Великие литературы и литературные шедевры

Начиная с XI века французский язык утверждается бла­годаря жанру эпической песни и благодаря «Песни о Ро­ланде». Этот жанр процветает еще долго: в частности, появляется много переводов и подражаний ему на немец­ком языке, как и в случае куртуазных романов — по об­разцу творений Кретьена де Труа. Литература артуровского цикла, создававшаяся вокруг полулегендарного героя, анг­лийского короля Артура, инспирировала создание жанра, до сих пор имеющего фантастический успех и именуемо­го романом, с его двумя разновидностями — исторический и любовный, роман о личности и о любящей чете, в кото­ром часто господствует идея смерти. Родилась Европа Эроса и Танатоса.

Кастильский язык утвердился в середине XII века с «Песнью о моем Сиде», посвященной благородному христи­анину авантюрного склада, который в 1094 году основал в окрестностях Валенсии первое христианское государ­ство на бывших землях ислама. Он служил христианским и мусульманским монархам, пересекал границы и искал приключений; его прозвали Сид — от арабского Sayyid, «господин».

Распространение прозы

В области литературы в XIII веке произошло событие, которое по сей день оказывает воздействие на европейский литературный мир. Эпические поэмы писались в стихах. Поэмы «Эдды» были первыми литературными памятника­ми Скандинавии: это сборник, в который вошло около тридцати мифологических и героических поэм, сочинен­ных в Скандинавии между IX и XII веками и сохранив­шихся в исландском манускрипте последней трети XIII века.

Однако в XIII веке ведущее место в литературе заняла проза, оттеснив поэзию, возникшую раньше нее, на вто­рые роли. Появилась потребность заменить рифменные ухищрения правдивой манерой письма. Так, в XIII веке была воспроизведена в прозаической форме куртуазная поэзия; «Эдда» также была переложена прозой великим исландским писателем Снорри Стурлусоном (1179-1241).

В XIII веке развивается и историческая литература. При этом историю в XIII веке не преподавали в учебных заведениях (она войдет в программы школ и универси­тетов лишь в XIX веке), не существовало и отдельного исторического жанра. Однако благодаря авторитету и при­тягательности прошлого, благодаря усилению его идео­логической значимости, еще до появления занимательных рассказов, из которых состояли хроники XIV и XV веков, в литературе важное место отводится если не истории как таковой, то во всяком случае рассказам о прошлом.

К литературным жанрам, которые сегодня мы назвали бы историческими, в средневековой Европе можно отнес­ти всемирные хроники — первую из них создал в IV веке Евсевий Кесарийский, свидетель глобализации знания в Европе, не знакомой еще с Американским континентом и мало знавшей о большей части Африки и Азии. Наря­ду со всемирной хроникой бурно развивается другой жанр, а именно биографический — в форме жизнеописаний свя­тых, или агиографий. Этот жанр приводит к возникнове­нию в XIII веке ни с чем не сравнимой агиографической суммы, «Золотой легенды», составленной Яковом Ворагинским, доминиканским архиепископом из Генуи.

Тем временем после хроник, посвященных истории монастыря или аббатства, в XIII веке распространяются и королевские хроники, которые служат прославлению мо­нархий, преобразующихся в этот период в государства. Прошлое, чаще всего мифологизированное, становится од­ним из оснований политической власти. Так родилась по­литическая Европа памяти и истории.

В Англии появился ряд весьма популярных произведе­ний, принадлежащих перу Вильгельма Малмсберийского (1095-1143) и, безусловно, Гальфрида Монмутского (ум. 1155), который написал «Историю бриттов», где утверждается историческая преемственность кельтских, англосаксонских и норманнских королей. Ряд текстов, изображающих короля Артура и ссылающихся на леген­дарного Брута, который, по мнению Гальфрида Монмут­ского, был первым королем Британии, утверждал в умах идею троянского происхождения английской монархии. Цикл хроник, озаглавленный «Брут», пользовался в XIII ве­ке огромным успехом.

