих устремлений до всеазиатских пределов. Совершенно так же следует рассматривать и японскую интервенцию на русском Дальнем Востоке после октябрьской революции. Подобно тому, как русско-японская война и аннексия Кореи — результат того положения, в которое стала Япония после японо-русской войны, точно также японская интервенция в России — результат новой позиции Японии после мировой воины, первое следствие расширившегося до международных пределов того же японского империализма. По-видимому, очищение Приморской области означает введение этого нового наступления японского империализма в определенные рамки и концентрацию его внимания на одном — особенно доступном пункте — Сахалине. И здесь наблюдается полнейшая аналогия с тем, что произошло после японо-китайской войны — первого поворотного пункта международной истории Японии: Япония оккупировала было Ляодунский полуостров с гаванью Порт-Артур, но, под давлением держав, и в первую очередь России, должна была его очистить, удовольствовавшись территориально одним лишь островом Формозой, примыкающим отчасти к цепи японских островов — с юга. Теперь Япония также широко размахнулась, оккупировав русский Дальний Восток, но под давлением международной обстановки принуждена была его очистить, и удовольствуется, по-видимому, точно также одним только островом — Сахалином, могущим отчасти рассматриваться примыкающим к общей цепи Японского архипелага — с севера, если только международная обстановка это допустит, и позволит внутреннее состояние самой Японии: японскому империализму приходится в настоящее время действовать уже в обстановке начинающей зарождаться классовой борьбы.

126