Во Франции параллельно развивается (начиная с ран­него Средневековья) миф о троянском происхождении франков. Этот миф, в угоду Капетингам, разрабатывался особенно усердно монахами королевского аббатства Сен-Дени. В 1274 году монах Примат из Сен-Дени преподнес королю Филиппу III сводный документ, который был ему заказан отцом Филиппа, Людовиком Святым; этот доку­мент лег в основу великих французских хроник. Он полу­чил заглавие «Roman aux rois»¹ (причем слово roman обо­значало не литературный жанр, а язык, на котором был написан текст²). Эти легендарные истории свидетельствуют о желании европейцев установить связь с греческой античностью

¹ Букв.: «Роман о королях» (фр.).

² Этот документ являлся переводом более раннего текста «Великиехроники Франции», написанного на латыни. Его перевод на француз­ский принято считать точкой отсчета французской историографии.

и с ее помощью создать себе другую родо­словную. Уже Вергилий в «Энеиде» возводит римлян к троянским героям, уцелевшим в Троянской войне и бе­жавшим в Европу. Средневековые итальянцы подхватили эту традицию. Средневековье обогатило миф о троянском происхождении, добавив к нему такую деталь: на протя­жении нескольких веков, прежде чем прийти в Западную и Южную Европу, троянские беглецы жили в Централь­ной Европе, в селении, возникшем на месте старинного римского города Аквинкум (совр. Будапешт). Этот эпи­зод мифа в Средние века использовала в своих интересах венгерская монархия.

4. ДОСТИЖЕНИЯ НИЩЕНСТВУЮЩИХ БРАТЬЕВ

XIII век был не только веком городов, купцов, универ­ситетов, литератур на местных языках; он также отмечен по всей Европе сильным влиянием монашества нового типа — нищенствующих орденов, из которых главными были доминиканцы, они же братья-проповедники, и фран­цисканцы (минориты). Монахи этих орденов жили не в коллективном уединении монастырей, а, как правило, со­обща с другими людьми в городах. Своей проповедью и литургической деятельностью они формируют новое об­щество и новое христианство, которое проявляет куда боль­ший интерес к мирянам; главной его задачей было стрем­ление вовлечь и клириков, и мирян в процесс бурного развития европейского христианства, и эти усилия оказа­лись весьма эффективны.

Для Церкви большой проблемой оставались незавер­шенная григорианская реформа, стремительное распро­странение ересей, неумение приспособиться к обществу, в котором усиливалось обращение денег, богатство в гла­зах людей становилось заслугой, а монастырская культу­ра, связанная с деревенской жизнью, оказывалась не в состоянии ответить на запросы христиан. Ответ на эти запросы дают несколько религиозных и светских деяте­лей, которые основывают ордена нового типа вне мона­стырей; эти ордена были с большей или меньшей легко­стью узаконены папской властью. Подобные ордена полу­чили название нищенствующих, поскольку — и это было в них самой поразительной чертой — для их членов ха­рактерны смирение и бедность, а один, основанный Фран­циском Ассизским, был даже назван орденом миноритов (то есть меньших, младших братьев). Успех этих орденов привел к тому, что в начале XIII века их число умножи­лось. Но в 1274 году II Лионский собор оставил только четыре. Это были проповедники, или доминиканцы, мино­риты, или францисканцы, отшельники святого Августина и кармелиты. В начале XIV века папская власть добавила к ним сервитов Девы Марии. Эта община зародилась в среде флорентийских кающихся купцов, прислуживавших в приюте для нищих, посвященном Богородице; они уда­лились из города, чтобы жить сообща в бедности. Успех сервитов ограничился Италией, в основном северной ее частью. Нередко сервиты возвращались в города, — на­пример, они обосновались в Риме, где им была отведена церковь Св. Марцелла (Сан-Марчелло), — и занимались главным образом учеными трудами, часто наведываясь в Парижский университет. Но историографическая тради­ция не включает их в число нищенствующих орденов.

Высочайшему авторитету доминиканцев и францискан­цев во многом способствовали личности их основателей. Доминик, родившийся около 1170 года в Калеруэге в Касти­лии, в 1196 году стал членом капитула каноников города Осма. По делам капитула он путешествовал по всему Лан­гедоку и был поражен обилием еретиков и их влиянием. Он решил бороться с ними на их собственной террито­рии, живя в бедности и посвятив себя проповедничеству. Его отправными пунктами стали Пруйль и Фанжо между Каркассоном и Тулузой. Он собрал вокруг себя братство клириков, и братство это добилось такого успеха, что в 1215 году было признано Папой Иннокентием III. В тот же год IV Латеранский собор запретил основывать новые ордена. Но группа Доминика следовала уставу святого Ав­густина, привычному в среде каноников, и этому брат­ству было дозволено организовать орден, который в пап­ской булле 1217 года был назван «орденом проповедни­ков». Доминик посылал братьев в разные города, как правило многолюдные (доминиканцы селились в больших городах, в отличие от францисканцев, которых больше при­влекали средние и малые), в частности в Болонью и в Париж, поскольку доминиканцы хотели, чтобы их пропо­веди основывались на серьезных научных знаниях. В кон­це жизни Доминик проповедовал главным образом в Се­верной Италии и умер в одном из болонских монастырей (1221). В 1254 году он был канонизирован.

Совсем другой личностью был Франциск Ассизский. Он был сыном купца-суконщика из маленького городка Ассизи; его влекла рыцарская жизнь. Около 1206 года он решительно отказывается от своих замыслов и от отцов­ского наследства, которое его ждет. В людном месте он демонстративно сбрасывает с себя одежду, порицает день­ги, торговлю и призывает сограждан к бедности и служе­нию Христу. С несколькими товарищами он образует груп­пу, странствующую по дорогам, а опорными пунктами для них становятся две скромные церкви в окрестностях Ас­сизи: Святого Дамиана и Порциункула. В трудном диало­ге с Папой Иннокентием III Франциск добился признания своего братства, состоявшего из клириков и мирян, в ка­честве нового ордена, для которого он создал устав. Поз­же этот устав был изменен по требованию Папы Гоно-рия III, утвердившего его окончательно в 1223 году,— Франциск изъял из текста наиболее вызывающие пассажи, касавшиеся бедности и общинной жизни. Перед тем как дать краткий очерк первых шагов францисканского орде­на, которые, в противоположность начальной деятельно­сти доминиканцев, были весьма энергичными, отметим но­визну обоих орденов. Больше всего бросается в глаза, вне всякого сомнения, их глубокое внедрение в городскую среду и тот факт, что город становится главным местом проповеди и всей деятельности как для францисканцев, так и для доминиканцев. Однако францисканцы скитают­ся также по дорогам, находят приют в горных обителях. Их образ жизни разительно отличается от монашеского: они не владеют собственностью, у них нет ни земель, ни регулярных доходов. Они живут подаянием, которое иной раз поступает в виде крупных пожертвований, позволяю­щих им, вопреки заветам основателей ордена, строить все более и более крупные церкви, хотя эти церкви по-пре­жнему сохраняют определенную скромность отделки. Ни­щенствующие ордена не только ставят Христа и Еванге­лие в центр своих молитвенных практик, но и предлагают ту же модель мирянам. Франциск Ассизский доводит это стремление отождествиться с Христом до крайности. В уединении, на горе Альверна в Центральной Италии, он встречает серафима и принимает от него стигматы Хрис­та, то есть следы ран, полученных Христом на кресте. Кроме того, нищенствующие ордена с помощью энергич­ной проповеди обучают людей — как правило, жителей городов — новым религиозным практикам. Их усилиями рождается Европа звучащего слова, Европа проповедни­ков, которая впоследствии, секуляризовавшись, станет Европой публичных речей, Европой кафедры и трибуны. Франциск восхищался творением рук Божьих и вос­пел его в знаменитом «Гимне брату Солнцу», называемом также «Похвала творениям», в котором мы усматриваем истоки европейского чувства природы. Вскоре папская власть нашла для нищенствующих орденов, которые пер­вое время после основания служили Церкви своей пропо­веднической деятельностью, новые задачи вместо перво­начальных пастырских трудов. В борьбе с еретиками Цер­ковь принуждает нищенствующие ордена обратиться от проповеди к инквизиционной деятельности, и они оказы­ваются под угрозой извращения своего исконного призва­ния. Папская власть отнимает у епископов управление су­дами инквизиции и передает его нищенствующим орденам. Таким образом, репутация нищенствующих орденов в европейском обществе XIII века оказывается весьма про­тиворечивой. С одной стороны, ими восхищаются, их сла­вят, им подражают. В 1233 году они весьма умело погаси­ли — впрочем, лишь на некоторое время — внутренние конфликты в городах Северной Италии (так называемое движение «Аллилуйя»). С другой стороны, они оказыва­ются объектом нападок и враждебности, подчас доходя­щей до ненависти. Ярким примером служит смерть доминиканца Петра Мученика, причисленного к лику свя­тых, неистового инквизитора, боровшегося с ересью на севере Италии: он был убит в 1252 году на дороге из Комо в Милан. Этого святого обычно изображают с головой, пронзенной кинжалом; его смерть показывает отдаление Церкви с нищенствующими орденами от большинства ве­рующих в результате действий инквизиции.

Оба ордена вызвали на себя главный огонь критики мирян из-за своей активности в области образования и науки, особенно в Парижском университете. Светские про­фессора, из которых главным был Гильом де Сент-Амур, а также такие поэты, как Рютбёф и Жан де Мён, энер­гично нападали на нищенствующие ордена. Прежде всего они ополчались на сам принцип нищенства и бедности. Разве не должен человек, в том числе и монах, жить пло­дами своего труда, а не подаянием, которое позволяет ему пребывать в праздности? Как мы увидим позже, это чув­ство возникает по мере рождения Европы труда и возве­личивания самой идеи труда. Разве нищенствующие бра­тья — настоящие нищие? Не следует ли отдавать пред­почтение перед ними истинным нищим, которые обречены на попрошайничество условиями своего существования? Присвоение функций, принадлежащих секулярному духо­венству¹, — раздача Святых Даров, управление церква­ми, влекущее за собой взимание церковной десятины в свою пользу, — возмущает многих верующих, но в особенности восстанавливает против нищенствующих орде­нов большую часть секулярного клира. Конфликт обостря­ется также и потому, что начиная с середины XIII века папская власть все чаще назначает епископов из числа нищенствующих братьев, размывая таким образом разли­чия между регулярным¹ и секулярным духовенством.

Доминиканцы изначально проявляли интерес к наукам, да и францисканцы со временем стали его разделять (не­смотря на то, что Франциск Ассизский с настороженно­стью относился к занятиям, связанным с покупкой доро­гостоящих книг); и все же в университетах, особенно в Па­рижском, нищенствующих с самого начала недолюбливали, потому что они воспользовались участием секулярных про­фессоров в великой забастовке 1229-1231 годов, чтобы создать свои собственные кафедры. В университетский мир они вошли как штрейкбрехеры. Конфликт между свет­скими преподавателями и нищенствующими братьями не раз нарушал течение жизни Парижского университета в XIII веке. Папская власть вмешивалась в эти конфлик­ты, принимая, как правило, сторону нищенствующих, но ее вмешательства больше разжигали, чем гасили эти раз­доры, в которых заметную роль играли Бонавентура и Фома Аквинский, защищавшие достоинства и законность добровольной бедности. Таким образом, XIII век оказал­ся, благодаря появлению нищенствующих орденов, важ­ным периодом в долгой истории бедности в Европе, кото­рая, к сожалению, не закончилась и в наши дни.

Изнутри францисканский орден подтачивали в XIII веке и другие раздоры. Еще при жизни святого Франциска стро­го аскетической тенденции противостояла компромиссная, учитывавшая необходимость жизни в обществе. Франциск, судя по всему, чаще принимал сторону ригористов, но всег­да избегал вступать в конфликт с Церковью и папской властью. После его смерти в 1226 году (папская власть поспешила его канонизировать уже в 1228-м) вокруг его

Священнослужители, живущие в миру, а не в монастырях. Монастырское духовенство, монахи.

имени не раз вспыхивали конфликты, сотрясавшие орден. Первым поводом для такого конфликта оказалось то, что его преемник, брат Илия (назначенный самим Францис­ком, однако вызывавший большую неприязнь у братьев), начал строительство огромной и роскошной базилики в Ассизи, которая словно бросала вызов духовным устрем­лениям Франциска. Дальнейшие разногласия отразились главным образом в посвященных ему биографических тру­дах. Так родился конфликт, который впоследствии, в кон­це XIX века, великий биограф Нового времени протес­тант Поль Сабатье назовет «францисканским вопросом». Согласно Сабатье, остроту его усугубило событие, которое в XIII веке призвано было как раз решить существующие проблемы. Дело в том, что в 1260 году генеральный капи­тул ордена принял беспрецедентное решение поручить генералу ордена Бонавентуре составление официального «Жития святого Франциска», которое должно было заме­нить все его прежние жизнеописания, отныне по распо­ряжению капитула подлежавшие уничтожению. Если вспомнить, что в это же время в Париже был осужден епископ Тампье, то придется, к сожалению, признать, что в XIII веке родилась не только Европа инквизиции, но и Европа цензуры.

Европа благотворительности

Кроме того, что нищенствующие ордена создали свои­ми проповедями Европу публичного слова, они также ока­зались великими создателями Европы благотворительно­сти, предвосхищавшей Европу социального обеспечения. Эта система возникает в XIII веке под названием «дел милосердия». Они основываются на тексте Евангелия от Матфея, 25:35, согласно которому Сын Человеческий на Страшном Суде разделит человечество и пошлет тех, кто занял место справа от него, в Царствие Небесное в награду за добрые дела, которые они творили во время своей земной жизни. Вот примеры этих добрых дел: посещать больных, давать питье жаждущим и еду голодным, платить выкуп за пленных (в XIII веке это главным обра­зом те, кого брали в плен пираты-мусульмане в Среди­земном море), одевать тех, у кого нет одежды, давать при­ют странникам, заказывать мессы по усопшим. Нищен­ствующие братья активно проповедуют дела милосердия и сами их практикуют; одновременно они работают в боль­ницах, которых в городской среде становится все больше. Рождается Европа больниц.

Третьи ордена: между клириками и мирянами

Еще одно предприятие нищенствующих орденов — ре­зультат их интереса к городским мирянам. Мы имеем в виду основание третьих орденов. Они объединяют мирян различного звания, зачастую довольно состоятельных, ко­торые продолжают жить в семье и исполнять свои про­фессиональные обязанности, но в то же время ведут жизнь, максимально приближенную к монашеской. В сущности, каждый нищенствующий орден на деле состоит из трех орденов: мужского, женского (у францисканцев это кла-риссы, у доминиканцев — доминиканки) и третьего орде­на, оказывающего существенное влияние на городскую сре­ду. Фактически все общество пронизано влиянием этих трех орденов. Но главным для нищенствующих остается первый орден, мужской, подчиненный папской власти. Этот орден не избежал подчинения церковной иерархии, и, как показал на примере францисканцев отец Дебонне (Desbon-nets), нищенствующие ордена очень быстро эволюциони­ровали «от интуиции к институции». Несмотря на повы­шение статуса мирян внутри Церкви, в XIII веке Европа не сумела стать мирской, светской.